Под осенней звездой.
Глава XXI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Под осенней звездой. Глава XXI. (старая орфография)

XXI.

Раз вечером в усадьбу приехала гостья. Так как Петр все еще был болен, а второй работник был молодой мальчик, то пришлось принять лошадей мне. Из коляски вышла дама.

- Господа дома?-- спросила она.

Когда послышался шум подъезжавшей коляски, то в окнах показались лица, в коридоре и комнатах зажглись лампы, на крыльцо вышла барыня и крикнула:

- Это ты, Еливавета? Как я тебя ждала. Добро пожаловать!

Это была фрёкен Елизавета из усадьбы священника.

- Так он здесь?-- спросила она удивленно.

- Кто?

Это она спрашивала про меня. Она меня узнала.

На следующий день обе дамы пришли к нам в лес. Сперва я очень боялся, что слух о прогулке на чужих лошадях дошел до усадьбы священника, но я успокоился, так как никто об этом не упоминал.

- Водопровод действует хорошо, - сказала фрёкен Елизавета.

- Очень приятно это слышать.

- Водопровод?-- спросила барыня.

- Он у нас устроил водопровод. Провел воду в кухню и во второй этаж. Нам стоит только повернуть кран. Вам тоже следовало бы устроить водопровод.

- Правда? А разве у нас можно устроить водопровод?

Я ответил, что да, это возможно.

- Отчего же вы не поговорили об этом с моим мужем?

- Я говорил с ним об этом. Он хотел посоветоваться об этом с вами.

Неловкая пауза. Даже насчет того, что так близко касалось его жены, он не нашел нужным поговорить с нею.

Я прибавил, чтобы прервать неловкое молчание:

- Во всяком случае, теперь уже слишком поздно начинать это. Зима наступит прежде, чем мы успеем окончить нашу работу. Но весной - другое дело.

Барыня как будто оторвалась от каких-то мыслей.

- Теперь я припоминаю, что он говорил как-то об этом,-- сказала она.-- Мы советовались относительно этого. И решили, что в этом году уже слишком поздно... Послушай, Елизавета, ты не находишь, что это очень интересно смотреть, как рубят лес.

Мы употребляли веревку, чтобы направлять дерево при его падении, и Фалькенберг как раз прикреплял веревку на самой вершине одного дерева.

- Зачем вы это делаете?

Но барыня не пожелала меня дальше слушать, она обратилась прямо к Фалькенбергу и сказала:

- Разве не все равно, куда падает дерево?

Тогда Фалькенберг начал объяснять:

- О, нет, необходимо управлять этим. Надо смотреть, чтобы дерево при падении не поломало слишком много молодого леса.

- Ты слышала? - обратилась барыня к своей подруге.-- Ты слышала, что у него за голос? Это он-то и поет.

Как мне было досадно, что я говорил слишком много, и что я не понял её желания! Я решил показать ей, что понял её урок. Да к тому же я ведь был влюблен во фрёкен Елизавету, ни в кого другого, а фрёкен Елизавета не капризничала и была так же красива, как и та, другая, - нет, в тысячу раз красивее! Я решил поступить в работники к её отцу. А пока я принял за правило, когда барыня обращалась ко мне смотреть сперва на Фалькенберга, а потом на нее, и не отвечать, как если бы я боялся, что не мой черед говорить. Мне кажется, что мое поведение задело ее немножко, и она даже сказала раз со смущенной улыбкой:

- Да, голубчик, это я вас спрашиваю.

О, эта улыбка и эти слова... Мое сердце радостно забилось, я начал рубить со всей силой, которая развилась у меня от упражнения, и мой топор глубоко впивался в дерево. Работа кипела. До меня от времени до времени доносились обрывки разговора.

- Я буду им петь сегодня вечером, - сказал Фалькенберг, когда мы остались одни.

Настал вечер.

Я стоял на дворе и разговаривал с капитаном. Нам оставалось работы в лесу дня на три, на четыре.

- Куда вы потом отправляетесь?

- На полотно железной дороги.

- Быть может, вы понадобитесь мне еще здесь,-- сказал капитан.-- Я хочу улучшить дорогу, которая ведет к шоссе, она слишком круто спускается. Пойдемте, я вам покажу.

Он повел меня на южную сторону от главного строения и стал показывать место рукой, хотя стало уже смеркаться.

- А когда будет готова дорога, да еще кое-что другое, то наступит и весна. А там надо приняться и за водопровод. А кроме того, ведь Петр все еще болен; так продолжаться не может, мне необходимо еще одного работника.

Вдруг до нас донеслось пение Фалькенберга. В комнатах был огонь, Фалькенберг был там и пел под аккомпанимент рояля. Весь воздух наполнился прекрасными звуками этого удивительного голоса, и невольно по мне пробежала дрожь.

Капитан вздрогнул и посмотрел на окна.

- Три-четыре дня.

- Хорошо, на том мы и порешим: дня три-четыре и затем конец на этот раз.

Какое быстрое и странное решение, - подумал я. Я сказал:

- Собственно, проведению дороги зима не помешает; напротив, зимой во многих отношениях даже лучше прокладывать дорогу. Надо взрывать камни, возить щебень.

И капитан ушел в дом.

Я подумал: Это он, конечно, сделал из вежливости, он хотел сделать вид, что причастен к приглашению Фалькенберга к комнаты. Но он, конечно, охотнее остался бы поболтать со мной.

Как я был глуп, и как я ошибался!