Накануне Мартинова дня.
Часть II.
Глава XVII. Изломанный слон.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Накануне Мартинова дня. Часть II. Глава XVII. Изломанный слон. (старая орфография)

XVII. Изломанный слон.

- Что вы намерены делать с Анвиком, сэр-Исаак?

Этот вопрос мистрис Карльтон не мало удивил сэр-Исаака, так как до сих пор она постоянно уклонялась от всякого разговора на этот счет. После описанного вами в предшествующей главе прошло не более суток, и все общество снова собралось в столовой за десертом. По правую руку от сэр-Исаака помещалась мистрис Карльтон, по левую - Джорджина. Рядом с Джорджиной сидел Фредерик, насупротив его крикливый, разговорчивый и уже немолодой викарий доктора Боклерка, преподобный Даниц Оуэн, а на противоположном конце стола, прямо против сэр-Исаака, мистрис Сент-Джон. Викарий забежал в замок по каким-то приходским делам, а сэр-Исаак оставил его обедать. Бедный труженик не прочь был перекусить кусочек, как он выразился, но впрочем объявил, что тотчас же после обеда ему нужно исчезнуть.

Это были одни слова. Обед давно кончился, а он все еще не переставал болтать с Джорджиной, с мистрис Сент-Джон, и со всеми, кто только хотел его слушать. Добрая душа! он болтал без всякого вреда близким. Правда, в приходе звали его старой кумушкой, во тем не менее прихожане любили его и ни за что не захотели бы с вам разстаться. Джорджина тараторила не менее его, мистрис Сент-Джон от нея не отставала, а он разказывал им об одном из своих прихожан какую-то уморительную историю, возбуждавшую всеобщий смех. В столовой было шумно, а пользуясь этим, мистрис Карльтон неожиданно предложила свой вопрос сэр-Исааку: что намерен он делать с Анвиком?

- В каком смысле разумеете вы? спросил сэр-Исаак с нежным участием, которое относилось не лично к ней, а к её положению.

- Будете ли вы когда-нибудь жить там?

- Не думаю. У меня, как вам известно, есть другое поместье, на севере, куда я, и перееду, если придется оставить замок Вефер.

- Но вы никогда не оставите замок Вефер, сэр-Исаак!

- То-есть перестану быть его владельцем, если Фредерик женится. Я всегда имел намерение уступать ему Вефер в случае его женитьбы, хотя уверен, что буду гостить здесь по шести месяцев ежегодно.

Она сидела, склонив свое прекрасное лицо над тарелкой, кроша пирожное, и повидимому, вся погруженная в это занятие, между тем как её блестящие, черные волосы, украшенные душистою белою розой, чуть не касались радушного хозяина.

- Нет, сэр-Исаак, вы не оставите замок Вефер.

- Я оставлю его только при тех обстоятельствах, о которых сейчас упоминал вам. Это мы ужь давно порешили с Фредериком.

- А разве он собирается жениться?

- Покамест ничего не известно, хотя я очень желал бы этого!

- Ну, так пусть он переезжает в Анвик, а вы оставайтесь здесь. Что за идея бросать кто чудное место, когда вы отделали его как игрушку!

Сэр-Исаак улыбнулся.

- Вы точно сговорились с Фредериком, мистрис Карльтон; брат мой утверждает, что пока я жив, в замке Вефер не будет другого хозяина; и все это, пожалуй, кончится тем, что мы оба скоротаем здесь свой век старыми холостяками; впрочем, нет, ведь один только старый, а другой-то еще молодой.

- Но разве сами вы никогда не женитесь? вкрадчиво спросила она. - Почему бы вам не обзавестись своею собственною семьей? О, сэр-Исаак, поверьте, что всякий пожелал бы вам этого.

Вместо ответа, сэр-Исаак только улыбнулся. Между тем Фредерик Сент-Джон из всех сил напрягал свой слух, чтобы не проронить ни одного слова из этой интересной для него беседы, хотя внешним образом внимание его принадлежало мистеру Оуэну, которого он слушал, повидимому, с большим участием.

При этих словах на щеках её зарделся румянец.

- Нет, я никогда более не могу жить в Анвике. О, сэр-Исаак... и она приблизила к нему свое прекрасное дицо, на котором отразилось столько грусти... Подумайте, как много перенесла я в Анвике! Можете ли вы требовать, чтоб я возвратилась туда?

Он отвечал ей взглядом, исполненным сострадания.

- Отдайте Анвик вашему брату, сэр-Исаак. А сами оставайтесь в замке Вефер и не смейте даже думать о том, чтоб его покинуть.

- Стало-быть, вам нравится замок Вефер?

- Мне еще нигде не нравилось больше здешняго.

- В таком случае для чего бежать отсюда? улыбаясь сказал сэр-Исаак.

- Да я и не желаю бежать, отвечала она, поднимая на него свои умоляющие, полные слез глаза;-- мне не куда бежать. И как трудно, о, как трудно свивать себе новое гнездо с теми ничтожными средствами, которые у меня остались! Потеряв Анвик, я потеряла все.

В эту минуту шумно задвигала стульями. Мистрис Сент-Джон вставала из-за стола, и Фредерик мысленно благословлял свою мать за такую счастливую мысль. Из разговора Шарлотты Карльтон с его братом до него долетали лишь отрывочные фразы, но он слышал на столько, чтоб уловить смысл беседы.

- А теперь,, сэр-Исаак, вы уж извините меня, я должен с вами раскланяться, воскликнул мистер Оуэн, в свою очередь вставая со стула,-- позвольте благодарит вас, что вы позволяете мне забегать к вам таким образом без церемонии.

- Не хотите ли еще рюмку вина? спросил сэр-Исаак.

- Благодарю вас, я уже достаточно выпил. Человеку деловому вино никуда не годится. А у меня еще столько дел впереди: с тем поговорить, у того побывать. Ведь вы знаете, что декан возвращается сегодня вечером.

И он шумно вышел из комнаты. Фредерик придвинул свой стул к брату и сел подле него, а сэр-Исаак поставил перед ним бутылку бордо; но молодой человек машинально налил рюмку и не прикоснулся к ней. Оба она были вообще чрезвычайно воздержны, в настоящую же минуту младший чувствовал себя слишком взволнованным чтобы пить: в течение последних суток он совершенно убедился в разчетах мистрис Карльтон Сент-Джон на сэр-Исаака.

- Надолго ли пригласил ты сюда мистрис Карльтон, Исаак?

- Когда она приехала в замок Вефер, я просил ее оставаться здесь сколько она пожелает, отвечал сэр-Исаак,-- и надеюсь, что она этим воспользуется.

- Она тебе нравится?

- Чрезвычайно. Она понравилась мне с первого раза. Бедняжка! Такая кроткая, ласковая и несчастная! Я от души ей сочувствую.

Фредерик Сент-Джон положил на кончик пальца серебряный десертный нож, и стал качать его, нисколько не думая о том что делает. Он просто не знал как ему высказать то, что его занимало.

- Она советует мне, Фред, уступить тебе для жительства Анвик.

знаешь, что я сам того же мнения, Исаак.

- Увидим, увидим. Что жь ты не пьешь своего вина?

Фредерик подвинул к себе рюмку и снова оставил ее. Ему очень хотелось знать, что разумел Исаак под этими словами "увидим, увидим". Быть-может, в них не заключалось ничего особенного, но тем не менее они не нравились ему.

- Исаак, я намерен быть очень смелым, и хочу напасть на.... чуть не сказал.... на одно из твоих предубеждений. Ты любишь Шарлотту Карльтон. А я, я не люблю её.

- Ты не любишь её?

- Нет; не могу выразить как неприятно мне видеть ее здесь и не знать когда она отсюда уедет. И все это,-- как бы ты думал? - ради тебя!

Сэр-Исаак был крайне озадачен. Он быстро взглянул на брата своими, блестящими, проницательными глазами; но Фредерик смотрел не на него, а на качавшийся нож.

- Что жь тебе не нравится в ней?

- Вопервых, она, мне кажется, фальшива. А вовторых....

Но в эту минуту нож сорвался на дорогую десертную тарелку и отсек от вся кусок. Виноватый смутился, а сэр-Исаак улыбнулся.

- Старая привычка, Фред. Помнишь, как ты разбил ту превосходную тарелку из ворчестерского фарфора?

- Как не помнить! Я помню даже как разсердилась матушка; ведь я разрознил тогда целый сервиз. Ужь лучше бы мне не клали ни ножа, ни вилки, как детям. Я всегда начинаю играть ими....

- Но ты забыл о мистрис Карльтон? продолжай же свой обвинительный акт против нея.

Когда ум наш колеблется, как сильно действует на него малейшее слово, или даже звук голоса! Шутливый тон Исаака показался Фредерику насмешкой, и он, скрепя сердце, вернулся к этому разговору, почти готовый отказаться от него.

- Вовторых, я хотел сказать, Исаак, что, мне кажется, она не в своем ум.

- Что, что такое тебе кажется?

- Что Шарлотта Карльтон не в своем уме.

Сэр-Исаак пристально посмотрел на брата, как бы спрашивая его, не рехнулся ли он сам.

- Ты шутишь, Фредерик?

- Ну, так скажи мне, по крайней мере, на чем ты основываешь это мнение?

Фредерик заранее предвидел этот подводный камень в разговоре с Исааком. Какие основания имел он? Ровно никаких. Причины, казавшияся ему важными, были в сущности ничтожны; ему вдруг пришло в голову, что он не имел права повторять болтовню такой ветреной девочки, как Роза.

- Мне уже не раз приходилось подмечать в её глазах не только странное, даже дикое выражение, которого не может быть у людей в здравом разсудке. Клянусь честию, Исаак, что я не стал бы тебе говорить об этом, еслибы не имел на то основательной причины.... еслибы не считал этого своею обязанностию.

- Мне кажется, ты говоришь без основания, Фредерик, сериозно сказал сэр-Исаак.-- У многих из нас бывают иногда странные взгляды. Но в ней я ничего не заметил.

- При тебе она бывает осторожнее.

- Пустяки. Сумашедшие не умеют остерегаться ни перед кем; уж не во сне ли это тебе приснилось?

Фредерика так и передернуло. Он видел, что Исаак смеется над ним.

- У меня есть еще другия доказательства, сказал он: - это её поступки.

- А именно?

Мог ли Фредерик отвечать на это? Мог ли он высказать ему сомнения, возбужденные в нем разказом Джорджины, что в комнату её приходали Шарлотта? Мог ли он разказать о встрече с Гонорией на лестнице? О телеграмме, которую он прочел обманом? А еслиб он разказал это, то еще было ли бы это принято за доказательство? С Джорджиной мог быть кошемар; ужас, который Гонория внушала мистрис Карльтон, не имел в себе ничего неестественного; а телеграмма Принс могла относиться и не к Шарлотте. Нет, не к чему было разказывать этого, сэр-Исаак не убедился бы, а скорей обратил бы все это в шутку.

- Исаак, мне почти жаль что я заговорил с тобой об этом, продолжал он.-- По моему мнению, мои доказательства весьма убедительны, но ты, повидимому, смотришь на них иначе.

- Конечно: дикий взгляд еще не доказательство. Да и к чему ты вообще заговорил об этом?

Фредерик молчал. Он не мог объяснить настоящей причины, которая заставила его говорить, а именно - опасения, чтоб Исаак не женился на Шарлотте Карльтон. Брат мог дурно перетолковать его побуждения.

- Ужь не хотел ли ты возстановить меня против нея?

- В некоторой степени, д-да.

- Чтобы выжить ее из замка Вефер?

- Ты угадал.

- В таком случае, или я тебя не понимаю, или - ты сам страдаешь тем же недугом, в котором заподозрил ее, бедняжку. Она может остаться здесь навсегда, если ей угодно: не забудь, что я пользуюсь доходами, которые некогда принадлежали ей, и пожалуста, никогда более не возобновляй этого разговора, Фредерик.

С этими словами сэр-Исаак вышел из столовой, а Фредерик надел свою шляпу и выбежал вон из дому, с напряженно-бившимся пульсом и нестерпимым сознанием понесенного поражения. Он говорить на этот счет с Исааком яснее чем говорил. До этого не допустила бы его несчастная гордость; а между тем он сознавал необходимость предостеречь брата. Он был убежден, что если брат его женится на Шарлотте Карльтон и узнает потом, что она сумашедшая, то это открытие убьет его.

Недовольный и взволнованный, он побрел в приход, исполняя желание Джорджины, которая просила его узнать, в котором часу ожидают туда её родителей. Оказалось, что они ужь приехали и отобедали. Декан сидел один в своем кабинете, склонив свое веселое лицо над целою пачкой писем, которые вскрывал одно за другим. В его светло-каштановых волосах уже блестели кое-где серебристые нити, плечи его слегка согнулись; но добрые, честные глаза - верное подобие глаз дочери, попрежнему смотрели прямо и ласково, а рука была как и всегда готова для дружеского пожатия.

Еще в раннем детстве потеряв отца и часто бывая в обществе декана Боклерка, Фредерик Сент-Джон незаметно привык смотреть на него, с сыновним чувством. Верно то, что здороваясь теперь с деканом, он жаждал открыть ему свое затруднение. Никто не мог дать ему более благоразумного и прямого совета, как этот добрый человек. А у Фредерика Сент-Джона что задумано, то и сделано. Он тотчас же приступил к своему разказу, обойдя молчанием только эпизод Джорджины.

Декан внимательно выслушал его до конца и покачал головой.

- А ведь в самом деле, друг мой, причины ваши слишком неосновательны, чтобы заподозрить мистрис Карльтон в сумашествии.

- Знаю, отвечал Фредерик,-- в этом-то вся и штука. Будь оне хоть немного посериознее, я действовал бы гораздо смелее, и не стесняясь, принял бы надлежащия меры.

- Ваше главное опасение, если не ошибаюсь, заключается в том, чтоб эта молодая женщина не завлекла сэр-Исаака?

- Да, только прошу вас, доктор Боклерк, не перетолкуйте моих побуждений в дурную сторону, быстро прибавил Фредерик.-- Будь она пара Исааку, сумей она наделить его счастьем, я сам побуждал бы его к этому браку, уверяю вас. Неужели вы не понимаете, как тяжело мне вмешиваться в это дело? изо ста человек девяносто девять наверное скажут, что я действую ради собственных разчетов, из опасения потерять права на наследство. Но видит Бог, что не таковы мои чувства, что мне дорого только счастие брата. Он благороднейшее существо в мире, и я уверен, что еслиб ему пришлось жениться, он прежде всего обезпечил бы меня.

- А я такого мнения, что он никогда не женится, сказал декан.

- Не знаю. Я боюсь этого, и боюсь именно по причине её. Еслиб он женился на ней и узнал в последствии, что она сумашедшая, это убыло бы его. Вы сами знаете, сэр, как он чувствителен.

- Повторите-ка мне сначала то, что вы сейчас разказывали, возразил декан. - Я разумею симптомы мистрис Карльтон.

Фредерик Сент-Джон повиновался. Он передал то, что разказывала ему Роза; сообщил о своих собственных наблюдениях над Шарлоттой, о встрече на лестнице с Гонорией и о телеграмме, которую послала Принс. Все эти обстоятельства, взятые вместе, были довольно подозрительны, но порознь они ровно ничего не значили.

- Как бы то ни было, заключил он,-- для меня они очень важны, и я уверен, что она не в здравом уме.

- Ужь не наследственное ли это сумашествие? задумчиво проговорил декан, который, очевидно, смотрел на это дело не так как Фредерик.-- Подождите, кто она такая по отцу?

- Она урожденная мисс Норрис, дочь мистера Норриса из Норрис-Корта. Её мать мистрис Дарлинг.

- Так, так, внезапно прервал декан, припоминая.-- Я знавал её отца, будучи приходским викарием в их округе.

Мистер Сент-Джон с удивлением взглянул на сановитого члена высокой церкви.

- Вы

Декан засмеялся.

- Ведь мы все начинаем с этой должности, Фредерик.

Молодой человек в свою очередь смеялся теперь над своею минутною разсеянностью.

- Так вы еще тогда знали мистера Норриса?

- Да, немного. Я, кажется, один раз обедал в его доме. Церковь моя находилась на краю Анвикского прихода, не далеко от Норрис-Корта. Мистер Норрис умер скоропостижно перед самым моим отъездом оттуда. Помню, что смерть его поразила весь округ, и если не ошибаюсь, об ней ходили какие-то таинственные олухи.

- От чего он умер?

- Не известно, в этом-то и заключалась загадка. Молва говорила, что он умер от горячки, но доктор, лечивший его, мистер Пим, уверял меня, что у него была совсем другая болезнь, хотя он и не называл мне какая именно.

- Это тот самый Пим, что живет в Анвике?

- Мистер Пим практиковал в Анвике. Быть-может, он практикует там и до сих пор.

- Да, он и теперь там. Мне пришлось дважды встретиться с ним в Анвик-Галле: в первый раз на похоронах Джоржа Сент-Джона, а потом на похоронах его старшого сына. Исаак слишком дурно себя чувствовал, чтобы самому ехать туда, и я был представителем его. Не предполагаете ли вы... он остановился в смущении, но потом продолжил: - что мистер Норрис был сумашедший? Я уверен, что со стороны мистрис Дарлинг ничего подобного не могло передаться.

- Я не имею причин предполагать это, отвечал декан.-- В то время мне нужен был слуга, и ко мне явился один из лакеев мистера Норриса. Рекомендовал его мистер Пим, так как мистрис Норрис была больна, и к ней нельзя было обратиться за сведениями. Я нанял его. Это был тот самый слуга, который ухаживал за мистером Норрисом во время его последней болезни.

- И он никогда не разказывал вам от чего умер мистер Норрис?

- Нет, он был чрезвычайно скрытен; один из скрытнейших людей, которых мне только случалось видеть. А между тем, превосходный был слуга. Однажды я спросил его, от какой болезни умер его господин, и он отвечал мне, что от горячки. Я заметил ему, что мистер Пим находил в нем совсем другую болезнь. На это он сказал, что мистер Пим не понял хорошенько болезни мистера Норриса, но что это непременно была горячка, или один из её видов.

- Он и до сих пор у вас?

- Нет, он умер, бедняга. Место у меня было ему не под силу, потому что я держал тогда одного только слугу, что говорится: малого на все руки, и он оставил меня для другой, более легкой должности. Потом вернулся к своей прежней госпоже, вышедшей в то время замуж за полковника Дарлинга; а чрез несколько времени я услыхал, что он уже умер.

Фредерик Сент-Джон не слушал этих подробностей; он впал в глубокую задумчивость. Декан посмотрел на него.

- Никто, кроме мистера Пима, не может объяснить это темное дело, доктор Боклер. Я попросил бы вас написать ему.

- Для чего это?

- Чтоб узнать от чего умер мистер Норрис. Быть-может, он был сумашедший.

- Во всяком случае беды не будет, если вы напишете.

- Я подумаю, сказал декан.

- А теперь мне надо уйдти, сказал Фредерик, вставая. - Не пойдете ли и вы со мной, чтобы повидаться с Джорджиной?

- Ах, Фредерик, ужь вы знаете чем соблазнить меня! Чтоб увидать ее, я готов бы был идти гораздо дальше чем в замок Вефер. Дорогая моя! Я думаю, никто не знает ей настоящей цены.

Они вышли вместе, заглянув сначала в гостиную, чтобы предупредить мистрис Боклерк о своем уходе. Она сидела там с мисс Денисон, пожилою особой, которая приехала к ним погостить месяца на два и была сущим наказанием для Джорджины.

В ожидании своего отца, а может-быть, одного его спутника, Джорджина стояла на пороге балкона. Фредерик захотел удивить ее: он заставил декана обогнуть дом, и они как будто выросли перед ней из земли. Молодой человек внимательно наблюдал за этим свиданием: он видел, как дочь прильнула к отцу, как радостные слезы заструились по её щекам, а теперь окончательно убедился, что у нея было любящее сердце. Да он и прежде не сомневался в этом, не взирая на её ветренность.

- А где мамаша? Отчего она не пришла с вами?

- Я оставил ее с мисс Денисон.

Джорджина вскрикнула.

- Папаша! неужели вы привезли ее к нам?

- Не я, а мамаша это сделала. Она приехала сюда гостить, Джорджи, месяца на два,

Джорджи так и ахнула.

- Ну, так я останусь в замке Вефер!

- Да и я не могу обойдтись без тебя, сказал декан. Они вошли в комнату. Счастливая Джорджина, на прекрасных глазах которой еще блестели радостные слезы свидания, гордо опиралась на руку своего отца. Сэр-Исаак, игравший в это время в шахматы с мистрис Карльтон, встал чтобы приветствовать декана; а мистрис Карльтом, которая еще вы разу не видала его, также оставила игру, и она были представлены друг другу. Спокойно, безстрастно, сдержанно стояла она, обмениваясь приветствиями с доктором Боклерком; её прекрасные черты были в высшей степени привлекательны, а тонкие пальцы держали одну из хрустальных шахматных фигур изящной работы. Кто же мог менее Шарлотты Карльтон походить на сумашедшую? декан с удивлением посмотрел на Фредерика, как бы недоумевая, не в бреду ли он наговорил ему все это. В эту минуту Джорджина тихо подкралась к владельцу замка Вефер и подняла на него свои умоляющие глаза.

- Позвольте мне еще остаться здесь хоть на несколько дней, сэр-Исаак? сказала она. - Позволите, не правда ли?

- Нечего и спрашивать об этом. Разумеется, оставайтесь!

- Но вы попросите за меня папашу?

- Конечно, хочет. А вы знаете что наделала мамаша? Она привезла к нам эту ужасную мисс Денисон. Не понимаю, как это папаша позволил. В последний раз как мы были вместе, это было в Вестербери, она мутила весь дом. Она безпрестанно со мной ссорилась, ну, да и я, конечно, не оставалась в долгу. Все, что я ни делала, было дурно; а однажды она-таки подбила мамашу запереть меня на два часа в особенную комнату, за то что я будто бы наговорила ей грубостей. Упросите же, чтобы меня оставили здесь, сэр-Исаак.

Он улыбнулся ей своею кроткою одобрительною улыбкой и снова сел за шахматы. Декан разговаривал с мистрис Сент-Джон, Джорджина безпрестанно перепархивала от них к игрокам и обратно, оживляя каждого своею милою болтовней; только один Фредерик не принимал участия в общем веселье. Он сидел один подле чайного стола, с чашкой чая в руке, как будто весь интерес его жизни заключался в этом занятии.

Время шло, и когда часы пробили десять, декан с удивлением встал, ибо не ожидал, чтоб уже было так поздно.

- Ведь вы оставите у нас Джорджину? сказал сэр-Исаак, вставая из-за шахматов,чтобы проститься с деканом.

- Пусть она остается у вас до завтра, а потом ужь милости просим и домой.

- О, папаша! раздался умоляющий голос: - позвольте мне погостить здесь подольше. Вы знаете почему я желаю этого,-- еслибы не эта противная мисс Денисон....

Лицо декана сделалось сериозно.

- Еще несколько денечков, папаша, чтоб оправиться от этого удара, а потом я и вернусь домой.

- Неужели вы не замолвите за меня словечко, мистер Сент-Джон? Ведь вы сами некогда называла мисс Денисон старою колдуньей.

- Может-быть, когда я был грубым мальчишкой, отвечал он.

- Стало-быть, вы не попросите за меня?

- Нет, сказал он тихим и сериозным голосом,-- мне не хотелось бы, чтобы вы оставалась здесь, Джорджина.

Особенно Фредерик не верил глазам своим. Как могла она так скоро исполнить телеграмму!

В эту минуту декан, единственный из присутствующих, который не поспешил на встречу приезжей, стоял подле мистрис Карльтон и на досуге разсматривал выражение её лица, на которое случайно упал его взгляд. Вместо того чтобы кинуться навстречу матери, мистрис Карльтон отшатнулась назад; лицо её помертвело, в глазах сверкнул странный, дикий огонь, а одна из хрустальных шахматных фигур выпала из её рук, раздробленная в куски. Фредерик Сент-Джон тоже видел это. Неужели всякая нечаянность производит на нее подобное действие? Или это была несомненные признаки близкого сумашествия? Если хрустальный слов был раздавлен её рукой, а не сам разбился при падении, то какою необыкновенною силой должна была владеть она! Едва успел Фредерик Сент-Джон заметить взгляд декана, прикованный к мистрис Карльтон, как суматоха стала общею: все заговорили разом, а мистрис Дарлинг весело смеялась, раскланиваясь направо и налево и пожимая руку то тому, то другому. Она знала, что всех поразить своим приездом, и заранее восхищалась этою мыслию. Письмо, полученное ею из Коттеджа, откуда спрашивала её приказаний насчет каких-то поправок в доме, побудило ее немедленно пуститься в дорогу; но она решила завернуть сперва в замок Вефер, чтоб узнать, не поедет ли с ней Шарлотта.-- Что делает Роза? - о, она совершенно здорова и осталась погостить в Париже у де-Кастелла. Милая Шарлотта! Как она похорошела и поправилась!

Между тем милая Шарлотта пришла в себя и снова стала спокойною, кроткою, безстрастною Шарлоттой. Повидавшись с матерью, она в раскаянии обратилась к сэр-Исааку, между тем как Фредерик и Джорджина поднимали с пода разбитые куски хрусталя.

Простит ли ее сэр-Исаак? Разрознить такой великолепный шахматный прибор! И каким образом слов мог выскользнуть из её рук? Еще менее могла она понять, почему разбился он на мягком ковре? Ужь не ударился ли он о костяную ножку шахматного стола? Напрасно убеждал ее сэр-Исаак не безпокоиться о таких пустяках: она не переставала умолять его о прощении.

- Мистрис Карльтон, что это с вашею рукой? Вы, должно-быт, сами раздробили слона?

и протянула свою бедую руку сэр-Исааку, который привился ее обвязывать.

- Странно, что мы почти никогда не можем объяснить себе подобные случаи, сказала она с очаровательною улыбкой. - У мисс Боклерк, должно-быть, весьма неопределенные понятия о силе, если она предполагает, что я могла изломать этого слона. Благодарю вас, сэр-Исаак.

Фредерик Сент-Джон вышел вместе с деканом.

- Надеюсь, что теперь вы напишете мистеру Пиму? сказал он.

- Напишу, отвечал декан.