Редактор Линге.
Глава VI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Редактор Линге. Глава VI. (старая орфография)

VI.

Илэны чут не лишились разсудка от радости, когда статья Фредрика была, наконец, напечатана. Они потеряли уже всякую надежду, сам Фредрик безутешно качал головой и говорил, что его работа, по всей вероятности, брошена в корзину с бумагами, но мать никак не могла этого понять; если статья не напечатана, значит, она никуда не годится. И она начала работать, еще прилежнее, чем прежде. Теперь все представлялось ей в более мрачном свете, чем раньше. Она не понимала, что сделалось с Шарлоттой в последние месяцы; она потеряла всякую охоту к работе и ни о чем другом не думала, как только о своем синем платье и езде на велосипеде. А этот молодой человек, Бондезен, был постоянно вместе с нею. Ну пусть, хорошо,-- Шарлотта, кажется, ему очень нравится; но, Боже мой, если молодой человек не хочет ни учиться, ни заниматься делом, то в этом мало хорошого. Правда, у него богатый отец, помещик, но сын не может вечно на него разсчитывать.

Потом бедную женщину очень огорчало то, что её квартирант, господин Хойбро, пришел к ней однажды и отказался от угловой комнаты. Это было на другой день после одного собрания, на котором присутствовала вся семья. Она всплеснула руками и спросила, почему он хочет бросить комнату? Может быть, ему что-нибудь не нравится? Она постарается сделать все возможное, чтоб снова ему было хорошо. Когда Хойбро увидел, как неохотно она его отпускает, он взял обратно свой отказ,-- с грустью, с покорностью. Он сказал, что ничего другого не хочет, как только остаться у нея, но что он предпочел бы быть немножко ближе к банку, где он служил. Он остался; но можно было ожидать, что он опять повторит свой отказ самым серьезным образом; он приходил очень редко к ним в квартиру, большей частью оставался у себя в комнате и был очень молчалив.

Теперь фру Илэн очень мрачно смотрела на будущее.

Она так много ждала от Фредрика, когда он окончил свое учение. Правда, она знала, что он не гений,-- это был обыкновенный молодой человек с средними способностями; это внушила ей Софи, которая в своем роде была не глупа. Но человек, сдавший экзамен, не может же сидеть сложа руки, должен же он предпринимать что-нибудь со своей ученостью, зарабатывать кусок хлеба и скромно поддерживать свое существование. Фру Илэн была в отчаянии, что Бондезен и дочери возлагали такия большие надежды на статью Фредрика, а ему так не повезло. У нея явилась даже мысль отправить Фредрика в Америку, если здесь из него ничего не выйдет; было много прекрасных людей, которые там выбивались на дорогу,-- она знала таких.

И вдруг все сразу приняло совсем другой оборот. В один прекрасный день появился целый номер "Новостей", весь посвященный Илэну,-- тут была и статья Фредрика, а потом еще заметка о нем самом.

Весь дом переполошился; даже у Хойбро было странное выражение лица, когда фру Илэн рассказала ему, что случилось. Бондезен шумел, был в восторге, гордился, что всему причиной он. Во всяком случае, долго им пришлось ждать; даже вера Бондезена начала понемногу исчезать, но как только пришел этот номер, он вскочил на велосипед и полетел стремглав к Илэнам.

- Ну, вот видите! Что он говорил все время?! Он ни одного дня не сомневался в Линге! Разве видано когда-нибудь, чтобы Линге не исполнил своего долга! Разве не он нашел студента Ойзна, писателя Ойзна, разве не он поддержал его талант? Ничто не могло избегнуть внимания Линге; тот, кто утверждает противное,-- не читает "Новостей".

Бондезен в особенности гордился тем, что относительно заглавия случилось так, как он сказал. Статья больше не называлась: "Нечто о сортах наших ягод", такое заглавие "ничего не говорило людям". Теперь было три заглавия, одно другого громче, одно под другим: - Ягоды. - Два миллиона экономии.-- Национальный вопрос.-- Посмотрите, вот заглавия, бросающияся в глаза; благодаря им редактор сделал статью всем понятной, облагородил ее. Пусть-ка люди пропустят ее, если могут; но они не могут этого сделать, потому что это - национальный вопрос,-- вопрос двух миллионов; это - сама жизнь.

А рядом с этой внушительной статьей, на первой странице была очень тонкая, но сильная заметка редакции о самом Илэне. - Господин Илэн, чью сенсационную статью о ягодах печатает сегодня наша газета, поместил в последнем номере журнала Леттерштедта статью о грибах, строго научную и безусловно выдающуюся, она произвела сильное впечатление. Это блестящий анализ грибов съедобных, ядовитых, грибов с запахом и самой удивительной окраски. Если господин Илэн будет писать подобные статьи, то в Норвегии одним ученым больше.

Илэн был честен и чувствовал себя совсем маленьким. Он прочел эту заметку с удивлением и безпокойством. Бондезен разсеял его сомнения. Как, он еще не доволен? Он теперь участвует в "Новостях"! Бондезен объявил, что будет телеграфировать своему отцу, помещику, чтоб получить несколько лишних крон,-- отпраздновать это событие.

Между тем, друзья решили, что Илэн должен пойти к Линге и поблагодарить его за заметку. Илэн пошел. Но внизу в городе он встретил Хойбро. Хойбро принялся разубеждать его:

- Не делайте этого,-- сказал ему Хойбро. - Я право не знаю, разве это так нужно?

Но оказалось, несмотря на слова Хойбро, что это нужно было сделать. Линге принял его вообще очень любезно. осведомился, над чем он теперь работает, и попросил новых статей. В заключение Илэн получил из кассы очень высокий гонорар за статью. Да, Илэн был очень доволен, что пошел поблагодарить Линге.

У Хойбро всегда свои особые мнения обо всем. Но он не замечал, что, благодаря этому, он казался странным, почти смешным. С того вечера, когда он привлек общее внимание своей неудачей в кружке рабочих, Хойбро сделался совсем неузнаваем - он стал бледным, тихим и пугливым. Дома все старались сделать так, чтобы он забыл о своем фиаско, но Хойбро улыбался этим детским попыткам.

Как-то раз утром он встретил Шарлотту на лестнице; машинально они оба остановились, и она покраснела. Хойбро не мог удержаться, чтобы не спросить ее с улыбкой:

- Как, фрёкэн, вы все еще не в синем платье? - потом он посмотрел на часы и прибавил иронически:-- Ведь уже половина девятого!

Это было черезчур. Может быть, в сущности, синее платье доставляло ей не такое большое удовольствие, как все это думали. Но что же ей было делать? Бондезен предложил прокатиться, велосипед был вычищен и готов, нужно же ей было надеть платье. Она молчала, углы её губ дрожали.

Он видел, что оскорбил ее и хотел поправить дело. Она, ведь, была самая красивая, самая лучшая на всем свете. Несмотря на то, что он был зол на нее, она простила ему: она стояла около перил и не уходила. Этого он не заслуживал.

- Простите меня! - сказал он. - Я не хочу сказать, что не имел намерения вас оскорбить, потому что я имел это в виду. Но я раскаиваюсь в этим.

- Мне кажется, вам должно быть совершенно безразлично, серое или синее на мне платье,-- возразила она.

- Да, да.

Это были лишь слова. Он приподнял шляпу и хотел итти.

Он понял, что она сказала это из вежливости, чтобы замаскировать предшествующия слова. Он ответил осторожно, тоже хладнокровно:

- У меня масса всяких мелких дел, я очень много работаю теперь.

Он улыбнулся и низко поклонился.

В этот вечер вся семья отправилась в театр; Хойбро один остался дома. Он уставился в книгу, но не мог читать. Шарлотта стала такой бледной. Это не портило её, нет,-- её красивое лицо с полными губами стало еще красивее, еще нежнее, благодаря этому; не было ничего такого, чтобы не шло к ней. Но, может быть, ее что-нибудь мучило, безпокоило. Хойбро казалось, что произошла какая-то перемена в её обращении с Бондезеном; они стали как-то ближе друг с другом,-- как-то раз он видел, что они шептались в прихожей. Ему нечего было больше здесь делать. Это не из-за него она покраснела на лестнице сегодня утром; об этом можно было заключить из того, что она сказала потом. Ну и что же? Остается одно: - стиснуть зубы, Лео Хойбро, и сжать кулаки. Теперь он только ради самого себя будет приводить в порядок свои печальные дела в банке, а потом будет стараться чтением и работой вернуть себе снова покой. Впрочем, он мог бы скоро покончить с банком, если б не пришла к нему однажды в комнату фру Илэн и не попросила одолжить ей денег до получения полугодовой пенсии. Хойбро не мог отказать ей в этой услуге; он видел, что это было доверием с её стороны к нему, и это его очень обрадовало. Как-нибудь он справится с банком; может быть, он сможет еще ограничить свои расходы; кроме того, у него еще были часы и пальто, в которых он не видел особой надобности. Во всяком случае, банк получит все во-время.

* * *

Отец Бондезена, помещик, не прислал сыну денег столько, сколько он просил, но тот не пришел в отчаяние. И этих денег хватило все-таки на покупку необходимого. Правда, Бондезен не отложил мы одного хеллера, но зато пир удался на славу.

- Нет, оставь, предоставь мне откупоривать бутылки,-- сказал он и отнял у Илэна штопор,-- в земных делах я столько же сведущ сколько ты в духовных. Ха-ха-ха!

Все были в превосходном настроении. Фру Илэн предложила уговорить Хойбро присоединиться к ним; но Хойбро, вероятно, уже слышал хлопанье откупориваемых бутылок. Он собирался уйти из дому, и шляпа у него была уже надета, когда фру Илэн вошла к нему в комнату.

- Он очень благодарен, но никак не может, он приглашен в город и вернется очень поздно...

Бондезен крикнул ему через открытую дверь:

- Войдите, войдите! Я нисколько не обижен тем, что вы говорили против меня в кружке рабочих, я уважаю всякое честное убеждение!

Хойбро усмехнулся и спустился по лестнице.

- Вот медведь! - сказал Бондезен спокойно. - На любезность он отвечает смехом.

Вдруг кто-то позвонил. Илэн сам пошел отворять. Он оставил дверь в прихожую открытой; - это, по всей вероятности, почтальон. Пожалуйста!

Но это не был почтальон,-- это был редактор Линге.

Илэн, удивленный, отступил назад. Линге улыбается и говорит, что у него к нему маленькое дельце, он как раз проходил мимо и вот зашел.

Смущенный оказанной ему честью, Илэн крикнул в открытую дверь.

- Мама, это редактор Линге, не хочешь ли ты...

Фру Илэн сайчас же вышла и радушно попросила его войти. - Она очень рада, это такая честь для них...

Линге, наконец, соглашается.

Дело в том, что спекуляция с именем Илэна оказалась удачной. Уже не говоря о том, что люди удивлялись неизвестному дотоле гению и тому, что рациональная культура ягод может любого сделать капиталистом и обогатить страну двумя миллионами, но, кроме того, все обратили внимание на безпристрастность Линге, признававшого даже человека противоположной партии. Один Линге, и только Линге мог это сделать! Он был и оставался безподобным. Впрочем, безпристрастность этого человека была засвидетельствована и раньше: например, когда он открыл писателя Ойзна, о котором он ровно ничего не знал, кроме того, что он гений. Несмотря на это, ведь он мог бы быть самым ужасныме реакционером в мире. А как Линге выдал своего же Лепорелло, когда тот пустился в ночные приключения? Да, Линге, действительно, исполнял высокое призвание прессы. И, благодаря этому, он приобрел еще новых подписчиков.

Теперь у него явилась еще новая идея, удивительная идея,-- вот почему он без всяких дальнейших разсуждений зашел к Илэну. Правда, ему пришлось пропустить из-за этого собрание в политическом клуб, где должен был говорить президент одельстинга; но нельзя же быть везде сразу. Он уже был на большом собрании рабочого союза. Есть же, наконец, границы тому, что можно спрашивать с человека.

Он обращается к Илэну и тотчас же переходит к цели своего визита; он совсем забыл об этом, когда Илэн был у него в бюро в последний раз; он хотел узнать, нельзя ли напечатать в "Новостях" статью Илэна о чистой культуре дрожжей, прежде чем она появится в брошюре, а если он не может предоставить ему всей статьи, то, по крайней мере, хоть часть, главное содержание. Он пришел к нему с этой просьбой, имея в виду булочные и пекарни; ему хочется, по мере возможности, ввести нововведения и в эту область.

На это Линге возражает:

- Так верните ее телеграммой. Разумеется, за все будет заплачено.

Илэн с благодарностью обещает телеграфировать.

Добродушная фру Илэн не могла больше сдерживаться; она благодарила Линге с сияющими глазами за все, что он сделал для Фредрика. Он сделал этим всех такими счастливыми, и они все обязаны ему; это так неожиданно и незаслуженно.

- Многоуважаемая фру Илэн, мы исполнили только свой долг,-- ответил Линге.

- Кроме вас, никто ведь не считал этого своим долгом.

- Да,-- сказал он,-- большинство редакторов имеет довольно смутное понятие о задачах прессы.

- Мы всегда будем благодарны и никогда не забудем, что вы первый поддержали нас.

Шутя и улыбаясь Линге возразил:

- Меня радует, фру Илэн, что на этот рать моей задачей было воздать таланту должное. Мы, либералы,-- не людоеды!

На это Андрей Бондезен громко разсмеялся и ударил себя по колену. До этого времени он сидел и молчал от удивления; он был немного навеселе, но как только вошел Линге, это сейчас же прошло. Хорошо еще, что они не все выпили, не все бутылки были опустошены. Когда они предложили Линге стакан вина, тот взял его, не отказываясь, и поблагодарил. Он был сегодня в хорошем настроении.

Шарлотте он сказал комплимент насчет её элегантной езды на велосипеде. Она покраснела. Два раза он нагибался к ней и восхищался её работой; но, в общем, он был очень сдержан и говорил больше с мужчинами, чтоб показать, что пришел не с какой-нибудь другой целью, а только по поводу статьи Илэна. Все его взгляды на Шарлотту ничего не говорили. Как она была красива, молода, цветуща! Эти рыжеватые волосы блестели как золото при свете лампы,-- он никогда не видел ничего подобного, а брови её сходились над носом. Даже маленькия розовые пятнышки на её лице приводили его в восторг; молодость заговорила в нем, его молодые еще глаза блестели, и он все время улыбался. Как хорошо чувствовал он себя в этом семейном кругу, в этой комнате, где были молодые девушки и их поклонники. Хорошее происхождение сказывалось во всем в этой семье: и в резьбе старой мебели, в двух-трех фамильных портретах по стенам, в каждой фразе этих людей; они родились благородными, культурность была у них в крови. Но Линге не замечал, каким все это было изношенным и стертым, он не видел недостатков. Панно стен были, разумеется, старинной, гордой, художественной работы, а стаканы, из которых он пил дешевое шампанское, были красивые, граненые стаканы. И как вкусно было вино в граненых стаканах!

Нехотя он поднялся, поблагодарил от всей души за оказанное ему гостедриимство и направился к дверям.

- Итак, я надеюсь, что вы пришлете мне, как можно скорее, вашу статью,-- сказал он Илэну.-- До свиданья!

* * *

Линге отправился дальше по Хагдехангену, мимо своей собственной квартиры, туда дальше, в противоположную часть города, где улицы постепенно переходили в поле, а дома были разбросаны в одиночку. Он искал некоего господина Конгсфольда, товарища по гимназии, который теперь служил в канцелярии суда. Линге хотел выпытать от него одну тайну. Эта счастливая мысль пришла ему в голову, когда он сидел у Илэнов. Даже там, в импонирующей ему среде, лицом к лицу с молодой женщиной, произведшей на него такое сильное впечатление, даже там он вполне владел собою и заставлял работать свою изобретательную голову. Он не напрасно был великим редактором.

Наконец, он нашел скромную квартиру Конгсфольда.

- Не бойся,-- сказал он входя и улыбнулся; он был все еще в хорошем расположении духа и шутил: - я не для того пришел, чтобы тебя интервюировать.

Конгсфольд чувствовал себя очень польщенным этим визитом, он был смущен и стоял молча; он никогда не мог решиться говорить редактору "ты". Линге пожал ему по-товарищески руку; он был обворожителен, как всегда. После этого оба друга сели за стол и начали болтать.

Их судьба была очень различна. Счастье улыбнулось Линге. Он был одним из известнейших и самых влиятельных лиц в стране, одним своим словом он заставлял гнуть шеи и подчинял своей воле. А Конгсфольд вот уже двенадцать-четырнадцать лет сидел в министерстве, исписал себе все пальцы, но зарабатывал попрежнему гроши; рукава его лоснились и были совсем изношены. Нет, повышения в министерстве приходится долго ждать.

Линге спросил:

- Ну, как ты поживаешь?

- Не важно,-- отвечал Конгсфольд.

быть среди этих стульев, этого стола, этого шкапа и постели. На стене висело его пальто, оно было в пыли.

- Мне кажется, что ты очень медленно подвигаешься, Конгсфольд! - сказал Линге.

- Да, к сожалению,-- ответил тот,-- это могло бы итти скорее!

- Ну, теперь пойдет лучше,-- министерство падет на этих днях, а виды твои вероятно лучше при консервативном составе министров. Ты, по всей вероятности, консерватор?

- Да.

- Министерство выйдет в отставку, оно должно это сделать. Мы не пощадим его.

- Нет, слава Богу, настолько-то мы еще единодушны. Мы можем простить либеральному министерству, если оно колеблется, если оно по слабости своей заблуждается, мы можем простить честный проступок, совершенный по слабости. Но здесь речь идет о личном безчестии, об измене закону, об оскорблении личности,-- этого мы никогда не простим.

Линге говорит затем, что, между прочим, пришел попросить у него маленького одолжения; не напрасно ли он пришел?

Для Конгсфольда - удовольствие оказать редактору какую-нибудь услугу, если это только возможно.

- Дело касается списков жюри,-- сказал Линге.-- Дело будет у тебя в руках, ты ведь получишь его для отправки.

- Ну, это не к спеху; может быть, это будет не скоро. Но я бы хотел поговорить с тобою об этом деле. Если ты получишь списки, чтоб отправить их по назначению, то ты можешь мне тогда оказать услугу.

- Как так?

- А так, чтоб я получил от тебя списки как раз в ту минуту, когда они будут отправляться в Стокгольм.

Конгсфольд молчал.

я от тебя не требую.

Конгсфольд обдумывал.

- Не знаю, смогу ли я это сделать для тебя,-- сказал он.-- Но, во всяком случае, это, ведь, не представляет никакой опасности?

Линге разсмеялся.

- Ну, само собою разумеется, что ты лично не будешь упомянут. Ты же не боишься, что я выдам тебя, старый друг? Это делается для газеты; этот вопрос интересует всю страну, и я бы хотел, чтобы "Новости" первые сообщили эту тайну. И ты этим окажешь мне дружескую услугу, больше ничего.

не мешает ему признавать его талант. В действительности, он не стоит слепо, как другие либералы, на своей точке зрения. В принципе, конечно, он непоколебим, но, Боже мой, на правой сидели тоже люди; он многих из них уважал.

Конгсфольд был очень рад тому, что в "Новостях" признали одного из Илэнов. В душе он был очень благодарен Линге за эту черту его характера. И Конгсфольд соглашается и смущенно улыбается.

"Новости" поддержат его в этом; это не есть вознаграждение за его дружескую услугу, а это простая справедливость. "Новости" не без влияния, нужно надеяться, что и в будущем оне не будут лишены его.

Таким образом, они оба пришли к соглаинению насчет этого маленького дела.

Конгсфольд нашел в шкапу бутылку черри, и Линге ушел от него лишь несколько часов спустя. Он весело потирал руки. Он деятельно и успешно провел сегодняшний день.

"Новостях". Да, он очень разохотился, когда писал свою колкую статью насчет собрания консерваторов в Дронтгейме; эта статья вышла очень удачной,-- коротко, метко; весь прежний подъем вернулся к нему, когда он писал ее. Во всяком случае, он выпустит очень интересный номер завтра утром; в особенности он многого ждал от длинной статьи в четыре столбца насчет известного агента Иензена в Осло, который вел торговлю сукнами, возбуждающую массу неудовольствий, и не хотел показать своих бумаг человеку от "Новостей". Никто не смеет безнаказанно оскорблять современную прессу и препятствовать её деяхельности.