Приключения капитана Гаттераса.
Часть II.
Глава XXI. Свободное море.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Приключения капитана Гаттераса. Часть II. Глава XXI. Свободное море. (старая орфография)

XXI.

Свободное море.

На следующий день утром Джонсон и Вэлл приступили в нагрузке на шлюпку лагерных принадлежностей. В восемь часов все было готово к отъезду. Но тут доктор вспомнил о следах путешественников: обстоятельство это не переставало тревожить его.

Намеревались-ли эти люди подняться к полюсу? Не придется-ли еще раз встретить их на своем пути?

Три уже дня ничто не указывало на присутствие в стране посторонних путешественников; кто-бы они ни были, но едва-ли им удалось дойти до Порта Альтамонта. Повидимому, никогда еще на месте этом не стояла нога человека.

Осаждаемый такого рода мыслями, доктор в последний раз захотел осмотреть местность, для чего и поднялся на холм высотою около ста футов. Оттуда он мог обозреть всю южную часть горизонта.

Достигнув вершины холма, Клоубонни поднес к глазам подзорную трубку и, к своему удивлению, ничего не увидел не только вдали на равнинах, но и в нескольких от себя шагах. Это крайне озадачило доктора; он снова посмотрел в трубку и, наконец, осмотрел инструмент. У последняго не оказалось объектива...

- Объектив! вскричал доктор.

Понятно, какого рода мысль внезапно осенила Клоубонни. Он громко закричал, чтобы быть услышанным своими товарищами, которые не на шутку встревожились при виде ученого, со всех ног спускавшагося с холма.

- Чтобы это могло значить?-- спросил Джонсон.

Задыхавшийся доктор долго не мог промолвять ни слова; наконец он сказал:

- Следы... Отряд!...

- Что такое? - сказал Гаттерас. Посторонние люди здесь?

- Нет! нет!... отвечал доктор. Объектив... объектив... это мой объектив.

И он показал свой испорченный инструмент.

- Значит, вы его потеряли?... вскричал Альтамонт.

- Да!

- А следы?

- Это наib собственные следы, друзья мои! - вскричал доктор. Мы заблудились в тумане, слонялись во все стороны и наконец набрели на свои-же собственные следи.

- A след башмака?-- спросил Гаттерас.

- Это следы Бэлля, который потеряв свои лыжи, весь день шел по снегу в башмаках.

- Совершенно верно,-- сказал Бэлль.

Ошибка настолько была очевидна, что все путешественники разразились громким хохотом, за исключением Гаттераса, который однакож не меньше других был доволен этим открытием.

- Ну, и начудили-же мы!-- сказал доктор, когда стих первый взрыв веселости. Каких только предположений мы не делали! Положительно, здесь надо обдумывать каждое свое слово! Но теперь опасаться нечего, а потому одно только и остается, отправиться в путь.

- Отправимся!-- сказал Гаттерас.

- Через четверть часа каждый занял свое место на шлюпке, которая подняла паруса и быстро вышла из Порта Альтамонта. Морское путешествие началось в среду 19-го июля. Мореплаватели находились очень недалеко от полюса, именно, в ста семидесяти милях; следовательно, при существовании материка в этой части земного шара, плавание длилось-бы не долго.

Дул слабый, но попутный ветер. Термометр показывал пятьдесят градусов выше точки замерзания (+10° стоградусника). Настала действительно теплая погода.

отчасти на палубе, отчасти под палубой.

Сидевший впереди Гаттерас пристально вглядывался по направлению к северу, куда его влекло с непреодолимою силою, точно стрелку компаса к магнитному полюсу. В случае открытия какого нибудь материка, Гаттерас хотел первый изследовать его. Такая честь принадлежала ему по праву.

Он замечал, впрочем, что на поверхности полярного океана ходили короткия волны, как во внутренних морях. По его мнению, это обстоятельство указывало на близость берегов и доктор разделял мнение Гаттераса.

Не трудно догадаться, почему Гаттерас так страстно желал найти материк у северного полюса. Как прискорбно было бы капитану, если бы там, где малейшая частица земли представлялась необходимою для его замыслов, он вдруг увидел безбрежное, неуловимое пространство моря! И в самом деле, возможно-ли обозначить специальным названием необъятную ширь океана? Каким образом водрузить национальное знамя среди морских волн и во имя её величества королевы вступить во владение частью водяной стихии?

Неподвижно устремив глаза вдаль, с компасом в руке, Гаттерас пожирал взорами необъятную ширь океана.

Полярный бассейн, ничем не ограниченный до линии горизонта, сливался в отдалении с ясным небом.

Несколько ледяных гор, несшихся по морю, казалось, уступали дорогу отважным мореплавателям.

Эта часть океана отличалась необычайно своеобразным характером. Не обусловливалось-ли произведенное ею впечатление душевным настроением путешественников, вообще очень взволнованных и нервно-возбужденных? Трудно решить это. Однакож, в своих ежедневных записках доктор описал дикую физиономию океана, говоря о ней то же, что говорил Скоресби, по словах которого эти воды "представляют разительный контраст моря, населенного миллионами живых существ".

Водная пелена, окрашенная слабыми лазурными оттенками, была чрезвычайно прозрачна и обладала неимоверною силою разсеявания лучей света. Такая прозрачность позволяла взору проникать до неизмеримой глубины моря. Казалось, что полярный бассейн освещался снизу, подобно какому-то громадному аквариуму; по всему вероятию здесь играли роль какие либо электрические процессы, совершавшиеся в глубине моря. Шлюпка казалась повисшею над бездонною пучиною.

Над поверхностью этих чудных вод носились безчисленные стаи птиц, подобно мрачным и бурным тучам. Перелетные, береговые и плавающия птицы всех сортов и размеров имели здесь своих представителей, начиная с альбатросов, свойственных южным странам, и кончая громадных размеров пингвинами арктических морей. Окрестность оглашалась их безпрерывным оглушительным криком. Глядя на них, доктор, так сказать, лишался своих познаний по части естествоведения; названия многих странных птиц ускользали от него и ему нередко приходилось наклонять голову, когда оне с невыразимою мощью разсекали воздух своими крыльями.

У некоторых из этих воздушных чудовищ крылья достигали двадцати футов длины; носясь над шлюпкою, птицы совершенно закрывали последнюю. Здесь находились целые легионы пернатых, названия которых никогда еще не заносились на страниы лондонского Index Ornithologue.

Ошеломленный, растерявшийся доктор окончательно стал в тупик со всею своею ученостью.

Когда взоры его отрывались от созерцания чудес воздушных пространств, скользили по тихой поверхности океана, тогда им представлялись не менее дивные картины из царства животных и, между прочим, медузы в тридцать футов шириною. Изумительно! Какая разница между этими медузами и теми, которые наблюдал Скоресби в гренландских морях. По вычислению этого мореплавателя, на двух квадратных милях число таких медуз простирается до двадцати трех трильонов восьмисот билльонов мильярдов {Так как число это ускользает от всякой умственной оценки, то в видах большей ясности, английский китобой говорит, что восемьдесят тысяч человек, пересчитывая медуз день и ночь, употребили-бы на свою работу все время, протекшее от сотворения мира до наших времен.}.

Наконец, взору, проникшему за поверхность водной пелены, представлялась не менее дивная картина. Вокруг лодки кишели всевозможных пород рыбы. Оне то погружались в глубину вод, причем постепенно уменьшались в размерах, умалялись и, наконец, совсем исчезали, подобно волшебным теням; то, покидая пучины океана, опять поднимались на поверхность океана. Морския чудовища нисколько, повидимому, не страшились присутствия шлюпки и мимоходом часто задевали ее своими огромными плавниками. Но наши путешественники не сознавали грозившей им опасности, хотя иные из этих обитателей моря достигали громадных размеров.

Молодые моржи резвились между собою, не обращая ни малейшого внимания на плывущую шлюпку; нарвал, вооруженный длинным, тонким коническим копьем,-- дивным орудием, служащим ему для проламыванья льдин,-- преследовал робких китов, безчисленное множество которых, выбрасывая дыхалами столбы воды и слизи, наполняло воздух особенного рода свистом; косатки, с длинными хвостовыми плавнями, разсекали волны С изумительною быстротою и на ходу пожирали столь-же быстрых, как и они сами,-- треску и макрелей, в то время, как ленивые белухи спокойно поглощали неповоротливых и безпечных моллюсков.

Еще ниже плавали острорылые гиббары, черноватые, гренландские киты, гигантские кашалоты, очень распространенные во всех морях. В глубине иногда происходили такие бои, что океан обагрялся кровью на протяжении многих миль; дельфины с спинным плавником в виде сабельного клинка, все семейство моржей и тюленей, морских собак, лошадей, медведей, львов и морских слонов, казалось, кормились на влажных пастбищах океана, и изумленный доктор так-же легко наблюдал это безчисленное множество животных, как если-бы он смотрел на них сквозь зеркальные стекла бассейнов зоологического сада.

Атмосфера становилась неестественно прозрачной и, казалось, была насыщена кислородом. Мореплаватели с наслаждением вдыхали воздух, вливавший в них могучую жизнь, и безсознательно подпадали процессу настоящого горения. Их чувственные, пищеварительные, дыхательные отправления совершались с необычайною энергиею. Зародившияся в мозгу идеи достигали пределов грандиозного; в один час путешественники проживали жизнь целого дня.

Среди подобного рода чудес шлюпка спокойно плыла под веянием умеренного ветра, который усиливали повременам громадные альбатросы взмахами своих крыльев.

К вечеру Гаттерас и его товарищи потеряли из виду берега Новой Америки. В умеренном и экваториальным поясах уже настала ночь, но здесь солнце описывало на небосклоне круг, вполне параллельный горизонту океана, и не переставало освещать шлюпку своими косыми лучами.

или неба? Кто мог разрешить это? Но их крики, свист, колыханье волн, производимое движением морских чудовищ, сменилось безмолвною неподвижностью, волны замерли в едва заметной зыби, ночь вступила в свои мирные права под блестящими лучами солнца.

Со времени отъезда из Порта Альтамонта, шлюпка на один градус подвинулась к северу. На следующий день ничего еще не появлялось на горизонте: не было заметно ни высоких гор, указывающих на присутствие материка, ни тех особенных признаков, по которым моряки угадывают близость островов или материков.

Ветер держался хороший, хотя и не сильный; море волновалось слабо; снова возвратился вчерашний, многочисленный кортеж птиц и рыб. Наклонившись над водою, доктор мог видеть, как киты выплывали из своих глубоких убежищ и мало по малу поднимались на поверхность моря. Только несколько ледяных гор и разбросанных льдин нарушали томительное однообразие океана.

Вообще, встречавшияся здесь изредка льдины не могли-бы препятствовать движению судов. Надо заметить, что хотя шлюпка находилась тогда на десять градусов выше полюса холодов, но это было все равно, как если-бы она находилась на десять градусов ниже сказанного полюса. Нисколько неудивительно, поэтому, что в это время года море так-же было свободно здесь от льдов, как оно было свободно от них и на высоте мыса Диско, в Баффиновом заливе.

пополнение своих грузов, так как эта часть океана, повидимому, есть всемирный садок, главный питомник китов, тюленей и всякого рода морских животных.

Но после некоторого размышления Клоубонни уверился что здесь необходимо должна существовать суша. И в самом деле, в первичные эпохи мира, после охлаждения земной коры, воды, образовавшияся из сгустившихся атмосферических паров, повинуясь центробежной силе, должны были отхлынуть в экваториальным областям и покинуть неподвижные точки земного шара. Этим необходимо обусловливалось появление материков, соседних полюсу. Доктор находил это соображение совершенно правдоподобным.

Таким оно казалось и Гаттерасу.

Капитан старался проникнуть взором пелену туманов, скрывавших горизонт, не отнимал от глаз подзорной трубы и в цвете воды, в форме волн, в веяньи ветра искал признаков недалекого материка. Он наклонился головою вперед, и во всей его фигуре выражалось столько энергии, непреклонного стремления вперед, в своей цели, что даже не знавший замыслов Гаттераса невольно залюбовался-бы им.