Бенони.
Глава V.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Бенони. Глава V. (старая орфография)

V.

Прошло несколько недель. Роза частенько бывала в гостях в Сирилунде, и Бенони каждый раз виделся с нею там. Люди не дразнили их друг другом; не в обычае было подразнивать пару, которая ни от чего не отпиралась, а Роза с почтарем Бенони даже прямо признавались всем и каждому в том, что они женятся.

Бенони продолжал налаживать дом и сарай; обшил дом тесом и выкрасил, как другие богачи. И, глядя на его дом с моря, люди говорили: вон господский дом Бенони!

В Сирилунде была веранда, и Бенони все подумывал не обзавестись ли и ему такой верандой,-- поменьше, разумеется, без всяких затей; просто, чтобы было такое местечко, где посидеть,-- с парой скамеек...

Сперва он заговорил об этом с одним из маляров.-- Я так заважничал, что хочу сделать себе тут навес,-- сказал он.-- Совсем немудрящий, в роде крытых сеней.

Маляр, из деревенских, ничего не понял.

- Навес?

- Люди зовут это верандой,-- сказал Бенони и отвернулся.

- А на кой прок она?

- Это ты правильно сказал. Просто ради удовольствия; чтобы было такое местечко, откуда смотреть...

Маляр засмеялся?! Бенони разом решился; нельзя было позволить смеяться себе в глаза. Он позвал столяров и с излишнею решительностью объявил им, чего желал; отметил высоту, показал все как и что.

- Это будет такое местечко, где можно сидеть и пить кофей в летнее время,-- добавил он.

Столяры оказались сообразительнее маляра; они были люди пришлые, бывалые, много чего видели на белом свете.

- У людей с достатком всегда бывают веранды,-- кивнули столяры.

Спустя несколько дней, у Бенони явилась новая затея. В Сирилунде была еще голубятня. Она возвышалась посередине двора на высоком столбе, выкрашенном белой краской, а на самой верхушке красовался медный шарик. Эти птицы вносили такое оживление. Что куры! Их нельзя было и сравнивать с голубями.

- Ежели у меня когда-нибудь заведется парочка другая хороших голубей, мне и посадить их будет некуда,-- сказал Бенони. И он взял с собой столяров и указал им, где поставить голубятню.

Так шли недели; подошла осень. Бенони все возился дома и не выезжал с неводом. Столяры и маляры ушли, вставив цветные стекла на веранде. Это была их последняя работа. Ну и вышла же веранда! Райския сени, да и только! Даже в Сирилунде не было цветных стекол на веранде. И все это придумал ловкач Бенони! Стекла были голубые, красные и желтые.

Но, когда мастеровые разошлись, Бенони стало скучно. Он пошел к Розе и сказал - так и так, мол, что за житье одинокому; не пора ли переменить судьбу? Но Роза не спешила с этим; можно было сыграть свадьбу весною; время терпит.

Бенони занялся немножко рыбной ловлей у берегов, но, когда бухта начала покрываться ледком, стало слишком трудно пробиваться, и лов прекратился. Теперь у Бенони не осталось ровнешенько никакого дела - только ходить в церковь по воскресеньям. Ох, выпадали дни, когда он готов был опять бегать с почтовой сумкой. Но теперь почту носил один домохозяин, пасторский арендатор, обремененный семьей и не пользовавшийся никаким почетом.

В церковь Бенони являлся теперь в двух куртках, в сапогах со сборами и лакированными бураками. Он не сутулился, но ходил выпрямясь, что твой монумент, и без устали мог распевать псалмы.

Беседуя же с людьми на церковном холме, он не напускал на себя дурацкой спеси, не прикидывался будто не узнает людей победнее, но тоже и не напрашивался ни на чью беседу.-- Мы с Макком...-- говаривал он.

- Мы с Макком получили вчера эстафету. Сельдь идет с моря,-- сказал он на этот раз.

Писарь ленемана, прочитав народу разные объявления и распоряжения начальства, подошел к Бенони поразспросить кое о чем.-- Как насчет сельдей? Нет ли каких вестей?

Бенони ответил:-- Мы с Макком были вчера на пароходе, справлялись...

Еще вопрос, и Бенони изрек: - С завтрашняго дня принимаюсь помаленьку за сборы.

Простой народ, столпившись вокруг, слушал, кивая головами. Экий чорт этот Бенони! Получает эстафеты, словно с неба, даже о селедках! А Бенони потрогивал свою густую гриву и улыбался, выставляя на показ крепкие желтые моржевые клыки. Нет, добрые люди хватали через край, но кое-какой опыт есть у него,-- при всей его ничтожности.

Писарь ленемана пошел с ним вместе из церкви. Да и чем они были не ровня? Бенони имел капиталец, но писарь был потоньше в обращении и в речи. После того, как Бенони перестал быть понятым и правой рукой ленемана, старику пришлось обзавестись писарем из городских.

Спутники поговорили о доме Бенони, о его шикарной веранде, о голубятне, о свадьбе. Бенони снисходительно подшучивал над женщинами; поди, разбери этот дамский пол! Ну, что она нашла в нем, простом шкипере шкуны? И он называл Розу своим сердечным дружком.

- Ни даже за все, что вы здесь видите,-- ответил, Бенони, обводя рукою вокруг и указывая на свой дом.-- Разстаться с нею? Ничего такого быть не может; я покорил её сердце.

- А когда вы вот так гуляете вместе, неужто вы разговариваете, как мы сейчас - о самых простых вещах и как придется?

- Я разговариваю с нею точь-в-точь так же просто, и не по-ученому, как с вами,-- ответил Бенони.

- Чудеса! - сказал писарь ленемана.

Но вот они добрались до дома Бенони и зашли. Выпили по рюмочке, другой, потом закусили, напились кофе, и опять принялись потягивать из рюмочек. Бенони хотел угостить на славу этого гостя, этого ровню, которого он, наконец, сыскал себе. И пошли у них тары-бары. Писарь ленемана был человек молодой, ходил в городском платье, в крахмальном воротничке, и про него шла молва, что он здорово изучил все законы на службе у ленемана; с таким человеком лучше было жить в ладу.

- Я теперь сведущ во всяких делах, и у меня все протоколы вот тут,-- говорил он, показывая себе на лоб,-- но с Розой Барфод, или вернее, с фрекен Барфод я бы, пожалуй, не осмелился завести разговор.

- Она бы не укусила вас,-- ответил Бенони.-- Завести разговор? Милый человек, я беру ее на руки и подымаю, как перышко; стоит только взяться. Но само собой, я должен вести себя с такой дамской особой по-людски и бережно спустить опять на пол. Не стану я также разговаривать при ней по хамски или вести себя, как свинья. Вон висит кисет, который она мне подарила.

Они осмотрели кисет, вышитый бисером и шелком. Но Бенони только похвастался, что это подарок, а на самом деле купил кисет в Бергене, когда ездил туда на шкуне.

Кисет имел успех, и Бенони разохотился хвастаться.

- Кабы я захотел показать все, что она мне надарила! - сказал он.-- И воротнички, и носовые платки, и другое прочее из одежи - все, расшитое бисером и шелком. У меня полным-полны все ящики и сундуки.

- Чудеса! - сказал писарь

А Бенони продолжал:-- Вы вот говорите мне насчет учености и прочого. А что вы скажете про того, кто поученее нас с вами? Она прямо испугала меня однажды.

- Как так?

Бенони припомнил поразительный случай, но не торопился рассказывать. Он налил еще по рюмочке; они выпили; Бенони напустил на себя торжественный и таинственный вид.

- Дело вышло из-за почтовой бутылки. Нашли в море бутылку с запиской, и трое людей приплыли из крайних шхер с этой бутылкой. Пошли к учителю; он ничего не разобрал. Пошли к пастору, и тот ничего не разобрал. Тогда догадались пойти к Макку... Ну, вам известно, много-ли на свете такого, чего бы не смекнул Макк; но тут и он стал в тупик. Я сам сидел у него в горнице на диване, когда пришли с бутылкой, и Макк взялся читать. "Что бы это такое значило?" сказал он; потом спросил меня. Я ничего не мог сказать. Макк думал - думал, читал - читал, и даже руки у него затряслись. Я, признаюсь, начал-было подумывать - нет ли в записке чего такого, что Макк хочет утаить про себя? Верно, насчет сельдей,-- думаю себе,-- насчет большого улова. Вы ведь сами знаете, Макк - башка. Но тут я ошибался насчет него. Он вдруг поднял голову и закричал в потолок: Роза! и Роза сошла вниз.

Молчание. Собеседники были всецело поглощены событием. Потом писарь спросил:-- Она растолковала в чем дело? Я уж смекаю,-- не так я прост! Она разобрала записку?

Бенони помолчал, напуская на себя важности.

- Она-то разобрала! - сказал он, наконец, многозначительно.

- Да неужто?

- Для нея это было не мудренее какой-нибудь заповеди,-- безделица.

- Чудеса! - сказал писарь.

- Прочла ни дать ни взять, как на своем родном языке! Меня даже оторопь взяла. Немногого не хватало, чтобы я принял ее за колдунью или что-нибудь такое с того света.

- А что же было в записке?

- Насчет моряков, которые потерпели крушение.

Новые приятели основательно запили жуткое впечатление, произведенное рассказом, и позабыли о почтовой бутылке. Разговор перешел на невод, на шкуну Фунтус и поездку в Берген,

и золотых дел мастера; совсем ярмарка. Я вот не могу даже купить золотых колец для нас, пока не будет сельдей. Что поделаешь с пустыми руками?

человеку, достал ее и разложил перед писарем.

Долгое молчание и внимательное чтение.

- Что вы скажете? - спросил Бенони. Писарь ответил:-- Все одно, что золото.

- И я так полагал. А как по-вашему - Сирилунд со всеми своими богатствами стоит пяти тысяч далеров? - и Бенони стал перечислять все богатства; ведь он теперь являлся как-бы совладельцем. Его так и распирало от спеси.