Бенони.
Глава XIX.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Бенони. Глава XIX. (старая орфография)

XIX.

Солнце сияло на небе и днем и ночью. Молодой Аренцен за свое долгое отсутствие из родных мест успел отвыкнут от этого ночного солнца и впал в безсонницу. Он никак не мог добиться настоящей темноты в спальне, а к этому прибавилось еще то, что отец его, старый кистер, заболел и, хотя лежал в комнате по ту сторону коридора, его стоны и охи все-таки долетали до сына. И молодой адвокат вставал, одевался и уходил из дому в то время, как Роза спала себе крепко, безмятежно, прикрытая одной простыней в эти теплые летния ночи.

И в конторе адвоката наступило затишье; во время жатвы уже не было такого обилия дел, как весною. Вначале он было приспособил и Розу помогать себе по части огромной скучной переписки, но дела теперь поубавилось настолько, что он мог справиться один. Со времени тинга ему пришлось составить всего несколько прошений. Но много крупных дел, нерешенных на тинге, совершали свои мытарства из суда в суд и сами делали свое прибыльное для Аренцена дело, а ему оставалось только отдыхать да навещать винный погребок Макка.

По делу Гью Тревельяна с Левионом из Торпельвикена состоялся уже приговор. Дело это стоило Аренцену не мало хлопот и забот. Отправляясь на собственную свадьбу, он вынужден был сделать большой крюк, чтобы побывать на месте злополучной ловли лососей и смерить ширину реки у водопада. С ним было двое людей. У видав на противоположном берегу сэра Гью с удочкой, он кивнул ему, как знакомому, и снял шляпу. Но милейший англичанин стоял себе с британскою невозмутимостью и не ответил на поклон. Будь тут Роза, ее бы это, наверно, глубоко огорчило. Смущенный и раздосадованный Аренцен отдал своим людям приказание точно смерить ширину. Но в реке все еще было двевадцать сажен.

- А наплевать мне на ширину,-- сказал Аренцен. Он зорко следил за англичанином и уже на-глаз прикинул, что "муха" рыболова подлетала ближе к берегу Левиона, нежели к берегу Марелиуса. Он взял своих двух спутников в свидетели и получил от них письменные подтверждения. Тогда он составил добавление к своему первоначальному изложению дела и послал его по почте.

И вот, состоялся приговор. Личное посещение места не принесло адвокату пользы: сэра Гью присудили заплатить Левиону ровно столько, сколько он сам предлагал еще в примирительной камере, и ни гроша больше.

Получив извещение о приговоре, сэр Гью явился с двумя свидетелями и хотел заплатить: извольте, вот вам деньги! Но дело снова разстроилось из-за жадности Левиона.

- Право ловли досталось вам больно дешево потому, что вы заплатили Эдварде особо,-- сказал Левион.-- Небось, она поместила у Макка целых двадцать пять далеров.

Сэр Гью еще раз предложил деньги, получил отказ и ушел.

Но дело еще не было проиграно окончательно по приговору низшого суда. Рыболовство сэра Гью могло еще долго давать доход адвокату. Предстояло перенести дело в окружный суд в Троньеме; адвокат Аренцен готовил убийственную апелляцию, в которой намеревался пролить истинный свет на связь сэра Гью с дочерью противной стороны.

- Но тут предстоят добавочные расходы,-- сказал Аренцен истцу.

- То-то и беда! А сколько на этот раз?

- Четыре далера.

- Дорого же мне вскочит правосудие над этими мошенниками.

- На правосудие нечего жалеть,-- заметил Аренцен.

Левион из Торпельвикена заплатил и ушел.

Следующий!

Это был Арон из Гопана. Его дело началось с сущих пустяков: молодой рыбак из крайних шкер отвязал ночью речной челнок Арона и пропадал на нем двое суток. Где он был? У своей возлюбленной. Вернувшись на челноке, рыбак встретил Арона, который ругался и грозил ему новым адвокатом. Малый очень удивился; самовольное пользование лодкой было делом обычным, и он сначала готов был принять угрозы Арона за шутку. Кончилось же тем, что рыбак объявил:-- Плевать мне на тебя с адвокатом твоим! - и Арон затеял дело. Во что оно вскочило ему! Он уже отвел на двор кистера одну корову в самой середине лета, когда она давала самый большой удой. А по-осени придется, пожалуй, свести вторую на бойню.

- Нельзя так оставить,-- сказал Аренцен, когда дело было проиграно в уездном суде.-- Я составлю громовую жалобу и перенесу дело в окружный суд. Но это потребует добавочных расходов.

- Все расходы да расходы!-- простонал Ароп.-- Мне скоро есть нечего будет.

- Ну, авось до этого не дойдет.

- Не поможете ли вы мне продать мои горы?-- спросил Арон.

- Горы?

- Говорят, оне будут когда-нибудь в большой цене. Профессор из Христиании писал, что в них руда с серебром.

Тут Арон понял, что и вторая корова его погибла, и подписал бумагу... Но лето еще не прошло, а Николай Аренцен уж так соскучился, что начал поговаривать о том, что хорошо бы пристроиться судьей на Лофотенских рыбных промыслах. Что ему делать дома всю зиму? Во всех рыбачьих поселках останутся одне женщины да дети, не заработаешь и четвертака. Роза ничего не возражала на это, хотя ей и могло показаться странным - как это новобрачный не может придумать чего-нибудь более подходящого, нежели стараться уехать из дому при первой возможности. Сама Роза помогала в доме по хозяйству и присматривала за больным кистером. Старик с каждым днем хирел, худел и только ждал конца. Школьный учитель пока принял на себя все кистерския обязанности...

А в Сирилунде произошла та перемена, что старик Монс переехал из своей каморки на кладбище. Однажды утром его нашли в постели с закрытыми глазами, с зажатым, по обыкновению, в руке куском и с выражением полной сытости на лице. Монс уже давно не отличался подвижностью, так что трудно было разобрать сразу, совсем ли он испустил дух; когда же спросили Фредерика Мензу, лежавшого на другой кровати:-- Как, по-твоему, Монс только спит? - тот отвечал, тоже по обыкновению, лишь повторением вопроса:-- Спит? - Монса и оставили лежать так до следующого утра. Но раз он и к тому времени не съел своего куска, то, видимое дело, помер. Фредрик Менза наблюдал со своей постели за переселением старого приятеля, но в дело не вмешивался, ограничившись двумя-тремя человеческими словами, понятными для окружающих:-- Кра-кра, каркают вороны. Обед? Ха-ха...

Дело шло к осени; осина в лесу пожелтела, Маккова треска высохла на скалах, и Арн Сушильщик уже повез ее на шкуне в Берген. Икряные лососи в реке исхудали до нельзя; их летняя забава кончилась, и сэр Гью Тревельян сложил свое удилище и отплыл домой в Англию. Он, впрочем, обещал обывателям Торпельвикена, а также Эдварде, вернуться опять к весне... Рожь уже сжали и начали копать картошку на тех дворах, которые выходили огородами на полуденное солнце. Все шло своим чередом.

И Бенони вернулся домой с большим неводом и всей своей артелью. Он не захватил на этот раз ни одного косяка сельдей. Но так как он все-таки попал на уловистое место, то, пожалуй, готов был бы остаться там на несколько недель еще, до появления зимней сельди. Такое ожидание, однако, дорого обошлось бы хозяину невода, у которого, вдобавок, был работник на жалованьи, да и у артели средства изсякли; поэтому Бенони повернул домой с прежней меланхолией в голове.

Один Свен Дозорный был по-прежнему в духе. Да и чего ему было тужить? Он все лето имел заработок, получая свое жалованье, тогда как у других были только расходы, а теперь он вдобавок был так рад, что опять увидал старые милые ему места. В первый же вечер он поспешил в Сирилунд, тайком подкараулил Эллен Горничную, поздоровался с ней, завел беседу и совсем расчувствовался. Ради Эллен он готов был опять пойти к Макку, стоять перед ним без шапки и просить позволения остаться. Но что скажет Макк?

- Теперь Монс помер, а Фредрик Менза не встает с постели; верно, тебе самой приходится таскать дрова? - спросил Свен Дозорный свою милую.

- Да, не без того.

- Гм. А он все берет свои ванны?..

Эллен запнулась:-- Ванны?.. Да.

- Так, верно, скоро опять будет брать?

- Не знаю... Да, нынче вечером.

- Мне нельзя больше оставаться у Гартвигсена,-- сказал Свен.-- Я все лето получал у него жалованье, и он так ужасно сокрушается, что мы не захватили ни одного косяка.

- Говорят, он теперь совсем обеднел,-- заметила Эллен.

Свен, возмущенный, поспешил возразить:-- Вранье! Одни воры да мошенники могут так врать! Гартвигсен богатый человек; дай только ему получить свои деньги через месяц-другой.

- Да, да,-- безпечно отозвалась Эллен на такую горячность,

Впрочем, и у Свена была теперь в сущности одна настоящая забота:-- Так вот, все зависит от того - оставят ли меня тут,-- сказал он.-- Не попросишь ли ты Макка?

- Не знаю... Ты думаешь - можно?

- Отчего же нельзя? Когда будешь мыть его вечером... Видишь ли... Дело в том, что я уж прижился здесь. И сам не знаю, что такое творится со мною... Дай-ка мне свои ручки...

Эти тоненькия ручки были такия малюсенькия, как у ребенка; пальчики были такие безпомощные, словно голодные... И Свену ли было не схоронить их в своих огромных лапищах! Потом он притянул девушку к себе, поднял ее на руках, опять поставил на землю и долго-долго целовал. Еще и еще раз проделал он то же самое.-- Ах, Эллен! Сколько раз я повторял это имячко летом! - сказал он.-- Поговори же с ним вечером, когда будешь мыть его... когда будешь вытирать ему спину. Скажи, что я вернулся, пришел сюда... И кто же, мол, будет колоть дрова? Ты его знаешь и сумеешь уговорить... Улучи только минутку, когда он будет в духе, да не разсерди его... Эллен, мне так жаль тебя, что тебе придется просить его, но как же нам быть?

- Я попробую попросить его вечером,-- ответила она...

Через несколько дней Бенони забрел в Сирилунд и застал там Свена Дозорного.

- Не зачем было тебе уходить от меня. Мало разве у меня всякого дела? - сказал Бенони, напуская на себя важности.-- Не зайдешь ли теперь хоть вычистить мне трубу?

- Когда прикажете. Назначьте только день и час.

Свен Дозорный утвердительно кивнул головой. Макк, узнав о его желании остаться, подумал немножко и, наконец, сказал:-- Оставайся.

- Право, точно нарочно, когда у меня столько дела. Тут покрасить, там поправить...-- продолжал Бенони важничать.-- Самому мне что-ли прикажешь пачкаться?

Бенони было на что досадовать. Он так любил почет, а тут, не успел вернуться домой, как почувствовал, что все и каждый смотрят на него, как на банкрота. Его жалели,-- Бенони ни для кого не был плохим соседом или таким человеком, к которому нельзя было прибегнуть за помощью. Но теперь он разорился, и поговаривали даже, что он заложил свои строения. Вдобавок и рыбацкое счастье его покинуло: за все лето он не захватил ни единого косяка. О, какое негодование охватывало Бенони каждый раз, когда кто-нибудь из местных жителей возвращался к прежней дурной привычке называть его попросту Бенони! Мало того, Стен Лавочник, у которого еще с прошлого Рождества остался зуб против Бенони, не постеснился даже обратиться к нему на ты.

- Кого это ты тыкаешь? - спросил его Бенони вне себя.-- Не советую тебе в другой раз...

- А тебе бы не разыгрывать из себя корову, раз ты всего-на-всего теленок,-- ответил Стен. Он ,за словом в карман не лазил.

- Ну, погоди ты,-- задаст тебе Макк! - пригрозил ему Бенони. И пошел в контору к Макку.

Макк стоял там, как всегда, с бриллиантовой запонкой в манишке, с крашенными волосами и бородой; наружность его нисколько не пострадала. Молва не щадила Бенони, но не коснулась Макка Сирилундского, этого важного барина. Он присвоил себе капитал Бенони, чтобы пустить его в оборот; ну, да! Еще бы этот увертливый, как угорь, делец отказался от пяти тысяч далеров! Но разве слыхал кто, чтобы он надул какую-нибудь рыбацкую семью, присвоил себе её гроши? Не из таковских он был!

- Ну,-- сказал Макк Бенони,-- тебе не повезло на этот раз?

- Нет.

- Да и нельзя каждый раз разсчитывать на такое счастье.

- Захвати я только всю ту сельдь, что встречалась нам по пути,-- сказал Бенони.-- Да, видно, не судьба.

- Ну, в следующий раз, авось, будешь счастливее.

- А я было надеялся, что вы погодите отправлять треску в Берген, пока я не вернусь с лова.

Макк ответил: - Я право не знал хорошенько, когда ты вернешься. Ты бы прислал мне письмо.

- Да нет, и лучше, что Арн Сушильщик повел шкуну. Он, конечно, получше моего справит дело. Я только по глупости думал было...

- Знай я, когда ты вернешься... А, впрочем, я не был обязан дожидаться тебя,-- отрезал Макк.

- Я тебя не тесню,-- сказал Макк.

- Да, придется отсрочить, пока вы не уплатите мне моих пяти тысяч,-- заявил Бенони с последним остатком самоуверенности богатого человека.

- Как хочешь. А то я не прочь и взять свои старые драгоценности обратно,-- предложил Макк.

- Обратно?

Бенони подумал с минуту. Как такой банкрот, как Макк, может делать такия покупки? И что скажут люди, если Бенони выпустит сокровища из своего дома? Верно, нужда заставила,-- скажут люди.

- Не знаю... не в такой я, кажись, нужде, чтобы продавать свое добро,-- сказал Бенони.

- Как хочешь.-- Макк кивнул и взялся за перо.

Макка в его шкатулке! И какого чорта люди плетут, будто он разорился? Есть у него и кров над головой и на еду хватит... хе-хе, всего вдоволь! Вот Макково-то богатство не очень-топ рочно, хоть он и намекал, что собирается обзавестись новой музыкой и новым серебром. Откуда ему взять средств на это? И Бенони опять порешил, что Макк большой мошенник, и лучше с ним не связываться. Теперь он даже не предложил Бенони поехать на шкуне на Лофотены и закупить груз для трех судов. Пожалуй, Арн Сушильщик и это дело оборудует?

Прошло несколько недель. У Бенони опять не было другого дела, как ходить по воскресеньям в церковь.