| Автор: | Вернер Э., год: 1887 |
| Категория: | Роман |
Глава 19
На следующий день утром генерал Штейнрюк обрушился на Рауля целой бурей негодования.
- Да ты совсем с ума сошел, что ли! - сказал он ему между прочим. - Ты непременно должен был искать ссоры с Михаилом Роденбергом? Я понимаю еще, если бы все это произошло под влиянием внезапной вспышки раздражения, но по всему, что слышала Герта, видно, насколько твое поведение было предумышленным!
- Было несчастной случайностью, что Герта оказалась как раз в соседней комнате! - ответил Рауль, стоявший перед дедом с мрачным, упрямым выражением лица. - А что ей пришло в голову сообщить тебе об этом, это с ее стороны...
- Самый разумный шаг, какой только можно было предпринять в данном случае! - договорил за него Штейнрюк. - Другая накинулась бы на тебя со слезами и мольбами и ничего не добилась бы, ибо раз дело зашло так далеко, то ты один не можешь пойти назад. Твоя невеста обратилась ко мне в совершенно правильном предположении, что только я один смогу предотвратить дуэль. В этом: она не ошиблась - дуэль никоим образом состояться не может!
- Это - вопрос чести, где я не признаю над собой чужой воли! - пылко возразил Рауль. - Кроме того, это мое частное дело.
- К сожалению, нет, иначе я сам предоставил бы делу идти своим путем, потому что ты - не мальчик и должен уметь сам отвечать за свои поступки. Но эта ссора самым неприятным образом затрагивает наши семейные интересы. Неужели тебе не пришло в голову, что благодаря этой дуэли на свет выплывут такие отношения, которые мы во что бы то ни стало хотели держать в тайне?
- Не думаю, чтобы это было неизбежным следствием! - неуверенно ответил Рауль, видимо, пораженный доводом дела.
- А между тем это должно быть самым вероятным следствием! Дуэль, чем бы она ни кончилась, обратит на вас обоих внимание всего общества. Станут расспрашивать и допытываться, какой повод мог оказаться, у вас для ссоры, и фамилия "Роденберг" станет ответом на все недоумения. До сих пор она не обращала на себя внимания общества, потому что встречается в армии, а сам капитан держится по отношению к нам, как совершенно посторонний человек. Теперь все догадаются, что он - далеко не посторонний нам, и если начальство Михаила обратится к нему с официальным вопросом по этому поводу, ему придется открыть правду. Еще недавно ты был вне себя при одной мысли о возможности подобного разоблачения, а теперь сам безрассудно вызываешь Михаила на это разоблачение!
- Быть может, я и в самом деле не подумал обо всем этом, - смущенно и недовольно сказал Рауль. - Но нельзя же постоянно быть господином своего настроения! И меня уж очень раздражает высокомерие этого Роденберга. Он держит себя так, словно совершенно равен мне!
- Боюсь, что высокомерие было проявлено тобой, - строго возразил Штейнрюк. - Я уже имел тому доказательства в тот день, когда ты столкнулся у меня с Михаилом. Ведь ему пришлось тогда просто заставить тебя оказать ему знак простейшей вежливости, и, наверное, то же самое повторилось и при дальнейших встречах. Вызвал ли ты сам его на эту ссору или нет? Ответь!
- Да разве я мог думать, что сын авантюриста так щепетилен в вопросах чести? Впрочем, он имеет для этого достаточно оснований!
- Капитан Роденберг - один из моих офицеров, и на его личной чести не тяготеет ни малейшего пятна, прошу не забывать! - резко заметил Штейнрюк. - Запрещаю тебе подыскивать новые оскорбления, которые могут сделать совершенно невозможным примирение. Уже девять часов, сейчас твой противник будет здесь.
- Здесь? Ты ждешь его?
- Конечно! Ведь это дело может быть улажено лишь лично между вами. Он с большим неудовольствием выслушал мое приказание явиться, но прийти все-таки придет; тебе же теперь стало совершенно ясно, что дуэли надо избежать во что бы то ни стало. Оскорбителем был ты, ты и должен первый пойти на уступки!
- Этого не будет! - крикнул Рауль. - Я готов довести дело до крайности, но...
- А я не допущу этой крайности! - холодно возразил Штейнрюк и, обращаясь к только что вошедшему лакею, спросил: - Что нужно? Капитан Роденберг? Пусть войдет!
Лакей скрылся, и сейчас же в кабинет генерала вошел Михаил. Он поклонился генералу, не обращая внимания на Рауля, который отошел в сторону, кинув на капитана враждебный взгляд.
- Я вызвал вас сюда, чтобы уладить ваше дело с моим внуком, - начал генерал. - Но для этого необходимо, чтобы вы по, крайней мере, хоть замечали друг друга! Прошу вас!
- Капитан Роденберг, я узнал, что вы считаете себя обиженным графом Штейнрюком и собираетесь требовать удовлетворения. Это так?
- Да, ваше высокопревосходительство, - последовал спокойный ответ.
- Разумеется, граф готов каждую минуту дать вам это удовлетворение, но я не могу допустить и не допущу этого. Во всяком другом вопросе чести я предоставил бы самим заинтересованным сторонам решать, как им быть, но при тех отношениях, в которых вы по существу состоите к нашей семье, это невозможно, с чем вы должны согласиться.
- Отнюдь не могу согласиться. До сих пор мы настолько пренебрегали этими отношениями, что нам совершенно не к чему считаться с ними именно теперь, а посторонние вообще не посвящены в эту семейную тайну!
- Но она не останется тайной, если дуэль состоится! Публика и пресса начнут докапываться до истины, и она не замедлит выплыть на свет!
- Графу Штейнрюку следовало подумать об этом раньше, чем вызвать меня на подобное решение. Теперь слишком поздно для подобной оглядки.
- Нет! Примирительная формула должна быть выработана во что бы то ни стало! Повторяю вам то, что я уже объявил своему внуку: дуэль не может состояться ни под каким видом!
- В вопросах чести я не позволю отдавать мне какие бы то ни было приказания, ваше высокопревосходительство. Пусть граф повинуется вам в этом отношении, я же категорически отказываюсь!
Рауль не то с возмущением, не то с удивлением поглядел на Михаила. Он, член семьи и наследник генерала, никогда не решался говорить с ним в таком тоне, да и генерал сам никогда не позволил бы говорить так с собой, а от Роденберга он выслушал подобный отказ в повиновении совершенно спокойно! Правда, на его лбу уже появились грозные складки, но все же он снизошел до своего рода объяснений:
- Я - сам солдат и не стал бы требовать от вас того, что противно вашей чести. Вы считаете, что со своей стороны не дали повода к ссоре?
- Нет.
- Ну, а ты, Рауль? Я хочу знать, случайно или умышленно произошло то, что капитан Роденберг считает оскорблением? В первом случае само понятие об оскорблении, разумеется, отпадает! - Он остановился, выжидая ответа, но Рауль упрямо молчал. - А! - продолжал генерал, - значит, это было умышленно? Ну, так ты сейчас же возьмешь в моем присутствии назад свои слова!
- Никогда! - крикнул Рауль. - Дедушка, не заставляй меня идти на крайности! Ты и так перетягиваешь все, струны, и так испытываешь мое послушание, заставляя меня выслушивать в присутствии противника подобное приказание! Капитан Роденберг, я к вашим услугам, благоволите назначить час и место!
- Хорошо! - ответил Михаил. - Сегодня же все будет решено. Теперь я могу удалиться, ваше высокопревосходительство?
- Нет, ты останешься! - крикнул Штейнрюк, сразу переходя с молодым человеком на интимный, родственный тон. - Мне придется напомнить вам обоим кое-что, о чем вы, как видно, совсем забыли! Вы - слишком близкие родственники, и я требую, чтобы вы считались со связующей вас общностью крови! Пусть посторонние хватаются в таких случаях за оружие - сыновья моих детей должны подыскать другой исход!
- Дедушка! Ваше высокопревосходительство! - одновременно и с одинаковым упреком в тоне воскликнули молодые люди.
Однако генерал повелительным жестом приказал им замолчать и продолжал:
- Молчите, говорю я вам, и слушайте меня! Это - семейное дело, которое подлежит не общественному суду, а лишь суду главы семьи. Я - ваша высшая инстанция, я один имею право решить ваше дело и разрешение его с оружием в руках я запрещаю! В вас обоих течет моя кровь, и я не допущу, чтобы вы проливали ее. В качестве главы семьи, в качестве дедушки, я требую от своих внуков беспрекословного повиновения!
В его тоне и манере резче, чем когда-либо, сказалась присущая ему повелительность, все склонявшая перед собой. Действительно, молодые люди не решались возразить что-либо деду, особенно Рауль, который был вне себя от изумления: "В ваших жилах течет моя кровь!", "... От своих внуков!" - да ведь это признание по всей форме!
надменности в обращении с ним, которая сама по себе уже является вызовом. Тебя это удовлетворяет?
- Если граф Рауль подтвердит мне это - да.
- Он это сделает! Рауль!
Молодой граф ничего не ответил. Он стоял, стиснув зубы, сжав кулаки и меряя врага взором глубочайшей ненависти. Видно было, что он решился пойти наперекор воле деда.
- Ну? - крикнул генерал после томительной паузы. - Я жду!
- Нет, не хочу! - упрямо кинул Рауль.
Однако граф вплотную подошел к нему и сказал, впиваясь в него сверкающим взглядом:
- Ты должен хотеть, потому что неправ ты! Если бы Михаил был обидчиком, я потребовал бы того же от него, и он послушался бы. Раз обидчиком был ты, ты и должен пойти первый на уступку. Я требую от тебя простого "да", только и всего. Ну, подтвердишь ты мои слова?
Некоторое время Рауль еще пытался сопротивляться власти деда, но пламенный взор последнего сковывал волю юноши, и в конце концов с его губ еле слышно сорвалось требуемое "да!"
Михаил кивнул головой и произнес:
- Беру свой вызов обратно, дело улажено!
Штейнрюк с облегчением перевел дух. Очевидно, он был не настолько уж железной натурой, какой хотел казаться. И этот вздох облегчения выдал, сколько он вынес при мысли, что оба его внука действительно могут сойтись в борьбе не на жизнь, а на смерть.
- А теперь подайте друг другу руки, - более мягким тоном продолжал граф, - и помните в будущем, что вы одного происхождения, хотя в глазах света это и должно остаться тайной
Но тут податливость Рауля была окончательно исчерпана: с выражением явной ненависти он повернулся к врагу спиной. Впрочем, и Михаил тоже отступил на шаг, сказав:
- Прошу извинить, ваше высокопревосходительство, но в этом пункте вы должны предоставить нам свободу. Граф, как я вижу, не склонен к примирению, да и я тоже нет! Я даю ему слово, что не буду давать повода к новой ссоре, ну, а родственные отношения мы оба отвергаем с одинаковой решительностью!
- Нет, признания, вынужденного лишь безвыходным положением, боязнью открытого скандала, признания, которое должно оставаться позорной тайной в обществе... нет, такого признания мне недостаточно! Всю жизнь мне приходилось чувствовать, что графы Штейнрюк не считают меня равным себе. Здесь, на этом самом месте, вы заявили мне, что отрицаете кровное родство между нами! Теперь я не желаю получить из милости то, что является моим правом перед целым светом, и если далее вы станете звать меня внуком, я никогда не назову вас дедушкой, никогда! А теперь я прошу, ваше высокопревосходительство, разрешить мне удалиться!
- Ну так ступай! - желчно и надменно ответил граф. - Ты хочешь видеть во мне лишь начальника, пусть так и будет!
Михаил ушел. Несколько минут в комнате царила тишина. Затем Рауль сказал:
- Дедушка!
- Надеюсь, теперь ты получил достаточное доказательство надменности своего "внука"! С каким восхитительным высокомерием он отказался от твоего признания и просто ногами растоптал наше родство с ним! И перед таким-то субъектом ты подверг меня унижению!
- Да, этот Михаил словно выкован из стали, - пробормотал Штейнрюк. - С ним ничего не поделаешь ни добром, ни злом!
- И притом он еще до ужаса похож на тебя, - продолжал Рауль, рассчитывавший, что это сходство с человеком, доставившим ему минуты унижения, должно уколоть деда. - Прежде я этого не замечал, но когда он давал тебе отпор, я был просто поражен сходством между вами!
- Ты тоже нашел это? А я уже давно заметил наше сходство...
он чувствовал только антипатию и задорное раздражение.