Приключения капитана Гаттераса.
Часть II.
Глава IV. Последний заряд пороха.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Приключения капитана Гаттераса. Часть II. Глава IV. Последний заряд пороха. (старая орфография)

IV.

Последний заряд пороха.

Джонсон нашелся вынужденным приютить в ледяной хижине истомленных гренландских собак. Когда идет сильный снег, то он покрывает этих животных достаточно толстым слоем и, таким образом, сохраняет их животную теплоту, но на открытом воздухе, при стуже в сорок градусов, несчастные собаки немедленно-бы замерзли.

Джонсон, отлично умевший выхаживать собак, попробовал кормить их черноватым тюленьим мясом, которого путешественники не могли есть. К крайнему его изумлению, собаки с жадностью набросились на тюленину. Старый моряк с радостью сообщил это доктору.

Последний нисколько не удивился. Ему было известно, что на севере Америки даже лошади исключительно питаются рыбою, следовательно, что было достаточно для лошадей, животных травоядных, тем могли довольствоваться и собаки, животные всеядные.

Хотя сон был крайне необходим для людей, прошедших по льдам пятнадцать миль, но прежде чем отправиться на покой, доктор счел нужным поговорить с своими товарищами на счет их настоящого положения, не скрывая от них всей затруднительности последняго.

- Мы находимся под восемьдесят второю параллелью, сказал он,-- а между тем у нас скоро уже выйдут съестные припасы.

- Поэтому именно не должно терять ни одной минуты, ответил Гаттерас.-- Вперед! Здоровые повезут слабых.

- Но найдем-ли мы корабль в указанном месте? спросил Бэлль, который от утомления лишился твердости духа.

- Зачем сомневаться в этом? ответил Джонсон.-- Спасение американца зависит от нашего собственного спасения.

Но для вящей уверенности, доктор еще раз стал разспрашивать Альтамонта. Последний говорил уже довольно свободно, хотя и слабым голосом. Он подтвердил все свои прежния показания, повторив, что судно обмелело на гранитных скалах, не могло сдвинуться с места и находилось под 120°15' долготы и 83°35' широты.

- Сомневаться в этих показаниях мы не можем, сказал доктор,-- и теперь главное состоит не в том, чтобы отыскать Porpoise, а в возможности дойти до него.

- На сколько времени у нас остается съестных припасов? спросил Гаттерас.

- На три дня, ответил доктор.

- В таком случае, в три дня необходимо дойти до судна! энергично сказал капитан.

- Без сомнения, продолжал доктор,-- и если мы успеем в этом, то жаловаться на судьбу не будем иметь права, потому что и до сих пор погода постоянно благоприятствовала нам. Пятнадцать дней снег оставлял нас в покое, сани легко скользили по твердому льду. Ах, если-бы в санях находилось еще двести фунтов съестных припасов! Наши собаки легко-бы совладали с таким грузом! Но дело повернулось иначе и тут ничего не поделаешь!

- Нельзя-ли, сказал Джонсон,-- при некотором уменьи и счастии, извлечь пользу из нескольких оставшихся у нас зарядов пороха? Попадись нам медведь!-- у нас хватило бы пищи на все время путешествия.

- Совершенно верно,-- ответил доктор,-- но дело в том, что медведи попадаются редко и не подпускают к себе человека. Притом - же, достаточно вспомнить о важности выстрела, чтобы у вас застлало глаза и дрогнула рука.

- Да, когда обед четырех человек не зависит от моего искусства. Впрочем, в случае надобности, я сделаю все от меня зависящее. A между тем, друзья мои, удовольствуемся этим плохим ужином и остатками пеммикана, постараемся заснуть, а утром опять тронемся в путь-дорогу.

Несколько минут спустя, все уже спали глубоким сном, потому что усталость взяла верх над всякого рода соображениями.

В субботу, рано по утру, Джонсон разбудил своих товарищей. Собак запрягли в сани, и отряд стал подвигаться к северу.

Небо было великолепно, воздух чрезвычайно чистый, температура очень низкая. Показавшееся на горизонте солнце имело форму удлиненного элипсиса; его горизонтальный поперечник, вследствие рефракции, казался в два раза больше вертикального. Своими светлыми, но холодными лучами солнце озаряло необъятную равнину льдов. Во всяком случае, отрадно было возвратиться если не к теплоте, то, по крайней мере, к свету солнца.

Не обращая внимания на холод и одиночество, доктор, с ружьем в руках, на одну или на две мили ушел от отряда, приведя в известность свой запас пороха и свинца. У него оставалось всего четыре заряда пороха и только три пули. Этого было очень мало, принимая во внимание, что сильное и живучее животное, подобное полярному медведю, можно свалить только десятью или двенадцатью выстрелами.

Впрочем, доктор не настолько был честолюбив, чтобы отыскивать крупную дичь и удовольствовался-бы несколькими зайцами и лисицами, которые с успехом пополнили-бы собою запас скудной провизии.

Но если ему и случилось в этот день видеть зайцев и лисиц, то подойти к ним не было никакой возможности; рефракция безпрестанно вводила его в обман и доктор только даром потерял один заряд. День этот стоил ему одного выпущенного без пользы заряда пороха и одной пули.

Товарищи Клоубонни вздрогнули от радости, заслышав выстрел; но увидев, что доктор возвращался с опущенною головою, они не сказали ни слова. Вечером, по обыкновению, путешественники легли спать, отложив в сторону две четверти рационов, предназначавшихся на два следующие дня.

На другой день дорога показалась истомленным путникам чрезвычайно трудною. Отряд не шел, а скорее полз: собаки съели даже внутренности тюленя и начали уже глодать свою ременную упряжь.

Несколько лисиц пробежало вдали от саней; доктор, преследуя их, опять даром потерял заряд и затем уже не смел рискнуть последнею пулею и предпоследним зарядом пороха.

Вечером остановились на привал раньше; путешественники с трудом передвигали ноги, и хотя великолепное северное сияние освещало дорогу, но они нашлись вынужденными остановиться.

Печально прошел последний ужин в воскресенье вечером, под обледеневшею палаткою. Если Бог не поможет и не сотворит чудо - все они погибнут.

Гаттерас молчал, Бэлль даже лишился способности думать, Джонсон размышлял, не говоря ни слова, но доктор еще не отчаявался.

Джонсону пришло в голову устроить ночью волчьи ямы, хотя он и мало надеялся на успешность своей затеи, так как приманки у него не было. Действительно, отправившись утром осмотреть ямы, он заметил следы лисиц, но ни одно из этих животных не попалось в ловушку.

Джонсон печально возвращался назад, как вдруг увидел громадного медведя, обнюхивавшого сани, не больше как в пятидесяти саженях разстояния. Старый моряк подумал, что сам Бог неожиданно дослал ему это животное. Не будя товарищей, Джонсон взял ружье доктора и направился в сторону, где находился медведь.

Подойдя на выстрел, моряк прицелился. Но в то мгновение, когда он был готов уже спустить курок, у него задрожала рука; толстые кожаные перчатки мешали ему. Он быстро снял их и твердою рукою схватил ружье.

Вдруг Джонсон вскрикнул от боли, кожа его пальцев, опаленная холодным стволом, пристала к последнему; ружье выпав из его рук, выстрелило вследствие сотрясения и послало в пространство последнюю пулю.

Доктор тотчас-же прибежал на выстрел. Он все понял. Медведь спокойно уходил. Джонсон был в отчаянии и не думал уже о боли.

- Я чистая баба!-- вскричал старый моряк. Я ребенок, который не может вынести малейшей боли! В мои-то лета!

- Я не заслуживаю ваших попечений, доктор!-- ответил Джонсон. Оставьте меня здесь!

- Да пойдем-же! Экой упрямец! A то будет поздно.

Доктор привел старого моряка в палатку и заставил его опустить обе руки в кружку с водою, хотя и холодною, но находившеюся в жидком состоянии вследствие распространяемой печью теплоты. Но едва руки Джонсона погрузились в воду, как последняя от соприкосновения с ними немедленно стала замерзать.

- Вот видите-ли,-- сказал доктор,-- пора было возвратиться, в противном случае я нашелся-бы вынужденным прибегнуть к ампутации.

Благодаря попечениям доктора, через час миновала всякая опасность, не без хлопот однакож. Потребовались сильные растирания, чтобы возстановить кровообращение в пальцах Джонсона. Доктор в особенности рекомендовал держать руки подальше от печи, теплота которой могла оказаться чрезвычайно вредною для отмороженных членов.

Утром этого дня путешественники не завтракали; не было ни пеммикана, ни солонины, ни сухарей. Всего осталось полфунта кофе, так что пришлось ограничиться одним этим горячим напитком, после чего отряд отправился в путь.

- Все средства истощены! - с невыразимым отчаянием сказал Бэлль Джонсону.

- Будем надеяться на Бога,-- ответил последний. Он всемогущ и может спасти нас.

- Ах, капитан Гаттерас, капитан Гаттерас? Он мог возвратиться из своих первых экспедиций,-- безумец!-- но из этой никогда не возвратится; нам тоже никогда не увидеть родины!

- Мужайтесь, Бэлль! Сознаюсь, что капитан человек отважный, но подле него находится одна очень изворотливая личность.

- Доктор?-- спросил Бэлль.

- Он самый!-- ответил Джонсон.

- A что он может поделать при настоящих обстоятельствах? - пожав плечами, сказал Бэлль. Не превратит-ли он эти льдины в куски мяса? Разве он Бог, чтоб творить чудеса.

- Как знать!-- ответил Джонсон. Но я надеюсь на него.

Бэлль приподнял голову и погрузился в то мрачное молчание, во время которого у него прекращался даже процесс мышления.

В этот день отряд с трудом прошел три мили. Вечером путешественники ничего не ели; собаки готовы были пожрать друг друга; как люди, так и животные жестоко страдали от голода.

Путешественники не видели ни одного зверя. Да и к чему? С одним ножем охотиться нельзя. Но Джонсон заметил под ветром, в одной миле разстояния, громадного медведя, который следовал за несчастным отрядом.

- Он подстерегает нас,-- подумал Джонсон,-- и считает нас своею верною добычею.

Однакож, Джонсон ничего не сказал своим товарищам. Вечером, по обыкновению, остановились на привал; ужин состоял из одного кофе. Несчастные путники чувствовали, что у них мутилось в глазах, головы их сжимало точно железными обручами; томимые голодом, они не могли уснуть ни на один час. Какие-то нелепые, печальные видения одолевали их!

однакож, в путь и сами повезли сани, которых собаки не могли уже тронуть с места.

Через два часа, все в изнеможении попадали на землю. Гаттерас хотел продолжать путь. Он прибегнул к просьбам, мольбам, убеждая товарищей своих подняться на ноги. Но это значило-бы требовать невозможного.

При помощи Джонсона, Гаттерас вырубил углубленле в одной ледяной горе. Работая таким образом, казалось, приготовляли себе могилу.

- Я готов умереть от голода, говорил Гаттерас,-- но не от стужи.

С большим трудом путешественники построили себе хижину и тотчас приютились в ней.

Прошел день. Вечером путники неподвижно лежали в своем ледяном убежище, как вдруг с Джонсоном сделался бред. Он говорил о каком-то громадном медведе.

Безпрестанно повторяемые слова обратили, наконец, на себя внимание доктора. Очнувшись из состояния окоченения, Клоубонни спросил у Джонсона, почему он говорил о медведе и о каком медведе идет дело.

- О медведе, который следит за нами,-- ответил Джонсон.

- Следит за нами?-- повторил доктор.

- Два уже дня!

- Два дня! Вы его видели?

- Да, он держится под ветром, в одной миле разстояния.

- И вы не предупредили меня, Джонсон!

- К чему?

- И то правда,-- сказал доктор. У нас нет ни одной пули.

- Ни одного куска металла, ни одного куска железа, ни одного гвоздя!-- ответил старый моряк.

Доктор замолчал и призадумался, затем сказал Джонсону:

- И вы уверены, что медведь следит за нами?

- Да, доктор. Он надеется полакомиться человеческим мясом! Он знает, что мы не ускользнем от него!

- Что вы, Джонсон!-- сказал доктор, встревоженный выражением отчаяния, с которым были сказаны эти слова.

- Успокойтесь, Джонсон!

- Нет, доктор; если нам суждено погибнуть, то к чему мучить это животное? Медведь так-же хочет есть, как и мы; опять-же, он не может добыть себе тюленя, чтоб утолить свой голод. Но Бог послал ему людей! Тем лучше для него!

Старик Джонсон, казалось рехнулся, и непременно хотел выйти из хижины. Доктор с трудом удержал его и если успел в этом, то не при помощи силы, а благодаря следующим, сказанным с полным убеждением, словам:

- Завтра я убью медведя!

- Завтра!-- повторил Джонсон, как-бы очнувшись от тяжелого сна.

- Да, завтра!

- У вас нет пули!

- Я сделаю пулю!

- У вас нет свинца!

- Но есть ртуть!

Сказав это, доктор взял термометр, показывавший пятьдесят градусов выше точки замерзания (+10° стоградусника), вышел из дома, поставил инструмент на льдину и возвратился назад. Внешняя температура стояла на пятидесяти градусах ниже точки замерзания (-- 47° стоградусника).

- До завтрашняго дня,-- сказал он Джонсону. A теперь постарайтесь уснуть и подождем солнечного восхода.

Ночь прошла в страданиях голода, страданиях, которые у Джонсона и доктора умерялись некоторыми проблесками надежды.

На следующий день, при первых лучах солнца, доктор, в сопровождении Джонсона, вышел из ледяного дома и подошел к термометру, вся ртуть которого скопилась в чашечке, в виде компактного шарика. Доктор разбил инструмент и, пальцами, защищенными перчаткою, вынул из термометра кусок металла, очень не ковкого и твердого. То был слиток ртути.

- Да это просто чудеса!-- вскричал Джонсон. Ну, и ловкий же вы человек, доктор!

- Нет, друг мой,-- ответил доктор,-- я просто человек, одаренный хорошею памятью и много читавший.

- Как?

- Я вспомнил об одном факте, о котором капитан Росс упоминает в своем путешествии. Он говорит, что из ружья, заряженного ртутною пулею, он пробил доску в вершок толщиною. Если-бы у меня было миндальное масло, то при помощи его можно-бы достичь такого-же результата, потому что, по словам Росса, пуля из миндального масла пробивает столб и, не разбиваясь, падает на землю.

- Это невероятно!

В это время Гаттерас вышел из дома. Показав ему кусов ртути, доктор сообщил капитану о своем намерении. Гаттерас пожал ему руку и затем охотники стали осматривать горизонт.

Погода была очень ясная. Шедший впереди Гаттерас заметил медведя менее чем в шести стах саженях.

Медведь сидел, спокойно покачивал головою и казалось чуял приближение необычных пришельцев.

- Вот он!-- вскричал капитан,

- Молчите!-- сказал доктор.

Громадный зверь, увидев охотников, даже не пошевелился. Он смотрел на них без боязни и злобы. Однакож подойти в нему было очень трудно.

- Друзья мои,-- сказал Гаттерас,-- тут идет дело не о пустом удовольствии, а о спасении нашей жизни. Будем действовать, как подобает людям благоразумным.

- Именно,-- ответил доктор,-- тем более, что у нас всего один заряд. Упустить медведя никак не следует; ускользни он от нас, и нам навсегда пришлось-бы распрощаться с ним, потому что бегает он быстрее борзой собаки.

- В таком случае надо прямо отправиться в нему,-- заметил Джонсон.-- Конечно, за это можно дорого поплатиться, но что-ж из этого? Я прошу позволения рискнуть моею жизнью.

- Право это принадлежит мне!-- вскричал доктор.

- Нет, мне! - сказал Гаттерас.

- Но разве вы не полезнее для общого спасенья, чем подобный мне старик?-- вскричал Джонсон.

- Нет, Джонсон,-- ответил Гаттерас. - Позвольте мне действовать по своему усмотрению. Рисковать жизнью я не стану больше, чем следует. Очень может быть, что я потребую вашей помощи.

- Значит, вы пойдете на медведя, Гаттерас? - спросил доктор.

его.

- Как вы намерены поступить?

- Подойти к нему на десять шагов, стараясь, чтобы он даже не догадывался о моем присутствии.

- Каким-же это образом?

- У меня есть для этого одно опасное, но простое средство. Вы сохранили шкуру убитого вами тюленя?

- Хорошо. Войдем в дом, а Джонсон пусть остается здесь.

Джонсон спрятался за одним hummock'ом, вполне скрывавшим его от взоров медведя.