Накануне Мартинова дня.
Часть II.
Глава XIV. Несколько месяцев спустя.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Накануне Мартинова дня. Часть II. Глава XIV. Несколько месяцев спустя. (старая орфография)

XIV. Несколько месяцев спустя.

На дворе стоял август. Яркий солнечный день сменился сумерками, и в гостиных замка Вефер засветились огни. Последния пять или шесть недель у Исаака Сент-Джона были гости, небольшой кружок друзей или, лучше сказать, родственников. Много воды утекло с тех пор, как мы видели их в последний раз. Владелец замка Вефер получил в это время наследство, на которое так разчитывала мистрис Карльтон Сент-Джон для своего собственного сына; да и здоровье его стало теперь гораздо крепче нежели в былые годы. Взгляните: вот он сидит в самом отдаленном уголке комнаты, за столом, покрытым книгами и освещенным маленькою лампой под абажуром. Но теперь он не читает, он с кроткою улыбкой прислушивается к словам прелестной молодой девушки в белом вечернем наряде, которая, сидя подле него, что-то тихо ему разказывает. Её большие голубовато-серые глаза прямо засматривают ему в лицо, а с прекрасных белых плечиков скользит блестящая золотая цепочка, между тем как сама она нагибается к нему и, повидимому, выпрашивает какую-то милость; но сэр Исаак желает ее помучить: он отрицательно качает головой, хотя его ласковый взор и кроткая улыбка явно говорят другое. Мы уже знакомы с этою молодою девушкой: это мисс Джорджина Боклерк, дочь декана Вестерберийского.

Но пусть заметит читатель как неприятно действуют. эта улыбка и этот нежный взгляд Исаака Сент-Джона на одну особу, сидящую поодаль. Граненый хрусталь люстры,-- только одна люстра обыкновенно зажигалась в замке в эти тихие, летние вечера,-- играет тысячами разноцветных огней и ярко освещает лицо женщины с гневно сверкающими, черными глазами, которая полулежит в голубом атласном кресле, не замечаемая никем. Но женщина это,или девушка? Действительно, это черное шелковое платье с гладким открытым лифом и короткими рукавами, обшитыми узким рюшем из белого крепа, делает ее скорее похожею на девушку; на вид она почти так же моложава, как мисс Боклерк. Но она уже не молода; ей стукнуло за тридцать, и читатель, вероятно, узнал в ней вдову Джорджа Карльтона Сент-Джона из Анвика. В замке Вефер ее зовут мистрис Карльтон, в отличие от мистрис Сент-Джон, матери Фредерика, что намерены делать и мы. Но ей более нравится простое имя Шарлотты, потому что она терпеть не может фамилии Карльтон, принадлежавшей некогда первой жене её покойного мужа. Прямо под люстрой сидят мистрис Сент-Джон и мистрис Дарлинг, обе занятые каким-то рукодельем. Мистрис Сент-Джон хотя и оправилась от своего прошлогодняго падения, однако оно наложило на нее печать какой-то томности, и она частенько предается ей. Исаак Сент-Джон как нельзя более рад гостям: она развлекают его мачиху (которую он чрезвычайно любит и уважает) от её мнимых недугов. Последнее приключение с лошадьми подействовало на нее так сильно, что состарило ее лет на десять, и ей можно дать теперь около шестидесяти. Еще далее, болтая, и смеясь, мелькают в раскрытых стеклянных дверях балкона Роза Дарлинг с Фредериком Сент-Джоном. Они то входят в комнату, то снова удаляются на террасу, чтобы подышать ароматным вечерним воздухом. Фредерик только что приехал в замок Вефер после нескольких месяцев отсутствия, которые он преимущественно провел в Палестине, а прочие гости уже шесть недель как живут в замке Вефер.

И как незаметно пролетели эти шесть недель! Искренно сочувствуя положению мистрис Карльтон, Исаакь стал убедительно звать ее к себе в гости и вежливо предложил мистрис Дарлинг сопутствовать ей в замок Вефер с одною из младших дочерей. Мистрис Дарлинг приняла предложение и привезла с собой Розу. Две другия дочери остались в Беркшире с своею старою бабушкой, которая процветала как нельзя лучше и грозила дожить до ста. Тонко-деликатному Исааку Сент-Джону казалось, что он почти обидел Шарлотту Сент-Джон, наследовав имение, которое принадлежало бы её мужу и сыну, еслиб они остались в живых. Найди он возможность упрочить за ней каким-нибудь деликатным путем хороший годовой доход, он сделал бы это непременно. Он даже намекнул об этом мистрис Дарлинг, но та отвечала ему, что гордость Шарлотты не позволит ей принять это пожертвование. Впрочем, Исаак не переставал надеяться и убеждал Шарлотту не следовать промеру матери, уже собиравшейся в обратный путь, и еще несколько времени погостить у него в замке Вефер. Мистрис Дарлинг весь этот месяц поговаривала об отъезде, но завтра наступал последний срок. Она уезжала с Розой в Париж, а Шарлотта решалась остаться в замке. Судьба её действительно внушала сочувствие. Потеряв мужа, обожаемого сына, и наконец, не только состояние, но и положение в свете, которое она надеялась упрочить за собой, выходя замуж за владельца Анвика, она поневоле должна была довольствоваться теперь самою скромною жизнью. Здоровье её опять поправилось: все её грустное прошедшее, казалось, миновало как сон: она была прекраснее чем когда-либо, и пожиравший ее некогда внутренний огонь теперь уже не изнурял её более. Мистрис Дарлинг сериозно говорила с ней о её будущих планах: нежная мать ничего так не желала бы, как удержать при себе завсегда любимую дочь; но младшия возстали против этого намерения, вследствие чего произошел довольно крупный спор. Роза, по обыкновению, высказалась прямо и откровенно: она объявила, что если Шарлотта останется с ними, так ужь ей не дадут более командовать; а Марианна и Маргарита Дарлинг с своей стороны прибавили, что оне до тех пор не вернутся от бабушки, пока им не очистят места в доме матери. Шарлотта возстановила их против себя именно тою надменностию, о которой так явно говорила Роза. Мистрис Дарлинг была в большом затруднении; но так как она была женщина с весьма уживчивым и мягким характером, то она не стала противоречить и предоставила решение этого вопроса времени и случаю. Торопиться было не к чему: пребывание Шарлотты в замке Вефер, против желания самой мистрис Дарлинг, должно было продлиться на весьма неопределенное время.

Кто знает, быть-может, ей удастся пленить собой холостого владельца замка Вефер? И кто знает, не питала ли сама Шарлотта подобные надежды? Мистрис Дарлинг сдавалось, что оно так и есть; она отличалась самою тонкою проницательностью во всем касавшемся Шарлотты. Не взирая на свой горб, Исаак Сент-Джон был весьма привлекателен, так что любая красавица могла бы пожелать его себе в мужья.

Мистрис Дарлинг в этот вечер вышивала что-то золотым бисером по канве. И всякий раз, когда поднимала голову чтобы надеть на иглу золотую бисеринку, она украдкой посматривала на Шарлотту. Как спокойно сидела мистрис Карльтон в своем кресле, сложив на коленях свои прекрасные, нежные руки. Еслибы не глаза её, устремленные в один угол комнаты и по временам сверкавшие гневом, мистрис Дарлинг считала бы ее совершенно спокойною. Повидимому, стараясь найдти лучшее освещение для своей работы, мистрис Дарлинг повернула свой стул так, чтобы ни на минуту не терять из виду занимавшую ее сцену.

В это время Джорджина Боклерк, положив обе рука на руку сэр-Исаака и приблизив к нему свое прекрасное, умоляющее лицо, засматривала ему прямо в глаза своими выразительными серыми глазами. А сэр-Исаак, шутя, схватил её руки и удерживал их в своих руках. В комнате было так тихо, что каждое слово раздавалось внятно и явственно.

- Стало-быть, вы обещаете мне это! приставала мисс Боклерк.

Исаак засмеялся и отрицательно покачал головой.

- Вы не знаете что это за неисправимый человек, Джорджина.

- Тем более причин, чтобы простить его.

- Еслибы декан был здесь, я уверен, что он не сказал бы этого. Ему таки много пришлось повозиться с ним, Джоржина.

- Вот почему я вас и прошу, игриво и задорно воскликнула молодая девушка. - Папаша отказал бы мне наотрез, а вы не посмеете. Ведь вы сами знаете, что не смеете.

- А что дадите, если я скажу: да?

- Я вам позволю.... она понизила голос и засмеялась. Исаак нагнулся и поцеловал её розовую щечку. Поцеловал так, как отец целует дочь; но она стыдливо укдонилась от него, покраснев до ушей, и украдкой взглянула на балкон.

Какой-то тихий и гневный возглас вырвался в эту минуту из груди Шарлотты Карльтон, но она заглушила его внезапным кашлем. Только ухо матери разслышало этот звук; только заботливые материнские глаза заметили, как неподвижные руки дочери невольно сжались. Мистрис Дарлинг выпрямилась на своем стуле и посмотрела в ту сторону, куда устремлены были глаза Шарлотты.

- Получили ли вы сегодня обещанные сведения, сэр-Исаак?

Сэр-Исаак опять смеялся - о, как заметно поправилось за кто время его здоровье! - и не разслыхал вопроса.

- Вы мне говорите, мистрис Дарлинг?

- Брум получил ее. Я думал, что он уже передал вам этот листок. Я наверное знаю, что у него есть печатное подробное расписание всех часов и поездов.

- А вы не знаете, сэр-Исаак, могу ли я сделать этот объезд?

- Кажется, нет, и вы не попадете в Лондон завтра вечером.

- О, Боже мой, какая тоска! Как неудобны эти поперечные линии! Еслиб я могла остаться здесь!

- Я и сам желал бы этого, подхватил сэр-Исаак.-- Уступите общему желанию, мистрис Дарлинг, и оставайтесь. Да и что бы мы стали делать, потеряв мисс Розу?

- Я охотно осталась бы, сэр-Исаак, еслибы могла. Что же касается до Розы, то у вас все-таки остается мисс Боклерк?

- Кто призывает мое имя всуе? воскликнула Роза, выставляя из-за дверей свое хорошенькое, веселое личико.

В продолжение последних пяти минут Фредерик Сент-Джон находился внутри комнаты, а Роза стояла на пороге балкона. Между тем как он болтал с ней, глаза его случайно остановились на лице мистрис Карльтон, и его поразило странное, почти гневное выражение её глаз. От него не ускользнуло даже конвульсивное сжатие её рук, ясно говорившее об её затаенных страданиях. Как молния промелькнули в его уме некоторые факты по поводу мистрис Карльтон, о которых он почти совсем забыл в последнее время. В чем заключалась причина её антипатии к мисс Боклерк? А что глаза эти выражали глубокую антипатию, в этом не было ни малейшого сомнения.

Покамест он думал об этом, действующия лица переменили свои места. Джорджина Боклерк, такая же безпечная и веселая как Роза, подошла к столу своею легкою поступью, а сэр-Исаак последовал за нею более медленным шагом и сед подле мистрис Карльтон.

- У вас очень довольный вид, моя милая, заметила мистрис Сент-Джон, взглянув на Джорджину.

- Да, я приставала к сэр-Исааку и выпросила у него что мне было нужно. Но - вы не видали,-- и она улыбнулась,-- я должна была поцеловать его в благодарность за снисхождение.

- Это весьма опасное выражение благодарности, заметила мистрис Дарлинг, до слуха которой долетели эти слова. - Другой холостой мущина, в положении сэр-Исаака, принял бы это за весьма ясный намек.

Она положила свое рукоделье на стол и смело взглянула в лицо Джорджине, ожидая, что та начнет отнекиваться. Не тут-то было. Джорджина с громким смехом откинула назад свою хорошенькую головку, и мистрис Дарлинг показалось, что смех этот звучал торжеством.

- О чем же вы просили его, милая моя? спросила мистрис Сент-Джон.

- А это секрет между им и иной,-- а сказав это, мисс Джорджина Боклерк завальсировала к балкону, как бы стремясь подышать душистым вечерним воздухом.

Разстилавшийся кругом ландшафт, освещенный яркою луной, какой часто случается видеть в августе, казался еще очаровательнее ночью, благодаря причудливой игре света и тени. Мистрис Карльтон, согнав с своего лица всякий след неудовольствия, разговаривала с сэр-Исааком Сент-Джоном; голос её был тих и нежен, а бледное, неподвижное лицо в высшей степени интересно. Исаак Сент-Джон очень полюбил ее, а она знала это. Но не знала, быть-может, что любовь его до сих пор ограничивалась дружбой и уважением. Никому еще неприходило в голову, чтоб эти чувства могли перейдти в более нежные. Он всегда высказывал намерение жить и умереть холостяком, а все считали это делом решенным.

Фредерик Сент-Джон стоял прислонясь к стене, отчасти скрытый голубою атласною драпировкой балкона. Он пристально наблюдал за Шарлоттой, а в воспоминании его мало-по-малу возникали те слухи, что некогда заронили такое странное подозрение в его душу. Думая теперь об этом, он пришел наконец к тому убеждению, что подозрения эти никогда не исчезали в нем совершенно, но только поизгладились на время. Ее считать сумашедшею! сумашедшею теперь, когда он смотрел на нее! Да, это было немыслимо! Ни малейшого признака помешательства, ни прошлого, ни настоящого, ни будущого, нельзя было заметить в этом тихом, мелодичном голосе, в этом спокойном, сдержанном выражении лица, в этих больших черных глазах, оживленных приятною улыбкой. И с чего вздумала Роза верить этим бредням и передавать их ему? Нет, он сам виноват, что выслушал ее. Эта Роза попрежнему суетна, ветрена, безпечна! Мистер Сент-Джон не раз уже в продолжение последней недели задавал себе вопрос о том, что из нея выйдет.

Между тем как он смотрел на Шарлотту, в уме его вдруг промелькнула одна мысль. Со времени своего приезда в замок Вефер, он заметил много странностей в её поведении относительно сэр-Исаака: она видимо старалась ему нравиться: прогуливалась с нам пешком, каталась в экипаже, сидела с нам по утрам в его приемной; была очаровательно мала по отношению к его камердинеру мистеру Бруму; словом, цель её жизни, повидимому, состояла лишь в том, чтоб исключительно посвятить себя сэр-Исааку. Как она добра и внимательна к нему, думал Фредерик, впрочем, несколько удивляясь её необыкновенной любезности; до настоящей минуты он в самом деле был чрезвычайно благодарен ей, как и всякому кто ценил его брата; но теперь как будто повязка упала с его глаз, и он понял, что Шарлотта надеется стать леди Сент-Джон.

на ней, быть-может, носящей в себе зародыш сумашествия? Нет, нет, пусть он выберет себе кого угодно, только не Шарлотту Карльтон. Фредерику вдруг стало душно и тесно в комнате, и он порывисто вышел на балкон, схватив себя за голову.

- Кто это? Не сбейте меня с ног, мистер Сент-Джон.

Он действительно чуть-чуть не наткнулся на нее; так тихо стояла она у дверей балкона, прислонившись к стене.

- Виноват, Джорджина; я задумался.

- Не правда ли, какая очаровательная ночь?

- Да, кажется. Долго ли,-- тут он показал голос,-- думает пробыть здесь мистрис Карльтон? Вы не знаете?

- Нет, не знаю. Да и почему не мне знать?

Мистрис Дарлинг и Роза уезжают завтра.

Наступила пауза. Он подал ей руку, и они стали молча ходить по террасе. Озаренная голубоватым светом луны, Джорджина была так хороша, так привлекательна.

- Вы не простудитесь, Джорджина?

- Простудиться в эту теплую ночь! Возможно ли кто?

- Каким образом мистрис Карльтон решается остаться здесь без матери и сестры?

- Почему ж я знаю! Вероятно, сэр-Исаак упросил ее. Он еще недавно говорил ей, что так как мистрис Сент-Дрков проведет зиму в замке Вефер, то и она должна обещать ему то же.

У Фредерика Сент-Джона вырвалось досадливое восклицание.

- Разве она вам не нравится? спросила мисс Боклерк.

- Н-н-не слишком.

- А мне она очень нравилась. Я не могу вам выразить, как мне было жаль её. В самом деле, не ужасно ли это: потерять мужа, двух детей и сверх того Анвик? Но она не хочет, чтоб я ее любила, она так холодна со мной; в ней есть даже что-то отталкивающее, так что, мне кажется, я разлюблю ее. Но в таком случае вина будет не моя. А знаете ли кого я очень, очень полюбила? это Розу.

Он засмеялся.

- Да ведь Розу нельзя не любить; несмотря на все недостатки, её душа ясна как день. Было время, Джорджина, когда я находил ее очень похожею на вас?

- Лицом?

так же резвы и ветрены, как теперь Роза.

- Вы, кажется, часто видались с ней прошедшим летом, мистер Сент-Джон, когда она гостила у Аделины де-Кастелла?

- Да, лаконически отвечал он.

Джорджина Боклерк оперлась на резвую решетку террасы и стала смотреть в даль, а он молча стоял подле нея.

- Вы и теперь находите меня такою же ветреною? спросила она.

- Нет; вы очень изменилась.

- Ах, старое времечко! - я ведь сама знаю, что была ветрена тогда,-- оно исчезло как сон. Оно кажется мне такою стариной! А между тем, если считать по календарю, так ведь немного времена прошло с тех пор. Знаете да, что в несколько месяцев можно прожит целые года, мистер Сент-Джон?

Пользуясь правами дружбы с детства, он повернул к себе её лицо и увидал, что на голубых глазах дрожали слезы.

- Что с вами, дитя?

- Ничего. Иногда грустно бывает вспомянуть прошлое.

- Знаете да, что вы очень, очень изменились?

- Вы хотите сказать, что я перестала быть ветреною? Да, я теперь остепенилась.

- А что же остепенило вас?

- Как вам сказать? - и она остановилась:-- мне кажется, собственный здравый смысл.

- А теперь позвольте спросить у вас, почему это вы называете меня мистером Сент-Джоном? Вы это делаете в продолжении всей последней недели.

Слезы мгновенно исчезли, и на хорошеньких губках появилась улыбка.

- Оттого что вы теперь мистер Сент-Джон.

- Но не для вас, кажется.

- О, я помню, какой нагоняй вы мне задали однажды за то, что я назвала вас Фредом.

- Очень верю. Я в то время безпрестанно делал вам нагоняи; иногда с сердцем, а иногда просто ради шутки. Нагоняй, о котором вы теперь говорите, принадлежал именно к последнему разряду.

- Я помню как вы иногда сердились на меня. Вы, должно-быть, крепко ненавидели меня в то время.

- А вот и ошибаетесь, мисс. Еслиб я не любил вас, то я не делал бы вам выговоров. Нас не сердят те, кого мы не любим. Я и теперь не прочь бы пожурить вас, еслибы нашлась причина.

- Я всегда был уверен в вас, Джорджина, хотя вас нужно было строго держать в руках. Ведь вы сами это знаете, а никто не станет опровергать этого. Такой ветреной резвушки, какою вы были тогда, я и не желал бы встречать более. Это хорошо, что характер ваш изменился.

- Вы хотите сказать: мои манеры?

- Называйте как хотите, только теперь вы нравитесь мне гораздо больше чем прежде.

- А вот Исаак никогда не бранил меня.

- Исаак редко виделся с вами, да при нем вы, вероятно, держали себя тише, из сострадания к его слабому здоровью. Но что это за пламя вдали? Точно потешный огонь! спросил Фредерик.

Она остановилась и стала смотреть на огонь, сверкавший в отдалении.

- Знаю, знаю, воскликнула Джорджина.-- Это старый Филпис жжет свое засохшее дерево. Сэр-Исаак сказал ему сегодня утром, чтоб он не оставлял его поперек дороги.

- Разве вы были там сегодня с Исааком? Ведь это очень далеко!

- Да, мы ходила туда втроем: он, мистрис Карльтон и я. Он теперь мастер ходить.

- Знаете ли, Джорджина, какую басенку разказала мне об вас одна маленькая птичка, когда я проезжал через Лондон, сказал Фредерик, возобновляя свою прогулку по террасе. - Сказать?

- Пожалуй, скажите. Что же вы узнали?

- Что вы, может-быть, скоро сделаетесь владелицей Гаукхорста, потому что его лордство...

- Какая гнусная ложь! воскликнула она так же резко и порывисто как в былое время. - Кто вам сказал это? Верно, Сара; ведь она знает, что я ему отказала.

- Но он весьма благонамеренный молодой человек, мягкий, такой добронравный, а прочее, а прочее.

- Он глуп как филин, с сердцем возразила Джорджина. - О, да я вижу, вы просто смеетесь надо мной.

- Но скажите мне однако, почему вы не хотите за него выйдти? Помните, как мы, бывало, говорили друг другу секреты? Помните тот ужасный случай, когда вы чуть-чуть не сожгли ваш дом, подставив лампу под кружевные гардины, а я обжег себе руки, туша огонь, и потом не хуже любого обойщика снял гардины с окна чтобы схоронить концы в воду? Я думаю, декан и до сих пор не знает истины.

- По крайней мере мамаша не знает, что гораздо важнее. Она и теперь в том убеждении, что их украли. По счастию, оне были великолепны.

- Мне нравится, что вы говорите: по счастию! Но вы еще не сказали мне, почему Гаукхорст и его дворянская корона была отвергнуты вами.

- Будь у него хоть десять корон, я все-таки не пошла бы за него.... да и ни за кого.

- Как! Неужели вы никогда не намерены выйдти замуж, мисс Джорджина?

- Никогда, никогда. Я одна у папаши с мамашей и никогда с ними не разстанусь.

- Так вы виделась с Сарой проездом через Лондон! Она, говорят, сделала хорошую партию, правда это?

- Отличную во всех отношениях. Муж её богат, знатев, и сверх того,-- для графа по крайней мере,-- необыкновенно даровитый человек.

- Для графа! Ну, а еще что? Попреженму ли хороша Сара?

- Н-н-нет: она побледнела и похудела. Но я полагаю, что она скоро опять поправится.

- Я уверена, что она счастлива, а это важнее всего. На будущую зиму она приедут к нам в Вестербери. Кстати о Вестербери, продолжила Джорджина;-- Роза Дарлинг получила сегодня письмо оттуда.

- В самом деле! Я не знал что у Розы есть там знакомые. Да вот и она сама.

Роза стояла в дверях балкона, и заслышав свое им, подошла узнать, не призывают ли его всуе, как она уже осведомлялась об этом в гостиной.

- Мисс Боклерк говорит, что вы получила сегодня письмо из Вестербери.

- Да, это правда, отвечала Роза. - Мне пишет Мери Карр, которая гостит там у своих друзей, как бишь их фамилия? Кажется, мистер и мистрис Травис Аркель.

- Знаю, знаю, сказал мистер Сент-Джон.-- Травис писал мне недавно.

- Что он пишет о Люси? спросила Джорджина.

- Он только передал мне её поклон, прибавив, что большого никак не мог от нея добиться, потому что она слишком занята теперь своею новою игрушкой - новорожденным ребенком.

- Мери Карр пишет, что вы приглашены быть крестным отцем, заметила Роза.

- Неужели? воскликнула Джорджина.

Он кивнул головой.

- А что у них - девочка или мальчик?

Мистер Сент-Джон подумал немного и засмеялся.-- Право не знаю, сказал он:-- должно-быть, или то, или другое. Травис, кажется, писал мне, но я забыл. Известие о том кто будет крестною матерью,заставило меня позабыть о ребенке.

- А кто крестная мать? Мистрис Дондейк?

- Совсем нет. Гораздо позначительнее, по крайней мере в объеме. Мисс Фоунтлерой.

вниманием, а Фредерик Сент-Джон давно им пользовался - она ужь не любила, чтобы предмет её нежных чувств занимался кем-либо, кроме её самой. Она встряхнула своими золотыми кудрями, вокруг которых вилась голубая лента, и грациозным движением головы откинула их назад.

- Долго ли ваша сестрица намерена прогостить у вас, Роза? спокойно спросил ее мистер Сент-Джон.

не случалось видеть, чтобы Шарлотта Карльтон так сильно кокетничала как теперь.

Ветреная, безпечная Роза говорила просто наудачу: ей и в голову не приходило, чтобы сестра её расточала свою любезность с какою-либо особенною целию. Это было бы так не похоже на холодную, гордую, надменную Шарлотту, какою всегда считала ее Роза.

- Еслибы мы ехали не в Париж, я почти готова была бы бросить мамашу, чтоб она взяла с собой Шарлотту, а меня оставила здесь, продолжила молодая девушка. - Впрочем, Париж Парижем, а раз как сюда приехали бы, я все-таки предпочла бы остаться здесь.

- Ну что бы вам вернуться раньше, Фредерик Сент-Джон! Целых шесть недель я здесь, а кроме сэр-Исаака не с кем было та пококетничать. Я даже подозреваю, что вы приехали теперь только потому что я уезжаю.

- Еще раз благодарю вас, Роза. Вот уже год, как я перестал вам противоречить.

В эту минуту мистрис Сент-Джон подошла к балкону и стала звать молодых девушек домой. Было уже слишком поздно, чтоб оставаться на воздухе без теплой одежды.

Итак они вошли в комнаты: Джорджина под руку с Фредериком Сент-Джоном, а Роза рядом с ним, болтая, смеясь и кокетничая. Между тем Шарлотта Карльтон продолжила сидеть, во всеоружии своих прелестей, в голубом атласном кресле и томным, нежным шепотом разказывала сострадательному сэр-Исааку о своих минувших несчастиях.