Накануне Мартинова дня.
Часть I.
Глава XV. Только как брат и сестра.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Накануне Мартинова дня. Часть I. Глава XV. Только как брат и сестра. (старая орфография)

XV. Только как брат и сестра.

Сумерки уже заменили сентябрский полдень, а владелец Веферского замка еще не приезжал. Мисс Джорджина Боклерк не знала что делать. Решившись во что бы то ни стало исполнить свое обещание и уведомить Исаака о несчастии, постигшем его брата, так чтобы мистрис Сент-Джон ничего не заметила, она видела к этому только одно средство: переговорить с Исааком в тот промежуток времени, когда он выйдет из экипажа и будет входить в дом. С этою целью, почти все время после полудня она была на-стороже, стараясь чтоб ее не заметили из окон, и готовая всякую минуту, как только покажется экипаж, спокойно двинуться вперед, как бы обыкновенная посетительница. Но экипаж не показывался, а Джорджина, чувствуя что близок час обеда, не знала что ей делать: ждать ли мистера Сент-Джона, или показаться дома во избежание криков и шума, что непременно будет, если она не явится в обеденное время.

Теряя всякую надежду и почти решаясь на какую-нибудь отчаянную попытку, хотя и не зная на какую именно,-- она услыхала стук колес, к дому быстро подъехала пыльная коляска четверней. Джорджина не менее проворно кинулась за ней. Но не успела она дойдти до ворот, не успели еще отворить в коляске дверцу, как из дому вышла мистрис Сент-Джон, подняв руки и растерянно возвышая голос.

Это выходило из обычного порядка вещей, и Джорджина приостановилась на месте: ей не хотелось подходить к Исааку в такую минуту. От всего сердца посылая мистрис Сент-Джон хоть в Азию, Джорджина прислушивалась к происходившему разговору и уловила из него, что в замке Вефер безпокоились о Фредерике. С прошедшого дня его там не видали и даже не слыхали об нем. После оказалось, что он написал другую записку мистрис Сент-Джон о своем исчезновении, но посланный с нею так и не передал записки. Джорджина не могла приблизиться, а пока она поджидала, мистер Сент-Джон, вместе с своею мачихой, скрылись за дверями. Она чуть не заболела от волнения. Сообразили ли вы, чем должен был показаться подобный арест молодой девушке, несведущей в светском обычаях? Угроза тюрьмой тому, кто всех милее! Это казалось ей каком-то страшным бедствием, каким-то ужасным позором, от которого Фредерику Сент-Джону во всю жизнь не отделаться. Еслиб её жизнь зависела от свиданья с Исааком, то и тогда она не могла бы добиваться этого свидания более страстно и более решительно чем как добивалась теперь.

Пока она стояла тут, прячась за миниатюрно-декоративными кустарниками лужка, и почти незаметная в вечернем сумраке, к этой стороне коляски подошел мистер Брун, отворил дверцу и стал доставать что-то из-под сиденья. Мисс Боклерк бросилась к нему; она была вовсе не робкая молодая девушка, напротив, черезчур смелая и развязная, когда целью её было правое дело.

- Брум, сказала она в волнении, сообщавшем её голосу покоряющий оттенок:-- мне надо видеть мистера Сент-Джона. Я должна видеть его, без всякого отлагательства, если я обойду кругом в ту дверь и проберусь к нему в приемную, не постараетесь ли вызвать его ко мне? Он, кажется, в гостиной с мистрис Сент-Джон.

Минуту или две Брум только глаза пялил. Он считал деканскую дочку, если правду сказать, несколько ветреною молодою девицей и никак не полагал, чтоб у нея могло быть какое-нибудь дело до мистера Сент-Джона; то-есть, важное какое-нибудь.

- Он чрезвычайно устал, мисс Боклерк, наконец проговорил он:-- я полагаю, что он сегодня не в состоянии принять кого бы то на было.

- Не будьте же идиотом, Брум, повелительно возразила молодая особа: - говорят вам, я должна его видеть: дело идет почти о жизни и смерти. Вы его ко мне вызовите так или иначе, только смотрите, чтобы не возбудить подозрения в мистрис Сент-Джон.

Сказав это, она прокралась вокруг дома в приемную мистера Сент-Джона,-- в ту малую комнатку, где вы его некогда видели. Брум, все еще сомневаясь, но не видя другого средства, кроме послушания, выбрал из коляски вещи, передал их лакею и затем пошел в гостиную.

Господин его не сидел, а стоял, поэтому Брум знал, что он не располагает долее оставаться в этой комнате. Мистрис Сент-Джон разказывала ему про то, что она называла таинственным повелением Фреда, и показывала полученную накануне записку. Она говорила словно жалуясь и высказывала мнение, что ветренник сын её простился с ней на французский манер, отъезжая в Лондон. Как бы то ни было, мистеру Сент-Джону нечем было помочь ей в этом случае; да и усталость его на самом деде была такова, что он никаким образом многого бы и не сделал. При чрезвычайном телесном утомлении сила еще почерпается иногда из мощи духа: но он, повидимому, не придавал большой важности тому, что говорила мистрис Сент-Джон. Он вышед из комнаты, захватов письмо с собою, и тут-то Брум остановил его.

- Будьте так добры, сэр, зайдите на минутку в вашу приемную.

- Я иду на верх, Брум. Целые годы не чувствовал я такой усталости.

- Но... простите меня, сэр, продолжал Брум, говоря тем же тихим и сдержанным голосом, что несколько удивляло его господина: - вас.... вас там спрашивают. Если вам угодно пожаловать сюда, сэр, я объясню.

Мистер Сент-Джон отошел подальше от гостиной, чего Бруму, очевидно, и хотелось:

- Мисс Боклерк дожидается вас, шепнул он, проходя большой залой:-- она говорит, что желает сказать вам словечко по секрету.

Сильно удивляясь не тому, конечно, что она желает поговорить с ним (в этом не было ничего необыкновенного), но виду таинственности, который Брум, казалось, придавал делу, мистер Сент-Джон пошел в гостиную. Джорджина сновала в ней, напоминая птичку в клетке, едва будучи в состоянии подавить свое нетерпение.

- Я вас дожидалась на дворе с двенадцати часов! воскликнула она, совершенно забыв всякий церемониал встречи: - ужь я думала, что вы никогда не приедете.

- Вам именно меня нужно? спросил мистер Сент-Джон.

- Нужно ли мне вас! Да мне еще никого в жизни не бывало так нужно. Сказывала вам мистрис Сент-Джон, что Фредерик скрылся?

- Да. Она полагает, что он уехал в Лондон...

- Какой вздор! вскрикнула Джорджина, сдергивая шляпку и открыв пылающия щеки;-- как будто он мог уехать в Лондон таким манером! Я пришла разказать вам о нем, мистер Сент-Джон. Ему некому было доверится, вот он и доверился мне; он не мог послать к вам письма в ожидании вашего приезда, чтобы мистрис Сенть-Джон не распечатала его. Он теперь в Барли-Моу; он арестант.

- Он - что? воскликнул мистер Сент-Джон.

- Он вчера поутру арестован. Я видела как это сделалось, но тогда еще не поняла. Там ужасный человек, в огромной, высокой шляпе; он-то и засадил его в Барли-Моу, пока вы не выручите.

Исаак Сент-Джон опустился в кресло, огорченный, растерянный. Так как он жил в совершенном удалении от света, никогда не входя лично в столкновение с его подводными камнями и мелями, то понятно, что подобного рода дело должно было потрясти его едва ли в меньшей степени чем самоё молодую девушку, стоявшую здесь и глядевшую на него большими серо-голубыми глазами.

- Арестован! пробормотал он:-- Фредерик!

- Вы пойдете, выручите его, не правда да? сказала Джорджина:-- нужно страшную кучу денег; он сказал несколько сот; но ведь вы заплатите за него?

- Да, заплачу, разсеянно ответил мистер Сент-Джон, как бы теряясь в мыслях:-- по какому случаю он вам-то это разказывал, Джорджина?

- Ах, да я ходила туда и видела его. Я угадала что случилось, теперь некогда толковать как аменно; только я пошла. Ему не было бы никакой пользы запираться в этом, впрочем, я обещала хранить его тайну. Он дрожит как в лихорадке, чтобы мистрис Сент-Джон не проведала.

Исаак Сент-Джон встал, отворил дверь и позвал Брума. Мисс Боклерк воспользовалась случаем ускользнуть.

- Мне теперь всю дорогу надо бежать домой, шепнула она:-- мамаша, должно-быть, ужь давно хватилась меня. Я скажу ей, что дожидалась тут, желая посмотреть на ваш приезд; это не выдумка.

- Вы сохраните это в тайне, моя малая! умоляющим голосом воскликнул мистер Сент-Джон, схватив ее за руку: - это жестокий позор для Сент-Джонов.

- Верьте мне, верьте всегда, было сериозным ответом.

Спустя немного более получаса, в этой самой комнате Фредерик Сент-Джон сидел на свободе с братом. Он сознавался ему в итоге своих затруднительных обстоятельств, чего прежде не делал. И сознавался все-таки не охотно, но по необходимости, так как мистер Сент-Джон допрашивал с большою проницательностью. Чем более разказывал Фредерик, тем более Исаак Сент-Джон приходил в изумление; даже, можно сказать, крайне недоумевал и гневался. Сам он никогда не подвергался безчисленным искушениям, осаждающим молодого человека известного положения при его вступлении в свет, а осуждал их в духе полнейшей нетерпимости.

- Деньги просто таяли. Я и не подозревал, что оне так быстро улетучиваются.

- Это не простое сумасбродство, это - безпечность.

Фредерик Сент-Джон сидел против брата за одним столом, облокотясь на него одною рукой, а другою играя печатью, висевшею на часовой цепочке. И поза, и голос, и вся манера его выказывали беззаботность, вот что мучило мистера Сент-Джона.

- Каким образом потрачены эти деньги? Будет ли какая-нибудь польза в этом вопросе?

- Была бы, еслиб я мог разъяснить, ответил тот:-- я по чести объявляю тебе, что и сам не знаю. Ведь я говорю, деньги просто таяли. Ну, я был сумасброден, сознаюсь в этом; я тратил их безсмысленно, безразсудно; а ужь раз как человек в денежных тратах пошел вниз по этой дорожке, так ужь ему приходится бегом да бегом, назад-то и не может.

- Не может? с упреком отозвался мистер Сент-Джон.

- Да оно, Исаак, пожалуй, потруднее чем ты воображаешь. Я по опыту говорю. А что хуже всего: так легко катишься, что опасности-то и не видать; а ведь иначе можно бы сесть на полдороге и сосчитать прогоны. Мне право бы не хотелось, чтобы ты казался таким огорченным.

- Меня ведь не то огорчает, что ты намеренно тратил деньги, ответил Исаак: - а то, что ты допустил себя снизойдти на такую дурную дорогу.

Фредерик Сент-Джон подвид на брата свои сериозные, темноголубые глаза:

- Поверь же, Исаак, что можно промотаться, не сделав ничего особенно дурного. Я поистине могу сказать, что со мной оно так и случилось. Большая часть моих денег пошла на то, что ты с матушкой называешь моим коньком: на покупку картин и на разъезды в поисках за ними. Где только прослышишь бывало о картинной галлерее, тотчас и едешь, будь она хоть на другом конце Европы. Покупал я много, безразсудно, никогда не думая о том как расплачусь. Помогал множеству бедных художников, как наших, так и иностранных, и ставил их на ноги. Я вечно путешествовал,-- ведь ты знаешь как я много путешествовал, словно богатый человек; а это ведь не дешево. Но в дурном, те-есть, по твоему понятию, в тех пороках, которыми полон свет, я не провинился. Даже в сумасбродстве я не так виновен, как ты думаешь.

Мистер Сент-Джон поднял брови:-- Невиновен и в сумасбродстве?

- Исаак, я говорю: не так виновен, как это может тебе казаться. Я запутался в опасном обычае давать векселя. Когда я покупал картины и не мог заплатить за них, я писал вексель в такую сумму. Если же векселю выходил срок, а я был несостоятелен, то занимал деньги под другой вексель, и таким образом дефицит все поднимался да рос. Вот это-то меня и раззорило. Если я должал сотню фунтов, то платить за нее надо было две, иногда и три. Пусть человек только раз примет такую систему, и он скорехонько пойдет ко дну.

- Разве ты ни разу не подумал о конце?

- Как же! очень часто. Но я не мог сам подняться. Вот в чем дело-то! Как заберешь хорошенько под гору-то, назад ужь нет возврата. Я могу во время одуматься, Исаак. Если я захочу отказаться от всяких трат, и буду проживать не более шиллинга в день, как ходит поговорка, то дела поправятся.

- Сколько же времени ты разчитываешь поступать таким образом?

- Я полагаю, около четырех или пяти лет.

- Так и есть. Лучшие годы жизни. Я бы не желал видеть этого, Фредерик.

- Мне это впрок пойдет.

- Едва ли это будет прилично для наследника Веферского замка.

- Исаак, поверь же, я никогда не разчитывал на это предполагаемое наследство, ни разу не действовал с этим разчетом. У меня не было недостатка в лживых советниках, внушавших мне предвоспользоваться возможным правом на будущие доходы, но я не слушал их. Хоть я и расточал свое собственное, но твоего не подкапывал.

с таким неизвинительным намерением. Хотя ты, по всей вероятности, и наследник Веферского замка, Фредерик, как бы сын мой, а не младший брат, и хотя, я заранее уверил тебя в этом, все-таки лучше, если в свете будут помнить, что это еще сомнительно.

- Я и сам попомню об этом, Исаак. С моей стороны было бы чисто глупостью поступать иначе. Пока ты жив, твои намерения могут измениться.

- Ну, полно, выслушай меня. Все это сильно огорчило меня, но я вижу, что дело могло быть хуже; и если благодаря этому обстоятельству ты приобретаешь ту опытность, без которой, кажется, вам, светским молодым людям, нельзя обойдтись, то я не считаю цену слишком дорогою. Ты должен начать жизнь сызнова, совершенно иную жизнь. Я помогу тебе на двух условиях.

- На каких же?

- Вопервых, ты дашь мне честное слово никогда не подписывать своего имени ни на одном векселе.

- Даю от всего сердца. Только эти затруднения и заставляли меня писать векселя, и я уже пришел к твердой решимости не касаться их, раз как только разделаюсь с ними. Ненавижу эти векселя.

- Ну, вот пока и прекрасно. Другое условие: женись.

С минуту Фредерик Сент-Джон молчал. Требование, повидимому, не удивило его; он даже не поднял глаз, только приостановился в мыслях. Может-быть, он и ожидал этого?

- Мне кажется, надо отложить это, Исаак.

- Слушай дальше. Я всегда намеревался передать тебе замок Вефер в день твоей свадьбы; если я сделал это жилище изящным, Фредерик, я сделал это лишь для тебя. Сам я удалюсь в мое маленькое именьице на севере, и в случае моего приезда в замок Вефер, буду твоим гостем. Не перебивай меня. Что? Не имеешь права лишать меня, его? Вздор! Я, пожалуй буду здесь шесть меесяцев ежегодно. Дай мне высказать. Личную твою собственность я разом освобожу от воякой запутанности и кроме того назначу тебе хороший доход, приличный владельцу замка Вефер. Жена твоя также будет щедро наделена. Не желаешь ли ты еще чего-нибудь?

- Я не желаю и половины этого, горячо ответил тот.-- ты всегда был слишком великодушен со мною, Исаак. Но,-- и Фредерик Сент-Джон весело засмеялся,-- прежде чем говорить о женитьбе, надо же мне выбрать себе жену.

- Это, надеюсь, давно уже сделано, Фредерик.

- Не мною только, совершенно спокойно проговорил тот.-- Разумеется, от моей наблюдательности не скрылось, что вы с матушкой обратили свои надежды на Анну; но я.... и не поощрял этого.

- Да ведь во всем семействе Сент-Джонов общее желание, чтобы ты женился на Анне.

- Пожалуй и так. Но дело в том, Исаак, что мы с Анной и не думаем друг об друге. Теперь, когда мы коснулись этого пункта, быть-может и кстати сознаться в этом. До сих пор я уклонялся от этого вопроса.

- Можно ли желать лучшей жены нежели Анна?

- В отношении существенных достоинств я не мог бы найдти лучшей. Но ведь женятся по любви, а не в силу достоинств: по крайней мере там, где нет любви, достоинство мало ценится. Сердце мое не лежит к Анне.

Мистер Сент-Джон подался вперед, и лицо его покрылось смертною бледностью. Усталость за весь день резко давала себя чувствовать: а в такую пору всякое противоречие принимается к сердцу.

- Знаешь ли ты, что и отец Анны желал этого? сказал он, понизив голос. - Умирая, он не раз заговаривал со мной о том, как бы он был рад, еслибы мог надеяться, что ты женишься на Анне. Ты тогда был еще мальчиком, но уже любимцем графа.

- Отцовския желания не много значат в таких делах, ответил тот невпопад.

- Нет. По крайней мере,-- и он снова засмеялся, - я не уверен; но некогда у меня была мечта подобного рода. Кажется, она прошла.

- Нет ли у тебя чего-нибудь с Джорджиной Боклерк? спросил Исаак.-- Не любовь ли это?

- Не с моей стороны, чуть не вырвалось у него в порыве откровенности, но он успел во время переменить фразу:-- нет, ничего.

- Стало-быт не она отвлекает тебя от Анны?

- Не она и никто другой. Я отклоняюсь от Анны по своей доброй воде. Но по-настоящему-то, Исаак, главнейшее и существенное мое возражение состоит в том, что мне теперь еще не хочется жениться.

- Почему же?

- Не могу представить никакой особенной причины, кроме той, что не хочется. Да я, право, и не знаю, кто же пойдет за меня.

- Анна пойдет.

На миг по губам его пробежала какая-то особенная улыбка. За ней последовали слова, горько оскорбившия мистера Сент-Джона.

- Да я-то не посватаюсь.

Понемногу да понемногу, спор усилился. Слово-за-слово, произошла сильная ссора: первая, когда-либо случавшаяся между братьями. С обеих сторон сгоряча были сказаны вещи, оставляющия свое жало в памяти: полчаса спустя Фредерик выбежал из комнаты, потому что в ней он уже не мог сдержать своего гнева.

Леди Анна первая попалась ему навстречу. Шум был слышен за стенами, и она была в припадке безпокойства и тревоги.

- О, Фредерик, в чем дело? Не обо мне ли что-нибудь?

Фредерик и тут был великодушен, свалив всю причину на себя, чтоб устранит ее, и открыв то, чего не сказал бы в более спокойную минуту.

- Я попался под арест, и мы с Исааком за это поссорились. Где матушка?

- Все время ждала вас обедать. Мы ужь думали, что вы не придете. Мы ждем к вечеру Боклерков, оне застанут вас до обеда.

Он уже уходил на поиски за своею матерью, как леди Анна, схватив его за руку, шепнула:

- Вы не проболтались о капитане Сэвилль?

- Ни слова. Будьте покойны. Разве я не говорил вам, что на меня можно положиться?

Отыскав мать, он заставил ее вздрогнуть, оказав, что сейчас уезжает в Лондон с вечерним поездом.

Напрасно пыталась мистрис Сент-Джон пересилить его, решимость и разузнать подробности только-что происшедшей бурной размолвки. Среди самых настойчивых просьб, он поцеловал ее и ушел, прося Брума присмотреть, чтобы вещи его была отправлены вслед за ним.

он встретил мистрис Боклерк с племянницей и дочерью.

- Вы шли с тем чтобы проводить нас, спросила Джорджина с обычною развязностью.

- Я спешу в Лексингтов, сказал он; - я еду назад в Лондон.

- Не сегодня же?

- Сегодня. С первым отходящам поездом.

- Зачем же это?

Он не дал ответа, обратился к мистрис Боклерк и спросил, не будет ли ему какого-нибудь поручения в город.

- Никакого, благодарю вас, ответила та,-- если только не встретите декана. Он, кажется, хотел быть в Лондоне около этого времени. Если увидите, скажите ему, что чем скорее он к вам вернется, тем лучше будет для мисс Джорджины. Я ужь ничего не поделаю с ней; она выходит из-под моей власти. Поверите ли, что она сегодня уходила на несколько часов, не являлась до самых сумерок и не хочет сказать мне что ее задержало или с кем она была.

Фредерик Сент-Джон едва, ли слышал эту жалобу. Он обратился к Саре, которая пошла-было дальше, точно недовольная встречей.

- Скажите же мне хоть "с Богом!" Мне, быть-может, долго, долго не бывать здесь....

Она не протянула руки. Она просто пожелала ему доброго вечера. Также холодно вела она себя с ним в продолжение одного или двух свиданий, случившихся по его приезде. Кто знает, не разойдутся ли с этих пор пути их судеб? Не будь этого отталкивающого обращения, так напрасно выказываемого и так неприятно действовавшого на него, он мог бы сказать в недавнем споре с братом: "Женюсь, только не на Анне: замени ее другою, и я не скажу тебе нет." Почти не было сомнения, что Исаак Сент-Джон выслушал бы его: так страстно хотелось ему вместе с мистрис Сент-Джон, чтобы Фредерик женился. В таком случае большей части этого разказа не пришлось бы и писать.

Он пожал руку мистрис Боклерк, и она пошла за племянницей. Джорджина оставалась последнею.

- Сроду не видывала мамашу такою сердитою, шепнула резвая девушка. - Я, видите ли, опоздала к обеду, а ее ничто так не раздражает. Тут она пожелала знать где я была. Я, говорю, шлялась как цыганка. Нельзя же было сказать правду, сами знаете. Она так взбеленилась!

- А где же вы были?

- Где я была! Вот ужь от вас-то не ожидала! В этих самых кустах, здесь, поджидала коляску мистера Сент-Джона. Я пришла сюда в половине первого и не уходила почти до семи часов.

- Добрая вы и верная девушка, Джорджина, хоть и увлекаетесь, сказал он, взяв ее за руку и говоря более мягким голосом нежели в прежних разговорах с нею,-- чем я заплачу вам за то, что вы для меня сделали?

- О, немногим, сказала она, глянув ему в глаза большими серыми глазами, четко выступавшими в светлой ночи. Он мог бы подумать, что заметил в них влагу, еслибы не легкий тон её голоса с беззаботным смехом: я говорю: очень немногим. Скажите, по какой причине вы едете в Лондон?

- Потому что поспорил с Исааком. Прощайте, Джорджина; берегите себя, дитя мое. Вечное спасибо вам за то, что вы для меня сделали.

губах её поцелуй.

- Кажется, в этом нет ничего дурного, Джорджина. Мы всегда были как брат и сестра.

душе это впечатление, как оно уступило место более трезвому факту, не скрашенному чувством. Обманчивая дымка разсеялась в глазах её, и она стала видеть вещи как оне есть, а не как могли быть.