Пришествие, на нашу землю, и пребывание на ней, Микромегаса; из сочинений г. Вольтера
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Пришествие, на нашу землю, и пребывание на ней, Микромегаса; из сочинений г. Вольтера

*) Сей переводъ учиненъ того перевода прежде, который внесенъ въ академичеcкiя изданiя. А отъ чего въ нихъ гораздо близкое сходство, оное предается рассужденiю и догадке читателей. Примечанiе г. Сумарокова.

Въ некоторой изъ планетъ обращающихся около звезды нарицаемой Сирiй, былъ молодой и разумной человекъ, именемъ Микромегасъ, ростомъ въ восемь миль, то есть въ дватцать четыре тысячи геометрическихъ шаговъ, шагъ по пяти ступеней. Видеть светъ, выехалъ онъ изъ отечества свосго, и приехалъ въ Сатурнъ. Сатурнiянцы ростомъ предъ Сирiянцами карлы. Вышина ихъ только саженей по тысяче. Сирiянецъ спознался тутъ съ Секретаремъ Академiи, съ которымъ пустился онъ въ новой путь, приехалъ въ Юпитеръ, оттоле проехали мимо Марса, и для малости не удостоили ево быть местомъ своемъ отдохновенiя, хотя после не сыскавъ себе вскоре другова наслега и раскаялись. На конецъ увидели они, что нечто светится: Земля то была. Какой ето бедной наслегъ для проехавшихъ Юпитера: но чтобъ не прийти опять въ раскаянiе, выступили на нашу Землю, на полунощный берегъ Бальтiйскаго моря, въ тысяча семь сотъ тритцать седьмомъ году, Іюля пятаго дня по новому исчисленiю. Выпокоясь пошли они, и стали осматривать, что то за страна, въ которую они прибыли. Сирiянецъ шелъ своими обыкновенными шагами, а Сатурнiянецъ бежалъ за нимъ какъ за Прусскимъ Капитаномъ маленькая собачка.

нежели обойти ногами. Возвратилися они на то место, откуда они пошли: увидя на пути сiю лужицу которая называется Средиземнымъ Моремъ, и сей маленькой и мелкой прудокъ, которой подъ именемъ Великаго Океана окружаетъ кротовой курганчикъ. Карла ни где больше половины ноги не омочалъ, а Сирiянецъ и пяту омочалъ едва только. Ходя туда и сюда старалися они приметить, обитаемъ ли сей шаръ или нетъ. Наклонялися, ложилися, везде щупали, но глаза ихъ и руки будучи вышемерными ползующимъ по нашему кругу веществамъ, ни малейшаго не подали къ ихъ понятiю следа, что мы и протчiя сего шара обитатели существовать честь имеемъ.

Карла разсуждалъ иногда скоровато: положилъ такъ, что на Земли ни кого нетъ. Микромегасъ благопристойно далъ ему разуметь, что такое разсужденiе не правильно: ибо, говорилъ онъ, не видишъ ты малыми своими глазами некоторыхъ звездъ пятидесятной величины, которыя мне очень видны, не уже ли ты изъ того заключаетъ, что сiи звезды не существуютъ? Однако я землю гораздо щупалъ, говорилъ Карла. Но ты того не почувствовалъ, ответствовалъ тотъ. Однако говорилъ Карла, сей кругъ такъ дурно состроенъ, такъ неправиленъ, и такъ безобразенъ, что онъ мне чуденъ кажется. Все здесь въ смешенiи. Посмотри на сiи малыя источники, какъ криво они идутъ.

Пруды сiи, ни круглы, ни четвероугольны, ни продолговаты, и никакова правильнаго не имеютъ образа. Что ето за острыя крупинки, которыми сей шаръ натыканъ? Горы онъ подъ симъ разумелъ именемъ: они мне ноги изцарапали. Разсмотри весь шаръ сей, какъ онъ на концахъ своей оси плоскъ, какимъ образомъ онъ около солнца вертится, и что отъ того при концахъ оси места ни къ чему годны. Вотъ изъ чего я заключаю, что здесь ни кого нетъ.

Что мне кажется, что здесь люди здраваго разсужденiя жить не захотятъ. Можетъ быть говорилъ Микромегасъ, что здесь люди и не здраваго разсужденiя обитаютъ. Однако есть некоторой признакъ, что ето для чего нибудь зделано и не даромъ. Тебе все здесь неправильно кажется, говоришъ ты, а ето отъ того, что въ Сатурне и Юпитере зделано все прямо, а здесь криво. Можетъ быть, что здешнее малое замешательство и подлинно отъ того происходитъ. Я вишь тебе сказывалъ, что я въ своихъ путешествiяхъ всегда находилъ разность. Сатурнiянецъ всему тому прекословилъ. Споръ бы ихъ не окончался, ежели бъ Миркромегасъ говоря разгоряченно не надулъ горла и не перервалъ своево алмазнова ожерелья. Алмазы попадали: камни были небольшiя однако изрядныя, самыя меньшiя весомъ по пятидесять, а самыя большiя по четыре ста фунтовъ. Карла подобравъ изъ нихъ некоторыя и поднеся къ глазамъ своимъ приметилъ, что сiи алмазы такъ огранены, что они стали предорогими микроскопами. Взялъ камушекъ ста шестидесяти ступеней въ половинномъ перерезе, и приложилъ ево къ зорочку, а Микромегасъ выбралъ изъ нихъ микроскопъ двухъ тысячь пяти сотъ ступеней. Микроскопы были очень хороши, однако помощiю ихъ вдругъ еще ни чего увидеть было нельзя. Надлежало ихъ зделать исправными. Наконецъ житель Сатурна усмотрелъ нечто чудь чудь видное, и что оно въ воде Бальтiйскаго моря ворошится: Китъ былъ то. Тихонько взялъ онъ ево мизинцомъ, и положивъ на ноготь большова пальца, показалъ ево Сирiянцу, которой въ другой разъ захахоталъ чрезвычайной малости жителей нашего круга. Сатурнiянецъ уверенъ, что нашъ светъ обитаемъ, тотчасъ себе вообразилъ, что въ нашемъ свете одни только киты обитаютъ, а будучи великимъ въ разсужденiяхъ хлопотникомъ хотелъ догадаться, отъ чего сiя малая пылинка имеетъ въ себе движенiе, имеетъ ли она мысли, волю и свободу. Не зналъ, что думать, а Микромегасъ сего зверка очень терпеливо разсматривалъ, и заключилъ, что нетъ способа поверить, чтобъ онъ былъ одушевленъ. Оба путешествователи склонялися думать, что въ нашемъ обиталищи разума нетъ. Въ самое то время помощiю микроскопа приметили они нечто больте кита плывущее по Бальтiйскому Морю. Известно, что въ то самое время стая Философовъ возвращалася отъ круга конца земляной оси, где они делали примечанiя, о которыхъ до того времени ни кто не извещался. Писали въ ведомостяхъ, что корабль оныхъ Философовъ у сторонъ Боснiи терпелъ разбитiе, отъ котораго великимъ трудомъ спаслися; однако по картамъ ни кто не ведаетъ, где то на свете место. О томъ, какъ ето было, разскажу я безо всякой отъ себя примеси, что несколько и трудно Историку.

же и ево еще положилъ на ноготь, не гораздо жавъ ево, что бы не раздавить. Вотъ какой очень отличной отъ перьваго зверокъ, говорилъ Сатурнской карла. Сирiянецъ мнимаго зверка положилъ на ладонь. Обретающiяся на корабле чаяли, что они некимъ бурнымъ ветромъ вознесены на превеликой камень: пришли все въ движенiе: матросы хватались за винныя бочки, бросали на Микромегасову руку, и збросились сами после. Землемеры забравъ все свои къ измериванiю надобности, сошли на Сирiянцовы пальцы. Столько было ихъ, что онъ наконецъ почувствовалъ, что у нево на пальцахъ нечто ворошится, и ихъ щекотитъ. Въ указательной ево палецъ вбили они железную палку на ступень мерою. Какъ ево кольнуло, разсудилъ онъ, что что нибудь изъ того зверка, которова онъ держалъ, вышло, а больше тотчасъ и мыслить ему было нечево. Микроскопъ, которой взору кита и корабль едва изобразить могъ, не имелъ добычи въ такой малой твари, каковы люди. Я не стараюся чьей нибудь коснуться тщетности, только прошу важныхъ людей, чтобъ они при семъ зделали со мною маленькое примечанiе. Взявъ станъ человеческой ступеней пяти, не имеемъ мы больше вида, какъ на ядре десяти ступеней вокругъ, зверокъ около шести сотъ тысячной части ширины большова пальца вышиною. Вообрази себе существо, которое нашу землю можетъ взять въ руку, и у котораго члены по размеру нашихъ. Да и очень можетъ статься, что таковыхъ существъ по всей вселенной великое множество. Такъ представь себе, прошу я, что бы они подумали о сихъ сраженiяхъ, которыя намъ две деревни стоили, и которыя отъ насъ обратно отданы. Думаю, что когда нибудь гранодерской Капитанъ прочтетъ сiе сочиненiе. Онъ ступеньми двумя превышаетъ шапки своихъ подчиненныхъ, а я ево уведомляю, что и онъ и подчиненныя ево пребудутъ на всегда въ безконечныхъ малостяхъ.

Какое пречудное искуство надлежало иметь лчашему Сирiйскому Философу; разсмотреть те пылинки, о которыхъ я говорилъ! Когда Левенгекъ и Гартсекеръ первыя увидели, или чаяли, что увидели, крупинки, отъ которыхъ мы зачинаемся, далеко не подошли они открытiемъ своимъ къ сему преудивительному открытiю. Какое утешенiе ощущалъ Микромегасъ видя, что тельца маленькихъ сихъ тварей ворошаются. Разсматривая все ихъ обращенiя, следуя имъ во всехъ ихъ действiяхъ, какъ закричалъ онъ! съ какою радостiю отдалъ онъ одинъ изъ своихъ микроскоповъ въ руки своево товарища! Вижу, говорили они оба въ другъ. Видитъ ли какъ они бремена носятъ, какъ наклоняются, какъ подымаются? Говоря имъ ето, отъ радости, что видятъ такую новизну, и отъ страха, чтобъ не лишиться сего къ изследованiю зренiя, руки у нихъ дрожали. Сатурнiянецъ изъ непомерной вероятности прешедъ въ непомерную вероятность чаялъ, что онъ приметилъ, что они уже и сочетоваются. Ахъ! говорилъ онъ, Все естественныя действiя открылись мне, однако въ кажущемся виде обманулся онъ, какiя обманчивости и безъ микроскопа и съ микроскопомъ часто бываютъ.

Микромегасъ лучшiй примечатель, нежели ево карла, ясно увиделъ, что сiи пылинки разговариваютъ, и показалъ то своему товарищу, который стыдясь обманувшись произращенiемъ сочетанiя не хотелъ верить, что такiя мелкiя твари могутъ другъ другу сообщать свои мысли, а онъ дарованiя языковъ имелъ такъ какъ и Сирiянецъ. Не слышалъ онъ, какъ оныя пылинки говорили, и изъ того заключилъ, что они не говорятъ. Въ протчемъ удобно ли такимъ мелкимъ тварямъ иметь устроенныя для Произношенiя голоса члены, да и что имъ говорить? для разговоровъ потребны мысли; а ежели бъ они мыслили, такъ бы должны были они иметь нечто подобное душе. Дать некое подобiе души, такой малой твари, казалось быть ему весьма странно. А ты думалъ, говорилъ Сирiянецъ, что они въ сей часъ упражнялись въ любовныхъ действiяхъ. Или ты думаешъ, что и безъ мысли любиться можно, Не произнеся ни одного слова, или по крайней мере не давъ себя разуметь: не полагаешъ ли ты, что удобняе делать доказательство нежели рабенка? Мне говорилъ онъ и то и другое не понятно. Я не смею ни верить ни отрицать, говорилъ карла, я ни какова объ етомъ не имею мненiя, разсмотримъ прежде гадовъ сихъ, и после о нихъ разсуждать станемъ. Ето очень хорошо сказано, отвечалъ Микромегасъ, и тотчасъ вынялъ ножницы, которыми онъ обрезывалъ ногти, и изъ отрезки своево ногтя зделалъ превеликую трубу, какъ широкую воронку, которой горло приставилъ къ своему уху. Окруженiе сей воронки и корабль и всехъ слезшихъ съ корабля охватило, и самой слабой голосъ сквозь ногтевую трубу проходилъ, такъ что симъ искусствомъ Философъ изъ высоты совершенно слышалъ въ низу журчанье обретенныхъ гадовъ. По немногихъ часахъ сталъ онъ разделять слова, и на последокъ узналъ онъ, что они говорятъ по Французски. Узналъ то и карла, только съ большею трудностiю. Удивленiе сихъ путешествователей усугублялось по всякую минуту. Слышали они, что червячки говорятъ съ изряднымъ разсужденiемъ. Сiя игра природы казалась имъ уходяща отъ толкованiя. можно поверить, что Сирiянецъ и карла ево нетерпенiемъ горели, что бы съ сими пылинками утвердить обхожденiе. Боялися они, чтобы громкiя ихъ голоса, а паче Микромегасовъ вместо того чтобъ сiи червячки ихъ влiяли, не оглушилъ ихъ. Умалили силу ево. Сирiянецъ держалъ карлу на коленяхъ, а корабль со всемъ приборомъ на ногте. На конецъ употребивъ все свои предосторожности, речь свою началъ: невидимыя твари, которыя рука создателева благоволила произвести въ бездне безконечныя малости! я ево благодарю, что открылъ онъ мне таковыя тайны, которыя казались быть непроницаемы. Можетъ быть другiя вами гнушаться станутъ, но я ни кого не презираю и обещаю вамъ свое покровительство.

Въ какое удивленiе пришли тогда люди, которыя сiи слова услышали! не понятно имъ было, откуда те речи происходили. Священникъ корабля читалъ заклинательныя молитвы, матросы кляли, а Философы составляли мненiе, но какое мненiе ни составляли, однако никакъ не могли дознаться, что ето такое. Сатурнской карла голосъ имея слабее Микромегасова, немногими словами разсказалъ имъ о себе, кто они таковы. И потомъ пожалевъ о нихъ, что они такъ малы, спрашивалъ ихъ, всегда ли они были въ томъ бедномъ и толь близкомъ отъ небытiя состоянiи, въ чемъ они упражняются на семъ круге, которой имъ сперьва казался быть жилищемъ китовъ, благополучна ли жизнь ихъ, умножаются ли они, имеютъ ли души, и о протчемъ тому подобномъ.

ты думаешъ, государь мой, когда у тебя отъ головы до ногъ тысяча саженъ. Что ты... тысяча саженъ! вскричалъ карла: праведное небо, почему онъ мою вышину знаетъ! тысяча саженъ! на палецъ не ошибся! такая пылинка меня вымерила! знаетъ мою величину, а я только ее чрезъ микроскопъ вижу, и еще величины ея не знаю. Да, я тебя вымерилъ, говорилъ Естественникъ, а еще и твоево высокорослова тоарища вымеряю. Предложенiе ево принято. Ево Высокопревосходительство изволилъ лечь и протянуться. Ежелибы онъ стоялъ, тобъ голова ево была гораздо выше облаковъ. Наши философы поставили ему великое дерево въ место, которое Докторъ Свифтъ именуетъ, но я оное имянемъ не назову, по притчине великаго моево къ дамамъ почтенiя. Измеривали, и на конецъ заключили, что то, что они видели, есть действитедьно молодой человекъ, ста дватцати тысячь ступеней называемыхъ королевскихъ.

Тогда Микромегасъ сiи слова выговорилъ: теперь я еще более вижу, что ни о чемъ не надобно разсуждать по кажущейся величине. О Боже, который одарилъ разумомъ существа показавшiяся толь гнусны глазамъ моимъ! И безконечная малость столько стоитъ тебе, сколько безконечная великость. И ежели бы возможно было, чтобъ были въ естестве существа еще меньше сихъ, тобъ и те могли иметь разумъ превосходный разуму сихъ. Гордыхъ зверей, которыхъ я виделъ на небесахъ, и которыя одною ногою весь шаръ, на которомъ я теперь, покроютъ.

Одинъ изъ Философовъ ответствовалъ ему, что онъ надежно поверить можетъ, что есть действительно разумныя существа, которыя гораздо менте человека. Не разсказывалъ онъ ему того, что Виргилiй баснословно о пчелахъ товоритъ, но то что Сваммердамъ открылъ, и что Реомюръ свидетельствовалъ разнятiемъ членовъ; научилъ ево на конецъ, что есть звери, которыя таковы передъ пчелами, каковы пчелы передъ человекомъ, каковъ Сирiянецъ самъ предъ теми превеликими зверьми, о которыхъ онъ сказывалъ; и каковы сiи большiя звери предъ другими существами, которымъ они пылинками кажутся. Мало помалу обхожденiе ихъ стало быть прибыльно, а Микромегасъ говорилъ:

О разумныя пылинки, которыми вечное бытiе благоволило показать свою премудрость н Всемогущество! Конечно чувствуете вы беспримесныя веселiя на вашемъ круге, ибо толь мало имея телеснаго существа, и показуяся почти духами, конечно провождаете вы жизнь свою въ любви и мысляхъ, по свойству духовъ. Ни где не видалъ я прямова щастiя, а здесь оно конечно. При сей речи все Философы затрясли головами, а одинъ изъ нихъ будучи протчихъ повольняе, искренно признался, что ежели выключить малое число обитателей очень мало почитаемыхъ; такъ весь остатокъ есть собранiе дураковъ, злодеевъ и нещастныхъ. Въ насъ больше телеснаго существа нежели намъ надобно, говорилъ онъ, делать худое, ежели худое отъ телеснаго существа проиеходитъ, и много духа, ежели худое отъ духа происходитъ. Знаешъ ли ты, что въ сей часъ, когда я съ тобою говорю, сто тысячь дураковъ нашего роду покровенныхъ шляпами убиваютъ другихъ сто тысячь таковыхъ же зверковъ покровенныхъ челмами, или отъ нихъ умерщвляются, и что по всей почти земли изъ ушедшихъ отъ памяти временъ, все въ етомъ упражняются. Сирiянецъ ужаснулся, и спрашивалъ о притчине такихъ страшныхъ браней между такими безделишными червячками. Они дерутся, говорилъ Философъ, за несколько кучекъ грязи, которыя все мерою не больше пяты твоей. Не думай ты, чтобы кто изъ сихъ милiоновъ людей, которыя режутся, кусочикъ грязи сей получить устремлялся. О томъ только дело, кому та грязь принадлежать будетъ, изъ двухъ некакихъ человековъ, одного называюшъ Султаномъ, а другова Цесаремъ. Ни тотъ ни другой никогда не видалъ и никогда не увидитъ сего маленькаго земли кусочка, о которомъ дело идетъ, и почти ни кто изъ сихъ зверковъ, которыя взаимно другъ друга режутъ не видалъ того зверка, за котораго они режутся.

своихъ чулановъ, сидя на прорезныхъ стульяхъ определяютъ милiону человековъ зделать убивствiе, и потомъ за то торжественно благодарятъ бога. Путешествователь сжалился надъ мелузгою рода человеческаго, въ которомъ онъ толь странныя нашелъ противудействiя. А вы, говорилъ онъ Философамъ, которыя въ маломъ числе премудрыхъ почитаетеся, и чаятельно, что вы ни кого не убиваете, скажите мне, въ чемъ вы упражняетесь. Мы разрезываемъ мухъ, отвечалъ Философъ, измериваемъ линiи, собираемъ числа, соглашаемся въ двухъ или трехъ статьяхъ, которыя мы разумеемъ, и споримъ о двухъ или трехъ тысячахъ, которыхъ мы не разумеемъ. Захотелось чужестранцамъ, спросить у сихъ мыслящихъ пылинокъ о техъ вещахъ, въ которыхъ они между собою согласны. Сколько счисляете вы, спрашивалъ ихъ Сирiянецъ отъ Песьей звезды до большой звезды Близнецовъ. Все вдругъ отвечали они тритцать две степени съ половиною. Сколько отселе до луны? шестьдесятъ полудiяметровъ земли круглыми числами. Сколько весу въ вашемъ воздухе? Етова они не знаютъ, думалъ онъ; но все ему отвечали, что воздухъ веситъ около девяти сотъ разъ менше, нежели равное тому место занятое самою легкою водою, и тысяча девять сотъ разъ менше червоннова золота. Сатурнской карла пришелъ отъ ихъ ответовъ въ изступленiе, поощрялся принять ихъ за калдуновъ, сихъ людей, которымъ за четверть часа не хотелъ онъ и души дать.

На конецъ Микромегасъ говорилъ имъ: когда вы такъ хорошо знаете то, что вне васъ; безъ сумненiя вы то, что внутри васъ еще лучше знаете; скажите мне, что такое есть душа ваша, и какъ вы устроеваете мысли свои. Философы какъ и прежде все вдругъ отвечали, но все были разнаго мненiя. Самой старшiй ссылался на Аристотеля, другой выговаривалъ имя Картезiя, тотъ Малебранша, тотъ Лейбница, тотъ Локка. Старикъ Перипатетикъ говорилъ громко и надежно: душа есть Ентелехiя, а притчина силы ея бытiя есть то, что она есть. Аристотель говоритъ

Я не очень по гречески разумею, говорилъ великанъ, и я столькожъ, отвечалъ Философъ червячекъ. Тотъ ево спрашивалъ: для чевожъ ты какова то Аристотеля поминаешъ по Гречески? Мудрецъ ответствовалъ: когда что не вразумительно, о томъ должно говорить на такомъ языке, которой менше всехъ знакомъ.

Картезiянецъ говорилъ: Душа есть чистый разумъ, который въ матернемъ чреве получилъ все мысли Метафизическiя, и который вышедъ оттоле принужденъ ийти въ школу и всему тому учиться снова, что онъ прежде зналъ, и чево после знать не будетъ никогда. Такъ на чтожъ говорилъ осмимильной зверь, душа твоя въ матернемъ брюхе такъ учена была, когда ей после, какъ ты обростешъ бородою, быть толь незнающею; но что ты подъ именемъ разума разумеешъ? О чемъ спрашиваешъ ты меня, говорилъ толкователь, я объ етомъ и понятiя не имею, сказываютъ только, что разумъ есть существо безтелесное. Но по крайней мере хотя о телесномъ то существе знаешъ ли ты? Очень знаю, отвечалъ человекъ, напримеръ: камень етотъ серъ, устроенiе ево таково,

она такое? Ты видишъ вещи сей некоторыя свойства; но знакомо ли тебе ея основанiе? Нетъ, отвечалъ онъ. Такъ ты и телеснаго существа не знаешъ.

Такъ на что жъ тебе и быть, сказалъ ему Сирiянецъ.

По томъ спросилъ онъ у Лейбницiяна: А твоя душа, другъ мой, что такое? Душа моя, отвечалъ онъ, есть спичка, которая показываетъ часы, когда тело мое часы бьетъ, или она бьетъ часы, когда ихъ мое тело показываетъ: или душа моя есть зеркало вселенныя; а тело мое есть обечайка зеркала: ето очень ясно.

Вышелъ последователь Локковъ, и когда ево о томъ спрашивали: я не знаю, говорилъ онъ, какъ я думаю; знаю только, что никогда инако не думывалъ, какъ лишъ по приключенiю своихъ чувствъ, что есть вещества безтелесныя и разумныя, о томъ я не сумневаюсь; но что не удобно Богу сообщить существу телесному мысль, о томъ я очень сумневаюсь. Я почитаю вечное всемогущество; ни чево не утверждаю, и довольствуюся мненiемъ симъ, что возможныхъ вещей больше, нежели мы чаемъ.

Понравился Локковъ последователь чужестранцамъ: но по нещастiю выскочилъ душевникъ въ четвероугольной шапке, который у всехъ перебилъ речи, и говорилъ, что онъ всю ету тайну знаетъ, и что все то изъяснено въ письмахъ святаго Фомы: осмотрелъ обеихъ небесныхъ обитателей, и утверждалъ имъ, что они, ихъ светы, ихъ солнцы, звезды ихъ, и словомъ все, что ни есть, зделано единственно для человека. Слыша слова сiи чужестранцы расхахотались. Микромегасъ удивлялся, что такiя безконечныя малости имеютъ гордость почти безконечно великую: обещалъ имъ сочинить хорошую Философическую книгу, которая будетъ написана самымъ мелкимъ писмомъ для употребленiя ихъ, и что въ ней они все то сыщутъ, что они сыскать стараются, и действительно далъ имъ ее предъ отъездомъ своимъ. Принесли ее въ Парижъ, въ Академiю Наукъ. Но какъ Академiи Секретарь ее раскрылъ, увиделъ въ ней только одну белую бумагу.