Редактор Линге.
Глава VII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Редактор Линге. Глава VII. (старая орфография)

VII.

Последняя статья Фредрика Илэна на этот раз не заставила себя долго ждать. Эта маленькая статья о производстве дрожжей, составленная по нескольким немецким журналам,-- добросовестные и осторожные заключения из нескольких опытов,-- заключения, в которых сказалось честное отношение Илэна к делу. Эта маленькая статья, в которую автор вложил все свое усердие, получила широкое распространение и заняла выдающееся положение в "Новостях". Сам Илэн не понимал, каким образом его статье была оказана такая честь. Теперь о нем все говорили. На улице на него обращали внимание; жалко, что такой человек не имеет определенного места,-- ему нужна лаборатория, хотя бы даже небольшая, где он собственноручно мог бы производить эксперименты: он мог бы делать самостоятельные научные открытия. Но, пока что,-- он у Линге, там он не пропадет.

И Линге постоянно ободрял его, толкал, заставлял пробовать. Он не скупился на гонорар; за обе статьи в "Новостях" Фредрик принес своей матери довольно значительную сумму, и кроме того, купил дорого стоящия книги. Линге очень тонко взял под свое покровительство всю семью Илэн. Даже о работах старой фру Илэн он написал заметку в своей газете.

Потом почему-то вдруг "Новости" начли интересоваться спортом. Оне приводили длинные телеграммы о гонках, имена победителей печатались с восклицательными знаками и на таком видном месте, что никто не мог их пропустить. Десять или двенадцать циклистов в городе, все, кто на чем-нибудь умел ездить, нашли в "Новостях" друга, горячо защищавшого их против всяких несправедливостей; у них была своя собственная рубрика,-- "Новости" стали настоящей спортсмэнской газетой, кишевшей именами гонщиков. Это была новая область, большой, новый мир, присоединенный Линге. Каждый умеющий ездить на велосипеде приказчик сделался верным его подписчиком. У них был удивительно смелый вид. Как-то раз в "Новостях" появилась маленькая пикантная заметка, что дочь начальника NN. в Копенгагене управляла четверкой с козел своего экипажа. Вот настоящая молодежь! Два раза листок уже имел случай открыто восхищаться Шарлоттой на велосипеде.

В общем Линге продолжал попрежнему выводить на свет интересные и новые вещи. "Утренняя почта" не могла с ним тягаться,-- во всей стране не было ни одного пожара, ни одного убийства, ни одного кораблекрушения, о котором "Новости" не приводили бы длинной телеграммы.

У Линге явилась счастливая мысль обратиться за статьями к своим знакомым среди художников и к лицам других профессий. Эти люди, совсем почти неумевшие писать, с трудом, чут ли не по слогам читающие, исполнили свое дело прекрасно и заполняли столбец за столбцом своим свежим, гениальным жаргоном художников, и этот сюрприз доставил читаталям удовольствие. К Рождеству, когда спорт кончался, и становилось все меньше материала, счастливая судьба поправила дело. Линге отыскал духовное лицо, известного консерватора, принявшагося за изучение социальных вопросов; у него хватило мужества и смелости обсуждать этот серьезный вопрос со своими ближними. Это было очень кстати для Линге; этот человек, консерватор и священник, начавший заниматься рабочим вопросом, и дал ему целый ряд статей. Счастье просто преследовало Линге. Какую бы цену ни имели статьи пастора, как ни мало было мысли в этих работах, это не имело змачения. Самое главное то, что он опять предоставил столбцы своей газеты одному из известных консерваторов; он хотел показать всему миру, как мало значения для него имеет личность. "Новостям" пришлось немного расшириться: разнообразный материал и выписки из американских газет совсем заполонили их. Наконец, всякий находил в газете убежище со своими частными маленькими делами; деловые люди тихо и скромно рекламировали себя, и их имена печатались по различным поводам. Один бедный часовщик, прокармливавший до тридцати бедных детей в своей паровой кухне, сам же принес статью об этом в "Новости", и ей было отведено очень видное место. Один профессор получил сочувственную заметку от редакции по поводу смерти его шестилетняго сына. Линге был вездесущ, и разсыльные его бегали с утра до вечера.

Редактор Линге не хотел сознаться сам перед собою, что делал все эти фокусы с газетой, чтобы скрыть её слабости. Нельзя было не видеть, что ему все больше и больше не хватало прежнего подъема. Его талант был ограничен. Это был ловкий парень с крепкой головой,-- он мог быстро и сильно возмущаться и, благодаря этому, мог всегда легко составить эпиграмму,-- но дальше он не пошел; что переходило за один столбец, то должны были делать за него другие. В продолжение многих лет он как-то умел обходиться своими семью строчками, фоном для которых служила ирония и желчность. Но теперь его силы начинали изменять ему, и его работа все больше и больше перемещалась во внешнее бюро. Ему не могло ггритти в голову признать себя побежденным; уважение к нему глубоко коренилось в общественном мнении, он все еще довольно ловко играл своими номерами. Но нужны были постоянно новые открытия, постоянно новые сюрпризы; разоблачения о проповедниках в Вестланде и выгнанных агентах из Осло никогда не бывали лишними. Когда он почувствовал, что выдыхаются его политическия способности, доставившия ему не одну блестящую победу, он вдруг переменил свою политику, сделался очень деловым, начал обсуждать тон прессы, жаловаться на него. Как это грубо и недостойно - спорить таким образом! "Новости" не будут пускаться в такия разсуждения, оне черезчур высоко ценят себя, у них есть другия задачи, на которые им нужно тратить силы. В прессе нельзя переходить тех границ, которые образованные люди ставят себе в частных беседах. "Новости" не будут больше отвечать на нападки, а тогда все образованные люди увидят... Но люди, давно знавшие Александра Линге, не могли никак понять, откуда у него вдруг явились такия мысли о порядочности.

Теперь, прежде всего, надо было воспользоваться именем Илэна; ни одна газета не могла указать более звучного имени,-- генералы, епископы и государственные люди выходили из этого рода. Молодой человек хорошо и удачно справлялся с отвлеченными темами о ягодах и обработке дрожжей, что мешало Линге указать ему на занятия более современными вопросами. Ведь есть много вещей, которые должны входить в состав знаний Candidatus realium. И вот, как-то раз, когда Илэн принес ему несколько столбцов о норвежском вине, он задержал его и предложил ему постоянное место в газете, содержание такое-то и такое-то.

Илэн запнулся и смотрит очень удивленно.

Предложение повторено.

Илэн задумывается.

Линге замечает, что на это нужно смотреть, как на временное занятие; нет сомнения, что Илэна очень скоро ждет стипендия, так что не может быть и речи о постоянном писательстве,-- это только временная деятельность.

Илэн находит предложение это очень хорошим, а оклад превосходным; он соглашается, и с условиями покончено.

Илэну пришлось выдержать борьбу с Лео Хойбро, который вмешивался в дела других и отговаривал его от этого поступка.-- Разве было на свете что-нибудь такое, в чем Хойбро не видел бы несчастья?

- Вы будете раскаиваться в этом,-- сказал Хойбро,-- ведь это не что иное, как спекуляция.

И со слезами на глазах он пожал руку Илэна и просил его обдумать это дело. Илэн на это возразил:

- Благодарю вас за ваше внимание ко мне. Но согласитесь, что это очень хорошее предложение и очень высокий оклад.

Теперь не беда, если Хойбро разобидится и даже откажется от комнаты, теперь Илены не зависели так от других. В конце концов, Андрей Бондезен мог снять угловую комнату, когда она освободится.

Но оказалось, что Хойбро совсем и не думал о переезде с квартиры; он не напоминал ни одним словом о поступлении Илэна в "Новости". Очевидно, он на этот счет переменил свое мнение. Он стал еще более замкнутым, и все реже и реже стал заходить к ним на квартиру; сестры были почти весь день одне. Хойбро последнее время сделался менее внимательным; он шутил над расположением, которое к нему вначале все питали. Как-то раз вечером он самым серьезным образом разсердил Софи. И это случилось из-за самого ничтожного пустяка. Как-то, совсем незаметно, они перешли на разговор о браке. Хойбро не мог понять, как эта сухая передовая женщина со стрижеными волосами могла пускаться в такие разговоры, как брак; ему она казалась существом мужеского пола в женском платье, чем-то средним: если проколоть ее, то, вероятно, вместо крови посыплются камешки. Он был в очень плохом настроении и отвечал очень резко. Шарлотта сидела на своем месте, слушала их, но ничего не говорила. Иногда она отворачивалась, как будто ей неприятен был этот разговор. А Хойбро думал, что именно она должна была принимать участие в этом разговоре, и все, что он говорил, он говорил именно для нея, хотя очень был недоволен своими мыслями.

Спор начался с того, что Софи сказала, что она хочет венчаться гражданским браком. Это было бы практичнее, экономнее, без всякой лжи и тому подобного.

Хойбро же, напротив, венчался бы непременно в церкви. И ни в одной из этих скромных церквей, где нет красоты и искусства, не в Божьей каморке, а в громадном Божьем доме, в соборе, где мрамор, мозаика и колонны. Четверка вороных везла бы его в церковь, и на ушах у них были бы белые атласные розетки.

- Ха-ха-ха, вот мелочность! Ну, а невеста,-- какой она должна быть по-вашему?

Шарлотта взглянула на него.-- Да, какой должна быть невеста? - казалось, спрашивала и она. И почему она именно теперь посмотрела на него? Её лицо было чисто и красиво, лоб невинный, как у ребенка.

- Невеста должна быть невинна и молода.-- Он подумал немного и снова повторил: - да, молода и невинна.

Шарлотта вспыхнула. Она начала усердно считать стежки своей работы. её пальцы дрожали. Потом вдруг она начала распарывать стежок за стежком. Бог знает, может быть, она и не ошиблась, а тем не менее она распарывала.

Фрекэн Софи стала насмешливой и начала его вышучивать.

- Невинной? Что он хочет этим сказать? Немножко глупой, да? Немножко несведущей?

- Да, или немножко менее просвещенной, чем девушка с ребенком,-- грубо ответил Хойбро.-- Понимайте это, как знаете.

Софи не могла дольше сдерживатися. Она начала сердиться, начала его выспрашивать, сказала, что невинность это не что иное, как мораль мужчин, и хотела своими вопросами совсем его одурачиь. Да, в самом деле, женщина, которая жила страдала, плакала,-- разве она не невинная? И если она даже попробовала узнать жизнь, тогда..

Хойбро прекрасно понимал, что все это было не что иное, как хвастовство со стороны фрёкэн Софи. Эта девушка, которая была так холодна, которой приходилось переносить такия небольшие испытания, страсть которой была так суха и спокойна, хотела показать, что она опытна и грешна. Он замолчал; он говорил ведь не для Софи.

- А если бы вы были таким великодушным - повторила Софи,-- то...

- То я не женился бы на вас, нет,-- перебил он ее коротко.

Софи зло разсмеялась. Чему она смеялась? Он пожал плечами, а Софи сразу разозлилась на это. Она быстро поднялась и сказала:

- Остаток ваших разсуждений я предоставляю Шарлотте.

С этими словами она вышла, вся бледная от злости.

Но Хойбро и Шарлотта не обменялись ни одним словом; они сидели молча, и даже когда вернулась Софи, они еще не сказали ни слова друг другу. Шарлотта, которая была настолько же красива и нежна, насколько её сестра суха и холодна, была, по всей вероятности, согласна с ним, он это заметил, хотя она больше и не взглянула на него. Она опять прилежно шила.

Последнее время Шарлотта не была весела, как прежде, она не была уже тем беззаботным ребенком. Но, может быть, у нея были какие-нибудь маленькия заботы. Она начала теперь провожать по утрам брата в редакцию. Линге принимал ее всегда так любезно, что она просто нуждалась в этой перемене. Талант Линге занимать дам был всем известен: у него всегда была шутка наготове, и он не скрывал своего восхищения перед полными бюстами и красными губами. Только в обществе дам он чувствовал себя молодым; он никуда не годился, если его приглашали в какое-нибудь собрание, где не было дам; он или совсем не приходил, или приходил, скучал часок и спешил исчезнуть. Без дам ему было скучно. Доказательством этому был кружок журналистов: двадцать пьющих и курящих мужчин и ни одной женщины во всей зале; вот почему Линге по целым месяцам не ходил на собрания этого кружка. Он предпочитал итти куда-нибудь в другое место.

Вот каким он был. Но никто бы не посмел притти и сказать, что редактор Линге соблазнитель; на это он не был способен. Он никогда не терял самообладания и никогда не уступал влечениям своего сердца. Но если случалось, что его ухаживания за женщиной увенчивались успехом и приводили к цели, то он смеялся про себя над своим счастьем, над своей победой. И весь дрожа от нетерпения, он становился похожим на счастливого деревенского парня, который сам удивляется всем тем соблазнам, которым предается.-- Чорт возьми,-- какие чудеса могут случиться с человеком, когда он попадает в город!

Когда Шарлотта пришла к нему в первый раз, он оставил все свои работы и целиком посвятил себя ей; он даже нашел предлог, чтобы выпроводит Лепорелло. Потом он обратил её внимание на это и прямо сказал, что все это делается ради нея, так что она даже покраснела! Да, как удивительно мило она покраснела! Маленький влюбленный редактор предоставил ей рыться, как она хочет, среди рукописей и журналов, и, между тем, старался всячески занять ее. Он был так счастлив, что эта молодая девушка сидит у него за столом. Но когда она поднялась, чтобы уйти, и он посмотрел на нее горячо в последний раз своими еще юными глазами,-- и теперь даже Линге соображал. Даже тогда, когда его сердце билось от любви, редактор в нем не дремал.

Он позвал к себе Илэна. Илэн сидит во внешнем бюро за столом секретаря. Он быстро поднялся,-- в голосе редактора было что-то, говорившее, что дело идет о серьезном.

Но ничего важного не оказалось. Редактор почти шутя спросил его о его политических взглядах.

- Скажите мне, как обстоят ваши дела по части политики? - спросил он, улыбаясь.

Илэн что-то пробормотал о том, что он плохой политик; у него не было времени углубляться в эти вопросы.

Было ли это искренним мнением Линге или он обнаружил искру присущей ему насмешливости, но он сказал:

- Да, наука совсем заковала вас.

- Но вы - взрослый человек, и должны же вы принадлежать к какой-нибудь партии! - продолжал Линге.

Илэн ничего не мог сказать на это.

- Андрей Бондезен имел на меня некоторое влияние,-- сказал он,-- в особенности за последнее время. Бондезен - радикал.

- Да, да, да! Конечно, вы не должны принимат это за давление. Но я подумал... Как вы относитесь к вопросу об унии? {Уния между шведами и норвежцами, которую либералы хотят уничтожить. Радикалы в Норвегии требуют также собственного генерального консула и т. д.}.

Это была как раз слабая сторона Илэна,-- он стоял за унию; в этом пункте Бондезену не удалось поколебать его убеждений. Почему Линге хотел знать его мнение именно по этому вопросу? Разве он что-нибудь слышал? Может быть он хотел отказать ему от места?

Он честно ответил:

- Я стою за унию. Я думаю, что теперь это самое лучшее; лучше, чем теперь, не будет.

Пауза.

- Нет, подождите минутку. Напишите несколько статей по поводу унии. Скажите прямо и открыто,-- вы верите в то, что лучше, чем теперь, не будет; скажите также, почему именно вы так думаете, изложите ваши доводы. Мы - либералы, но мы уважаем честное убеждение каждого. Дело с дипломатией, кажется, подвигается довольно плохо. Но ведь вы не хотели бы видеть нас шведами?

- Нет, не более, чем мы есть!

- Более, чем мы есть! Мы не шведы, мы совершенно самостоятельный народ,-- это первый параграф наших основных законов. Так напишите статью для "Новостей"; вы должны свободно высказать ваше мнение. Посмотрим, что вы из этого сделаете.

Илэн вышел и затворил за собою дверь.

пришла прачка из Гаммерсберга,-- теперь уже в третий раз! Он уже и не помнил об её объявлении, его легкомысленное сердце забыло про старую женщину.

- И чем люди считали "Новости?" Разве это клочок бумаги, в который можно завернуть все, что угодно?

- Я просмотрел ваше объявление, мы не можем его напечатать,-- сказал он и затем быстро принялся за разные бумаги.

Женщина продолжает стоять; она ничего не говорит, но она продолжает стоять.

- У нас нет места для этого! - говорит Линге опять и протягивает женщине объявление.

слово оставалось словом.

- Итак, вы не можете напечатать этого в вашем листке? - спрашивает спокойно женщина.

- Нет! Можете обратиться с этим в "Вечернюю Почту".

Женщина не отвечает; она, кажется, не поняла его слов.

просьбы женщины, она не производила больше на него впечатления. Но у него не было при себе денег. Он был рад от всей души, когда, наконец, женщина ушла.

- Войдите!

Вошел довольно пожилой господин. Линге встает, называет его Биркеланд.

Это был норвежский политик и владелец железных мастерских, Биркеланд; он тоже в настоящее время член королевской комиссии. Он очень бледен, говори^тъ взволнованным, прерывающимся голосом:

- Удар? Что случилось? Кто-нибудь умер?

И Биркеланд рассказывает медленно и грустно, что он пришел, чтоб сообщить о смерти президента одельстинга. Он неожиданно умер утром от удара. Линге вздрогнул,-- и был также потрясен.

- Президент одельстинга? Вы уверены в этом?... Вот несчастье! Такая сила для левой! Надежда и опора левой во всех затруднениях.

Линге в данную минуту искренно, сильно огорчен; он понимает все значение этого грустного события; его партия лишилась самой умной и влиятельной головы в стортинге, очень видной личности, пользовавшейся уважением и правой. Он сказал глухо, немного дрожащим голосом:

- Нет, его мы не можем заменить, я просто не знаю, что мы вообще будем делать.

Биркеланд просит разрешения поговорить по телефону; он хочет сообщить эту весть Эрнсту Зарс.

Биркеланд не привык обращаться с телефоном. Линге дает ему некоторые указания и потом снова садится.

Это самая страшная потеря, какая только могла поразить левую именно в данную минуту, когда поставлено так много на карту, когда должны были быть проведены такия коренные реформы. Как все это грустно!

Он напрягает все свои силы, чтобы подавить его, сильно краснеет и все-таки громко смеется.

Биркеланд кончил; он отвернулся от телефона и смотрит на него с удивлением. Линге нашел что-то очень смешное; его дух снова воспрянул, он все еще борется со смехом.

- Ничего,-- говорит он и качает головой.-- Наблюдали вы когда-нибудь за человеком, говорящим в телефон? Он кивает, склоняет голову на бок, и вид у него такой сочувствующий, будто он стоит перед человеком, а не перед деревянным ящиком. Я это делаю точно так же. Ха-ха-ха!

Но Биркеланд совсем не в настроении смеяться; на его лице появляется слабая улыбка; он не желает быть невежливым, но его губы дрожат. Он поправляет свои седые волосы со лба и берется за шляпу; с этой вестью о смерти он должен обойти еще кое-кого,-- правительство ведь тоже должно быть осведомлено. Да, да, ему будущее представляется очень мрачным.

Как только Биркеланд ушел, Линге тотчас же принялся за дело, чтоб выпустить экстренное прибавление с этой вестью; он, таким образом, предупредит "Вечерние Листки". В течение одного часа весь город должен быть оповещен. Он написал превосходный "экстра-листок",-- настоящее маленькое произведение, в котором выражал горячую благодарность усопшему за его работу; каждое слово было преисполнено чувством искренняго горя, и сам Линге был доволен своим произведением.

Он остановился на одном письме от неизвестного молодого человека, жившого на чердаке на улице Торденса,-- ему нечем, абсолютно нечем было жить; если бы его платье было немного приличнее, то он явился бы лично к редактору. Он просил заработка, какого-нибудь перевода, какую-нибудь небольшую литературную работу; в данную минуту он пишет большой роман, но еще не кончил и не может за него получить денег. Было что-то в этом письме, что тронуло Линге; оно звучало так правдоподобно и было так хорошо написано; глаза Линге сделались влажными,-- он поможет этому бедняку, он даст ему перевод. И он для памяти надел свое обручальное кольцо на левую руку. Уходя после обеда, он остановился перед секретарем и сказал, надевая перчатку:

- Есть у вас отчет о докладе президента одельстинга?

- Пусть его принесут вниз; вы разделите его и будете брать по четыре цолла в день. Нужно всегда придумывать что-нибудь новое, чтобы внимание людей было всегда настороже.-- Пусть этот человек и говорит через нашу газету три недели спустя после своей смерти!

И, усмехнувшись своей удачной выдумке, Линге удалился.