Роза.
Глава V.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Роза. Глава V. (старая орфография)

V.

Гартвигсена пригласили в Сирилунд на обед в честь баронессы, и посланный просил его захватить с собой и меня. Зная, что у меня нет подходящей одежды, я предпочел не ходить. Гартвигсен был того мнения, что я одет достаточно хорошо, но я то лучше его понимал приличия; всему научили меня в моей доброй семье.

Гартвигсен решил разодеться для баронессы самым изысканным образом. Он когда-то купил себе в Бергене фрачную пару для своей свадьбы, и вот обновил ее теперь в первый раз; но она к нему не шла. И, пожалуй, не следовало бы ему как раз теперь надевать это платье, раз оно было знакомо Розе. Но Гартвигсен, видно, и не подумал ни о чем таком.

Он было предложил мне свое праздничное платье, но все его вещи были мне слишком велики, так как я был куда худощавее. Тогда Гартвигсену пришла мысль, что я мог бы надеть одну из его курток поверх своей.

- Тогда вы сразу станете повиднее,-- сказал он.

После я узнал, что в этих краях в обычае надевать на себя, ради парада, по две куртки, даже в теплые летние дни.

Когда Гартвигсен ушел, я побродил немножко по отмели, потом вернулся и засел в одиночестве, почитал, осмотрел свое ружье... Тут в дверь неожиданно постучали, и вошла Роза.

При мне она еще ни разу не бывала здесь, так что я встал и принял ее с несколько озадаченным видом. Оказалось, что ей поручили зайти за мной и привести меня в Сирилунд. Раз она так побезпокоила себя, мне не приходилось ломаться. Я извинился за свое одеяние и сейчас же вышел оправиться немножко. А Роза, как вошла, сразу стала озираться, внимательно разглядывая, как устроился Гартвигсен. Вернувшись в горницу, я застал ее врасплох,-- она прибирала в буфете.

- Извините,-- сказала она в полном смущении.-- Я только хотела... Я просто...

И мы отправились в Сирилунд.

Помню, на обеде присутствовали две-три купеческия четы с дальних шхер. На мужчинах было надето по две куртки, на женах тоже наверчено много. Явились и смотритель маяка с женою, и родители Розы, пастор и пасторша Варфод из соседняго прихода. Пастор был мужчина рослый, сильный и красивый; страстный охотник и зверолов. Мы с ним разговорились о лесах и скалах, и он пригласил меня к себе.

- Вот приходите как-нибудь вместе с Розой, когда она пойдет домой через общественный лес,-- сказал он.

Макк сказал небольшую речь по поводу возвращения дочери в родной дом. Многие люди сыплют громкими словами, а толку никакого; речь Макка была спокойна и немногословна, но впечатление произвела. Он был человек вышколенный, говорил и делал, что полагалось, ни меньше, ни больше. Дочь сидела, глядя неподвижным взором куда-то мимо всех нас; так вот глядит лужица в лесу. У нея как будто ни от чего не становилось теплее на душе. А что у нея были за невероятнейшия замашки! Словно она выросла в кухне и с тех пор не могла отучиться от своих дурных привычек. Но, конечно, она проделывала все это просто из пренебрежения к нам; мы положительно как бы не существовали для нея. Хочу сейчас отметить некоторые из её удивительных выходок; право, это была как будто целая система невоспитанности, а между тем ведь она была баронесса. Первым делом она принялась спичкой выковыривать грязь из-под ногтей. Пастор увидал это и поскорее отвел глаза в другую сторону. За едой она раскладывала оба локтя на столе, набивала себе полный рот, а когда пила, то даже мне, на другом конце стола, было слышно, как вино булькало у нея по пути в желудок. Затем она сразу крошила у себя на тарелке весь кусок мяса прежде, чем начать есть. Когда же подали сыр, я заметил, что она безпрестанно, по мере того, как откусывала от своего куска хлеба, снова намазывала его маслом, да еще как раз то место, где сейчас откусила. Нет, никогда я не видывал таких дурных манер у себя дома! А, наевшись, она сидела, отдуваясь и даже слегка отрыгая, словно пища просилась обратно.

После обеда она разговаривала с Гартвигсеном, и я слышал, как она безо всякого стеснения рассказывала, что вспотела за столом. Я сразу приписал такую чрезмерную естественность с её стороны тому, что ей недоставало здесь хорошого общества. Гартвигсен, по своему неведению, тоже позволял себе в её присутствии многое, что могло бы задеть ее; но не задевало. В комнате по углам стояли четыре колонки с большими серебряными купидонами, которые держали подсвечники. Гартвигсен таинственно и шепнул баронессе:-- Как вижу, ангелочки-то опять спустились! - да,-- ответила со смехом баронесса,-- мой старикашка-папаша украсил было ими свою кровать, но там не место беленьким ангельчикам!

Да, она умела таки выразиться достаточно ясно! Но я никак не мог понять, зачем ей понадобилось так грубо подчеркивать свое пренебрежение нами?

Я разговорился с детьми; они были моим прибежищем и развлечением; девочки показывали мне свои рисунки и книжки, потом мы сыграли на шашечной доске в гуська. Время от времени я прислушивался также к разговору купцов с Макком. Как они старались угодить ему!

Кофе подали на большой веранде, а к кофе ликер; тут ни в чем не было недостатка. Макк со всеми был крайне любезен. Мужчинам предложены были трубки с длинными чубуками, а женщины сидели смирно по углам, прислушиваясь к речам мужей и время от времени перешептываясь между собой.

Гартвигсен тоже взял себе трубку и стаканчик. Вино, выпитое за столом, подбодрило его, а ликер окончательно развязал ему язык. Ему, видно, хотелось показать этим обывателям с дальних шхер, что он не стесняется в доме у Макка, а сам берет любую трубку и садится, где ему вздумается, как будто вырос в этой обстановке. Настоящий ребенок! Только он один и явился во фраке; но это его не стесняло, и он время от времени самодовольно обмахивал лацканы. Но хоть он и был компаньон Макка, да к тому же страшно богат, все-таки мелкие торговцы питали больше почтения к самому Макку.

- Что касается цен на муку и зерно,-- говорил Гартвигсен,-- то ведь мы забираем весь товар франко. Руссак всегда готов продать, лишь бы заполучить денежки, и мы ампортируем хлеб в любое время, круглый год.

Один из купцов посмотрел на Макка, перевел глаза на Гартвигсена и вежливо переспросил:

- Так,-- но цены то не всегда одинаковы; когда же вы покупаете всего выгоднее?

По уходе Макка, Гартвигсен объяснил купцу все на свой лад:

- В такой большой стране, как Россия, столько всяких причин, от которых цены на хлеб меняются. В мокрый год дожди за дождями, всякия там наводнения, дороги размоет; как мужику ехать в город с хлебом? Ну, в Архангельске цены сейчас в гору.

- Замечательно! - сказал купец.

- Так, к примеру, с ячменем,-- тараторил Гартвигсен,-- а по той же причине, как я сказал, и с рожью.

Но он еще больше разошелся, когда к столу подсела баронесса.

- Мы получаем депеши. Чуть только зерно и рожь и прочий товар начнет подыматься, значит, аккурат надо покупать.

Гартвигсен был человек совсем неученый, но в нем было столько добродушия и непритязательности, что беседа у него всегда клеилась. Но, если ему некого было стесняться, он становился все самоувереннее, забывал следить за своей речью и говорил совсем, как его простые односельчане. Главный его собеседник, купец с дальних шхер, так вежливо его разспрашивавший, сказал опять:

- Да, да; вы ведь тут над всеми нами скиперт держите.

В присутствии баронессы взгляд Гартвигсена на вещи, однако, сразу стал шире.

- Ну, кто поездил по белу-свету да повидал кое-что, видал Берген и все такое, тот этого не скажет про себя.

- О! - сказал другой купец и покачал головой, давая понять_; что Гартвигсен большой шутник.

Баронесса тоже покачала головой и, повернувшись к нему всем лицом, сказала:-- Нет, Гартвигсен, тут и спору нет, что скипетр у вас.

- Ну, что вы,-- возразил он скромно и благодарно, но, чтобы все-таки пойти ей навстречу, прибавил:-- А я бы сказал вам, что в Бергене тысячи таких молодцов, как я.

- О! - опят воскликнул купец, не видя конца шуткам Гартвигсена.

Роза стояла в горнице. Я подошел к ней и обратил её внимание на стаканчик красного вина, который она, не допив, поставила на стол. Горница была такая просторная, пустая, и в самой глубине её на столе виднелся одинокий стакан,-- такой густо-алый, одинокий и словно пылающий.

- Да,-- только и ответила Роза, думая совсем о другом. Она, видимо, уже ревновала к своей подруге, баронессе, и серьезно подумывала переселиться к Гартвигсену хозяйничать. Она то кружила около кофейного стола на веранде, то опять уходила в горницу, не зная покоя.

Гартвигсен обратил на нее благосклонный взгляд:

Она улыбнулась, и видно было, что с ней произошло чудо,-- она влюбилась в Гартвигсена.

совсем не пил, Гартвигсен почти столько же, но оба усердно чокались с гостями. И настроение было уже иное. Один из купцов все спрашивал у другого: который час? Вопрошаемый старался переменить разговор, и Макк тактично заметил:-- Всего только три часа.-- Немного погодя, купец опять пристал к своему соседу:-- А что говорят твои часы? - Тот сидел как на иголках и, хоть был человек уже немолодой, густо покраснел от конфуза. Настоящия дети эти купцы с крайних шкер! Купец щеголял за обедом своей волосяной часовой цепочкой с золотым замком, а часов-то у него и не было. И вот товарищу захотелось сконфузить его.

Тут мимо веранды прошел Крючкодел, и мы услыхали птичье щебетанье. Макк махнул ему, чтобы он зашел, и предложил ему стакан пунша и стул. Тот и посидел с нами, представляя лес с певчими птицами, но сидел он, как ни в чем не бывало, с самым невинным видом разглядывая цветные стекла на веранде.

Потом Роза играла на фортепьяно в большой комнате. Но она все не могла успокоиться и то и дело оборачивалась к компании на веранде.-- Нет, если вы не хотите слушать, я перестану,-- сказала она, наконец, и встала. А вся причина была в том, что баронесса с Гартвигсеном сидели близко друг к другу и, пожалуй, секретничали немножко.