Бенони.
Глава XVI.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Гамсун К., год: 1908
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Бенони. Глава XVI. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

XVI.

К адвокату Аренцену прибегнул не только местный учитель да Арон из Гопана, а чуть ли не весь приход. Вошло в моду ходить на кистерский двор со всякими кляузами, а Николай записывал все жалобы, высчитывал убытки, составлял прошения и загребал деньги лопатой. Никогда еще не бывало в околотке столько ссор b тяжб! Стоило на часок взять без спросу чужую лодку - как, например, у Арона из Гопана - перейти чужую межу или сделать маленький просчет,-- у адвоката являлась новая пожива. Случай-то был уж больно удобный! Ведь кистерский Николай, окончив свое долгое учение, за тем и вернулся домой, чтобы отстаивать законные права людей; так кому же охота была продолжать жить по-старому? С Лофотен рыбаки вернулись не с пустыми руками, да и сушка Макковой трески на скалах тоже давала кое-что; у всех местных жителей завелись деньжонки, так что и бедняки оказывались в состоянии потягаться маленько за свое право, завести с кем-нибудь тяжбу. Уж на что Оле Человечек, и тот, набив карман своим промысловым заработком, обратился к адвокату Аренцену, чтобы найти управу на жену свою и Свена Дозорного.

Адвокат Аренцен ежедневно отсиживал в своей конторе положенные часы и принимал всех одного за другим, как настоящий начальник. Теперь он не был благодушным балагуром, говорил отрывисто и решительно.-- Закон - это я, Николай Аренцен,-- изрекал он. - Берегись, кто вздумает тягаться со мной! - И в самом деле, язык у него был что твоя бритва; он мог припереть к стене любого человека, и начал для пущей строгости выставлять после своего имени железное клеймо: "Н. Аренцен ♂". Ах, этот чортов Николай с кистерского двора! Сколько к нему валило народу! И спросить его, хоть о самой малости, стоило полдалера; за совет он брал уже далер, а если составлял бумагу, то и целых два; но зато он был обходителен, приглашал каждого садиться, и отнюдь не настаивал на уплате непременно серебром, но брал охотно и бумажки. А если, гуляя после своих дневных трудов, усталый и измученный, встречал кого из своих клиентов, то не спесивился и пригласить его: - Ну, пойдем вместе в Сирилунд, выпьем рюмочку за успех дела!

Адвокат Аренцен пожинал теперь и плоды своего посещения церковного холма в соседнем приходе. Оттуда пришел Левион из Торпельвикена, сосед Марелиуса, продавшого англичанину право рыбной ловли в реке. Другой-то берег реки при надлежал Левиону; так не обязан ли был сэр Гью заплатить и ему? Или он, чортов англичанин, воображает, что довольно сыпать деньги одному Марелиусу? Положим, у Марелиуса была взрослая дочка,-- вот в чем штука!

Марелиус со своей стороны не скрывал, что они с сэром Гью приятели и даже показывал вид, будто может разговаривать с ним по-английски. А дочка его, взрослая девка Эдварда,-- ее назвали так в честь Макковой Эдварды,-- и впрямь живо научилась лопотать на этом чужом языке, целые часы просиживая с англичанином вдвоем в его каморке... Она-то, небось, понимала его даже с полуслова!

И вот, Левион пошел со своей претензией к адвокату Аренцену. Тот согласился, что Левион прав, и спросил:-- Какова ширина реки в самом узком месте?

- У водопада сажен двенадцать. Это самое узкое место.

- А длина применяемого удилища?

Этого вопроса Левион не уразумел сразу, но ему объяснили: если англичанин забрасывает удочку за половину ширины реки, то не миновать ему расплаты. И Левион тотчас же начал сбавлять с двенадцати сажен и торговаться сам с собой, пока не дошел до того, что река во веки веков не была шире восьми сажен в самом узком месте.

- Сер Гью отказывается платить?

- Не знаю,-- ответил Левион.-- Я его не спрашивал.

- Гм... Так мы вызовем его в примирительную камеру.

Вызов был сделан. Сэр Гью явился и пожелал помириться, предлагая Левиону столько же, сколько он заплатил Марелиусу, и назвал сумму.

Но Левион сердито замотал головой и сказал! - Мало. Вы заплатили куда больше. Позвольте узнать: откуда у Эдварды пошли такия наряды - и верхние и нижние?

Сэр Гью встал и покинул примирительную камеру.

- Теперь подадим на него в суд,-- сказал адвокат Аренцен.

- У меня день и ночь не выходит из головы - какие убытки нанес мне Марелиус,-- сказал Левион.-- Продал и лососок в реке и лососок в море! В последнее время англичанин удит с лодки у самого устья, прямо на моей банке!

Адвокат Аренцен на это сказал:-- Мы подадим и на Марелиуса!

Законник принимал свои решения быстро и твердо, с самым уверенным видом. Необыкновенный человек! А когда Левиону пришлось платить, и у него не оказалось ничего, кроме жалких бумажек, Аренцен и тем не побрезговал, не стал придираться...

Настал день тинга в Сирилунде.

Роза приехала помогать принимать гостей. Людская была превращена в залу суда; туда поставили большой стол с сукном для судьи и маленькие столы для адвокатов. Столы были отгорожены решеткой. В другом конце людского флигеля отвели контору фогту.

Но тинг вышел не очень торжественный.

Амтман не приехал, как писал и сам обещал, и добрая ключница горько сетовала на неприезд главного начальства. Но еще хуже было то, что и уездный судья не приехал. Старик разнемогся и прислал за себя своего помощника. Это заставило призадуматься самого Макка, который немедленно поспешил осведомиться о судье.

- Ему нездоровится; он не в постели, но сильно похудел, плохо спит, и, как видно, очень разстроен.

- Чем разстроен?

Помощник пояснил, что прежде-де в канцелярии были такие-то порядки, а теперь такие-то; словом, религиозные сомнения.

- ?!

Помощник с достоинством продолжал:-- Судья просил меня передать вам его искреннюю признательность за боченок морошки, что вы прислали зимою...

- Ах, безделица!

- ...и выразить его сожаления по поводу невозможности поблагодарить вас лично.

Макк отошел к окну и задумался...

Заседание открылось.

За столом, покрытым сукном, возседал молодой помощник судьи, и два письмоводителя. По правую и по левую руку от него четыре "судных мужа", или заседателя, выбранных из достойнейших местных обывателей. За маленькими столами сидели адвокаты, старый адвокат из города за своим и адвокат Н. Аренцен ♂ за своим; перед обоими высились стопы бумаг и протоколов. Если вглядеться хорошенько, у старого адвоката бумаг, однако, было поменьше, чем в прошлом году, и меньше, чем у Аренцена. Время от времени входили люди и просили позволения переговорить с одним из адвокатов и - больше все с Аренценом.

Затем началось разбирательство очередных дел одного за другим: уголовных, межевых споров, исков и всяких тяжб... Аренцен все время играл первую скрипку: говорил, записывал, просил занести в протокол. Не мешало бы ему вести себя поскромнее в такой торжественной обстановке! Но молодой заместитель судьи, видно, не мог внушить ему ни малейшей робости; Аренцен даже не называл его господином судьей, как все другие, а господином помощником. Положив на стол одну бумагу, Аренцен сказал: - Не угодно-ли,-- прямо под стекло и в рамку! - а свой доклад по делу Арона, у которого взяли без спросу лодку, подкрепил заявлением:-- Таков закон.-- Судья, несколько задетый, возразил на это:-- Ну, да, вообще; но в данном случае надо принять в соображение то-то и то-то.-- Таков закон,-- внушительно повторил Аренцен. И народ по ту сторону решетки кивал головами и думал: "Этот молодец знает законы; слушать любо!*

Благодаря массе новых дел, внесенных Николаем Аренценом, молодой судья конца не предвидел нынешней сессии. Он добросовестно трудился, в поте лица допрашивал свидетелей, справлялся с протоколами, читал, писал и говорил, но лишь на третий и последний день добрался до иска Левиона из Торпельвикена к Гью Тревельяну.

Сэр Гью явился на судбище в первый же день; он то бродил по двору, то заходил в залу суда, слепой и глухой ко всему, по-британски невежливый и немой даже тогда, когда к нему обращались с приветствием. Он был совершенно трезв. Кушал он за столом у Макка, и комнату ему отвели в господском доме. Но, хотя англичанин и сидел за столом каждый раз рядом с помощником судьи, он ни разу не обмолвился о своей тяжбе. Да и вообще он почти не говорил.

- Сегодня разбирается ваше дело,-- сказал ему помощник судьи за обедом.

- Хорошо,-- ответил тот равнодушно.

На вызов судьи он вышел со своим удилищем, но без адвоката; снял свою спортсмэнскую шапочку с рыболовной "мухой" и назвал свое имя, звание и место рождения в Англии. Аренцен изложил дело, и сэр Гью дал свое краткое показание, которое было занесено в протокол, а именно - что он еще в примирительной камере предлагал заплатить Левиону столько же, сколько заплатил Марелиусу, но истец признал сумму недостаточной.

Сэр Гью назвал сумму и прибавил, что Марелиус здесь и готов засвидетельствовать его слова.

Марелиус подтвердил под присягой то же самое.

И судья не мог удержаться, чтобы не заметить Аренцену:-- Ведь это же хорошая плата, господин поверенный Аренцен?

- А он, небось, не сказал, сколько выдал еще Эдварде особо! - не выдержал за решеткой Левион.

- Тише! - приказал судья.

Тогда за своего доверителя вступился Аренцен:-- Но это заявление имеет существенное значение для дела.

Судья задал еще несколько вопросов, ему ответили, и он, подумав немножко, заметил Аренцену:-- Для какого же дела это имеет значение? Во всяком случае не для определения платы за право рыбной ловли.

Сэр Гью продолжал показывать: по утверждению истца, река в самом узком месте имеет всего восемь сажен ширины, и выходит, что ответчик закидывает удочку по меньшей мере столько же на недозволенную сторону. Но у водопада река всего уже, а и там в ней двенадцать сажен.

По просьбе Аренцена судья спросил:-- Вы измеряли?

- Да.

- А какой длины ваше удилище?

- Две сажени. Вот оно.

Левион опять не удержался за решеткой: - И я мерил; у водопада всего восемь сажен.

- Тише!

Аренцен прикинулся крайне изумленным и опять вступился:-- В летнее время река всегда мелеет и, конечно, в ней тогда не больше восьми сажен.

Судья отпустил сэра Гью и спросил Аренцена:-- У вас есть свидетели, что в реке у водопада всего восемь сажен?

- Кроме самого владельца - нет.

- Небось, я-то знаю собственный водопад! - громко заявил Левион.

Какой-то человек из публики за решеткой попросил привести его к присяге насчет ширины реки. Весной, когда был предъявлен иск, он, по приглашению Марелиуса, измерил реку, и тогда у водопада оказалось тринадцать сажен слишком. Явились и еще двое свидетелей из народа, подтвердивших под присягой то же самое. Все трое были люди известные в околотке. И два дня тому назад они снова по вызову ответчика измеряли реку: она сузилась едва на сажень, так что оставалось добрых двенадцать сажен.

обязан платить дороже, чем сам предлагал, и велел принести из лавки Макка аршин, желая помочь иностранцу оправдаться.

Удилище смерили; в нем оказалось ровно две сажени.

Судья спросил:-- У вас нет ни единого свидетеля, господин поверенный Аренцен?

- Нет, таких свидетелей у меня нет.

- Вы сами были на спорном месте?

- Я полагался на показание моего доверителя.

- А сами вы были на месте?

- Нет.

Все показания записывались, с известными промежутками прочитывались вслух и скреплялись. Дело принимало дурной оборот для Аренцена и его доверителя. Они пошептались, посоветовались, и адвокат спросил: согласен ли сэр Гью и теперь заплатить сумму, которую предлагал в примирительной камере,-- в таком случае можно покончить дело миром.

Сэр Гью ответил отказом. Теперь он желал решения суда.

Тогда Аренцен выпустил свой последний заряд: сэр Гью с недавних пор орудует в бухте, вправо от устья реки, где собственником должен считаться один Левион,

Сэра Гью снова вызвали к судейскому столу. Он в толк взять не мог: что это, выходит будто он удит в полупресной - полусоленой воде? Презрительная гримаса показала, как он относился к столь вульгарному ужению.

- Так вы не удили около устья?

С какой стати ему удить там? Там еще нет никакой рыбы. Лососки все еще держатся в самой реке и не спустятся вниз по течению раньше осени,-- после того, как вымечут икру.

- Удивительное знание естественной истории! - заметил свысока Аренцен. - Да разве лососки не волятся в море всегда?

Но там их не удят "на муху".

- А что же вы делали там?

Сэр Гью охотно объяснил; он удил на удочку с металлическими рыбками мелкую треску и совсем не около устья, а в нескольких стах саженях, в море. Гребец, каждый раз его сопровождавший в лодке, был здесь. Он хозяин той хижины, которую нанимал сэр Гью, и может явиться свидетелем.

Хозяина привели к присяге, и он все подтвердил.

Аренцену оставалось только потребовать, чтобы дело отложили...

и в таких-то случаях по закону? И судья давал ответы и указания. А молодой помощник все боялся, как бы у него не выманили какого-нибудь ответа, который подаст повод к осложнениям.-- Судья не адвокат,-- отвечал он в таких случаях;-- дело судьи судить; обратитесь к адвокату,-- он вам скажет что и как.

Никто не сочувствовал таким новым порядкам. Народ выходил и собирался около винной стойки Макка; в зале суда остались лишь немногие, по обязанности. Поэтому, когда один из письмоводителей приступил, наконец, к чтению закладных, слушателей оставалось уже совсем мало, и для тех не было новостью, что Бенони Гартвигсен поместил у Фердинанда Макка Сирилундского пять тысяч далеров под такое-то обезпечение. Сам Бенони отнюдь не скрывал этого, и все о том знали. Ведь и другие отдавали Макку свои крохи; вся разница была в сумме. Бенони поместил у Макка целую уйму денег, настоящее богатство.

Молодой судья успел к концу заседания и устать и проголодаться. Но адвокат Аренцен так не понравился ему своим развязным тоном, а иск его к сэру Гью Тревельяну показался ему таким неосновательным и легкомысленным, что он с удовольствием теперь-же вынес бы оправдательный приговор сэру Гью. Тогда сам собою отпал бы и иск к Марелиусу, будто бы продавшему право на рыбную ловлю в чужих водах.

Николай Аренцен сказал своему доверителю:-- Я сам побываю на месте и вызову свидетелей. Кроме того, в Норвегии есть лишь один суд, решений которого нельзя обжаловать, и этот суд еще не тот суд,

Он пошел к Макку, чтобы повидаться с Розой. Он ничего не проиграл на этом тинге, так что ему нечего было тужить. Он и вошел той твердой уверенной поступью, какую усвоил себе с тех пор, как обзавелся большой клиентурой и стал загребать деньги лопатой.

Роза была в кухонном переднике и застыдилась. - Пройди пока в маленькую горницу,-- я сейчас,-- сказала она Аренцену.

В самом деле она явилась туда вслед за ним.-- Только мне недосуг теперь. Ты здоров? Суд окончен? Как твои дела?

- Разумеется, превосходны. Я сам тут - закон!

- Такая жалость, что мне некогда было придти послушать тебя.

Однако, как Роза притворялась из любви к этому человеку! Наоборот, она следила за ним, и слушала его и видела на суде, когда разбиралось его громкое дело с сэром Гью. И ей было ужасно обидно слышать, как этот молодой судья позволил себе два раза под ряд спросить его: а вы сами были на месте? А вы сами были на месте? Тогда-то она и шмыгнула вон из залы суда, предчувствуя недоброе Слава Богу, это, видно, не сбылось! Николай, небось, сумеет выиграть все дела.

- Число?

- День свадьбы. А что я еще хотела тебе сказать...

- Ну?

- Мы поеден в церковь верхом.

- Да, верхом. Так ты запомнишь какого числа? Двенадцатого июня. Теперь уж не долго ждать.

- Двенадцатого июня,-- повторил он.-- Я распоряжусь, чтобы меня разбудили вовремя.

- Какой ты! - сказала она, снисходительно улыбаясь. Он переспросил:-- Двенадцатого июня? Но разве не нужно оглашения?

- Уже сделано,-- ответила она.-- Папа сделал оглашение у нас, а капеллан тут. Три раза.

- Бедняга! Но зато много зарабатываешь?

- Загребаю деньги лопатой! - ответил он...

На следующий день сэр Гью вернулся в свою хижину и к своей рыбной ловле. Он выбрал путь мимо дома Бенони и прошел по горам до самого общественного леса, время от времени нагибаясь и откалывая камешки, которые затем прятал себе в карман.

 



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница