Под осенней звездой.
Глава XXXI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Под осенней звездой. Глава XXXI. (старая орфография)

XXXI.

Прошло два дня и я сел наконец, писать Фалькенбергу. Я был снова спокоен и разсудителен: "Я оставил в Эвербё свою милу, - писал я:-- быть может, впоследствии она будет иметь некоторое значение для лесопромышленников, и я при первой возможности приду за ней. Пожалуйста, посмотри, чтобы она не испортилась".

Вор как я был деликатен. В этом письме было много достоинства. Конечно, Фалькенберг разскажет о нем в кухне и, быть может, покажет его, и все найдут, что письмо очень благородно. Но в письме моем была не одна только краткость; я назначил определенный срок, чтобы придать больше деловитости своему посланию:-- в понедельник, 11-го декабря, я приду за машиной.

Я подумал: этот срок верный и определенный, - если машины в понедельник там не будет, то что-нибудь да придется предпринять.

Я сам отнес письмо на почту и снова наклеил на конверте целую полосу марок...

Мое сладкое опьянение все еще продолжалось: я получил самое очаровательное письмо на свете, я носил его на груди, оно было написано ко мне. Не пишите. Отлично, но я мог прийти. А под конец стояла черта.

Ведь не мог же я ошибаться относительно подчеркнутых слов? Выть может, они означали запрещение вообще? Дамы так любят подчеркивать всевозможные слова и ставить тире и тут, и там. Но не она, нет, не она!

Через несколько дней работа у ленемана должна была быть окончена. Это было хорошо, все было разсчитано, - одиннадцатого я буду в Эвербё! Это будет как раз во-время. Если капитан действительно имел какие-нибудь виды на мою машину, то надо было действовал скорее. Неужто же позволить совершенно чужому человеку украсть у меня из-под носа миллион, приобретенный мною собственным трудом? Разве я не трудился над машиной? Я начал сожалеть, что написал Фалькенбергу такое деликатное письмо; оно могло бы быть написано гораздо резче. А теперь, чего доброго, он не поверить, что я человек с характером. Можно ожидать, что он, пожалуй, будет еще свидетельствовать против меня, скажет, что я не изобрел машину. Ха-ха, дружище Фалькенберг, этого еще недоставало! Во первых, ты лишишься царствия небесного; но если это для тебя ничего не значит, то я донесу о твоем лжесвидетельстве моему другу и покровителю ленеману. А ты знаешь, к чему это поведет?

- Конечно, вам надо итти туда, - сказал ленеман, когда я рассказал ему о своих планах.-- И, пожалуйста, возвращайтесь ко мне с машиной. Вы должны заботиться о своих интересах; тут, может быть, дело идет о целом состоянии.

На другой день почта принесла известие, которое сразу изменяло положение дела: капитан Фалькенберг писал сам в газете, что, - вследствие недоразумения, ему приписали изобретение новой пилы, тогда как изобрел эту машину один работник, который одно время служил у него в имении. Что касается до самой машины, то он воздерживается от какого-либо суждения о ней. Капитан Фалькенберг.

Мы с ленеманом стоим и смотрим друг на друга.

- Что вы теперь скажете?-- спросил он.

- Капитан, во всяком случае, не виновен.

- Вот как. А знаете ли, что я думаю?

Пауза. Ленеман остается ленеманом с головы до ног и везде видит интриги.

- Он виновен.

- В самом деле?

- К таким штукам мне не привыкать стать. Теперь он заметает следы; ваше письмо его испугало. Ха-ха-ха!

Я должен был сознаться ленеману, что я вовсе не писал капитану, а послал только маленькую записочку работнику в Эвербё, и что даже и эта записочка не успела дойти по назначению, так как я отослал ее только вчера вечером.

Тогда ленеман замолк и не старался больше найти интриги. Напротив, с этой минуты он как будто усумнился в значении всего изобретения.

- Весьма возможно, что вся эта машина просто дрянь какая-нибудь, - сказал он. Но потом он прибавил добродушно:-- я хотел сказать, что, быть может, она требует переделки и усовершенствования. Вы сами знаете, как приходится постоянпо переделывать военные суда и летательные машины... Вы все-таки решили итти туда?

- Да.

На этот раз я ничего не слыхал относительно того, чтобы я возвращался обратно с машиной; по ленеман дал мне хорошее свидетельство. Он охотно оставил бы меня у себя дольше, - написал он, - но я должен был прервать у него работу вследствии того, что у меня были свои дела в другом месте...

поспеть сюда к утру. Она стояла передо мной в своей синей юбке, сестриной кофте.

- Это ты, Ольга? Куда ты идешь?

Оказалось, что она пришла ко мне.

- Откуда ты узнала, что я здесь?

Она ответила, что разспрашивала людей. Потом она спросила, правда ли, что машина принадлежит ей.

Нам не о чем было с ней разговаривать, и я хотел, чтобы она ушла, прежде чем ее увидит ленеман, а то он начал бы разспрашивать.

- Ну, а теперь иди домой, мое дитя. Тебе далеко итти.

Ольга протянула мне свою ручку, которая утонула в моей и оставалась в ней, пока я сам ее не выпустил. Она поблагодарила меня и весело отправилась к обратный путь. Ноги её при ходьбе опять становятся то пятками врозь, то пятками внутрь, как придется.