Отрывки из "Фауста"
(Старая орфография)

Съ какою пламенною любовью

Философическимъ мечтамъ

И медицине и правамъ,

Увы, и даже богословью

Учился я! Что пользы въ томъ?

Остался темъ же я глупцомъ,

Хотя въ ученое сословье

И принятъ докторомъ. Убивъ

Ужъ десять летъ на пустословье,

Туда, сюда, и вкось и вкривь

Я за носъ школьниковъ вожу --

А все, какъ прежде, нахожу,

Что сколько умъ свой ни тревожимъ,

Но кроме немощи своей

Постигнуть ничего не можемъ..

Судьба проклятая людей!

И разсудительней инаго

Писца, магистра, богослова:

Меня сомненья не страшатъ,

Ни черный бесъ, ни мрачный адъ;

Зато не занятъ я собою,

Своей ученостью, мечтою

Людей дивить, образовать

И имъ Богъ-весть что возвещать.

Нетъ у меня казны, палаты,

Замены нетъ за все утраты --

И псу не жить какъ я живу!...

Кчему же медлить? призову

На помощь рой духовъ желанный,

Предамся магiи туманной

И, можетъ-быть, узнаю л

Тогда пружины бытiя.

Быть-можетъ, гордо я воспряну

И пересказывать не стану

Въ поту безсмысленнымъ глупцамъ

Въ обширныхъ недрахъ мiрозданья,

Душа, веселiя полна,

Тогда откроетъ все познанья

Законовъ вечныхъ семена,

Вещей всегдашнее начало,

И ужь не будетъ, какъ бывало,

Словами бедными играть.

О, еслибъ, ты въ последнiй разъ,

Луна, разсыпала сiянье

На бдящаго въ полночный часъ

Въ душевномъ горъ и страданьи!

Печальный другъ, какъ часто ты

Сiялъ съ эфирной высоты

На этотъ столь, загроможденный

Страницъ ученостью презренной!

Ахъ, еслибъ можно было мне

Теперь въ лазурной вышине,

Объятой тихими лучами,

Парить съ безсмертными духами

И освежить усталый взоръ,

Простясь съ наукою пустою,

Твоей целебною росою!

Увы, ужель все тамъ же я --

Въ глухой, заброшенной темнице,

Где тускло брежжеть лучь денницы,

По стекламъ крашеннымъ скользя,

Подъ этимъ сводомъ, где летаетъ

Одна удушливая пыль,

Где червь, и ржавчина, и гниль

На полкахъ книги пожираетъ,

Где перемешанны лежатъ:

Домашнiй, дедовскiй снарядъ,

Сосуды, банки, и студентовъ

Казна пустая инструментовъ?...

Вотъ мiръ, въ которомъ ты живешь,

И вотъ что жизнiю зовешь!

Ужель еще въ недоуменьи

У сердца спрашиваешь ты,

И въ жилахъ кровь безъ теплоты?

Дары зиждительной природы,

Для коимъ созданъ родъ людей,

Ты променялъ на мрачны своды,

На прахъ и остовы зверей!

Беги, лети въ тотъ мiръ созвучный,

И тамъ учись читать скрижаль,

Где Нострадамусъ своеручно

Загадку жизни начерталъ.

Твой духъ, природой вдохновенный,

Тогда узнаетъ ходъ светилъ --

И самъ съ духами дерзновенно

Заговоритъ въ избытке силъ.

Закрыты здесь душе стесненной

Волшебной книги письмена.

Я чувствую: вокругъ меня

Духовъ толпятся легiоны...

Ответствуйте, когда для васъ

Уже доступенъ Фауста гласъ!

Какъ счастливъ я, на книгу бросивъ взглядъ,

Какъ песъ дрожу наитiемъ священнымъ!

О, сколько онъ живительныхъ отрадъ

Мне въ сердце влилъ по жиламъ раскаленнымъ!

Не Богь ли начерталъ святыя письмена,

При коихъ грудь, забывъ мученья

И тихой радости полна

Какъ-бы во сне, безъ принужденья

Открыла таинства всемiрнаго творенья?

Не Богь ли я?... Исчезла тьма;

Природа дивная сама

Является душе, отбросивъ покрывало.

Ясна теперь загадка этихъ словъ,

И я постигнуль вдругъ премудрости начало:

"Доступенъ светлый мiръ духовъ,

"Разсей лишь мракъ своей темницы!

"Твой духъ стесненъ, не унывай!

"Крепися, школьникъ! и купай

"Земную грудь въ лучахъ денницы!"

Какъ все созданiя одно въ другомъ живутъ,

Какъ все въ единый мiръ сливается прекрасно,

Какъ силы горнiя между собой согласно

Златыя ведра подаютъ,

И, тиховодными крылами

Спускался съ небесъ надъ сушей и водами,

Въ водахъ и подъ землей

Поютъ всемiрный хоръ созвучными устами!

Какое зрелище!... Но, ахъ, однихъ очей

Насытить имъ для Фауста недовольно.

О, безграничный мiръ, изъ коего привольно

Текутъ все реки бытiя!

Тебя обнять не въ силахъ я;

Къ твоимъ сосцамъ, которыми всечасно

Питается земля и неба сводъ прекрасный,

Склонилась и моя алкающая грудь.

Они журчатъ, они текутъ,

Увы, мне ль одному томиться такъ напрасно!...

Спокойнее гляжу на эти письмена.

О, духъ земли! ты мне сроднее

Какъ чарка свежаго вина

Ты сердце укрепилъ, и взоръ мой веселее

Глядитъ въ яснеющую даль.

Во мне и сила и желанье

Отведать счастье и страданье,

Земныя радости, подлунную печаль.

И, если гневный Богъ дастъ волю урагану,

Корабль мой затрещитъ, но я робеть не стану!...

Чу! заронился лунный лучь

Подъ ризу тучь.

Лампада тмится,

Отвсюду паръ клубится.

Вокругъ чела

Трикраты обвилась огнистая стрела...

Какой-то холодъ изступленья

Схватилъ меня;

Я чувствую твое прикосновенье,

Разоблачись,

И взору смертнаго явись!

Дрожу священнымъ содроганьемъ...

Ты въ сердце распалилъ волшебныя мечты,

И я горю снедающимъ желаньемъ...

Явись! явись! и, если хочешь ты,

Готовъ я жертвовать тебе существованьемъ...

Кто зналъ меня?

Ужасный видъ!

Не ты ль привлекъ изъ сферы сокровенной

Меня на светь, взывая изступленiю?

И что жь?

Отстань! Твой взоръ мертвитъ!

Узреть мои взоръ, услышать голосъ мои:

На мощный зовъ я наконецъ склонился,

Явился я. - Что значить ужасъ твои,

О полубогъ? Где гордое призванье,

Где радостный восторгъ и груди трепетанье,

Въ которой целый мiръ ты создала и носилъ,

Лелеялъ пламенно и безразсудно мнилъ

Дышать, подобно намъ, всемiрною душою?...

Ты ль это, Фаустъ? Зачемъ же предо мною,

Внезапно ослабевъ, немеешь и молчишь?

Моимъ дыханьемъ пораженный,

Какъ-будто червь безкровный и презренный,

Отворотился ты и жалостно дрожишь!

Исчадье пламени! Твоей насмешки злобной

Я нестерплю: то Фаустъ, то духъ тебе подобный!

Въ стихiяхъ враждебныхъ, въ волнахъ бытiя

Присутствую я,

Рожденье, могила,

И радость и горе,

Предвечное море;

Въ станокъ ударяя,

Надъ тканью волнистой трудись безъ конца,

Пряду я одежду живую Творца.

О духъ недремлющiй, обнявшiй цветъ мiровъ,

Какъ близокъ я къ тебе, какъ я тебе подобенъ!

Ты равенъ лишь тому изъ выспреннихъ духовъ,

Котораго постичь способенъ:

Равняться можешь ли со мной?

Съ тобой?...

Зачемъ же нетъ? Отъ тварей естества

Одинъ я отличенъ подобьемъ Божества,

А ты свой ликъ отъ Фауста отвращаешь?

Проклятый стукъ! Какъ ты некстати возвещаешь

Помощника моихъ студенческихъ заботъ!

Сухой педантъ какъ мышь опять ко мне ползетъ --

И разлетелися волшебныя виденья,

Какъ легкiй дымъ, какъ сновиденья!...

По-Гречески читали вы сейчасъ,

И, декламируя, вникали въ духъ поэта.

Позвольте мне обезпокоить васъ,

Спроситься вашего совета

Въ искусстве чтенiя: необходимъ для света

И этотъ умственный запасъ.

Не даромъ говорятъ: отличный комедьантъ

Пастору иногда служить бы могъ примеромъ.

Конечно такъ, когда подъ изуверомъ

Сокрытъ презренный плутъ, обманщикъ, сикофантъ.

Сбирая скудный даръ познанiй щепетильныхъ,

На мiръ взираемъ мы въ день праздничный слегка,

И зрительной трубой следимъ издалека

Людей, на коихъ умъ и вечныя сомненья

Мы действовать должны посредствомъ убежденья.

Когда для васъ сокрытъ источникъ вдохновенья,

Не вамъ людей порабощать

Красноречивыми словами,

Не вамъ въ избытке силъ играть

Ихъ побежденными сердцами.

Питайтесь крошками пировъ,

Чужимъ живите достояньемъ,

Но отъ похищенныхъ даровъ

Не воскурится дымъ святымъ благоуханьемъ.

Съ однихъ детей и обезьянъ

Сбирайте удивленья дань,

Когда вамъ лестны ихъ отзывы.

Но лишь душевные порывы

Тотъ чувствомъ движетъ и владеетъ...

Завидую тому, кто риторъ иль пiитъ,

Словами звучными витiйствовать умеетъ.

Поверь мне, жертвовать мечтамъ

Своею выгодой смешно и безразсудно.

Въ науке счастiя не подражай глупцамъ:

Разсудку здравому постичь ее не трудно.

За славой не гонись, не трать напрасныхъ словъ

Но къ делу будь всегда готовъ.

Противны вычуры бездушныхъ разсужденiй,

Заемные листки чужихъ произведенiй:

Витiеваты вы какъ бури хладный свистъ,

Срыпающiй съ деревъ сухой, осеннiй листъ.

Какъ быть! Обширенъ кругъ познанiй,

А наша жизнь летитъ стрелой!

Сиди хоть до поры ночной

А техъ высотъ не досягнуть,

Где первобытный ключь сокрытъ подъ облаками.

Едва, едва пустились въ путь --

А смерть, глядишь, стоить ужь за плечами.

Ужель мечтаешь ты разсеять сонмы тучь,

Въ листахъ пергаментныхъ ученость почерпая?

Но знай, когда въ тебе небьеть священный ключь,

Ты жаждать осужденъ, въ наукахъ утопая.

Вы правы! Но ужель не согласитесь въ томъ,

Что сладко въ духъ временъ мечтой переноситься

И, въ древнихъ мудрецахъ порывшися, гордиться

Живымъ столетiемъ и собственнымъ умомъ,

Науки двинувшимъ, такъ быстро и далеко?

Не правда ли, до звездъ ужасно какъ высоко?..

Мой другъ! вековъ минувшихъ бытъ

Отъ насъ какъ таинство закрыть.

Свой духъ, въ которомъ отражаемъ

Временъ сгустившiйся туманъ.

Везде вдаемся мы въ обманы

Ученый роется какъ мышь въ подвалахъ грязныхъ,

Сбирая кое-где вековъ зарытый соръ --

Тамъ прагмагическiй, велеречивый вздоръ,

А здесь событiе средь повестей несвязныхъ,

И все потомъ, скливь на собственный свой ладъ,

Изъ жизни делаетъ ветошный маскерадь.

Но мiръ и человекъ, души его движенья

Ужель прилежнаго не стоять изученья?

Сперва мне растолкуй, что значить изучать?

Кто будетъ истину везде провозглашать?

Немногiе толпе безумно расточали

Избытокъ разума, души священный кладъ.

Но ихъ повсюду жгли, повсюду распинали...

Любезный другъ! пора беседу кончить намъ:

Забывъ полночный сонъ, какъ я охотно внемлю

Глубокомысленнымъ, не суетнымъ речамъ!

Заутра первый день Христова воскресенья:

Съ вопросами опять надняхъ явлюся къ вамъ,

Въ надежде мудрое услышать разрешенье:

Въ наукахъ многое успелъ я разобрать,

Но ненасытный умъ хотелъ бы все обнять.

Въ безмозглой голове, какъ пчелы золотыя,

Мечты копышатся и сладостно жужжатъ:

Онъ жадною рукой зарытый ищетъ кладъ

И тешится, отрывъ лишь черви дождевые.

Давно ли надо мной толпился рой духовъ,

Но ихъ разсеяло глупца прикосновенье!

На этотъ разъ прими мое благодаренье,

О ты, презреннейшiй изъ всехъ земныхъ сыновъ!

Внезапно отвратилъ ты отъ груди моей.

Увы, я чуть дышалъ, раздавленный пигмей,

Гигантскимъ призракомъ какъ громомъ пораженный!

Не я ли, созданный во славу Божества,

Ужь невозбранно зрелъ въ зерцале правды вечной

Все то, что подлежитъ законамъ естества?

Не я ли выше звездъ и выше херувима

Зиждительнымъ крыломъ природу обнималъ"

Уже съ безсмертными амврозiю вкушалъ,

Незримой силою на небо возносимый?

Но громозвучный гласъ изрекъ мой приговоръ --

И я паденiемъ означилъ свой позоръ.

Меня безумнаго надежды обманули --

Я могъ привлечь тебя, но удержать могу ли?

Стремясь къ тебе, я былъ въ одинъ и тотъ же мигъ

Такъ слабъ ничтожностью, такъ дерзостью великъ!

Ты оттолкнулъ меня всесильною пятою

Въ тотъ мiръ, где человекъ сражается съ судьбою.

Тобой отверженный, къ кому прибегну я?

Какъ и бездействiе, мешаютъ намъ деянья

Въ пути земнаго бытiя.

Вотще высокое мы духомъ постигаемъ,

Стараясь воспарить изъ нищеты мiрской;

Когда стремясь къ добру, мы цели достигаемъ,

Тогда все лучшее намъ кажется мечтой.

Толпа прекрасная душевныхъ сновиденiй!

Пугливо прячется отъ жизненныхъ волненiи.

Высокъ, могущественъ фантазiи полетъ,

Когда къ звездамъ она свободно возлегаетъ,

Но въ скромный уголокъ она же путь склоняетъ

Утратить счастiе въ потоке бурныхъ летъ.

Тогда печаль гнездо свиваетъ

На глубине измученной души

И насъ преследуетъ средъ шума и въ тиши.

Везде, подъ всякою личиной --

Подъ видомъ женщины, въ младенческихъ чертахъ,

Въ дому иль при дворе, въ огне или въ пучине,

Въ отраве иль въ мече, она наводитъ страхъ.

Владея жизнiю, о жизни воздыхаемъ!

Нетъ, чувство сильное не даромъ мне вещаетъ,

Что я не Богъ, а червь, презренный сынъ земли,

Питомецъ бренiя, котораго въ пыли

Подошва странника на-веки погребаетъ!

Не пыль, не прахъ ли и не тленъ

Все то, что взоромъ обнимаю

На грязныхъ полкахъ этихъ стенъ?

Чего такъ пламенно желаю,

Найду ли въ книгахъ здесь?.. Что пользы въ нихъ прочесть

Въ десятый, въ сотый разъ одну и ту же весть,

Что всюду человекъ томился и терзался,

Что где-то невзначай счастливецъ обретался.

Что такъ насмешливо ты смотришь на меня,

О черепъ, смертiю давно опустошенный?

И твой однажды мозгъ, мечтою обольщенный,

Стремился къ истине, искалъ сiянье дня,

Но въ лоно сумрака все глубже погружался!..

Снарядъ искусственныхъ вальковъ,

И ты ученому въ посмешище достался.

Хитро придуманъ ты, но ключъ твои не помогъ

Раскрыть таинственный замокъ:

Подъ светлымъ солнцемъ утаила

Отъ насъ природа свои тайникъ;

Никто изъ смертныхъ не проникъ

Въ ту дверь, которую не потрясетъ и сила

Железныхъ рычаговъ!.. О дедовскiй снарядъ!

Куда деваться мне съ тобою?...

Столетнiй блокъ, висящiй надо мною,

Какъ задымилъ тебя полночный лампы чадъ!

Не лучше ли прожить скудельное именье,

Чемъ смерти ждать въ трудахъ, въ пыли, въ самозабвеньи?..

Какъ цепь колодника, владельца бременитъ

Ненужное добро. Одно употребленье

Одушевляетъ то, что случай намъ даритъ...

Но отчего мой взоръ въ тотъ уголъ устремился?

Магнитомъ на меня тамъ действуетъ сосудъ.

Мой духъ веселiемъ внезапно озарился,

Склонившись предъ тобой, тебя беру я въ руки

Съ подобострастiемъ, магическiй бокалъ,

Венецъ премудрости, венецъ земной науки!

Ты долго подъ стекломъ безъ пользы сохранялъ

Чудесныхъ зелiй сокъ, исполненный дремоты

И смертоносныхъ силъ. Въ тебе теперь заботы

Хочу я потопить. Едва лишь на стене

Тебя завиделъ я - и легче стало мне:

Взволнованный потокъ въ груди моей стихаетъ;

Въ открытый океанъ мечта меня стремитъ,

Тамъ море зеркаломъ у ногъ моихъ лежитъ

И къ новымъ берегамъ день новый призываетъ.

Уже спустилася, какъ-будто съ облаковъ,

Ко мне крылатая возница пламенея:

Къ эфирнымъ высотамъ подняться я готовъ,

И снова действовать свободно, не робея.

Божественный восторгъ! о слабый червь, и ты

Упьешься имъ, какъ духъ нетленный,

Лишь только отъ земли презренной

Вломися приступомъ, не трепещи войти

Въ те страшныя врата, которыхъ осторожно

Обходитъ человекъ. Ему ли невозможно

Съ богами наравне достоинствомъ блистать?

Делами мужества пора намъ доказать,

Что не страшимся мы разсеять мракъ пещеры,

Где грезятся глупцу ужасныя химеры;

Что мы безтрепетно идемъ въ отверстье врать,

Где предпрiятiе достойно исполненья,

Хотябъ намъ и грозилъ уделъ уничтоженья!

Огбрось, отбрось теперь футляръ старинный свой

И выходи на светъ, давно забытый мной

Торжественный бокалъ! Ты щеголялъ, бывало,

На дедовскихъ пирахъ и чистотой кристалла

И сладостнымъ виномъ, когда въ кругу гостей

Заздравной чашею ты обходилъ друзей.

Края, покрытые резьбою драгоценной,--

Обычай ихъ красу стихами прославлять

И разомъ весь бокалъ геройски осушать

Когда я молодъ быль. Какъ прежде, вдохновенный,

Теперь не стану я ни петь, ни подносить

Товарищамъ тебя. Готовъ я осушить

Чреватое стекло, въ которомъ зеленеетъ

Хмельное вещество, составленное мной.

Кто выпьетъ этотъ сокъ, тотъ мигомъ опьянеетъ...

Приветствуя восходъ денницы золотой,

Я пью въ последнiй разъ изъ чаши роковой!

Христосъ воскресъ!

Пойте, о смертные,

Песни победныя!

Узы наследныя,

Тяжко-заветныя

Рушились днесь!

Христосъ воскресъ!

Отъ устъ моихъ отторгиваетъ чашу?...

Гудятъ колокола, и не во-славу ль нашу

Везде разносятъ весть о Пасхе пресвятой?..

Какъ утешительно то ангельское пенье,

Которое съ небесъ, надъ сенью гробовой,

Однажды предрекло, разсеявъ мракъ ночной,

Союзу новому благое исполненье!...

Зачемъ призывный гласъ, небесъ отрадный звукъ,

Ты въ прахе посетилъ питомца дольнихъ мукъ,

Я слышу весть твою, но ахъ, безъ упованья!

Пусть мягкосердыя тебя поймутъ созданья,

Молитвой пламенной къ Спасителю летя.

Кто чуда не призналъ, тотъ не имеетъ веры:

Оно ея любви милейшее дитя.

О, мне ли воспарить къ пределамъ чистой сферы,

Откуда ты звучишь какъ вестникъ неземной?

Но съ отроческихъ летъ я былъ знакомъ съ тобою

И снова къ жизни ты обратною стезею

Влечешь мой слабый духъ, встревоженный мечтой.

Какъ-будто нисходилъ небесный поцелуй,

И гулъ колоколовъ, какъ шопотъ райскихъ струй,

Вливалъ въ земную грудь святыя наслажденьи!

О, непонятное, но сладкое стремленье,

Какъ сильно ты влекло безпечнаго тогда

Въ поляны, въ темный лесъ, въ ущелья горъ - туда,

Где сердце юноши мiръ целый создавало

И слезы теплыя въ восторге проливало!

Такъ, некогда и мне сей голосъ возвещали

И игры детскiя и праздники весенни

Воспоминанiемъ теперь онъ оковалъ

Надъ бездною мой шагъ отчаянный, последнiй.

О песни сладкiя, звучите надо мной!

Я снова слезы лью... Земля! я снова твой!

Зачемъ въ ту сторону, друзья?

Пойдемте къ мельнице тропинками лесными.

Нехудо бы въ зверинецъ заглянуть.

Туда ведетъ прескучный путь.

А ты куда?

Да вотъ за ними.

Что призадумались? Въ Бургдорфъ сходить бы намъ

Краснее девушки, хмельнее пиво тамъ,

Шумнее схватки съ молодцами.

Ахъ, ты гуляка записной,

Ужь видно чешется опять затылокъ твой!

Боюсь туда тащиться съ вами.

Ни шагу далее. Прости, иду назадъ.

У этихъ тополей онъ ждетъ насъ непременно.

Какая прибыль мне, что ты сыскала кладъ?

Онъ твой танцоръ, твой проводникъ безсменный;

Онъ за тобой шатается какъ тень --

Глядеть на то мне, право, лень.

Нетъ, подожди; довольна будешь имъ:

Сюда придетъ курчавый съ нимъ.

Скорей за ними въ следъ! Вонъ идутъ две белянки.

Мои вкусъ неприхотливъ, и я на все готовъ:

Люблю хмельной табакъ, да пива целый штофъ,

Да свежiй поцелуй разряженной служанки.

Взгляни-ка на повесъ: ведь это право срамъ!

За челядью простой не стыдно ль имъ гоняться?

Могли бы въ обществе хорошемъ показаться,

А врядъ ли дикарей хоть разъ увидишь тамъ!

Куда торопишься? Вотъ парочка за нами:

Одна изъ нихъ соседка мне;

Въ наряде, скромными шагами

Бредутъ тихохонько одне,

А, можетъ-быть, пойдутъ и съ нами.

Съ мещанками плохой разсчетъ;

Меня ихъ взоръ не соблазняетъ;

Простая жь девушка въ субботу полъ мететъ,

А въ день свободный отъ работъ

Нежнее всехъ тебя голубитъ и ласкаетъ.

Нетъ, черезъ чуръ храбриться сталъ

Нашъ бургомистръ съ-техъ-поръ какъ въ почести попалъ.

Поразсмотри-ка ты дела его поближе:

Какую городу онъ пользу принесетъ?

Начальству кланяться велитъ какъ можно ниже,

И вдвое податей беретъ.

О госпожи и господа!

Богатствомъ вашимъ ослепленный,

Взываетъ къ вамъ старикъ презренный:

Его преследуетъ нужда.

Лишь тотъ прямое счастье знаетъ,

Чья благодетельна рука,

Кто въ общiй праздникъ наделяетъ

Богатой жатвой бедняка.

Признаться, страхъ люблю окончить день воскресный

Беседой о войне, объ ужасахъ ея,

Тогда-какъ въ Турцiи, далеко въ поднебесной,

Течетъ среди полей кровавая струя.

Межъ-темъ, любуяся красивыми судами

Надъ синею рекой, за рюмочкой вина,

Стоишь-себе спокойно у окна,

Следя за струйками глазами.

Потомъ подъ вечерокъ пускаешься домой,

Благословляя мiръ и векъ свой золотой.

Соседъ, и я готовъ на этомъ помириться.

Пускай ихъ режутся въ далекой стороне,

Пускай у нихъ все дномъ вертится,

Лишь только бы у насъ все шло по старине.

Подъ этой дымкою какая кровь играетъ!

Кто не сойдетъ съ узы отъ прелестей такихъ!

Но что за строгой видъ? старушка ли не знаетъ

Желанья скрытныя красавицъ молодыхъ?

Агафья! при людяхъ подальше отъ колдуньи.

Я первая бегу отъ ведьмы записной,

Хотя, по милости услужливой вещуньи,

На святкахъ мой женихъ мне снился какъ живой.

А мне такъ въ зеркале она же показала

Его воинскiй станъ въ кругу богатырей;

Но сколько милаго теперь я ни искала,

Башни строптивыя

Стенъ крепостныхъ,

Очи спесивые

Девъ молодыхъ!

Сладостно храброму

Васъ покорять,

Сладостно воину

Васъ целовать.

Музыка бранная

Чуть загремитъ,

Къ смерти, къ веселiю

Храбрый летитъ.

Сколько превратностей

Въ жизни солдатъ!

Много опасностей,

Много наградъ.

Крепости зубчатую

Девъ-обольстительницъ

Тамъ полонивъ,

Мы же веселыя

Песни поемъ,

Снова на родину

Дружно идемъ.

Разбила река ледяные затворы,

Весны миловидное солнце упревъ;

На нивахъ надежда лелеетъ посевъ;

Седая зима удалилася въ горы:

Ослабшая, тамъ истощаетъ свои гневъ.

Оттуда она иногда посылаетъ

На юныхъ луговъ зеленеющiй скатъ

Снежокъ перелетный, крупичатый градъ.

Но солнце весь мiръ оживлять начинаетъ,

Безцветныхъ предметовъ не терпитъ оно;

Когда же въ земле еще дремлетъ зерно

Изъ хладныхъ покоевъ на встречу лучей

Въ блестящiя ткани одетыхъ людей.

Теперь оглянись! Вонь тамъ подъ горою

Увидишь какъ дружно иль мрачныхъ порогъ,

Въ поляхъ разсыпаясь шумящей толпою.

Пестрея выходить разгульный народъ.

Все празднуютъ вкупе Христа воскресенье,

Для всехъ настаютъ беззаботные дни;

Покинувъ на время свое заточенье,

Не къ новой ли жизни воскресли они?

Изъ-подъ мрака навесовъ и кровлей тяжелыхъ,

Изъ улицъ тесныхъ и невеселыхъ,

Изъ ночи таинственной древнихъ церквей --

Все появились на светъ лучей.

Смотри же, смотри, какъ волнистой толпою

Народъ разбивается между садовъ,

Какъ по реке одна за другою

Следуютъ лодки веселыхъ пловцовъ.

А вотъ и последнiй челнокъ, утопая,

Даже, въ горахъ отдаленныхъ мелькая,

Платья пестреютъ, народъ бредетъ.

Какъ шумно въ селе молодежь веселится,

Смотря на нее, и старикъ молодится.

Здесь каждый въ довольстве проводить свой векъ,

Я здесь на свободе, я здесь человекъ!

Пойти съ ученымъ прогуляться

И наставительно и лестно для меня;

Но не охотникъ я но деревнямъ шататься;

Отъ сельскихъ праздниковъ бегу, какъ отъ огня.

Забавы грубыя, и кеглей стукотня,

И скрыпъ гудковъ, и песни удалыя

Противны мне: какъ духи злые

Беснуются и пляшутъ и кричатъ;

Имъ весело, а мне такъ сущiй адъ!

Ученый мужъ! спасибо вамъ

За честь, оказанную намъ.

Знать непротивенъ шумъ народный.

Примите жь кубокъ круговой

Съ единодушною мольбой,

Чтобъ онъ не только жажду вашу

Струей прохладной утолилъ,

Но чтобы Царь небесныхъ силъ

Но мере капель въ этой чаше

Дней вашихъ долю продолжить.

Охотно кружку осушаю,

Друзья, и счастья вамъ желаю!

Какъ любо намъ смотреть на васъ

Среди народа въ добрый часъ

Темъ более, что въ дни печали

Вы насъ унылыхъ утешали!

Отъ смерти лютой вашъ отецъ

Избавилъ многихъ въ ту годину,

Когда народную кручину

Въ больницы чумныя входили

И вы тогда во цвете летъ;

За трупомъ трупы выносили --

Но изъ жилища страшныхъ бедъ

Безвредно вышелъ нашъ хранитель:

Спасавшаго сберегъ Спаситель!

Да здравствуетъ тотъ мужъ на добрыя дела,

Чья добрая рука намъ помощь подала!

Творцу хваленье подобаетъ:

Лишь Онъ хранитъ и наставляетъ!

Гордись, великiй мужъ, собой,

Толпы внимая восклицаньямъ!

Счастливъ, кто славою такой

Обязанъ редкимъ дарованьямъ!

Явился ты - и старъ и младъ

Вокругъ тебя тесниться радъ.

Седой старикъ, поднявши руку,

Затихли пляски и гудокъ;

Народъ сбегается въ кружокъ,

На воздухъ шапками бросая

И какъ царя тебя встречая.

Къ пригорку ближнему ведетъ отсюда путь:

Тамъ скоро можемъ мы отъ шума отдохнуть....

Молитвой и постомъ въ то время изнуренный,

Надеждами богатъ и верой подкрепленный,

Задумчивъ, одинокъ, тамъ часто начиналъ

У неба я молить конецъ чуме ужасной

Слезами, вздохами... Но было все напрасно!

Теперь же похваламъ сей черни я внималъ

Какъ-будто едкой укоризне...

О, еслибы ты могъ событья прежней жизни,

Въ моей груди сокрытыя прочесть,

Оне бъ тебе всю истинну открыли!

Тогда бъ увиделъ ты, какъ мало эту честь

И я и мой отецъ въ народе заслужили.

И добросовестно, умомъ обыкновеннымъ,

Мiрскимъ, невдохновеннымъ

Старался изучать природы стройный чинъ.

Къ нему сбиралися адепты

Въ лабораторiю, на тайны естества,

Писали длинные рецепты

И разнородныя сливали вещества.

Со Львомъ случая красноватымъ

Лилеи чистый цветъ въ разстворе тепловатомъ

И жаркимъ пламенемъ пахнувъ изъ горна въ ни.въ,

Они изъ куба въ кубъ прилежно пыли ихъ.

Когда жъ царица молодая,

Цветами пестрыми блистая,

На дне являлась наконецъ,

Въ ней силъ целебныхъ образецъ

Они вотще найти мечтали.

Больные между-темъ какъ мухи умирали,

И хоть бы кто разведать могъ,

Кому лекарство было впрокъ.

Такъ пуще бедственной пумы

Въ угодность адскимъ навожденьямъ

Тогда свирепствовали мы.

Я самъ на смерть поилъ отравой

Число несметное людей:

Никто не всталъ съ одра, а намъ - убiйцамъ слава

Грешитъ въ устахъ обманутыхъ судей!

Не продавайтесь ложной муке.

Поверьте мне, тотъ честiю поступалъ,

Кто добросовестно условья исполнялъ

Ему обещанной науки.

Отцовскимъ опытнымъ словамъ

Охотно юноша почтительный внимаетъ;

Потомъ, познанiй кругъ распространивши самъ,

Онъ къ цели выспренней потомковъ направляетъ.

Влаженъ, кто сохранилъ надежды даръ златой,

Надъ кемъ не тяготить туманный мiръ сомненiи,

Какъ жалкiе слепцы, мы векъ проводимъ свой,

Все намъ доступное съ презреньемъ отвергая

И къ недоступному желанья устремляя....

Но вечереетъ день. Безумно отравлять

Печальной думою святую благодать..

Смотри какъ на заре багровое светило

Леса и хижины сiянiемъ покрыло,

Какъ медленно течетъ - и въ дальнiе края

Готовится нести зародышъ бытiя.

О, еслибы теперь полетомъ безконечнымъ

Я могъ парить за нимъ и зреть въ мерцаньи вечномъ

Успокоенный мiръ, лежащiй подо мной,

Въ объятьяхъ вечера уснувшiя долины,

Въ серебрянныхъ водахъ последнiй лучъ златой

И жаркимъ пурпуромъ покрытыя стремнины!

Шагнувъ черезъ хребты и бездны дикихъ горъ,

Уже я опустилъ свой удивленный взоръ

На синiя моря, на теплые заливы.

Но лучезарный богъ исчезнулъ торопливо,

За вечною зарей спешу ему воследъ.

Передо мною день, ночь темная за мною,

Сводъ неба надъ челомъ и волны подъ стопою.

Виденье чудное! о мимолетный сонъ!

Увы, нашъ духъ одинъ быть можетъ окрыленъ,

И крыльевъ нетъ у насъ телесныхъ!

Но кто же въ пажитяхъ небесныхъ

Врожденнымъ чувствомъ не паритъ,

Тогда-какъ жавронокъ, въ лазури утопая,

Весенней песнiю гремитъ,

Когда орелъ, крылами помавая,

Кружится долго надъ скалой,

И плавно журавли протяжною грядой,

Черезъ озера и поляны,

Летятъ на родину, въ полуденныя страны!..

Случается, и я какъ-будто самъ не свой;

Но странностей такихъ не знаю за собой.

Въ лесу и на лугахъ частёхонько скучаю,

Другой, духовный мiръ меня къ себе манитъ;

Онъ въ ночи зимнiя прiютъ мой украшаетъ

И по составамъ кровь ровнее разливаетъ,

Когда надъ книгою мой быстрый взоръ бежитъ

Съ одной е границы на другую.

Какъ вы на небеса, съ восторгомъ онъ глядитъ

На рукопись старинную, святую.

Одною страстiю твоя пылаетъ грудь.

Страшись знакомиться съ другою!

Но две души въ груди моей живутъ:

Оне, увы, въ раздоре межъ собою!

Къ мiрскимъ потребностямъ привязана одна

Любовью грубой и телесной,

Другая въ горькiй мiръ мечтой увлечена,

Стремится къ прадедамъ, къ обители небесной.

О, если въ воздухе, межъ небомъ и землей,

Въ эфире золотомъ духовъ витаетъ рой,

Да слышитъ онъ мое призванье!

На новый пиръ существованья!

Когда бъ волшебный плащь теперь меня умчалъ

Въ пределы чуждые, къ заоблачному мiру,

Я плащъ таинственный тогда бъ не променялъ

За все, что ценитъ светъ, за царскую порфиру!

Нетъ, не зови испытаннымъ духовъ;

Ихъ сонмы злобные нашъ воздухъ отягчаютъ

И жителямъ земли отъ всехъ ея концовъ

Всегдашней гибелью лукаво угрожаютъ.

Отъ севера они кидаютъ жало въ насъ

Изъ лютыхъ челюстей, осыпанныхъ зобами;

Съ востока, засухой незримо ополчась

Спираютъ нашу грудь тлетворными парами;

Отъ юга, изъ пустынь, надъ нашей головой

Лишь только соберутъ лучей каленыхъ зной --

И вдругъ отъ запада ихъ влажныя станицы,

На мигъ намъ освеживъ усталыя зеницы,

Ужь козни новыя готовятъ здесь и тамъ

Старался вредить, они послушны намъ;

Ничто не можетъ быть коварнее и краше

Ихъ словъ предательскихъ, какъ-будто отъ небесъ

Внушенныхъ генiямъ, блюстителямъ созданья..

Но ужь пора домой. Темнеетъ долъ и лесъ

И веетъ сыростью туманный часъ мерцанья.

Отрадно вечеромъ подъ кровлей отдохнуть.

Но что же медлишь ты? нора пуститься въ путь

Чему такъ въ сумракахъ твой долгiй взоръ дивится?

Смотри, какъ черный песъ по пажитямъ кружится.

Давно его заметилъ я.

Что поразило въ немъ тебя?

Взгляни-ка что за зверь и что за образина?

Не зверь, а пудель, какъ другой;

Онъ крадется чутьемъ по следу господина.

Все уже, все тесней, спиральными кругами

Мелькая мимо насъ, сближается онъ съ нами.

Мне даже чудится, что огненной чертой

Означенъ бегъ его проворный.

Въ моихъ глазахъ одинъ лишь пудель черный;

Ты ослепленъ несбыточной мечтой.

Ужель не видишь ты, какъ онъ нетерпеливо

Въ магическихъ сетяхъ запутать хочетъ насъ?

На незнакомцевъ онъ косится боязливо

И делаетъ прыжки, поднять не смея глазъ.

Уже стесняетъ онъ свой бегъ кругообразный,

И вотъ у нашихъ ногъ.

Не призракъ безобразный,

Ворчитъ, ласкается и шевелитъ хвостомъ.

Поди сюда! ступай за нами!

Искусный пудель какъ смешонъ

Своею хитростью, прыжками:

Остановился ты - и неподвиженъ онъ;

Ты приласкалъ его словами --

Онъ лезетъ на тебя, въ глаза тебе глядитъ,

Ты совершенно правъ: собачьи все уловки.

Не самобытный духъ, въ немъ сила дрессировки.

Съ усмешкою глядитъ и самъ мудрецъ суровый.

Достоинъ онъ вниманья твоего,

Студентовъ школьникъ образцовый.

Э. Губертъ.