Редактор Линге.
Глава XV.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Гамсун К., год: 1892
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Редактор Линге. Глава XV. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

XV.

Несколько дней спустя Хойбро вышел из дому, чтобы отправиться в банк. Было еще только восемь часов утра. Был мягкий, ясный день, первые признаки весны. Хойбро пришла вдруг в голову мысль рассказать кое-кому из своих товарищей о своем затруднении с банком; ему помогут, наверное, если он к кому-нибудь обратится. Эга мысль подняла его настроение. Какое светлое, ясное утро; снег таял, в деревьях шумели птицы, перепрыгивали с ветки на ветку и щебетали.

Он прошел уже часть дороги, когда увидел перед собой сестер Илэн; на Шарлотте была светлая кофточка.

Он чуть было не остановился; его охватило вдруг чувство безпокойства, которое всегда овладевало им в присутствии Шарлотты; одну минутку ему показалось, что он сидит на качелях, задыхаясь от блаженства,-- весь он пронизан им. Он пошел медленнее, держался вдали от них, но дамы заметили его, а у него не было предлога свернуть куда-нибудь в переулок. Но что сестры делали на улице так рано, в восемь часов?

Они поклонились друг другу, и Софи сейчас же объявила, что это из-за светлого дня оне выбрались из дому. У Шарлотты был удивительно бодрый вид, она не опускала больше головы; если кто-нибудь встречный смотрел на нее, она громко смеялась и делала замечания на счет него. Хойбро она не сказала ни слова.

- Дамы должны воспользоваться случаем, чтоб пойти в девять часов на выставку,-- сказал он.

Софи была согласна, но что думает об этом Шарлотта?

Шарлотта коротко сказала:-- нет.

- Если нет,-- сказал Хойбро,-- то тогда оне могут отгтравиться в стортинг, там сегодня очень интересно.

Но Шарлотта не хотела также итти и в стортинг. Шарлотта хотела оставаться на улице, чтобы посмотреть на людей.

Ну, делать было нечего, если ему отказывали во всем, то лучше ничего не говорить. Он молчал.

- Вы рады, что пришла весна? - спросила Софи.

- Да, я не помню, чтоб я когда-нибудь так ждал ее, как в этом году,-- отвечал он.

- Это вполне понятно,-- заметила Шарлотта и усмехнулась. - Вы, вероятно, еще никогда так не мерзли, как этой зимой.

Софи удивленно посмотрела на сестру. Они пришли в парк. Вдруг Софи останавливается и говорит раздосадованным голосом:

- Я забыла книгу. Уф! я теперь должна вернуться за ней.

- Ведь это может сделать и господин Хойбро,-- сказала Шарлотта и указала на него головой.

Софи опять взглянула на нее.

- Я еще положила книгу на стол, ну, конечно, я ее забыла,-- сказала она.

- Да, но ведь Хойбро может принести ее,-- повторила опять Шарлотта. Она сказала это, нахмурив лоб.

- Прежде всеге нужно спросить господина Хойбро, хочет ли он быть таким любезным,-- сказала Софи.

- С удовольствием! Что это за книга? Где она лежит?

- Она лежит там-то и там-то. Книга эта должна быть обменена в библиотеке. Но зачем же несправедливо затруднять вас...

- Пусть его идет,-- перебила Шарлотта. Хойбро пошел.

- Как вы скоро вернулись. Большое спасибо!

Софи действительно была очень благодарна ему за услугу. Они пошли дальше.

- Скоро можно будет ездить на велосипеде,-- сказала Софи сестре.

- Я никогда больше не поеду,-- отвечала Шарлотта. - Теперь ты можешь, если хочешь, взять себе на год велосипед.

- Вот вам и благодарность,-- сказала Софи шутя Хойбро. - Только что получила велосипед и уж бросает его!

- Я дарю его тебе,-- прибавила Шарлотта уверенно и холодно.

- Вот как,-- да; все лучше и лучше! - Софи пробовала обратить все это в шутку, но раздраженное настроение сестры смутило ее. - Ты бы постыдилась, - сказала она тихонько. Вдруг Шарлотта побледнела и сказала:

- Ты просто невыносима с своим важничаньем, Софи! Когда я сказала, что господин Хойбро, вероятно, принесет тебе книгу, ты нашла, что это было нехорошо; теперь я говорю, что ты можешь пользоваться этот год велосипедом вместо меня,-- я ведь знаю, что господин Хойбро ничего не будет иметь против этого,-- это по-твоему опять-таки нехорошо. Что бы я ни сделала, все ты понимаешь как-то не так. Мне это, наконец, надоело!

Пауза. Софи подыскивает слова.

- Недостает еще, чтоб господин Хойбро наставлял меня на путь истины,-- продолжала Шарлотта.

- Я? - спросил Хойбро,-- зачем мне наставлять вас?

- Я сказала только, что этого только недостает.

Они дошли до университета, и Хойбро спросил:

- Не хотите ли вы зайти в "Гранд" чего-нибудь выпить? У меня есть еще время.

- Благодарю вас,-- сказала Шарлотта,-- нам нужно еще пойти в библиотеку. - И она указала на Тиволи. - Во всяком случае, большое спасибо.

На этот раз она ответила любезнее, чем во время всей прогулки. Хойбро закралось подозрение, что она не хочет итти с ним в "Гранд" из-за его костюма; на нем не было пальто, а пиджак начинал протираться на локтях. С горькой усмешкой он сказал:

- Да, да; а я зайду на минутку в "Гранд" чего-нибудь выпить теплого: фрёкэн Шарлотта права,-- я мерзну.

Он хотел поклониться и уйти, но вдруг Шарлотта протянула ему руку. Он был поражен. Она пожала ему руку, да, она пожала ее, и, идя по улице, он размышлял, почему она так неожиданно пожала ему руку. Хотела ли она казаться любезнее, чтобы сгладить впечатление своего раздражения? Он вспомнил, когда он какъто раньше держал её руку, он чувствовал, как волнение наполняло его грудь, он слышал её голос, говоривший: - но вы совсем теплы! Я чувствую вашу теплоту сквозь перчатку; вам ведь не холодно?

Но что же это значит? Зачем она была так невежлива, что он ей такое сделал? Она хотела даже подарить сестре велосипед. Ну, что же? Одной связью меньше; и зачем он думает о ней?

Он посмотрел ей вслед. Вот она шла там, по бульвару; эта светлая кофточка удивительно ей идет! У нея вид бабочки среди деревьев. Но, Боже мой, пусть себе идет, пусть себе летит и исчезает! Теперь он был более чужд ей, чем когда-либо,-- она высказала ему столько презрения сегодня утром.

Он остановился. Вот - вот она и исчезла! Хойбро еще раз взглянул на куст, за которым она скрылась; он сжал руки,-- нет, её больше не видно. Он пошел дальше.

Когда он пришел к "Гранду", он хотел пройти момо; собственно говоря, у него и денег не было, чтоб распивать кофе в "Гранде", но когда он вспомнил, что он сказал, что все-таки пойдет в "Гранд", он захотел сдержать слово; это уж не так дорого стоит.

Он получил кофе и начал размышлять, к кому же из своих коллег он обратится по поводу денег; ему нужен был человек, у которого было бы сорок-пятьдесят крон, неужели такого не найдется?

Андрэ Бондезен. В новом красивом костюме, с сияющим лицом.

Бондезен нашел какой-то новый способ добывать деньги. После этой несчастной истории с Шарлоттой Илэн он решил переменить квартиру, чтоб его адрес был неизвестен.

Кто знает, что могло притти в голову этой девушке, не вздумает ли она вернуться в один прекрасный день. Около парка он нанял на короткое время комнату, и когда месяц кончился, он снял квартиру в две комнаты на Анкерсштрассе. Он жил там уже несколько дней, как вдруг в нижнем этаже случился небольшой пожар в кухне; огонь сейчас же был потушен, ничего ценного не испортилось, и хозяева легли спать и спали до утра, как будто ничего и не случилось. Но Бондезен не спал; он был все это время в затруднительном положении, у него не было денег, и он придумывал самые замысловатые способы их достать. Что, если он воспользуется этим пожаром? Разве не нужно смотреть на это маленькое обстоятельство, как на счастливый случай, пришедший ему на помощь?

Он сам понес в "Новости" маленькую, живо написанную статейку, в которой были все подробности. В этом пожаре один студент потерпел большой убыток,-- его имя было обозначено начальными буквами, он спас только свою жизнь,-- все его имущество, его книги, весь гардероб, все погибло в огне. Но в руках его, когда он бросился в окно, был портрет родителей.

На этот номер "Новостей" Бондезен обратил внимание своего отца: этот студент был никто иной, как он сам. Вот почему теперь поправились его дела. Впрочем, он надеялся, что ему будет помощь свыше, и он встанет на ноги; а пока что, ему были даны в кредит несколько костюмов, так что он мог, по крайней мере, одеться.

Это воззвание к отцу оказало свое действие; в особенности старого крестьянина тронула фотография, спасенная из огня; он отдал все, что мог, продал даже часть инвентаря, занял немножко у соседа, и таким образем составилась порядочная сумма. С этого дня Бондезен не только выплатил все свои долги, но, кроме того, начал чуть не каждый день ходить в Тиволи. Помимо этого он приобрел очень элегантный гардероб. Теперь Андрэ Бондезен был на верху блаженства, радовался и сиял.

- Да,-- сказал он Хойбро,-- вот видите! Уже три ночи я не сплю; но разве это заметно по мне, что? Разве я превратился в кожу и кости? и все это благодаря моему велосипеду; вы не можете себе представить, как полезен велосипед. Если б у вас был велосипед, вы не былибы таким бледным! Да, прошу прощения!

Хойбро, этот медведь, который одной рукой мог бы бросить его оземь, ничего не возражал ему.

- Но, разумеется, иногда и съежишься,-- продояжал Бондезен,-- ведь тоже делаешь что-нибудь, иногда три ночи не поспишь. Ну, по крайней мере, когда умрешь, будет сознание, что весело пожил... Кстати, вы не видели сегодня в "Новостях",-- Линге разбирает памфлет, т.-е., я хочу сказать брошюру. Вот она здесь, вот, как раз на первой странице.

Хойбро взял листок и прочел заметку. Она была спокойна, насколько возможно, только в заключение готовился удар, настоящий удар бичом: автор сделал попытку оклеветать известных людей, которые много лет посвятили служению обществу; "Новости" и их редактор - выше всех этих презренных анонимов. Но, впрочем, ничего не остается скрытым от "Новостей". Оне знают, кто этот клеветник: образ жизни его не совсем безупречен, и слава о нем не из лучших.

Хойбро закусил губу. - Образ жизни не совсем безупречен. Ничего не остается скрытым от "Новостеи"! Гм!..

- Ну-с,-- сказал Бондезен,-- ведь этим дело еще не покончено; опять примутся за это.

- Да,-- сказал Хойбро,-- насколько я знаю Линге, он, действительно, не оставит так этого дела.

- Это вполне понятно. Я помню ваше мнение о Линге, оно не из очень-то хороших.

- Линге на самом деле такой, что если бы автор брошюры пришел к нему и сказал: вот и я, я нападал на вас, и я пришел, чтобы вам это сказать,-- если б этот человек так поступил, Линге почувствовал бы себя польщенным этим вниманием и достойным образом оценил бы его. Ха-ха! он не стал бы долго отдыхать, чтобы снова ударить: Линге не постоянен, он не искренен в своем гневе.

- Из всего этого видно, что вы одного мнения с автором брошюры.

- Да, я вполне согласен с его мнением.

Пауза.

- А вы знаете автора?

- Да.

- Можно спросить, кто он такой?

- Да. Это я.

Бондезен никак не ожидал такого ответа,-- минуту он смотрел на Хойбро и замолчал. Наступила опять пауза.

- Прочтите вы одно стихотворение на той же странице,-- сказал Бондезен.

вложить в них как можно больше смысла.

- Как вы это находите? - спросил он.

- Можно вас поздравить,-- сказал Хойбро,-- кажется это превосходно написано. Я, вообще, в этом очень мало понимаю.

- Правда? Но все-таки мы должны по поводу этого выпить по стаканчику,-- воскликнул Бондезен и позвонил.

Хойбро поднялся; ему нужно итти в банк, если он не хочет опоздать; остается всего пять минут.

Он вышел.

Образ жизни которого не совсем чист... Итак, значит, он был в руках Линге. Ну, по крайней мере, он знал теперь, что его ждет. Линге не пощадит его, это не в его привычке. Если человек в темноте наткнется на стену, он со злости ударит кулаком об стену, он стиснет зубы и еще раз ударит, чтоб сорвать на этом всю свою детскую злобу. Разве он может простить, если его попросят об этом?

Но разве, действительно, он что-нибудь знает? И откуда ему это знать? От директора банка? Но тогда Хойбро был бы сейчас же арестован. Может быть, это было просто нахальством со стороны Линге? Когда он придет в банк, он все это разузнает.

Хойбро вошел, как всегда, в двойную стеклянную дверь, он поклонился - служащие, ответили. Ничего необыкновенного он не заметил в выражениях их лиц. Начальник, войдя, ответил на его поклон, не обнаруживая никакого удивления; казалось, он взглянул на него даже как-то снисходительнее, чем прежде. Хойбро ничего не понимал.

Час за часом проходил, но ничего не случалось. Когда начальник собрался уходить из банка, он вежливо попросил Хойбро к себе в бюро. Вот-вот теперь! Хойбро спокойно положил перо и вошел к начальнику. Разумеется, это был смертельный приговор,

- Я хотел вам задать один вопрос, если вы позволите,-- сказал начальник. - Мне сказали, что вы автор брошюры, появившейся несколько дней тому назад...

- Да, это я,-- отвечал Хойбро.

Пауза.

- Вы читали сегодняшния "Новости"?-- спрашивает директор.

- Да.

Опять пауза.

- Я надеюсь, что вы настолько уважаете себя, что будете совершенно игнорировать то, что говорит листок о вашем образе жизни, и в этом отношении не будете ничего предпринимать. Слава о вас хорошая.

Губы Хойбро задрожали. Ему было бы понятней, если б его лишили места, если б прогнали его и арестовали на глазах у начальника. Этот честный человек был отцом ему в продолжение десяти лет, и он ничего и не предчувствовал. Хойбро ничего не мог сказать, ничего другого, как только:

- Благодарю вас, господин директор; благодарю, благодарю...

Медведя душили слезы.

Директор посмотрел на него, кивнул ему и сказал коротко, короче, чем обыкновенно.

- Это все, что я хотел вам сказать, Хойбро, вы можете итти.

В возбуждении Хойбро еще раз поблагодарил и вышел.

Он стоял около своего бюро, мысли его совсем перемешались, перепутались. Знал ли Линге что-нибудь? Если бы он что-нибудь знал, он погубил бы его без всяких разговоров, если не сегодня, так завтра. Ах, если б он мог скорее все выплатить и взять обратно бумаги! Сегодняшний день был полон безпокойств и неожиданностей: рано утром презрение со стороны Шарлотты, потом это пожатие руки, согревшее его немного, и, наконец, это хорошее отношение начальника,-- оно произвело на него больше впечатления, чем что-либо другое, да, больше, чем все другое. Если б он мог вывести этого старого честного человека из его заблуждения.

он потушил лампу и продолжал неподвижно сидеть в кресле. Боже мой, неужели это была Шарлотта? Он не в состоянии видеть ее сейчас; она тоже, вероятно, прочла "Новости" и составила теперь о нем мнение: что он ей скажет, что он ответит на первый же её вопрос?

Стук прекратился. Он продолжал сидети в этом кресле, он даже заснул в нем и проснулся уже ночью, в темноте, весь похолодевший; ноги и руки у него отекли, голова была тяжелая, смутная. Который теперь может быть час?

Образ жизни его не совсем безупречен...

Он подошел к окну и поднял гардину. Лунный свет, тихая погода, тишина; по улице идет какой-то служащий, единственный живой человек, которого видно; благодаря свету газовых фонарей, он видит, что у служащого рыжая широкая борода и меховая шапка. Ну что же такое? Разве не все ли ему равно, есть ли борода у этого человека или нет? Разве не лучше всего раздеться и лечь спать?

Что там происходит? Что там выкатывают? Он приоткрывает немножко окно и смотрит вниз. Велосипед,-- да, велосипед медленно, осторожно появляется из двери, его ведет Шарлотта. Служащий помогает ей. Потом Шарлотта отдает ему велосипед и говорит что-то, тихо называет какое-то имя, адрес, и просит служащого завтра пораньше принести ей деньги, которые ему дадут за велосипед.

Но что это был за адрес? И почему она отослала велосипед? Он отправлен в ломбард. Хойбро знал этот адрес очень хорошо,-- это дом, там внизу, в городе, где были заложены и его собственные вещи. А теперь и велосипед попал туда.

 



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница