| Год: | 1872 |
| Категории: | Детская литература, Роман, Приключения |
| Связанные авторы: | Верн Ж. (О ком идёт речь) |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Вокруг света в восемьдесят дней. XII. Филеас Фогг и его спутники пускаются в леса Индии. (старая орфография)
XII. Филеас Фогг и его спутники пускаются в леса Индии.
Проводник, с целью сократить предстоящий путь, оставил вправо полотно дороги, над проведением которой уже работали. Полотно это, извивавшееся между причудливыми разветвлениями Виндиасских гор, вело не кратчайшим путем, какой необходим был для Филеаса Фогга. Парсис, хорошо знакомый с дорогами и тропинками страны, полагал выиграть миль двадцать, перерезав лес поперег, и все общество доверилось ему. Филеас Фог и сэр-Френсис Кромарти, зарытые по горло в свои корзины с подушками, испытывали сильные толчки от неровной походки слона, которого карнак заставлял идти скорым шагом. Но это неудобство они переносили с равнодушием истых Британцев, причем редко говорили между собой и едва могли видеть друг друга. Что касается Паспарту, то последний, сидя на спине животного, и непосредственно принимая все толчки, остерегался, по приказанию своего господина, держать язык между зубами, в противном случае он рисковал бы его откусить себе. Ему стоило неимоверныхь усилий сохранить равновесие своего тела. Несмотря на это, он шутил, смеялся, делая невольные прыжки, доставал из своего мешка кусок сахару и подавал смышленому Киуни, который брал его концом хобота, ни на минуту не замедляя при этом своего ровного хода. После двухчасовой езды, проводник остановил слона и дал ему часок отдохнуть. Животное стало обкусывать ветки и кусты, утолив пред тем свою жажду в соседнем болоте. Сэр-Френсис Кромарти не сетовал на эту стоянку - он чувствовал себя разбитым. Мистер Фогг казался таким бодрым, как будто только-что встал с своей постели.
- Он просто из железа скован! сказал генерал, поглядывая с удивлением на своего спутника.
- Из литой стали, возразил Паспарту, занимавшийся приготовлением несложного завтрака.
В полдень, проводник подал знак к отъезду. Страна вскоре приняла дикий вид. Огромные леса сменились тамариндовыми кустарниками и малорослыми пальмами, затем потянулись обширные безплодные равнины, усеянные тощими кустиками и огромными глыбами сиенита. Вся эта часть верхняго Бунделькунда, редко посещаемая путешественниками, заселена народом фанатическим, закоснелым в самых ужасных обрядах индусской религии. Английское владычество не могло правильно утвердиться на почве подчиненной влиянию раджей, до которых трудно было добраться в их неприступных жилищах, среди Виндиасских гор. Несколько раз встречались им шайки дикихь Индусов, которые гневными взорами провожали быстро удалявшееся животное. К тому же Парсис насколько возможно избегал их, считая встречу с подобными людьми не совсем для себя безопасною. В этот день им немного попадалось зверей; только несколько обезьян, разбегавшихся с тысячью ужимок и с кривляньем, которыми от души забавлялся Паспарту. Между прочим одна мысль тревожила его: что будет делать мистер Филеас Фогг со слоном, когда приедет в Аллагабад? Возъмет ли его с собой? Нет, это невозможно. Плата за переезд вдобавок к покупной цене была бы уже черезчур разорительна. Может-быть его продадут или отпустят на свободу? Это почтенное животное заслуживает особенного внимания. Еслибы так случилось что мистер Фогг подарил слона ему, Паспарту, то это бы его сильно озадачило. Эти мысли не переставали его озабочивать. В восемь часов вечера, главная цепь Виндиасов была уже пройдена, и путешественники остановились у подножия северного склона, в каком-то полуразрушенном здании.
В этот день они сделали двадцать пять миль, и оставалось еще столько же, чтобы достигнуть Аллагабада. Ночь была холодная. Парсис развел огонь из сухих ветвей, теплота которого была неоцененна для путешественников. Ужин состоял из съестных припасов купленных в Кольби. Путешественники ели как только могут есть люди измученные, разбитые. Разговор, начавшийся отрывочными речами, перешел в звонкое храпение. Проводник остался стеречь Киуни, который заснул стоя, опершись на ствол толстого дерева. Ночь не ознаменовалась никаким событием. Только рыкание леопардов и пантер, к которому примешивался пронзительный хохот обезьян, нарушали повременам тишину. Но хищники ограничились криками и не обнаружили никаких враждебных замыслов относительно наших путешественников. Сэр-Франсис Кромарти спал мертвым сном, как храбрый офицер, изнуренный усталостью. Паспарту в своем тревожном сне переживал скачки последняго дня. Что же касается мистера Фогга, то он отдыхал так же спокойно как в своем мирном жилище в Савиль-Роу. В шесть часов утра, они снова двинулись в путь. Проводник надеялся в тот же вечер добраться до Аллагабада. Таким образом мистер Фогг должен был потерять лишь часть сорокавосьмичасового времени, остававшагося у него в запасе при начале путешествия. Путешественники спустились с последняго склона Виндиасов. Киуни снова пошел своею быстрою иноходью. К полудню, проводник повернул мимо селения Календжера, расположенного на берегу Кани, одного из притоков Гангеса. Он избегал селений, находя более безопасности в пустынных местностях, где впервые стали попадаться следы бассейна вышеупомянутой громадной реки. Аллагабад находился не более как в двенадцати милях разстояния к северо-востоку. Снова сделали стоянку, под купой банановых деревьев, плоды которых, столь же здоровые как хлеб, и по свидетельству путешественников, столь же сочные как сливки, пришлись как нельзя больше кстати. В два часа проводник вступил в чащу густого леса, который приходилось пересекать на разстоянии многих миль. Он предпочитал дорогу лесом. Как бы то ни было, до сих пор не случилось никакой неприятной встречи, и путешествие по-видимому должно было окончиться без приключения, как вдруг слон, с выражением какой-то тревоги, внезапно остановился. Тогда было четыре часа.
- Что такое случилось? спросил сэр-Френсис Кромарти, высовывая голову из-за своей корзины.
- Не знаю, г. офицер, отвечал Парсис, прислушиваясь к смутному шуму, доносившемуся из-за густой зелени.
Несколько минут спустя, шум этот сделался еще явстеннее. Слышалось какое-то хотя еще отдаленное смешение человеческих голосов и медных инструментов. Паспарту вслушивался всем существом своим. Мистер Фогг ждал терпеливо, не произнося ни слова. Парсис спрыгнул на землю, привязал слона к дереву и углубился в самую густую чащу леса. Через несколько минут он вернулся, говоря:
- Процессия браминов, направляющихся в эту сторону. Если возможно, то постараемся от них скрыться.
Проводник отвязал слона и отвел его в чащу, советуя путешественникам отнюдь не сходить на землю. Сам он был наготове быстро ухватиться за животное, еслибы бегство сделалось необходимым. Но он полагал что толпа пройдет не заметив его, так как густые ветви совершенно скрывали его от глаз. Нестройный шум голосов и инструментов приближался. Однообразное пение сливалось со звуками барабанов и цимбалов. Вскоре голова процессии показалась из-за деревьев, в пятидесяти шагах от пункта занимаемого мистером Фоггом и его спутниками. Они хорошо могли разсмотреть сквозь ветки любопытный персонал этой религиозной церемонии. Впереди всех подвигались жрецы, с митрами на головах и в длинных расшитых галунами одеждах. Их окружали мущины, женщины, дети, которые пели нечто в роде погребальных псалмов, прерываемых в равные промежутки времени звуками там-тама и цимбалов. За ними, на колеснице с огромными колесами, которых спицы и шипы представляли собой переплетенных змей, появилась отвратительная статуя, - ее везли две пары зебу, богато убранных. У этой статуи было четыре руки, тело окрашено было в темно-красный цвет, глаза блуждающие, волосы всклоченные, язык высунутый, губы намазанные соком лавзонии и бетела. Вокруг её шеи извивалось ожерелье из мертвых голов; вокруг её стана был пояс из отрезанных рук. Она стояла во весь рост на опрокинутом гиганте без головы. Сэр-Френсис Кромарти узнал эту статую.
- Это богиня Кали, пробормотал он, - богиня любви и смерти.
- Смерти, положим, но любви - нет! сказал Паспарту тихим голосом. - Что за отвратительная старуха.
Парсис знаком велел ему замолчать.
при больших индусских церемониях, бросаются под колесницу Джагернаута. Позади их, несколько браминов, во всем великолепии восточных костюмов, влекли женщину, едва державшуюся на ногах. Женщина эта была молода и бела как Европейка. Её голова, шея, плечи, уши, руки, большие пальцы на ногах увешены были драгоценностями, ожерельями, браслетами, пряжками, кольцами. Туника, вышитая золотом и покрытая легкою кисеей, обрисовывала её стан. Вслед за молодою женщиной - как бы для ужасного контраста - стражи, вооруженные мечами наголо и длинными дамасскими саблями, несли на паланкине мертвеца. То был труп старика, облаченного в пышную одежду раджи, как и при жизни, с тюрбаном на голове, вышитым жемчугами, в платье сотканном из шелку и золота, в кашмировом поясе с алмазами, и во всем своем великолепном вооружении индусского государя. Шествие замыкали музыканты и аррьергард фанатиков, крики которых по-временам покрывали оглушительный гром инструментов. Сэр-Френсис Кромарти с необыкновенно печальным видом смотрел на эту пышную церемонию и, обратясь к проводнику, сказал:
- Это сутти?
еще крики в отдалении, и наконец за всем этим гамом последовала ненарушимая тишина. Филеас Фогг услышал слово произнесенное сэр-Френсисом Кромарти, и лишь только процессия исчезла, он спросил у него:
- Что означает слово сутти?
- Сутти, мистер Фогг, отвечал генерал, - есть не что иное как человеческая жертва, но жертва добровольная. Эта женщина, которую вы сейчас видели, будет сожжена завтра при первых лучах света.
- А этот труп? спросил мистер Фогг.
- Государя её супруга, отвечал проводник, он был независимый раджа в Бунделькунде.
- Каким же образом, продолжал Филеас Фогг, между тем как в голосе его не было слышно ни малейшого волнения, - эти варварские обычаи еще существуют в Индии, и Англичане не могут их искоренить?
- В большей части Индии, отвечал сэр-Френсис Кромарти, - жертвы эти более уже не приносятся. Но мы не имеем никакого влияния на эти дикия местности, в особенности же на территории Бунделькунд. Весь северный склон Виндиасов бывает театром убийств и непрестанных грабежей.
- Да, отвечал генерал, - сожгут, а еслибы не сожги, то вы не можете себе представить в какое положение повергли бы ее ближние. Ей бы обрили волосы, кормили бы ее несколькими горстями рису, все бы отвернулись от нея, глядели бы на нее как на нечистое существо, и она бы умерла в каком-нибудь углу как паршивая собака. Перспектива такого ужасного существования, скорее нежели любовь или религиозный фанатизм, побуждает несчастных идти на казнь. Иногда же жертвоприношение это бывает действительно добровольное, и необходимо энергическое вмешательство правительства чтобы воспрепятствовать ему. Таким образом несколько лет тому назад, когда я жил в Бомбее, одна молодая вдова пришла к губернатору просить позволения сжечь себя вместе с телом мужа. Как вы можете представить себе, губернатор отказал ей. Тогда вдова оставила город, нашла убежище у независимого раджи, и все-таки принесла себя в жертву.
Во время разказа сэр-Френсиса, проводник покачивал головой, а когда тот кончил, он сказал в свою очередь:
- Сожжение которое будет происходить завтра при восходе солнца не добровольное.
- История эта всем известна в Бунделькунде.
- А между тем эта несчастная повидимому не выказывает ни малейшого сопротивления, заметил сэр-Френсис.
- Это оттого что ее окурили дымом конопли и опиума.
- Но куда же ведут ее? спросил сэр-Френсис.
- А сожжение это последует?...
- Завтра, на разсвете.
Проговорив эти слова, проводник вывел слона из густой чащи и влез на шею животного. Но в ту минуту как он собирался погнать его своим особенным свистом, мистер Фогг остановил его, и обратясь к сэр-Френсису Кромарти, сказал:
- У меня еще двенадцать часов впереди. - Я могу посвятить их на это.
- Браво, да вы человек великодушный! сказал сэр-Френсис Кромарти.
- Иногда, отвечал просто Филеас Фогг, - когда у меня есть на то свободное время.