Под осенней звездой.
Глава IX.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Под осенней звездой. Глава IX. (старая орфография)

IX.

Колодец готов, канавы выкопаны, и водопроводчик, который должен прокладывать трубы, приехал. Он выбрал себе в помощники Гриндхюсена, а мне было поручено провести трубы из подвала во второй этаж.

В то время, как я рыл канаву в подвале, туда пришла однажды барыня. Я крикнул ей, чтобы она была осторожнее, но она отнеслась очень весело к моему предупреждению.

- Здесь нет ямы? - спросила она, указывая на одно место. - И здесь тоже нет?

Наконец она оступилась и упала ко мне в канаву. В канаве и без того не было светло, но она наверное ничего не видела, так как пришла со света. Она стала нащупывать стены ямы и спросила:

- Вероятно, можно выбраться наверх?

Я поднял ее, и она вышла из ямы. Это было нетрудно, так как она была очень тоненькая, несмотря на то, что была матерью взрослой девушки.

- Надо было бы быть осторожнее! - сказала она, отряхивая с платья землю. - Это был хороший прыжок... Тебе придется как-нибудь притти во второй этаж помочь мне переставить кое-что, придешь? Но нам придется подождать и воспользоваться тем временем, когда мой муж уедет в приход; он не любит никаких перемен. Когда вы окончите здесь всю работу?

Я назначил приблизительный срок, - неделю или около того.

- А отсюда вы куда пойдете?

- На соседний двор.

Гриндхюсен обещал там копать картофель.

Через несколько времени мне пришлось пойти в кухню пропиливать в полу отверстие для трубы. Случилось так, что барышне понадобилось в кухне что-то именно в то время, когда я там работал. Она победила свою антипатию ко мне и обратилась ко мне с несколькими словами, и осталась посмотреть на работу.

- Подумай, Олина, ведь тебе придется только повернуть кран, и вода пойдет, - сказала она служанке.

Но старая Олина, повидимому, вовсе не была от этого в восторге.

- Это прямо смешно, - уверяла она, - проводить воду в самую кухню. Двадцать лет таскала она всю воду, необходимую для дома, что же она теперь будет делать?

- Отдыхать, - сказал я.

- Отдыхать?! Я думаю, что человек создан для того, чтобы работать.

- Ты можешь шить также свое приданое, - сказала барышня с улыбкой.

Она болтала по-детски, но я был ей благодарен за то, что она приняла участие в разговоре нашего брата, и за то, что она осталась на несколько минут в кухне. И, Боже мой, как живо я работал, и как я удачно давал ответы, и как я был остроумен! Я помню это еще до сих пор. Но вдруг фрёкен Елизавета как будто вспомнила, что ей непристойно долго разговаривать с нами, и она ушла.

"Ее, конечно, тронет моя деликатность, и она скажет: "Бедный, как это мило с его стороны!" Не хватало только, чтобы она пошла за мною в лес. Тогда я встал бы, удивленный, со своего камня и поклонился бы ей. Она казалась бы немного смущенной и сказала бы: "А я хотела только пройтись немного, здесь так хорошо бывает вечером, но что ты здесь делаешь?" "Я просто сижу здесь", ответил бы я ей, как бы отрываясь от своих дум и глядя на нее невинными глазами. И когда она услышит, что я сижу поздним вечером в лесу, то она поймет, что у меня глубокая душа и что я мечтатель, и она влюбится в меня...

На следующий вечер она опять была на кладбище, и меня вдруг пронзила дерзкая мысль: "Это она приходит ради меня!" Но когда я посмотрел на нее внимательнее, то оказалось, что она была занята чем-то у одной могилы, - значит, она приходила не ради меня. Я пошел опять в лес и наблюдал за животными до тех пор, пока мог видеть; потом я прислушивался к тому, как на землю падали еловые шишки и кисти рябины. Я напевал, свистел и думал. От времени до времени я вставал и ходил, чтобы согреться. Часы шли, наступила ночь. Я был так влюблен, я шел с непокрытой головой и предоставлял звездам смотреть на меня.

- Который теперь час? - спрашивал иногда Гриндхюсен, когда я, наконец, приходил на чердак.

- И ты находишь, что это подходящее время для того, чтобы ложиться спать? Фу, чтоб тебе пусто было!. Будить людей, когда они так хорошо заснули!

Но, Боже, какого шута горохового представляет из себя пожилой человек, когда он влюбляется. А я-то должен был являться примером того, как человек находит душевный мир и покой!