Автор: | Верн Ж., год: 1866 |
Категории: | Роман, Приключения |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Приключения капитана Гаттераса. Часть II. Глава IX. Стужа и тепло. (старая орфография)
IX.
Стужа и тепло.
Гаттерас и Джонсон с некоторым безпокойством ждали возвращения охотников, которые очень обрадовались, добравшись, наконец, до теплого и удобного угла. Вечером температура значительно понизилась и термометр показывал семьдесят три градуса ниже точки замерзания (--31° стоградусника).
Истомленные и почти замерзшие охотники выбились из сил. К счастию, печь действовала исправно; плита ждала только добычи охоты; доктор преобразился в повара и изжарил несколько котлет. В девять часов вечера, пятеро застольников уселись за сытный ужин.
- Хоть-бы пришлось прослыть за эскимоса, сказал Бэлль,-- но я утверждаю, что еда имеет существенное значение во время полярной зимовки. Попадись только человеку порядочный кусок, и все церемонии в сторону.
Так как у всех застольников рты были полны, то никто не мог тотчас-же ответить Бэллю. Однакож, доктор знаком дал понять плотнику, что он совершенно прав.
Моржевые котлеты были найдены отменными, и хотя никто не заявлял этого, тем не менее на столе ничего не осталось, а это было равносильно всевозможным заявлениям.
За дессертом доктор, по своему обыкновению, приготовлял кофе. Клоубонни никому не позволял варить этот превосходный напиток, изготовлял его тут-же на столе, на спирте, и подавал горячим, как кипяток. Если кофе не обжигало ему языка, то доктор не удостоивал проглотить свою порцию. В описываемый вечер он пил кофе при столь высокой температуре, что товарищи не могли подражать ему.
- Да вы сгорите, доктор, сказал Альтамонт.
- Никогда, ответил он.
- Значит, нёбо у вас обшито медью? спросил Джонсон.
- Нисколько, друзья мои. Советую вам брать пример с меня. Некоторые люди, и я в том числе, пьют кофе при температуре ста тридцати одного градуса (+55° стоградусника).
- Ста тридцати одного градуса! вскричал Альтамонт.-- Рука не выдержит такого жара!
- Само собою разумеется, Альтамонт, потому что рука выносит только сто двадцать два градуса жара. Но небо и язык менее чувствительны, и выдерживают то, чего рука выдержать не в состоянии.
- Вы изумляете меня, сказал Альтамонт.
- Что-ж, я готов воочию убедить вас.
Доктор взял термометр, погрузил его чашечку в кипящия кофе, подождал, пока ртуть поднимется до ста тридцати одного градуса, и затем с видимым удовольствием выпил благотворный напиток.
Бэлль хотел было подражать доктору, но обжег себе рот и заорал благим матом.
- Недостаток привычки, заметил Клоубонни.
- Можете-ли вы, доктор, спросил Альтамонт,-- сказать нам, какую степень жара способно выдержать тело человека?
- Это не представит мне ни малейших затруднений, ответил доктор, тем более, что по этому вопросу произведен целый ряд вполне точных опытов. В этом отношении я могу указать вам на чрезвычайно замечательные факты. Я помню два или три из них; они докажут вам, что ко всему можно привыкнуть и, между прочим, выдерживать температуру, при которой жарится бифстекс. Утверждают, будто девушки, служившия в общинной пекарне города Ларошфуко, во Франции, втечение десяти минуть оставались в печи, нагретой до трехсот градусов (+132° стоградусника), т. е. до температуры на девяносто градусов, превышающей температуру кипящей воды. Вокруг них жарились в печи яблоки и говядина.
- Нечего сказать, девушки!-- вскричал Альтамонт.
- A вот вам другой, не подлежащий сомнению факт. Девять наших соотечественников, Фордайс, Бэнкс, Саландер, Благдин, Гом, Нус, лорд Сифорс и капитан Филапс выдерживали в 1774 г. температуру двухсот девяносто пяти градусов (+128° стоградусника) в печи, в которой жарился ростбиф и варились яйца.
- И это были англичане? с некоторым чувством гордости спросил Бэлль.
- О, американцы сделали-би гораздо больше, сказал Альтамонт.
- Они изжарились бы, засмеялся доктор.
- Почему-бы и не так? ответил капитан.
- Во всяком случае, сделать этого они не пытались, а потому я ограничусь моими соотечественниками. Упомяну еще об одном невероятном факте, если-бы только можно было заподозрить правдивость его очевидцев. Герцог Рагузский и доктор Юнг, француз и австриец, видели, как один турок погружался в ванну, температура которой доходила до ста семидесяти градусов (+78° стоградусника).
- Мне кажется, что это гораздо меньше сделанного служанками общинной пекарни и нашими соотечественниками.
- Между погруженьем в горячий воздух и погруженьем в горячую воду большая разница, сказал доктор.-- Горячия воздух производит испарину, предохраняющую тело от обжога, но в горячей воде мы не потеем, следовательно, обжигаемся. Поэтому, высшая, назначаемая для ванн температура не превышает вообще ста семи градусов (+42 стоградусника). Видно, турок этот был какой-то необыкновенные человек, если он ног выносить подобный жар!
- Скажите, доктор, спросил Джонсон,-- какою вообще температурою обладают животные?
- Температура животных изменяется соответственно их натуре, ответил Клоубонни.-- Так, наивысшая температура замечается у птиц и, в особенности у кур и уток. Температура их тела превышает сто десять градусов (+43° стоградусника), но у филина, например, она не выше ста четырех градусов (+40° стоградусника). Затем уже следуют млекопитающия, люди; температура англичан вообще равняется ста одному градусу (+37°стоградусника).
- Я уверен, что Альтамонт заявит требования в пользу американцев, засмеялся Джонсон.
- Да, между ними есть люди очень горячие, сказал Альтамонт,-- но так как я никогда не измерял их температуры, то ни в каким определенным выводам в этом отношении еще не пришел.
- Между людьми различных рас, продолжал доктор,-- нет большой разницы в температуре, если они поставлены в одинаковые условия, каков-бы ни был род их пищи. Скажу даже, что температура человеческого тела под экватором и под полюсом одна и та-же.
- Следовательно, спросил Альтамонт,-- теплота вашего тела одинакова как здесь, так и в Англии?
- Почти одинакова, ответил доктор.-- Что касается других млекопитающих, то их температура вообще несколько выше температуры человека. Ближе всех в этом отношении подходят к человеку: лошадь, заяц, слон, морская свинья и тигр; кошка, белка, крыса, пантера, овца, быв, собака, обезьяна, козел, коза достигают температуры ста трех градусов, но температура привиллегированного животного, свиньи, превышает сто четыре градуса (+40° стоградусника).
- Это очень обидно для нас, людей, сказал Альтамонт.
- Затем уже идут рыбы и земноводные, которых температура изменяется согласно с температурою воды. Змея имеет только восемьдесят шесть градусов теплоты (+30° стоградусника), лягушка - семьдесят (+25° стоградусника), акула - столько-же, в воде, температура которой ниже всего лишь на полтора градуса; наконец, насекомые, повидимому, имеют температуру воды и воздуха.
- Все это очень хорошо, сказал Гаттерас, до сих пор не принимавший участия в беседе,-- и я очень благодарен доктору, который охотно делится с нами своими сведениями. Послушав наши разсуждения, можно подумать, что нам предстоит переносить палящие жары. Не своевременнее-ли было-бы поговорить о стуже, и указать самую низкую, до сих пор наблюдаемую, температуру.
- Совершенно верно, заметил Джонсон.
- Ничего не может быть легче, ответил доктор,-- в этом отношении я могу сообщить вам кое-какие интересные данные.
- Еще-бы! сказал Джонсон. - Вам и книги в руки.
- Друзья мои, я знаю только то, что другие сообщили мне, и когда я выскажусь, вы будете столь-же сведущи, как и я. Итак, вот что я могу сказать вам относительно холода и низкой температуры, которым подвергалась Европа. Насчитывается не мало памятных зим; как кажется, самые суровые из них повторяются в период сорока одного года, период, совпадающий с наибольшим появлением пятен на солнце. Упомяну о зиме 1364 года, когда Рона замерзла до города Арля; о зиме 1408 года, когда Дунай замерз на всем протяжении своего течения и когда волки переходили по льду Каттегат; о зиме 1509 года, в течение которой Адриатическое и Средиземное моря замерзли в Венеции, Сетте и Марсели, а Балтийское море не было еще свободно от льдов 10-го апреля; о зиме 1608 года, когда в Англии погиб весь скот; о зиме 1789 года, во время которой Темза замерзла до Гревсенда, на шесть миль ниже Лондона; о зиме 1813 года, о которой французы сохранили столь ужасные воспоминания; наконец, о зиме 1829 года, самой ранней и самой продолжительной из зим девятнадцатого столетия.
- Но здесь, за полярным кругом, до какого градуса опускается температура? спросил Альтамонт.
- Мне кажется, что мы испытали наибольшие когда-либо наблюдаемые холода, так как спиртовой термометр однажды показывал семьдесят два градуса ниже точки замерзания (--58° стоградусника). Если не ошибаюсь, то наибольшие холода замечены путешественниками: на острове Мельвиля - шестьдесят один градус, в порте Феликса - шестьдесят пять, и в форте Соединения - семьдесят градусов (--56° стоградусника).
- Задержала зима? переспросил Альтамонт, в упор глядя на капитана.
- На пути к западу, поспешил сказать доктор.
- Таким образом, продолжал Альтамонт,-- minimum и maximum испытанной человеком температуры вращаются приблизительно в пределах двухсот градусов?
° стоградусника), а при самой жестокой стуже никогда не опускается до семидесяти двух градусов (--58° стоградусника). Таким образом друзья мои, тревожиться нам нечего.
- Но если-бы солнце вдруг погасло,-- спросил Джонсон,-- разве на земле не стало-бы от этого холоднее?
- Солнце не погаснет,-- ответил доктор;-- но если-бы и погасло, то, по всем вероятиям, температура не опустилась-бы ниже указанных мною пределов.
- Очень странно.
- О, я знаю, что для пространств, находящихся вне земной атмосферы, некогда допускали тысячи градусов холода, число которых пришлось, однакожь, поубавить после опытов французского ученого Фурье. Он доказал, что если-бы земля наша была помещена в пространстве вполне лишенном теплоты, то замечаемые у полюсов холода проявлялись бы в более резкой форме и что между температурами дня и ночи существовала-бы громадная разница. Из этого следует, что в нескольких миллионах миль от земля не холоднее, чем здесь.
- Без сомнения, но, пожалуйста, не гордитесь этим,-- улыбнулся доктор.
- Чем-же это объясняют?
- Объяснять-то объясняют, но только весьма неудовлетворительно. Так, Галлей утверждает, что комета, столкнувшись с землею, изменила ось вращения последней, т. е. положение её полюсов. По его мнению, северный полюс, некогда находившийся в Гудсоновом море, переместился к востоку, и страны прежнего полюса, так долго скованные стужею, сохранили значительную степень холода, который не могли разсеять даже многие века солнечной теплоты.
- Но вы не допускаете этой теории?
Необходимо допустить существование различных изотермических земных параллелей - вот и все!
- A знаете-ли, доктор,-- сказал Джонсон,-- что очень приятно беседовать о холоде при обстоятельствах, в которых мы находимся.
- Именно, Джонсон. Мы даже можем призвать практику на помощь теории. Полярные страны - это громадная лаборатория, в которой можно производить интересные опыты относительно низких температур. Только надо соблюдать правила осторожности и благоразумия: если какая-нибудь часть тела у вас отморожена, тотчас-же натрите ее снегом, чтобы возстановить кровеобращение. Да и с огнем обходитесь поосторожнее, потому что можно обжечь себе обе руки или ноги, даже не заметив этого. В таком случае потребовалась-бы ампутация, а, между тем, ничего своего мы не должны оставлять в полярных странах. Затем, друзья мои, мы хорошо сделаем, если отдохнем несколько часов.
- Охотно,-- ответили товарищи доктора.
- Кто сегодня дежурит у печи?
- Так постарайтесь, чтобы огонь в печи не погас, потому что сегодня чертовски холодно.
- Да,-- сказал доктор, подходя к окну,-- великолепнейшее северное сияние. Что за чудное зрелище! Я так-же, как и вы, Бэлль, не могу вдоволь наглядеться на него!
Доктор всегда восхищался этого рода космическими явлениями, на которые его товарищи не обращали большого внимания. Заметив, что северным сияниям всегда предшествуют пертурбации магнитной иглы, доктор по этому поводу приготовлял уже и обрабатывал обширную статью для {"Книга погоды", адмирала Фитц-Роя, трактующая о метеорологических явлениях.}.
Бэлль дежурил у печи, а его товарищи, улегшись на своих кушетках, вскоре погрузились в глубокий сон.