Роза.
Глава VI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Роза. Глава VI. (старая орфография)

VI.

Несколько дней спустя, я увидел Розу. Она шла к пристани, но, как видно, не по делу, а так, не спеша, словно гуляя. Хочет встретить Гартвигсена,-- подумал я. Теперь я мог быть спокойным, что меня некоторое время никто не потревожит дома, и я засел за одно занятие, которого из тщеславия не хотел никому открывать,-- до поры до времени. Потом я сообщу, что это было такое.

Но мне самому не хватало внутренняго спокойствия; меня взволновала прогулка Розы к пристани, и я решил проехать в лодке к сушильным площадкам, чтобы успокоиться. Лодка, однако, стояла у пристани. Ох, да верно потому мне и понадобилось проехаться, что лодка стояла у пристани.

- Вот он,-- сказал Гартвигсен, когда я пришел на пристань.-- Теперь можно спросить его.

- Нет, нет,-- умоляюще сказала Роза и почему-то смутилась.

Я постоял с минуту, выжидая, но они больше ничего не сказали, и мне некстати было задерживаться около них. Я отвязал лодку и поехал.

После обеда Гартвигсен стал убедительно просить меня остаться у него на все лето. У него было столько работы для меня, и, кроме того, он хотел просить меня поучить его разным вещам, словом, быть для него как бы учителем и наставником. Дальше он сообщил, что Роза, пожалуй, согласится переехать к нему в дом хозяйничать, если нас будет двое, и ей не придется иметь дело с одиноким мужчиной. Я с удовольствием обещал ему исполнить все его просьбы.

Под вечер Гартвигсен пошел в Сирилунд и, вернувшись, долго ходил задумчивый. Потом опять надел шапку и снова отправился в Сирилунд.

Он как-то странно вел себя. Верно, он встретился на этих прогулках с баронессой, и, пожалуй, она сказала ему кое-что такое, что так на него подействовало. В половине второго ночи я видел их вдвоем на песчаной отмели. Потом они пошли дальше по берегу к общественному лесу. Что скажет на это Роза? - подумал я.

И что такое затевает дочка Макка? Она являлась тут самой выдающейся персоной: баронесса в таком глухом краю; маленькая прелестная головка на гибком туловище, и, кроме того, она, видно, обладала еще особыми скрытыми достоинствами.

Дни шли за днями, а Роза не являлась. Гартвигсен с виду был вполне равнодушен.

- Когда же Роза переедет? - спросил я и почувствовал, как сердце у меня застучало.

- Не знаю,-- задумчиво ответил Гартвигсен.

Я стал обучать его правописанию. В счете он был тверд и боек и вообще знал все, что ему требовалось по этой части. Внимателен и сообразителен-же он был во всем. Книг у нас никаких не было, и приходилось устно рассказывать ему понемножку и жизнь Наполеона, и историю войны Греции за освобождение. Больше всего импонировал я ему тем, что знал языки и мог прочесть всякия надписи на заграничных товарах в его лавке, как-то на катушках, пряже и на бумажных материях, привезенных из Англии. Но этому он и сам живо научился; голова у него не была забита, а представляла, так сказать, девственную почву.

- А если-бы у меня была библия на еврейском языке, вы бы могли прочесть? - спросил он меня, и решил купить себе такую библию в Бергене.

Раз я встретил Розу на дороге. Вообще она всегда проявляла такую милую сдержанность в обращении, а тут сама остановила меня и спросила, силясь улыбнуться:

- Ну, как же вы оба поживаете? Как устроились?

Я был так удивлен, что ответил напрямик: - Благодарю, ничего себе. Только вот вас поджидаем.

- Меня? О, нет; я, верно, уеду домой, к себе, на днях.

- Вы не переедете к нам? - спросил я, взволнованный.

- Похоже, что нет,-- ответила она.

Рот у нея был крупный, и губы яркия; оне слегка дрожали, когда она улыбнулась мне и пошла. Я порывался было напомнить ей, что, по приглашению её отца, мне следовало проводить ее домой, но, слава Богу, воздержался от этого.

Потом и оказалось, что я хорошо сделал, промолчав. Вечером Роза пришла к Гартвигсену на дом, и я видел, как ей больно было, что у нея так мало гордости. Впрочем, она зашла к нему просто по делу,-- занесла ему золотой крест, который он ей подарил еще в дни помолвки. Кольцо же, тоже его подарок, она, к сожалению, потеряла.

- Уж простите!

- Ничего,-- ответил Гартвигсен удивленно-снисходительно.

Все это было сказано раньше, чем я успел удалиться; Роза была в такой ажитации и говорила, задыхаясь. Гартвигсен же принимал все это удивительно хладнокровно. Направляясь к дверям, я еще разслышал, как он сказал:

- Ах, это старое письмо! Верно, оно ужасно по части знаков препинания, и...

Роза пробыла у него не долго. Я видел, как она вышла с опущенной головой и пошла, ничего не видя, ничего не слыша. Чего - думал я,-- стоило ей решиться на такое унижение!

На другой день она опять пришла. Мне было очень обидно за нее, да и грустно видеть ее такой разстроенной. У нея были темные круги под глазами, как будто она не спала ночь, и губы совсем побелели.

- Нет, вам незачем уходить,-- сказала она мне и, повернувшись к Гартвигсену, спросила:-- Нашли вы кого-нибудь хозяйничать у вас?

- Нет,-- ответил он, не торопясь, и с полным равнодушием.

- Так я бы, пожалуй, взялась,-- сказала она.

Он опять не поторопился с ответом и с тем же равнодушием сказал:-- Да, да; но я ещене знаю хорошенько...

- Так вы, пожалуй, раздумали?

Он, как видно, почуял, что взял теперь верх над нею, и вдруг бросил ей грубо и безпощадно:

- Нет, это ты раздумала когда-то, коли помнишь!

Она подождала еще немножко, вся как-то съежилась, тихо промолвила:-- Да, да,-- и вышла.

Она даже не присела на стул и не отняла руки от дверной ручки.

Я вышел вслед за нею и забрался в самую глубину сарая, встал там на колени и помолился за бедняжку. Затем моя тревога погнала меня в Сирилунд, к лавке, к мельнице, опять назад к лавке. Когда я вернулся вечером домой, Гартвигсен сказал мне:

- Я поеду ночью на часок половить рыбу, так вы постерегите дом.

Он шутил и был в каком-то странном, выжидательном настроении; часто поглядывал на дорогу.

Я опять пошел в Сирилунд, чтобы не видеть, как Гартвигсен поедет на ловлю. Верно, он не один поедет! Я бродил, как во сне.

Ночь прошла.

ночь с баронессой. Мне он сказал, что едет ловить рыбу, а на самом деле провел эту теплую летнюю ночь в лесу, на Осиновой круче.

Роза подошла шаткой, неверной походкой. Я сразу, как завидел ее, даже испугался - не выпила ли она чего-нибудь крепкого. Мне хотелось в ту минуту быть за тридевять земель оттуда, и я встал, как только она заговорила.

- Часто я к вам повадилась! Что, бишь, я хотела сказать? Ах, да,-- так в лесу... на Осиновой круче... да!

- Ну, и что-ж из того? - вдруг спросил Гартвигсен.-- Мы посидели там, спровадили время.

Роза криво усмехнулась.

- Ну, и что-ж из того,-- опять повторил он.-- Тебе какая печаль?

Роза взглянула на него, как бы обдумывая. Я обернулся и увидал, что она задумалась. Потом до меня долетели её слова:

- Она ведь гораздо старше меня!

Тут она бросилась ничком на траву и зарыдала.