Приключения капитана Гаттераса.
Часть I.
Глава XXX. "Cairn".

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Приключения капитана Гаттераса. Часть I. Глава XXX. "Cairn". (старая орфография)

XXX.

"Cairn". 

(Искусственное возвышение).

Густой туман, свойственный полярным странам, продолжался три четверти часа, следовательно, медведи и лисицы могли поживиться вдоволь. Съестные припасы как раз в пору подкрепили этих животных, сильно страдавших от голода во время настоящей суровой зимы. Надорванный могучими когтями брезент саней, ящики с пеммиканом, разбитые и с высаженными днами, мешки с толчеными сухарями, запасы разбросанного на снегу чая, разбитый порожний боченок винного спирта, лагерные принадлежности, истерзанные, разметанные - все это свидетельствовало о ярости животных, об их жадности и ненасытной прожорливости.

- Вот истинное несчастие, - сказал Бэлль, глядя на эту печальную картину разрушения.

- И вероятно непоправимое, - ответил Симпсон.

- Прежде всего необходимо определить размеры урона, - сказал доктор, - а затем уж потолкуем.

Гаттерас, не говоря ни слова, собирал разбросанные ящики и мешки. Собрали несколько пеммикана и годных для пищи сухарей. Потеря части винного спирта была очень чувствительна, потому что без спирта - ни горячих напитков, ни чая, ни кофе. Составив инвентарь сохранившимся запасам, доктор констатировал потерю двухсот фунтов пеммиrана и ста пятидесяти фунтов сухарей, следовательно, при желании продолжать путь, путешественники необходимо должны были довольствоваться полурационами.

Приступили к обсуждению мер, которые следовало принять в настоящих обстоятельствах. Не возвратиться-ли на бриг с тем, чтобы впоследствии предпринять новую экспедицию? Но можно-ли потерять даром пройденные сто пятьдесят миль? Возврат без необходимого топлива произвел-бы на матросов самое дурное впечатление! Можно-ли будет найти впоследствии решительных людей, готовых возобновить путешествие по льдам?

Очевидно, благоразумие требовало идти вперед, если-бы даже пришлось подвергнуться самым тяжким лишениям.

Доктор, Гаттерас и Бэлль склонялись в пользу последняго решения, но Симпсон советовал возвратиться назад. Тягости путешествия разстроили его здоровье и он видимо слабел; но так как никто не разделял его мнения, то Симпсон занял свое место впереди саней, и небольшой отряд тронулся в путь.

Втечение трех следующих дней, от 15-го по 17-е января, путешествие отличалось обычным однообразием. Отряд, впрочем, подвигался медленнее; путешественники уставали и чувствовали слабость в ногах; упряжные собаки с трудом везли сани. Недостаточная пища не подкрепляла ни людей, ни животных. Погода изменялась с своею обычною внезапностью, переходя от сильного холода к влажным и холодным туманам.

18-го января вид ледяных гор внезапно изменился. На горизонте показалось множество пирамидальных возвышенностей, заканчивавшихся острыми и высокими вершинами. В некоторых местах из-под снега показалась земля, повидимому, состоявшая из гнейса, сланца, кварца и небольшого количества известкового камня. Путешественники находились, наконец, на суше, и материк этот, по всем данным был Новым Корнваллисом.

Доктор не мог воздержаться, чтобы от удовольствия не топнуть ногою о землю; путешественникам оставалось до мыса Бельчера только сто миль. Но затруднения значительно увеличивались на этой пересеченной местности, усеянной острыми камнями, опасными выступами, оврагами и пропастями. Необходимо было проникнуть в глубь страны, подняться на высокие прибрежные склоны и подвигаться узкими ущельями в которых снег достигал глубины от тридцати до сорока футов.

Путешественники вскоре пожалели о почти ровной и легкой дороге на ледяных полянах, столь удобных для езды на санях. Теперь приходилось понатужиться. Изнуренные собаки не могли уже везти саней; люди припрягались к истомленным животным и, помогая им, выбивались из последних сил. Несколько раз приходилось даже выгружать из саней съестные припасы, чтобы подняться на крутые холмы, которых обледенелая поверхность не представляла удобной и надежной опоры для ноги. Чтобы пройти десять футов, требовалось иногда несколько часов. Таким образом, в первый день отряд прошел только пять миль по земле Корнваллиса, земле вполне оправдывающей свое название, так как она представляет неровности, острые горные вершины, резкия линии и истерзанные скалы юго-западной оконечности Англии.

На следующий день отряд поднялся на вершину горы. Окончательно истомленные путешественники, не в состоянии будучи построить себе снежную хижину, нашлись вынужденными ночевать под палаткою, кутаясь в буйволовые кожи и просушивая на груди свои мокрые чулки. Последствия таких гигиенических условий понятны. Термометр ночью опустился ниже сорока четырех градусов (--42° стоградусника); ртуть в чашечке замерзла.

Здоровье Симпсона сильно разстроилось; упорный насморк, жестокий ревматизм, невыносимые страдания уложили его в сани, которыми он уже не мог более управлять. Место его занял Бэлль; он был тоже нездоров, но еще крепился. Сам доктор начинал чувствовать последствия тяжелого путешествия и влияние суровой зимы; впрочем, из его груди не вырвался ни один стон. Он шел впереди, опираясь на палку, указывал дорогу и везде поспевал на помощь. Гаттерас, невозмутимый, нечувствительный к стуже, здоровый, как в первый день путешествия, молча следовал за санями.

20-го января погода была так холодна, что малейшее движение вызывало в путниках полный упадок сил. Препятствия, представляемые дорогою, увеличились настолько, что Бэлль и Гаттерас припряглись к собакам; от внезапных толчков передок саней изломался; пришлось его чинить. Подобного рода задержки повторялись по несколько раз в день.

Путешественники подвигались глубокою долиною, по пояс в снегу, но не смотря на жестокий холод, их пробирал пот. Все молчали; вдруг Бэлль, шедший подле доктора, с ужасом посмотрел на последняго, схватил, не говоря ни слова, горсть снега и начал сильно натирать им лицо своего товарища.

- Ну вас, Бэлль! - говорил барахтавшийся доктор.

Но Бэлль продолжал свое дело и преисправно натирал щеки и нос доктора.

- В том, - ответил Бэлль, - что если у вас есть еще нос, то вы этим обязаны мне.

- Нос? - спросил доктор, поднося руку в лицу.

- Да, доктор, он у вас был совершенно отморожен. Когда я взглянул на вас, нос ваш уже совершенно побелел и без моего энергичного лечения вы лишились-бы этого украшения, столь неудобного во время путешествия в полярных странах, но необходимого в жизни.

Действительно, еще несколько минут и доктор отморозил-бы себе нос. Однако, благодаря сильным натираниям Бэлля, циркуляция крови была возстановлена и всякая опасность миновала.

- Благодарю, Бэлль. Современем я расквитаюсь с вами.

- Надеюсь, доктор, - ответил Бэлль. - Дал-бы Бог, чтобы нам никогда не грозили большие невзгоды!

- Увы, Бэлль, - сказал доктор, - вы намекаете на Симпсона! Этот бедный человек страдает ужасно!

- Вы опасаетесь за него? - с живостью спросил Гаттерас.

- Да, опасаюсь, капитан, - ответил доктор.

Бэлль схватил, не говоря вы слова, горсть снега и начал сильно натирать им лицо своего товарища.

- Чего-же вы опасаетесь?

- Сильной цынги. У него уже пухнут ноги и изъязвляются десны. Несчастный лежит под одеялами на санях, полузамерзший; тряска ежеминутно усиливает его страдания. Я жалею его, но помочь ему не могу.

- Бедный Симпсон, - пробормотал Бэлль.

- Придется, вероятно, остановиться на день или на два, - сказал доктор.

- Остановиться! - вскричал Гаттерас. - В то время, когда жизнь восемнадцати человек зависит от нашего возвращения!

- Однакож... заметил доктор.

- Послушайте, доктор, и вы, Бэлль: у нас осталось съестных припасов всего на двадцать дней. Можем-ли мы терять хоть одну минуту?

Доктор и Бэлль ничего не отвечали и сани, после короткой остановки, тронулись опять в путь.

Вечером отряд остановился у подошвы небольшого ледяного холма. Бэлль быстро прорубил в нем пещеру, в которой и приютились усталые путешественники. Доктор всю ночь ходил за больным; цынга уже оказывала свое губительное действие и жестокия боли вызывали безпрестанные стоны.

- Ах, доктор, доктор!

- Настал мой конец! Я чувствую это. Не хватает уже никаких сил! Лучше-бы умереть!

На эти, вызванные отчаянием, слова, доктор отвечал неусыпными попечениями. Истомленный днем, он приготовлял ночью для больного какое-нибудь успокоительное питье. Лимонный сок не оказывал уже своего действия, а натирания не препятствовали цынге усиливаться все больше и больше.

На следующий день злополучного Симпсона уложили в сани, хотя он и просил, чтоб его бросили, покинули, дали-бы спокойно умереть. Затем отряд продолжал свой гибельный путь среди безпрестанно увеличивавшихся затруднений.

Туман до костей пронизывал путников; снег и изморозь терзали им лица; они работали, как вьючные животные, а между тем были постоянно впроголодь.

Дэк, подобно своему господину, приходил, уходил, не обращая внимания на усталость. Постоянно бодрый, он по инстинкту отыскивал самую удобную дорогу и в этом отношении путешественники вполне полагались на его удивительное чутье.

Утром, 23-го января, господствовал полнейший мрак; было новолуние. Дэк отправился вперед. Несколько часов он не показывался; Гаттерас начал было уже тревожиться, тем более, что на снегу виднелось множество следов медведей. Он не знал, на что решиться, как вдруг послышался сильный лай.

Гаттерас поторопил сани и вскоре увидел верное животное на дне одного оврага.

Дэк стоял точно окаменелый и лаял пред cairn'омь (возвышением), сложенным из известковых камней, покрытых слоем льда.

- На этот раз, - сказал доктор, - это несомненно cairn.

- Какое нам до этого дело? - ответил Гаттерас.

- Если это cairn, Гаттерас, то в нем может находиться какой-нибудь важный для нас документ. Быть может он заключает в себе съестные припасы. Ради этого только его должно тщательно осмотреть.

- Но кто-же из европейцев заходил сюда? - пожав плечами сказал Гаттерас.

- В таком случае разберите cairn, я опасаюсь, что вы только напрасно потрудитесь.

cairn'у. Дэк продолжал бешено лаять. Известковые камни, крепко связанные льдом, от нескольких ударов кирки разлетелись в куски.

- Очевидно, там что-нибудь да есть, - сказал доктор.

- Полагаю, - ответил Бэлль.

cairn и вскоре открыли тайник, в котором находился лист совершенно мокрой бумаги. Доктор с сильно бьющимся сердцем схватил бумагу, которую подошедший Гаттерас взял из его рук и прочитал:

"Альтам.... Porpoise, °... долг... 8°35' шир..."

- Porpoise! - сказал доктор.

- Porpoise! -- повторил Гаттерас. - Мне неизвестно, чтобы этого имени судно плавало когда нибудь в здешних морях.

- Это не подлежит сомнению, - ответил Бэлль.

- Как должны мы поступить в настоящем случае? - спросил доктор.

- Продолжать наш путь, - холодно ответил Гаттерас. - Мне неизвестно, что это за корабль Forward ждет нашего возвращения.