Накануне Мартинова дня.
Часть I.
Глава XVII. Противоречащия показания.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Накануне Мартинова дня. Часть I. Глава XVII. Противоречащия показания. (старая орфография)

XVII. Противоречащия показания.

Немногие в Анвик-Галле могли бы разказать толком как прошла наступившая вслед затем ночь. Несколько времени длилась хаотическая сцена ужаса и смятения. Один из грумов, без всякого приказания, оседлав лошадь, поскакал на мистером Пимом, а врач прибыл почти в невероятно скором времени. Но что же мог он сделать? Безценная, маленькая душа отлетела и никакой лекарь здешняго света не вернул бы её. Впрочем, пособия мистера Пима требовал другой, именно маленький Джордж. Ребенок, заснувший в столовой и пробужденный криками Гонории, кинулся наверх в детскую. Как ни был он мал, но им овладел панический ужас при этом зрелище, когда ему сказала что это Веня, и он впал в перемежающиеся припадки болезненной дрожи.

Надо было полагать,-- все домашние так и полагали - что пожар произошел случайно; даже можно сказать: по неосторожности Гонории Триттон. Она пошла вниз, вполне уверенная, что мальчик послушается её приказания и не тронет церкви. О, как могла она быть столь безразсудною? Видеть новую игрушку и не дотронуться до нея, любоваться её прелестью на почтительном разстоянии и не взять ее в руки, это не детская философия. Быть-может, малютка, будучи всегда послушным мальчиком, и пытался в течение нескольких минут пустить в ход свое терпение, но нет никакого сомнения, что наконец он все-таки взял в руки церковь. Когда это случилось и как случилось, никто сказать не мог; это должно было навсегда остаться во мраке неизвестности.

Местонахождение домашних было в это время, повидимому, следующее. Вся прислуга была внизу, за исключением Принс; там, как сказано, была и Гонория. Мистрис Сент-Джон затворилась в столовой с Джорджем; последний заснул; первая, по её словам, почти спала. Где в это время была Принс, из разказов не было видно, да и вопроса этого не возбуждалось.

Но посреди изступления, и ужаса, обуревавшого ум несчастной Гонории, резко выдавалась два пункта. Один из них состоял в том: каким образом ребенок очутился взаперти? Другой заключался в том, что пробегая по корридору, она видела Принс, прятавшуюся в нише. Это было не столько воспоминание, сколько убеждение. И Гонории казалось, что она даже не заметила или только мельком заметила в то время присутствие Принс; но факт этот осветил её ум в последствии. На противоположной стене корридора, почти на полдороге между дверями детской и уборной, находилась ниша, небольшая полукруглая ниша. Бедный мистер Карльтон Сент-Джон при жизни своей часто, смеясь, дивился, для чего бы архитектору было устраивать ее здесь: для красы или для какого-нибудь употребления.

Мистер Пим приехал, и кинув безнадежный взгляд на зрелище в детской, где весь пол залит водой чтобы погасить огонь, поспешил прежде всего увидаться с митрис Сент-Джон. Она сидела в столовой, и он нашел ее как-то неестественно спокойною и сдержанною; есть люди, которые бывают такими в минуты бедствия. Единственным признаком потрясения была её смертная бледность. Она отдала ему отчет во всем случившемся, на сколько оно было ей известно, прибавила она; откровенно созналась в сумятице, происшедшей в этой комнате после обеда. Веня безпощадно напал на Джорджа, и в свою очередь она наказала Веню: выдрала его за уши и, кажется, толкнула. Право, это редко случается, чтоб она не могла сдержать себя по отношению к детям. а теперь,когда Веня умер, она была бы готова отдать весь мир, лишь бы не трогать его давеча. Когда Гонория унесла его в детскую, сама она оставалась в столовой и не выходила оттуда, пока её не встревожили крики Гонории. Раз или два к ней заходила Принс, осведомляясь, не взять ли ей Джорджа, но она его не пустила. Мальчик заснул в большом, папашином кресле, а она подсела к нему и положила его ножки к себе на колена. Она сама уже дремала, когда поднялись крики и чуть не до смерти перепугали ее. Виной всему была, кажется, Гонория. В первую минуту испуга эта женщина созналась, что оставила Веню одного с какою-то опасною игрушкой из бумаги, освещенною огарком, а сама пошла вниз и заболталась там с прислугой. Бедный малютка, должно-быть, сам себя подпалил.

- Но разве никто не слыхал его крика? спросил мистер Пим, до сих пор не прерывавший разказа.

Мистрис Сент-Джон полагала, что нет. Ей известно было только, что крики не проникли в столовую. Врач верил этому. Он знал, что стены этой половины дома очень толсты, и если ребенок был заперт в детской, как оно и было, повидимому, то едва ли его могли слышать, если только никого не было наверху. Столовая находилась на другой стороне дома, и двери в ней были двойные, а кухня еще дальше столовой.

- Странно мне, что он не выбежал из комнаты, воскликнул мистер Пим: - здоровенький, пятилетний мальчик едва ли бы сгорел в комнате, не попытавшись выбежать из нея. Обыкновенно в такой беде прежде всего бегут вон: часто это и губит. Но он, повидимому, а не пробовал этого.

Мистрас Сент-Джон покачала головой. Ей неизвестны подробности; предполагать, разумеется, можно все что угодно. А Гонорию стоило бы повесить за то что оставила ребенка одного с игрушкой, которая так легко могла загореться. Тут она обратила внимание мистера Пима на Джорджа. Ребенок очень дурно себя чувствовал: это повторялось, повременам, с самого испуга. Подав ему помощь, мистер Пим пошел искать Гонорию. Он нашел ее одну, в жалком состоянии уныния, в спальне, где помещалась она и несчастный ребенок.

Теперь следует упомянуть о том, что у Гонории в это время начинало появляться внезапное и страшное сомнение. По мере того как туман в её голове разсеивался, и ей стало возможно поразмыслить о вероятностях этого бедствия, она начинала думать, не было ли оно причинено с намерением. И это подозрение принимало в уме её вид уверенности, когда вошел мистер Пим.

Несколько минут она не могла говорить; плача и рыдая, она закрывала себе лицо фартуком от стыда и раскаяния. Мистер Пим не упрекал её, видя это отчаяние: напротив, когда она успокоилась, он стал осведомляться у нея о подробностях. Гонория чистосердечно сознавалась во воем. Она разказала о происшествии в столовой, дав ему несколько иной оттенок нежели её госпожа и заставив мистера Пима до невозможности насупить свои седые брови. Она разказала как доделала ему церковь, описала её устройство и откуда была заимствована эта идея. Сказала, как, осветив ее, оставила с Веней, а сама пошла за дровами вниз и заговорилась на добрые полчаса. Ничего не скрывала она; не пропустила ни одной иоты, которая могла бы повести к её собственному осуждению.

- Он всегда был послушный мальчик, стонала она,-- и не думала я, чтоб он стал ее трогать, когда я просила его не делать этого. А мне и в голову не приходило, чтоб я так долго пробыла внизу, пока не пробили часы.

- Странно, что ты не слыхала его криков.

- Кухня очень далеко отсюда.

еслибы подоспела на помощь.

Гонория не тотчас возразила. Она сидела в низеньком кресле, в отчаянии покачиваясь всем телом взад и вперед. Вдруг она взглянула на врача, подняв голову, и проговорила тихим голосом:

- Желала бы я знать, кто запер двери.

- Что ты хочешь сказать? спросил мистер Пим после минутного удивления.

- Я не думаю, сэр, чтоб он обгорел случайно, продолжила она, посматривая на стены, точно боясь что ее подслушают и говоря самым слабым шепотом,-- я думаю, что это сделано с намерением.

- Что ты, Гонория, Бог с тобой! воскликнул изумленный доктор, недоумевая, не свело ли ее горе с ума.

- Тут припуталось кое-что, чего я и понять не могу, продолжила она,-- оно особенно поразило меня не в то время, а вот теперь, когда я могу разсудить об этом. Он не мог выйдти из комнаты: он был заперт.

Мистер Пим довольно ясно видел теперь, что она вовсе не страдает умственным разстройством; девушка была так же здорова, как и он сам. Гонории казалось, что он никогда не сведет с нея своего пристального взгляда,

- Когда я оставила его наверху, обе двери были отперты, то-есть не замкнуты, продолжила она,-- когда же я вернулась, обе оказались замкнутыми: одна извнутри, другая снаружи. Желала бы я знать, кто это сделал?

Может-быть, Гонории только почудилось, но ей казалось, что доктор изменился в лице.

- Уверена ли ты в этом? спросил он.

- Так же как и в том, что живу еще, а милого моего дитяти нет на свете.

Брови мистера Пима съежились в три погибели.

- Теперь скажи же мне толком, как это произошло? сказал он. - Почем ты знаешь, что двери были заперты?

- Потому что я не могла войдти, сказала Гонория.-- Когда я вернулась с вязаночкой дров, дверь была на крючке извнутри. Я думала, что ребенок влез на стул и заложил его; но как ни мало было времени подумать об этом, меня поразила эта странность, потому что прежде я никогда не знавала за ним таких проделок. Пока я окликала его, чтоб он отпер, мне почудился запах гари, я и побежала кругом через уборную госпожи и повернула ручку двери, чтобы распахнуть ее, но увидала, что и эта дверь заперта задвижкой снаружи. Тут ужь запах стал так силен, что я, растерявшись, забыла о странности этого обстоятельства, тем более что дверь эта всегда на запоре....

- Так чему жь ты удивилась, что она в это время была заперта? перебил мистер Ним.

в бумажных стенках. Он и запахнул дверь сам, своими малыми ручонками, а я на него глядела. Вот почему я знаю, сэр, что она тогда не была заперта.

- А может-быт и после, когда ты впопыхах пробовала войдти в все, ты только вообразила что она заперта, подсказал мистер Пим.

- Нет, сэр; когда я пыталась отворить ее и никак не могла, то нащупала задвижку, и оказалось, что она была задвинута в пробой во всю длину. Кончик её высунулся за пробой, и я отодвинула ее, нажав пальцами.

Мистер Пим порывисто встал, как будто желая лично осмотреть дверь; но вдруг удержался и опять сед на место.

- Это только руками можно было сделать, продолжила Гонория: - так зачем же это было сделано?

Врач и не пытался ответить на вопрос. Он, повидимому, был чрезвычайно разстроен, словно разказ этот взволновал и нравственно разбил его; он едва замечал Гонорию.

- Мистрис Сент-Джон говорит, что ничего не слыхала, вдруг проговорил он вполголоса и как бы в разсеянности: - Гонория, продолжил он, обратясь к девушке: - я думаю, что ты ошиблась. Ведь оказывается, что наверху не было никого кто бы мог запереть задвижку. Мистрис Сент-Джон говорит мне, что она не выходила из столовой; прислуга показывает, что никто ни разу не входил наверх с самого полудня.

- Одна из служанок была наверху, возразила Гонория тем же тихим голосом и с тем же блуждяющим по стенам взглядом: - а это Принс. Я сама ее видела; я не могла ошибиться. Она-то разве говорит, что не была наверху, сэр?

- Она ни того, ни другого не говорила мне, ответил мистер Пим: - я слышал общий говор, что приолуги не было наверху.

- А Принс была; и если она говорит, что её не было, так это ложь. Она пряталась в корридорной нише, что против дверей.

- Пряталась в нише; когда жь это?

- Когда я побросала всю ношу из фартука и побежала кругом в уборную, я увидела Принсь, как она стояла в нише. Она прижалась к стене, сэр, словно боялась, чтоб я не разглядела её.

- Чтожь, ты с ней заговорила?

- Нет, сэр, и вы, может-быть, удивитесь тому, что я скажу; но это правда. Я так растерялась в это время,-- и дверь-то на запоре, да и горелым-то пахнет,-- что я, кажется, и не сознавала, точно ли я ее видела. Я думаю, что она только на миг промелькнула у меня в глазах, а в уме-то мне ужь не до того было. Но после мне все разом и пришло в голову, и припомнилось как она там стояла. Ровно вот она сейчас только заперла двери, да и забилась туда, прислушиваясь к замирающим крикам дитяти.

- Полно! Полно! повелительно остановил мистер Пим: - ты не в своем уме, иначе ты бы этого не сказала.

- Да ужь мне и самой сдается, чистосердечно созналась Гонория, заливаясь слезами;-- я чувствую, что у меня в голове начинает мешаться. Принс всегда была груба, жестока и зла с ребенком, и я просто раздражена против нея.

- Но все-таки она не заперла бы дверей, еслиб он горел, возразил мистер Пим несколько гневным голосом: - подумай же, что ты говоришь.

мне теперь ужь не знать минуты покою. Вот это все моя вина. Но я не запирала дверей, чтоб ему нельзя было спасти жизни; а я совершенно уверена, что в страхе ли, в беде ли, в опасности ли, ребенок первым делом кинулся бы вниз по черной лестнице за мною.

Она набросила себе на голову фартук, рыдая, плача и качаясь всем телом взад и вперед как прежде, в сильнейшем отчаянии. Доктор сидел несколько минут молча, стараясь собрать свои разсеянные мысли; потом встал и тронул ее за плечо, чтобы привлечь её внимание. Она опустила фартук.

- Видишь ли, Гонория, то, что ты утверждаешь, требует исследования. Ради... ради всех здешних, надо проследить это до самого дна. Никто в здравом уме, прибавил он с ударением,-- не запер бы дверей за горевшим ребенком; а ты, кажется, именно это предположение и допускаешь, насколько я мог разобрать. Заявила ли ты об этом факте твоей госпоже?

- Я еще не видала её с тех пор, ответила Гонория,-- кроме первой минуты, когда я в ужасе побежала вниз.

- Она в это время выходила из столовой?

- Так точно, сэр; а малютка её,-- он ведь наследник теперь,-- выбежал за нею.

- Гонория, сериозно проговорил врач: - я не думаю, чтобы теперешнее направление твоих мыслей было здравое. Лучше выкинуть это из головы. Я требую, чтобы ты пошла со мною и сказала твоей госпоже о том, что двери были заперты.

Он вышед из комнаты в сопровождении Гонории. Там, в корридоре, подозрительно близко от двери, стояла Принс. Она притворилась будто спешит и быстро пошла с червой лестницы.

- Подите сюда, Принс, мне вас нужно, сказал врач:-- я только-что собирался позвать вас.

Женщина тотчас обернулась, повидимому, весьма охотно и нисколько не смущаясь. Она стояла перед мистером Пимом спокойно, хладнокровно и сдержавво, в чистеньком черном платье, шелковом фартуке, в чепчике с черными лентами, завязанными ниже подбородка. Нельзя было заметить ни тени изменения в её невозмутимом лице, ни малейшого оттенка волнения в его бледных и резких чертах.

- Вот какое страшное дело-то, Принс! начал он.

- Действительно, сир, ответила она своим размеренным голосом, который хотя, и не выказывал особенного сочувствия, но и не имел в себе ничего непочтительного.

- Каким образом двери-то оказалась запертыми за несчастным мальчиком?

Принс помолчала приблизительно около сотой дола минуты:

- Я не знала, что оне была заперты, сэр.

И ответ, повидимому, был совершенно искренний.

- Гонория говорит, что была. Возвращаясь из кухни и пробуя войдти сюда (он показал на дверь, все еще запертую и скрывавшую бедственное зрелище), она увидала, что не может войдти. В отсутствие её внутренний крючок был заложен. Не вы ли кто вошли в детскую и заложили его? Кроме тебя, и Гонории, кажется, никто не имеет обыкновения посещать детскую?

- Я туда не ходила, сир. Я вовсе не входила в детскую с самого полудня. Мистер Джордж был внизу с мамашей, и мне не-зачем было входить туда. Если крючок был заложен, как вы изволите говорить, то мистер Веня, сдается мне, должно-быть, влез на стул и сам заложил его.

Та же самая неподвижность в лице, и, надо сознаться, тот же самый вид неподдельной правды.

- Это весьма возможно, заметил мистер Пим: - та же мысль и мне приходила в голову. Но тут есть другое обстоятельство, которое не так легко обойдти. Гонория говорит, что и другая дверь была замкнута; это та что в уборную ведет; она тоже на задвижке была снаружи.

задвижке, поразвязней прибавила она, взглянув доктору в глаза: - госпожа имеет обыкновение запирать ее, потому что мистер Джордж все бегает к ней во время туалета.

- Но....

- Тише, Гонория, сказал мистер Пим, обрезав её возражение.-- Ведь вы, кажется, Принс, обыкновенно прислуживаете госпоже и потому бываете в её уборной, продолжал он:-- не помните ли, была ли эта дверь сегодня отперта?

- Нет, сэр, не помню, сказала Принс по минутном размышлении: - сегодня поутру я одевала госпожу к раннему обеду, а потом убрала комнату, но была ли дверь отперта или замкнута, этого я не помню. Скорее что заперта была.

- После полудня она была настежь отворена, порывисто вмешалась Гонория, не могшая долее удерживать язык и полагая, что Принс могла бы припомнить, еслибы захотела:-- милый бедняжечка сам своими ручками затворил ее, пока я доделывала церковь.

- Может-быть, ответила Принс, представляя своим совершенно хладнокровным обращением и приличным тоном резкую противоположность волнению несчастной Гонории: - я не могу припомнить как оно было в то время, когда я одевала госпожу, а после этого мне в той комнате нечего было делать.

- Вы и не ходили в нее? продолжали доктор.

- Я и не ходила в нее, повторила Принс.

- Стало-быть ты ровно ничего не знаешь, каким образом двери очутились замкнутыми? продолжил мистер Пим.

- Нет, не знаю, сир. Я клятву дам, коли понадобится, что не знала, была ли дверь на задвижке, пока вы сами не сказали мне, прибавила женщина, причем в голосе её наконец появился, быть-может вследствие сериозности, едва заметный оттенок волнения. - Уверяю вас, сэр, мне до сих пор этого и в голову не приходило: я.... я едва верю, чтоб это было статочное дело.

При выражении этого недоверия в глазах Гонории мелькнул какой-то зловещий блеск. Мистер Пим вовсе не желал чтоб у них дошло до столкновения в рукопашную и поднял руку, требуя молчания.

- Не слыхали ли вы криков ребенка, Принс? спросил он:-- невероятно было бы предположить, что он не кричал; а кажется, никто не слыхал его криков.

- То-есть когда он ужь горел, сэр?

- Разумеется, когда горел.

- Нет, вовсе не слыхала, сэр. Ребенок не мог обгореть до смерти без криков, и даже отчаянных, но я не слыхала их, продолжала она, говоря скорее сама с собомю чем в ответ врачу.

- Несчастие в том, что никого не было по близости, кто бы мог услышать.

Гонория резко взглянула на нее своими припухшими глазами, а мистер Пим проговорил довольно равнодушно:

- Кстати, Принс, вы как раз в это время были в нише. Не видали ли, или не слыхали ли вы чего-нибудь?

- В нише, сэр?

- В нише: вот здесь, указал он.

- Я ни в какой нише не была, сэр.

- Нет, были. Вот в этой; здесь. Гонория проходила мимо, когда вы в ней стояли.

- Это чистая ошибка, сэр. Что же мне делать в нише? Если Гонория говорит, что видела меня здесь, так ее обманули глаза.

- Чем же вы занимались во время этого случая? допытывался мистер Пим: - в какой части дома были вы?

- Кажется, надо быть, в столовой, сэр, не запинаясь ответила она:-- я была там как раз перед тревогой, а потом пошла наверх в свою спальню.

- Постойте. Ведь эта комната по ту сторону от спальни мистрис Сент-Джон.

- Да, сэр; бывшая гардеробная покойного барина. По смерти его мистрис Сент-Джон поместила в нее нас с мистером Джорджем. Она глубже чувствовала одиночество, когда никто не ночевал по близости.

- Вы, стало-быть, там и были, когда услыхали крики?

- Я там сидела, затворившись, как вдруг услыхала в корридоре крики Гонории, бежавшей на парадную лестницу. Я и двух минут не пробыла в своей комнате. Я пришла наверх прямо из столовой.

- А в нишу не ходили?

- Конечно не ходила, сэр. С какою целью стала бы я это делать? Я скорее занялась бы своими юпками.

Мистер Пим посмотрел на Гонорию. Выражение его взгляда явно обличало мысль, что должно-быть ее обмануло воображение.

- Что же вы делали в течение всего послеобеденного времени? спросил он у Принс.

- Да я ходила по всему дому, ответила она,-- то там, то сям. Несколько времени я была в луковной.

- В луковной! перебил мистер Пим, которому это название показалось странным.

- Эту комнату зовут луковною, сэр; в ней держат лук, разные травы и тому подобное. Я вошла туда взять горсточку одной травы, которая мне понадобилась, и замешкалась, обрывая листья со стебелька. А еще раза два заходила к барыне в столовую и оба раза пробыла довольно долго.

- Разговаривали с нею?

- Нет, сэр, почти ни слова не говорили. Наша барыня редко когда разговорится со мной или с кем-нибудь из вас, а сегодня она казалась порядком поразстроенною этою послеобеденною сценой с мистером Веней. Мистер Джордж был тоже разстроен по-своему - по-детски, я и осталась в комнате утешить его. Тут барыня налила мне рюмку вина и просила выпить за здоровье ребенка. Потом, попозже, я зашла в другой раз и тут ужь дольше пробыла, поджидая пока проснется мистер Джордж, чтоб отвести его в детскую, потому что детям пришла пора чай пить.

- Нет, сэр, он все не просыпался, и я соскучилась ждать; пошла прямо наверх, к себе в комнату, и не успела пробыть там двух минут, как раздались крики Гонории. Мне даже некогда было черкнуть спичкой и засветить свечу, и когда я выбежала из комнаты поглядеть в чем дело, у меня в руке так и осталась коробочка спичек.

Это казалось настолько удовлетворительным отчетом, насколько можно было ждать от Принс, и сам мистер Пим не находил причины сомневаться в нем. Гонория наоборот: она только и делала, что подозревала эту женщину с самого вступления её в дом. Гонория считала ее двуличною, насквозь прожженною хитрячкой, лукавою как кошка. Но в более спокойную минуту даже Гонория не допустила бы мысли, чтоб она с намерением подожгла ребенка или заперла за ним двери, пока он не сгорит. Мистер Пимь опять пошел к мистрис Сент-Джон, с обеими служанками. Она казалась еще бледнее прежнего и сидела держа на коленах Джорджика, который все также дурно чувствовал себя, и дрожал. мистер Пим передал ей сказанное Гонорией о том, что двери была заперты, а просил ее припомнить, не была да поутру отворена дверь из её уборной. Она тотчас ответила,-- говоря с самым покойным и холодным самообладанием, казавшимся олицетворенным противоречием её бледному лицу,-- что не может наверно сказать, была ли сегодня отворена дверь уборной или нет. Она очень хорошо помнила, что в это самое утро, вставая с постели и слыша голоса детей в детской, она отомкнула задвижку. Она вошла поцеловать их и пожелать им счастия в день рождения. Заперла ли она после того дверь или нет, этого она не помнит. Побывав таким образом в детской, обыкновенно она запирала дверь, но весьма возможно, что сегодня поутру она и не сделала этого.

- Но это мой долг, сказал врач.

- Это так пугает Джорджика, прибавила она,-- посмотртте как он трепещет.

И в самом деде, ребенок трепетал; дрожал и трепетал словно в лихорадочном безпокойстве. Почти вслед за словами матери, он с криком приподнялся, и ему сделалось дурно: теперь все внимание мистера Пима должно было обратиться на него.