Под осенней звездой.
Глава XXIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Под осенней звездой. Глава XXIII. (старая орфография)

XXIII.

Рано утром я повез обеих дам в закрытой карете. Сперва было очень холодно, и мое шерстяное одеяло сослужило мне хорошую службу: я поочередно то обертывал им свои ноги, то надевал его на плечи в виде шали.

Мы ехали по той дороге, по которой незадолго перед тем шли с Фалькенбергом. Я узнавал одно место за другим: вон там Фалькенберг настраивал фортепиано, а там мы услыхали крики диких гусей... Взошло солнце, стало тепло, время шло: на одном перекрестке дамы постучали мне в окно кареты и сказали, что пора обедать.

Я посмотрел на солнце и решил, что дамам обедать еще рано, тогда как для меня это было как раз обеденное время, так как мы обедали с Фалькенбергом всегда в двенадцать часов. А потому я продолжал ехать дальше.

- Почему вы не останавливаетесь? - крикнули мне дамы.

- Но, ведь, вы обыкновенно обедаете в три часа... Я думал...

- Но мы голодны.

Я свернул в сторону и остановился. Затем я выпряг лошадей, напоил их и задал им корму.

- Уж не подогнали ли эти чудачки свое обеденное время к моему?-- думал я.

- Пожалуйста!-- услышал я приглашение.

Я не нашел удобным присоединяться к этой трапезе и остался у лошадей.

- Что же вы?-- спросила барыня.

- Будьте так любезны, дайте мне чего-нибудь, - сказал я.

Оне дали мне всего очень много, но им все казалось, что я еще не получил достаточно. Я откупоривал бутылки с пивом, и меня щедро угостили и этим напитком. Это был целый пир на большой дороге, а для меня это было маленькое приключение в моей жизни. Но я старался как можно меньше смотреть на барыню, чтобы она не чувствовала себя униженной.

Дамы весело болтали друг с другом и из любезности обращались изредка и ко мне с несколькими словами. Фрёкен Елизавета сказала:

- Как весело обедать под открытым небом! Вы не находите этого?

Теперь она не говорила мне больше ты, как раньше у себя дома.

- Для него-то это не ново, - сказала барыня.-- Ведь он каждый день обедает в лесу.

Ах, этот голос, глаза, этот нежный, женственный изгиб руки, которая протягивала мне стакан... И я мог бы рассказать кое-что о широком свете и развеселить их; я мог бы поправить их, когда оне болтали о том, чего не знали, как, например, о езде на верблюдах и о сборе винограда...

Я поспешил окончить свой обед и отошел от них. Я взял ведро и пошел за водой для лошадей, хотя это было лишнее, и сел у ручья.

Через несколько времени барыня крикнула меня:

Однако, когда я подошел к карете, то оне уже решили, что никуда итти не стоит, так как у хмеля уже опали листья, а рябины здесь нигде не видно, да и пестрых листьев нигде нет.

- В лесу теперь ничего нет, - сказала барышня.-- Не пора ли нам отправляться, Лависа?

- Скажите, а здесь у вас больше нет кладбища для прогулок?

- Нет.

- Как же вы обходитесь без кладбища?-- И она сказала барыне, что я очень странный человек, который бродит по ночам по кладбищу и устраивает свидания с мертвецами. Там-то я и придумываю свои машины.

Чтобы сказать что-нибудь, я спросил ее про молодого Эрика.-- С ним случилось несчастье, он харкал кровью?...

- Да, он поправляется, - ответила коротко барышня.-- Не пора ли нам отправляться, Лависа?

- Да, конечно. Вы готовы?

- Когда вам угодно, - ответил я.

Мы поехали дальше.

Время шло, солнце склонялось к западу, стало опять холодно, воздух стал резким; потом поднялся ветер, и пошел дождь вперемежку со снегом. Мы проехали мимо приходской церкви, мимо двух-трех лавок, мимо нескольких усадеб.

Вдруг в окно кареты снова раздался стук.

- Не здесь ли вы однажды ночью катались на чужих лошадях?-- спросила барышня, улыбаясь.-- И до нас дошли об этом слухи.

И обе дамы засмеялись. Я нашелся и ответил:

- И все-таки, ваш отец хочет взять меня в работники, не правда ли?

- Да - Раз мы начали говорить об этом, фрёкен, то позвольте вас спросить, как ваш отец узнал, что я работаю у капитана Фалькенберга? Ведь вы сами удивились, увидя меня там?

После мгновенного размышления она ответила, бросив взгляд на барыню.

- Я написала об этом домой.

Барыня опустила глаза.

Мне показалось, что молодая девушка говорит неправду. Но она отвечала впопад, и я был обезоружен. Не было ничего невозможного в том, что в своем письме к родителям она написала нечто в роде: "И знаете, кого я здесь встретила? Того, который устраивал у нас в усадьбе водопровод, - теперь он рубит лес у капитана"...

Между тем, когда мы, наконец приехали в усадьбу священника, то оказалось, что работник был уже нанят и находился там в услужении три недели. Он вышел к нам и принял лошадей.

А я опять начал ломать себе голову: почему меня выбрали в кучера? Не из-за желания ли вознаградить меня за то, что Фалькенберг пел в комнатах? Но неужели же эти люди не понимают, что я человек, который скоро прославится своим изобретением, и что я не нуждаюсь в благодеяниях!

Я проснулся от того, что кто-то водил по мне руками в темноте.

- Нельзя же тебе спать здесь, ведь ты замерзнешь, - сказала жена священника.-- Пойдем, я покажу тебе другое место.

С минуту мы поговорили об этом. Я не хотел никуда уходить и добился того, что и она села вовле меня. Эта женщина была огонь, нет, она была дитя природы. Кровь еще горела в ней, и она увлекала и заставляла забываться.