Накануне Мартинова дня.
Часть II.
Глава XV. Жизнь в замке Вефер.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Накануне Мартинова дня. Часть II. Глава XV. Жизнь в замке Вефер. (старая орфография)

XV. Жизнь в замке Вефер.

Роза и мистрис Дарлинг на другой же день уехали из замка Вефер, оставив там Шарлотту и Джорджину Боклерк. Декан и мистрис Боклерк, гостившие пока у своих друзей в Шотлавдии, скоро должны были возвратиться в приход, который, как известно читателю, отделялся от замка Вефер только кустарниками, да приходским садом. С приездом их и Джорджина должна была переселиться домой.

Жизнь в замке Вефер текла однообразно, и еслибы не присутствие Джорджины, в замке не было бы заметно никакого движения. Роза увезла с собой три четверти прежнего шума и веселья. Мистрис Сент-Джон, повидимому, обменялась привычками с пасынком своим, сэр-Исааком. Слабый, увечный, редко выходивший из своих комнат до полудня, он теперь каждое утро пил чай вместе с другтми, между тем как еще не оправившаяся после своего приключения и крайне причудливая мистрис Сент-Джон стала появляться только к завтраку.

Погода стояла чудесная, и маленькое общество почти все утро проводило на воздухе. Никогда еще Исааку Сент-Джону не приходилось так много ходить по своим владениям, как теперь; сегодня он отправлялся в одну сторону, завтра в другую, на следующий день в третью. Постоянными спутниками это были Шарлотта Карльтон и Джорджина Боклерк, от которых не отставал и Фредерик. После обеда сэр-Исаак возил обыкновенно одну из них в кабриолете на своих пони, между тем как другая оставалась дома с мистрис Сент-Джон, или отправлялась с нею кататься в карете. Что же касается до Фредерика, то хотя и можно было подумать, что он ведет праздную жизнь, однако в сущности он был занят не менее всякого лондонского сыщика. Он безмолвно наблюдал за мистрис Карльтон. В продолжение трех недель, с самого отъезда Розы и мистрис Дарлинг, он внимательно следил за ней, и теперь убедился, что подметил в ней несомненные признаки развивающагося сумашествия.

Одним из его открытий, не допускавшим ни малейшого сомнения, была её ненависть к Джорджине Боклерк. Это чувство не обнаруживалось в ней, как у всех, суровостью или презрением; напротив, она была чрезвычайно вежлива, а иногда даже ласкова с Джорджиной, но если последней случалось раздосадовать Шарлотту, тогда в глазах её внезапно вспыхивал огонь дикого мщения, между тем как длинные, тонкие пальцы её судорожно сжимались, как бы желая задушить кого-то. Впрочем, все это мгновенно проходило и оставалось неприметным для посторонних; но от Фредерика ничто не ускользало.

Он замечал также, что в каждой подобной вспышке Шарлотты непременно замешан был сэр-Исаак. Немного избалованная и все еще своенравная Джорджина находила особенное наслаждение угождать сэр-Исааку и с помощью самых нежных ласк исключительно завоевывать себе его внимание, даже в ущерб мистрис Карльтон. Тут-то и проявлялись обыкновенно те признаки нетерпения и гнева, которые не ускользали от Фредерика. Раз даже дело чуть-чуть не дошло до открытой войны.

Это было утром. Сэр-Исаак велел запречь пони в кабриолет, потому что отправлялся довольно далеко. В его приемной сидели в это время Фредерик и мистрис Карльтон, и дело устроилось таким образом, что Шарлотта должна была сопровождать его. Фредерик не мог в это время внимательно следить за нею, потому что он занят был письмами; впрочем, ему все-таки показалось, что мистрис Карльтон сама вызвалась ехать с сэр-Исааком, не дождавшись его приглашения. Как бы то ни было, только она уже оделась и вернулась в комнату, когда в нее вбежала и Джорджина с шляпкой и бурнусом в руке.

- Вы отправляетесь куда-нибудь? спросила ее мистрис Карльтон, плотно кутая шалью свой тонкий, стройный стан.

- Я еду с сэр-Исаакомь, отвечала Джорджина.

- Нет, я еду с сэр-Исааком, возразила мистрис Карльтон после едва приметной паузы.

- Вот ужь не правда! воскликнула Джорджина голосом своевольного, избалованного ребенка.-- Сэр-Исаак отправляется в Хазертон, и он сам знает почему мне надо с ним ехать, почему он должен скорее взять меня чем кого-либо другого. Не правда ли, сэр-Исаак? прибавила она, взяв его под руку.

- Ах вы баловень! нежно сказал он. - Почем вы знаете что я еду в Хазертон?

- Мне сказал Брум, отвечала Джорджина.-- Я спрашивала у него зачем так рано подали вам кабриолет. Ведь вы меня возьмете, не правда ли? прибавила она таким нежным, умоляющим голосом, что не было возможности отказать ей.

- По неволе придется взять, отвечал сэр-Исаак,-- если только мистрис Карльтон позволит, если она извинит меня за напрасный труд, который она приняла на себя, одеваясь. Ну, живей! надевайте вашу шляпку, капризное, неугомонное дитя. Вы даже птицу сумеете выманить из гнезда!

Сэр-Исааку и в ум не приходило, чтобы между Шарлоттой и Джорджиной могло быть какое-нибудь соперничество. Последняя выросла на его глазах, а он до сих пор смотрел на нее как на ребенка. Он так же подчинялся её прихотям, как подчиняются нежные родители прихотям любимого дитяти. Он нежно любил Джорджину, а с тех пор как не удалась его попытка женить Фредерика на леди Анне, он не переставал лелеять в своей душе тайное желание, чтобы дочь декана заменила леди Анну. Но ни единым словом не решался бы он изменить своей тайне; он искренно желал, чтобы дело уладилось само собой, без всяких планов и попыток с его стороны: так памятно было ему горькое разочарование, которое он испытал от неудавшагося сватовства Фредерика с леди Анной. Ему и в голову не приходило теперь, чтобы мистрис Карльтон могла сериозно ревновать его к Джорджине и смотреть на нее иначе, как на милого и ласкового ребенка.

Взяв под руку сэрь-Исаака и болтая без умолку, Джорджина отправилась с вам к экипажу. Он посадил ее в кабриолет, и удостоверясь что ей покойно и удобно, поместился возле нея. Веселое лицо молодой девушки и блестящие серые глаза её сияли неподдельным торжеством, когда обернувшись назад, она прокричала остававшимся:

- Прощайте, поминайте как звали!

Отдадим должную справедливость Джорджине Боклерк. Подобно сэр-Исааку, она и не подозревала, чтобы мистрис Карльтон могла считать ее своею соперницей. Она расхохоталась бы при одной мысли об этом. Еслибы кто-нибудь шепнул Джорджине, что мистрис Карльтон разставляет любовные сети владельцу замка Вефер, она удалилась бы от него на почтительное разстояние, да изподтишка посмеялась бы себе над этими маневрами. Оба они казалась ей слишком старыми; на мистрис Карльтон она смотрела как на вдову, потерявшую все что было ей дорого в жизни, а на сэр-Исаака - как на второго отца, который с своим горбом казался ей гораздо старше самого декана, и потому она держала себя с ним также свободно и безцеремонно, как бы в самом деле будучи его дочерью.

Мистрис Карльтон стояла у окна, когда кабриолет отъезжал от крыльца. Она вполне заблуждалась насчет Джорджины, как и всякий человек, в котором сильно говорит предубеждение. В сияющей физиономии молодой девушки, которая так далеко была от всякого умысла оскорбить кого-либо, она прочла не искреннюю радость и веселье, а злобное торжество над нею. когда она взглянула на отъезжавший экипаж, и сильная дрожь пробежала по её телу. Фредерик не на шутку испугался; в эту минуту всякий принял бы ее за сумашедшую. Длинные пальцы её дрожали, губы стиснулись, а лицо было бледно как смерть. Он молча встал с своего места.

- Извините, мистрис Карльтон, сказал он, подходя к ней,-- вы сейчас уроните вашу шаль.

Отколовшаяся шаль Шарлотты действительно скользила в эту минуту по её плечу, и Фредерик нарочно воспользовался этим обстоятельством, чтобы заговорить с ней ласковым, успокоительным тоном, и в случае надобности, удержать ее от бешеного порыва. Она обернулась и бросила ему яростный взгляд. Да, в глазах её сверкала дикая ярость. С минуту постояла она перед ним в безпамятстве, повидимому, не сознавая на что она глядит и где заходится, потом схватила-было стоявший перед ней стул, как бы собираясь изломать его, во тотчас же одумалась, поправила за себе шаль и спокойно села.

- Благодарю вас, сказала она Фредерику;-- эти шелковые шали всегда скользят с плеч.

Через минуту она уже совершенно владела собой: бледное лицо её снова приняло спокойное, даже безстрастное выражение, глаза утратили свой дикий блеск и не казались более странными. Фредерик спросил у нея, не желает ли она подышать свежим воздухом, и предложил ей покататься в кабриолете мистрис Сент-Джон.

Сначала мистрис Карльтон было отказалась, но потом намекнула, что боится безпокоить его. Впрочем, в доме так тихо, прибавила она,-- без сэр-Исаака и этой ветреницы Джорджины,-- что она охотно воспользуется его предложением, если это не помешает его занятиям.

Итак, разбитый плетеный шарабан мистрис Сент-Джон, которого она уже давно не употребляла, подкатился к крыльцу. Мистрис Карльтон снова приколола свою шаль, и они отправились. Фредерик был в полном убеждении, что везет с собой полупомешанную женщину, которая однако казалась в эту минуту тише ангела и спокойно, разсудительно говорила с ним, между тем как в черных глазах её светилась самая кроткая улыбка.

Предпочтение, оказанное в это утро Джорджине, было однако исключением из общого правила. Обыкновенною спутницей Исаака Сент-Джона была мистрис Карльтон. Она гуляла с ним каждое утро, между тем как Джорджина с Фредериком почти всегда составляли их арриергард; она каталась с ним после обеда, она сидела около него по вечерам, разговаривая вполголоса. Фредерик был в полной уверенности, что она или уже влюбила в себя его брата, или, по крайней мере, старалась ему понравиться. Он не знал только, заметно ли это другим.

Безпрестанно задавал он себе один и тот же вопрос - были в ней признаки сумашествия или нет? Многие бледнеют от гнева, он испытал это на себе; ревность и зависть к хорошенькой девочке также не новость. Все это ровно ничего не доказывало, но её странный взгляд, сопровождавшийся судорожным движением рук и особенным трепетом тела, наводил на мысль, что Шарлотта Карльтон действительно была сумашедшая или по крайней мере находилась в опасности потерять разсудок. Мы знаем, что первые подозрения на этот счет заронила в него Роза Дарлинг; не будь этого, подобная мысль никогда и не пришла бы ему в голову. Вот почему он сериозно анализировал свои опасения, доискиваясь, не Роза ли была всему причиной.

Очень может быть, что все это скоро перестало бы его тревожить, еслибы мистрис Сент-Джон не высказала при нем одного замечания.

Вечером того дня как между Шарлоттой и Джорджиной произошло упомянутое столкновение, мистрис Карльтон сидела около сэр-Исаака в гостиной, что-то тихо ему нашептывая, между тем как прекрасная рука её спокойно лежала на его руке. Она так невинно и женственно старалась выведать у него, какое дело вызвало его с Джорджиной в Хазертон. Ответ был очень прост. В Хазертоне жил бывший protégé декана; но в последствии он начал вести дурную жизнь, стал жестоко обращаться с своею женой и наконец был уволен от должности. Джорджина упросила сэр-Исаака взять его к себе на испытание и дать ему занятие, а между тем ей хотелось повидаться с его женой. Ничего важного тут не было, и сэр-Исаак даже не заметил с каким безпокойством мистрис Карльтон ждала его ответа. В эту минуту он встал с своего места, вышел на балкон и сел на террасу; вечер был такой душный и жаркий, что малейший ветерок приносил отраду. Мистрис Карльтон также вышла и села подле него.

- Фредерик, шепнула мистрис Сент-Джон сыну под впечатлением минуты,-- скажи, тебе очень будет досадно, если Исаак введет хозяйку в замок Вефер.

"Вот как! Стало-быть, и она заметила!"

- Все зависит от того, кто будет этою хозяйкой, отвечал Фредерик.

- Кажется, та, о ком я теперь думаю, сказала мистрис Сент-Джон.-- Выбор его мог быть хуже, Фредерик, а эта мне нравится.

Фредерик глубоко вздохнул. Хуже! Если все его опасения окажутся справедливыми, может ли быть что-нибудь хуже этого выбора? На всем белом свете не сыскал бы себе сэр-Исаак жены хуже её. Мистрис Сент-Джон взглянула на сына.

- Ты что-то молчишь, Фредерик. Или она тебе не нравится?

- Пожалуй что так, отвечал он.

- Нет, милая матушка, вы не понимаете меня, возразил Фредерик.-- Никто не порадовался бы так искренно женитьбе Исаака, как я, знай я только, что он женится по любви, но я - я не желал бы видеть его мужем мистрис Карльтон.

Он сказал это спокойно и даже нерешительно, как бы боясь проговориться. Но при одной мысли об этом кровь хлынула ему в голову, и сердце замерло. Он отошел от матери и побрел в сад.

Джорджина сидела в это время подле Исаака. Забившись в уголок между ним и ручкой скамьи, она поглощала все его внимание, отстранив совершенно мистрис Карльтон. Еслибы молодая девушка знала, какое преступление совершала она теперь в её глазах! Своенравная и настойчивая шалунья, она-таки увлекла его в нижния аллеи сада, чтобы погулять при свете ярких звезд, и он пошел за ней, не извинившись перед мистрис Карльтон, даже не выразив ей сожаления. Медленно стали ходить они взад и вперед по дорожкам сада, и явственно раздавались в ночной тишине их веселые голоса. Фредерику было удобно наблюдать за нею в темноте, и всмотревшись в это искаженное лицо, в эти страшные безумные глаза, он убедился,что она помешана и готовит мщение Джорджине.

Это ужасно смутило Фредерика, да и все это дело вообще начинало сильно тревожить его. Мгновенно возникли в его воображении все ужасные и необыкновенные разказы о том, как люди, в которых и не подозревали сумашествия, убивали в припадке безумия других людей или причиняли им большой вред. Но он сейчас же опомнился и ударил самого себя по руке, чтоб узнать, во сне он или на яву: так неправдоподобны и фантастичны казались ему эти мысли. Когда все возвратились в комнату, мистрис Карльтон села за фортепиано и спела прелестную мелодию, которая возбудила всеобщий восторг. Еслибы все доктора Бедлама объявили ее в эту минуту сумашедшею, всякий расхохотался бы им в лицо, не исключая и самого мистера Сент-Джона.

Заметил ли читатель, как различно смотрим мы на вещи днем и вечером? Если мы посреди белого дня вспомним свои вечерния фантазии, которые тогда казались нам довольно правдоподобными, с каким сожалением посмеемся мы над своею глупостью! То же самое было на следующее утро и с мистером Сент-Джоном. Все время как он одевался, солнце весело освещало его комнату, и он стыдился самого себя, припоминая свое вчерашнее настроение. Как мог он поддаться этим нелепым мыслям? Не жестоко ли он обидел мистрис Карльтон? Правда, вся обида заключалась в невысказанном подозрении, но разве он имел право основывать свои подозрения на словах Розы, которые могли оказаться несправедливыми? "Меня сильно тянет уехать отсюда," подумал он, "чтобы набраться побольше здравого смысла до возвращения."

В то время как он проходил по корридору, мистрис Карльтон вышла из своей комнаты. Бледная, спокойная, и прекрасная, она держала голову немного выше обыкновенного, а её белое альпаковое платье, обшитое черною отделкой, казалось особенно нарядным. Она с улыбкой протянула руку мистеру Сент-Джону, который, в новом припадке раскаяния, вежливо повел ее с лестницы.

- Я получила письмо от Розы, сказала она.-- Не хотите ли прочесть его? Сестра говорит о Париже как о земном рае.

С этими словами она села за чай. С самого отъезда мистрис Дарлинг она всегда председательствовала за чайным столом, так как читателю известно, что мистрис Сент-Джон не выходила из своей комнаты до завтрака. Впрочем, в столовой еще никого не было, и мистер Сент-Джон вышел с письмом на террасу, куда отворялась почти все гостиные замка Вефера. Там он увидал Джорджину; она стояла, опираясь на красивые перила балкона, а даже не обернулась назад, чтобы поклониться ему.

- Что это вы так внимательно разсматриваете, Джорджина? спросил он.

- Я ничего не разсматриваю, а думаю, отвечала она.-- Мне все хочется припомнить, было ли со мной ночью действительное приключение, или я видела его только во сне.

Слова её почему-то особенно подействовали на Фредерика. Сжав в руке письмо Розы, которое в эту минуту потеряло для него свой интерес, он попросил Джорджину разказать ему что с нею было.

- Случалось это среда ночи, сказала она,-- по крайней мере, так мне кажется. Меня что-то разбудило. Я открыла глаза, и что же, Фредерик? я увидала так же ясно, как теперь вижу вас, что над моею кроватью наклоняется какая-то фигура, а чье-то лицо близко пригибается к моему лицу. Я закричала: "Кто там? Что вам надо?" но ответа не последовало, только занавес пошевельнулся, а потом мне показалось, что кто-то тихо затворил за собой дверь. Еще не совсем очнувшись от сна, я бросилась к дверям, отворила их и выглянула в корридор. И кого же я увидала или, по крайней мере, думала что вижу? - невозмутимую горничную мистрис Карльтон, Принс; она стояла в корридоре, в белой ночной кофте, я могу вас уверить, что я очень явственно слышала её сердитое ворчанье. Но через несколько секунд все исчезло передо мной, и когда глаза мои пригляделись к темноте, я увидала, что все двери затворены. Фредерик помолчал с минуту, потом сказал ей:

- Уверены ли вы, что это была Принс? Хорошо ли вы ее разглядели?

- Я разсмотрела только её белую кофту и очертание её фигуры, отвечала Джорджина.-- Но по росту её и по тому, что на стояла у растворенной спальни мистрис Карльтон, я догадалась, что это Принс.

- Не сама ли мистрис Карльтон? спросил Фредерик.

- Нет, та гораздо выше, возразила Джорджина.-- Кроме Принс, какого и не могло быть, если только я не видала все это во сне; а между тем я так хорошо помню как она ворчала на кого-то, обращаясь к растворенной комнате мистрис Карльтон.

- Как вам самим-то кажется, Джорджиана: на яву это было, или во сне?

- Я вполне была уверена, что все это происходило на яву; но Принс положительно отвергает это. Она говорит, что вы на минуту не выходила из комнаты, с тех пор как мистрис Карльтон легла в постель, и она думает, что у меня был кошемар.

- А где спит Принс? спросил Фредерик.-- Вероятно, где-нибудь в задних комнатах?

спать одна.

- Когда вы говорили об этом с Принс?

- Сию минуту. Я было отправилась разыскивать ее, но она попалась мне в корридоре, и я прежде всего спросила у нея: что случилось у них ночью? Она как будто не поняла моего вопроса, так что я должна была разказать ей все. Тогда она чуть не расхохоталась мне в лицо, прибавив, что у меня, вероятно, был кошемар.

- И она положительно утверждает, что её не было в комнате?

- Да. Но этого еще мало, она уверяет меня, что там никого и не могло быть; она говорит, что плохо спала эту ночь и потому услыхала бы малейший шум в корридоре, так как кровать её стоит у самой двери. Что вы думаете об этом, Фредерик? спросила Джорджина.

Мистер Сент-Джон не счел нужным открывать ей свои мысли и равнодушно отвечал:

- Пожалуй, и в самом деле это был кошемар.

- Но у меня еще никогда в жизни не было кошемара, отвечала Джорджаза.

- Это нисколько не мешает вам иметь его теперь, прибавил он.-- А вы не успели разсмотреть лицо, наклонившееся над вашею кроватью?

- Нет, отвечала Джорджина. - Я не столько видела это лицо, сколько ощущала его близость. То-есть, мне казалось, что я вижу очертание головы и лица, да и то не ясно.

- Так вы полагаете, что это была Принс? спросил мистер Сент-Джон.

- Нет, судя по фигуре, это не могла быть Принс, а кто-то повыше её ростом, возразила Джорджина.-- Я, впрочем, сама начинаю думать, что все это пригрезилось мне. Пожалуста, не смейтесь надо мной, мистер Сент-Джон.

ручаюсь; к тому же мистрис Карльтон, быть-может, не понравится, если она узнает, что дверь её комнаты была отворена или показалась нам отворенною среда ночи. Судя по тому что Принс спит вместе с ней, должно полагать, что она очень боязлива, и воображение её сочинит целые истории о ворах и разбойниках.

- Я и не хотела говорить ей об этом, отвечала Джорджина. - Но, может-быть, Принс разкажет.

- Это уже не наше дело. Еще одно слово, Джорджина, сказал мистер Сент-Джон:-- советую вам на ночь запирать вашу комнату на ключ.

Джорджина посмотрела на него с удивлением.

- Запирать мою комнату, сказала она,-- зачем?

- Я никак не решусь запереть свою комнату на ночь, возразила она. - Случись в доме пожар, я могу сгореть прежде чем кто-нибудь догадается разбудить меня.

- Не бойтесь, Джорджика, нежно сказал он, положив свою руку на её плечо.-- Я позабочусь о вас в случае пожара и выломаю дверь, если она будет заперта, а покаместь запирайтесь на ключ, прошу вас.

- А вы скажите мне прежде, чего вы боитесь, возразила она,-- от чего именно хотите вы предостеречь меня?

- Так, стало-быть, вы обещаете мне запирать вашу дверь. Не так ли?

- Обещаю, Фредерик, отвечала Джорджина.

Он повернулся и пошел через террасу в столовую; она безсознательно провожала его взглядом, и что за лазурная бездна любви сияла в кротко-задумчивых глазах её. Напрасно боролась она до сих пор с своею любовью: ничто не помогало. Она так же страстно любила теперь Фредерика Сент-Джона, как и в те дни, когда он еще никому не выказывал своих чувств, кроме Сары Боклерк, когда он даже не встречался еще с Аделиной де-Кастелла.