Отрывки из "Фауста"

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Гёте И. В., год: 1806
Примечание:Перевод: И. А. Бека
Категория:Стихотворение

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Отрывки из "Фауста" (старая орфография)

ОТРЫВКИ ИЗ "ФАУСТА".

НОЧЬ.

Фауст с выражением безпокойства сидит перед столиком под высокими сводами узкой готической комнаты.

С какою пламенною любовью
Философическим мечтам
И медицине и правам,
Увы, и даже богословью
Учился я! Что пользы в том?
Остался тем же я глупцом,
Хотя в ученое сословье
И принят доктором. Убив
Уж десять лет на пустословье,
Туда, сюда, и вкось и вкривь
Я за нос школьников вожу --
А все, как прежде, нахожу,
Что сколько ум свой ни тревожим,
Но кроме немощи своей
Постигнуть ничего не можем..
Судьба проклятая людей!
И разсудительней иного
Писца, магистра, богослова:
Меня сомненья не страшат,
Ни черный бес, ни мрачный ад;
Зато не занят я собою,
Своей ученостью, мечтою
Людей дивить, образовать
И им Бог-весть что возвещать.
Нет у меня казны, палаты,
Замены нет за все утраты --
И псу не жить как я живу!...
Кчему же медлить? призову
На помощь рой духов желанный,
Предамся магии туманной
И, может-быть, узнаю л
Тогда пружины бытия.
Быть-может, гордо я воспряну
И пересказывать не стану
В поту безсмысленным глупцам
В обширных недрах мирозданья,
Душа, веселия полна,
Тогда откроет все познанья
Законов вечных семена,
Вещей всегдашнее начало,
И ужь не будет, как бывало,
Словами бедными играть.
О, еслиб, ты в последний раз,
Луна, разсыпала сиянье
На бдящого в полночный час
В душевном гор и страданьи!
Печальный друг, как часто ты
Сиял с эфирной высоты
На этот столь, загроможденный
Страниц ученостью презренной!
Ах, еслиб можно было мне
Теперь в лазурной вышине,
Объятой тихими лучами,
Парить с безсмертными духами
И освежить усталый взор,
Простясь с наукою пустою,
Твоей целебною росою!
Увы, ужель все там же я --
В глухой, заброшенной темнице,
Где тускло брежжеть лучь денницы,
По стеклам крашенным скользя,
Под этим сводом, где летает
Одна удушливая пыль,
Где червь, и ржавчина, и гниль
На полках книги пожирает,
Где перемешанны лежат:
Домашний, дедовский снаряд,
Сосуды, банки, и студентов
Казна пустая инструментов?...
Вот мир, в котором ты живешь,
И вот что жизнию зовешь!
Ужель еще в недоуменьи
У сердца спрашиваешь ты,
И в жилах кровь без теплоты?
Дары зиждительной природы,
Для коим создан род людей,
Ты променял на мрачны своды,
На прах и остовы зверей!
Беги, лети в тот мир созвучный,
И там учись читать скрижаль,
Где Нострадамус своеручно
Загадку жизни начертал.
Твой дух, природой вдохновенный,
Тогда узнает ход светил --
И сам с духами дерзновенно
Заговорит в избытке сил.
Закрыты здесь душе стесненной
Волшебной книги письмена.
Я чувствую: вокруг меня
Духов толпятся легионы...
Ответствуйте, когда для вас
Уже доступен Фауста глас!

Он открывает книгу, и глазам его попадается изображение макрокосма.

Как счастлив я, на книгу бросив взгляд,
Как пес дрожу наитием священным!
О, сколько он живительных отрад
Мне в сердце влил по жилам раскаленным!
Не Богь ли начертал святые письмена,
При коих грудь, забыв мученья
И тихой радости полна
Как-бы во сне, без принужденья
Открыла таинства всемирного творенья?
Не Богь ли я?... Исчезла тьма;
Природа дивная сама
Является душе, отбросив покрывало.
Ясна теперь загадка этих слов,
И я постигнуль вдруг премудрости начало:
"Доступен светлый мир духов,
"Разсей лишь мрак своей темницы!
"Твой дух стеснен, не унывай!
"Крепися, школьник! и купай
"Земную грудь в лучах денницы!"

Фауст разсматривает изображение.

Как все создания одно в другом живут,
Как все в единый мир сливается прекрасно,
Как силы горния между собой согласно
Златые ведра подают,
И, тиховодными крылами
Спускался с небес над сушей и водами,
В водах и под землей
Поют всемирный хор созвучными устами!
Какое зрелище!... Но, ах, одних очей
Насытить им для Фауста недовольно.
О, безграничный мир, из коего привольно
Текут все реки бытия!
Тебя обнять не в силах я;
К твоим сосцам, которыми всечасно
Питается земля и неба свод прекрасный,
Склонилась и моя алкающая грудь.
Они журчат, они текут,
Увы, мне ль одному томиться так напрасно!...

Спокойнее гляжу на эти письмена.
О, дух земли! ты мне сроднее
Как чарка свежого вина
Ты сердце укрепил, и взор мой веселее
Глядит в яснеющую даль.
Во мне и сила и желанье
Отведать счастье и страданье,
Земные радости, подлунную печаль.
И, если гневный Бог даст волю урагану,
Корабль мой затрещит, но я робеть не стану!...
Чу! заронился лунный лучь
Под ризу тучь.
Лампада тмится,
Отвсюду пар клубится.
Вокруг чела
Трикраты обвилась огнистая стрела...
Какой-то холод изступленья
Схватил меня;
Я чувствую твое прикосновенье,
Разоблачись,
И взору смертного явись!
Дрожу священным содроганьем...
Ты в сердце распалил волшебные мечты,
И я горю снедающим желаньем...
Явись! явись! и, если хочешь ты,
Готов я жертвовать тебе существованьем...

Схватив книгу, он произносит таинственно изображение духа. Внезапно показывается красноватое пламя и в нем дух земли.

Дух.

Кто знал меня?

Фауст (отворачиваясь)

Ужасный вид!

Дух

Не ты ль привлек из сферы сокровенной
Меня на светь, взывая изступлению?
И что жь?

Фауст.

Отстань! Твой взор мертвит!

Дух.

Ты звал меня, без отдыха стремился
Узреть мои взор, услышать голос мои:
На мощный зов я наконец склонился,
Явился я. - Что значить ужас твои,
Где радостный восторг и груди трепетанье,
В которой целый мир ты создала и носил,
Лелеял пламенно и безразсудно мнил
Дышать, подобно нам, всемирною душою?...
Ты ль это, Фауст? Зачем же предо мною,
Внезапно ослабев, немеешь и молчишь?
Моим дыханьем пораженный,
Как-будто червь безкровный и презренный,
Отворотился ты и жалостно дрожишь!

Фауст.

Исчадье пламени! Твоей насмешки злобной
Я нестерплю: то Фауст, то дух тебе подобный!

Дух.

В стихиях враждебных, в волнах бытия
Присутствую я,
Незримая сила,
Рожденье, могила,
И радость и горе,
Предвечное море;
В станок ударяя,
Пряду я одежду живую Творца.

Фауст.

О дух недремлющий, обнявший цвет миров,
Как близок я к тебе, как я тебе подобен!

Дух.

Ты равен лишь тому из выспренних духов,
Которого постичь способен:
Равняться можешь ли со мной?

(Исчезает).

Фауст.

С тобой?...
Зачем же нет? От тварей естества
Один я отличен подобьем Божества,
А ты свой лик от Фауста отвращаешь?

(Стучатся в дверь).

Проклятый стук! Как ты некстати возвещаешь
Помощника моих студенческих забот!
Сухой педант как мышь опять ко мне ползет --
И разлетелися волшебные виденья,
Как легкий дым, как сновиденья!...

Вагнер.

По-Гречески читали вы сейчас,
И, декламируя, вникали в дух поэта.
Позвольте мне обезпокоить вас,
Спроситься вашего совета
В искусстве чтения: необходим для света
И этот умственный запас.
Не даром говорят: отличный комедьант
Пастору иногда служить бы мог примером.

Фауст.

Конечно так, когда под изувером
Сокрыт презренный плут, обманщик, сикофант.

Вагнер.

Увы, что делать нам! Трудясь в музеях пыльных,
Сбирая скудный дар познаний щепетильных,
На мир взираем мы в день праздничный слегка,
И зрительной трубой следим издалека
Людей, на коих ум и вечные сомненья
Мы действовать должны посредством убежденья.

Когда для вас сокрыт источник вдохновенья,
Не вам людей порабощать
Красноречивыми словами,
Не вам в избытке сил играть
Их побежденными сердцами.
Питайтесь крошками пиров,
Чужим живите достояньем,
Но от похищенных даров
Не воскурится дым святым благоуханьем.
С одних детей и обезьян
Сбирайте удивленья дань,
Когда вам лестны их отзывы.
Но лишь душевные порывы
На душу действуют; кто чувствами кипит,
Тот чувством движет и владеет...

Вагнер.

Завидую тому, кто ритор иль пиит,
Словами звучными витийствовать умеет.

Фауст.

Своею выгодой смешно и безразсудно.
В науке счастия не подражай глупцам:
Разсудку здравому постичь ее не трудно.
За славой не гонись, не трать напрасных слов
Но к делу будь всегда готов.
Противны вычуры бездушных разсуждений,
Заемные листки чужих произведений:
Витиеваты вы как бури хладный свист,
Срыпающий с дерев сухой, осенний лист.

Вагнер.

Как быть! Обширен круг познаний,
А наша жизнь летит стрелой!
Сиди хоть до поры ночной
Среди ученых разысканий,
А тех высот не досягнуть,
Где первобытный ключь сокрыт под облаками.
Едва, едва пустились в путь --
А смерть, глядишь, стоить ужь за плечами.

Фауст.

В листах пергаментных ученость почерпая?
Но знай, когда в тебе небьеть священный ключь,
Ты жаждать осужден, в науках утопая.

Вагнер.

Вы правы! Но ужель не согласитесь в том,
Что сладко в дух времен мечтой переноситься
И, в древних мудрецах порывшися, гордиться
Живым столетием и собственным умом,
Науки двинувшим, так быстро и далеко?

Фауст.

Не правда ли, до звезд ужасно как высоко?..
Мой друг! веков минувших быт
От нас как таинство закрыть.
За дух времен мы часто принимаем
Свой дух, в котором отражаем
Времен сгустившийся туман.
Везде вдаемся мы в обманы
Ученый роется как мышь в подвалах грязных,
Сбирая кое-где веков зарытый сор --
А здесь событие средь повестей несвязных,
И все потом, скливь на собственный свой лад,
Из жизни делает ветошный маскерадь.

Вагнер.

Но мир и человек, души его движенья
Ужель прилежного не стоять изученья?

Фауст

Сперва мне растолкуй, что значить изучать?
Кто будет истину везде провозглашать?
Немногие толпе безумно расточали
Избыток разума, души священный клад.
Но их повсюду жгли, повсюду распинали...
Любезный друг! пора беседу кончить нам:
Уж ночь глубокая спустилася на землю.

Вагнер.

Забыв полночный сон, как я охотно внемлю
Глубокомысленным, не суетным речам!
Заутра первый день Христова воскресенья:
С вопросами опять наднях явлюся к вам,
В науках многое успел я разобрать,
Но ненасытный ум хотел бы все обнять.

(Уходит).

Фауст (один).

В безмозглой голове, как пчелы золотые,
Мечты копышатся и сладостно жужжат:
Он жадною рукой зарытый ищет клад
И тешится, отрыв лишь черви дождевые.
Давно ли надо мной толпился рой духов,
Но их разсеяло глупца прикосновенье!
На этот раз прими мое благодаренье,
О ты, презреннейший из всех земных сынов!
Кинжал отчаянья безумством изощренными
Внезапно отвратил ты от груди моей.
Увы, я чуть дышал, раздавленный пигмей,
Гигантским призраком как громом пораженный!
Не я ли, созданный во славу Божества,
Ужь невозбранно зрел в зерцале правды вечной
Все то, что подлежит законам естества?
Зиждительным крылом природу обнимал"
Уже с безсмертными амврозию вкушал,
Незримой силою на небо возносимый?
Но громозвучный глас изрек мой приговор --
И я падением означил свой позор.
Меня безумного надежды обманули --
Я мог привлечь тебя, но удержать могу ли?
Стремясь к тебе, я был в один и тот же миг
Так слаб ничтожностью, так дерзостью велик!
Ты оттолкнул меня всесильною пятою
В тот мир, где человек сражается с судьбою.
Тобой отверженный, к кому прибегну я?
Везде, везде одни страданья!
Как и бездействие, мешают нам деянья
В пути земного бытия.
Вотще высокое мы духом постигаем,
Стараясь воспарить из нищеты мирской;
Когда стремясь к добру, мы цели достигаем,
Тогда все лучшее нам кажется мечтой.
Пугливо прячется от жизненных волнении.
Высок, могуществен фантазии полет,
Когда к звездам она свободно возлегает,
Но в скромный уголок она же путь склоняет
Утратить счастие в потоке бурных лет.
Тогда печаль гнездо свивает
На глубине измученной души
И нас преследует сред шума и в тиши.
Везде, под всякою личиной --
Под видом женщины, в младенческих чертах,
В дому иль при дворе, в огне или в пучине,
В отраве иль в мече, она наводит страх.
Без горя плачем мы, без раны изнываем,
Владея жизнию, о жизни воздыхаем!
Нет, чувство сильное не даром мне вещает,
Что я не Бог, а червь, презренный сын земли,
Питомец брения, которого в пыли
Подошва странника на-веки погребает!
Не пыль, не прах ли и не тлен
На грязных полках этих стен?
Чего так пламенно желаю,
Найду ли в книгах здесь?.. Что пользы в них прочесть
В десятый, в сотый раз одну и ту же весть,
Что всюду человек томился и терзался,
Что где-то невзначай счастливец обретался.
Что так насмешливо ты смотришь на меня,
О череп, смертию давно опустошенный?
И твой однажды мозг, мечтою обольщенный,
Стремился к истине, искал сиянье дня,
Но в лоно сумрака все глубже погружался!..
Снаряд искусственных вальков,
Колес зубчатых и винтов,
И ты ученому в посмешище достался.
Хитро придуман ты, но ключ твои не помог
Раскрыть таинственный замок:
Под светлым солнцем утаила
От нас природа свои тайник;
Никто из смертных не проник
Железных рычагов!.. О дедовский снаряд!
Куда деваться мне с тобою?...
Столетний блок, висящий надо мною,
Как задымил тебя полночный лампы чад!
Не лучше ли прожить скудельное именье,
Чем смерти ждать в трудах, в пыли, в самозабвеньи?..
Как цепь колодника, владельца бременит
Ненужное добро. Одно употребленье
Одушевляет то, что случай нам дарит...
Но отчего мой взор в тот угол устремился?
Магнитом на меня там действует сосуд.
Мой дух веселием внезапно озарился,
Как месячным лучом, лесной, угрюмый путь.
Склонившись пред тобой, тебя беру я в руки
С подобострастием, магический бокал,
Венец премудрости, венец земной науки!
Ты долго под стеклом без пользы сохранял
Чудесных зелий сок, исполненный дремоты
И смертоносных сил. В тебе теперь заботы
Тебя завидел я - и легче стало мне:
Взволнованный поток в груди моей стихает;
В открытый океан мечта меня стремит,
Там море зеркалом у ног моих лежит
И к новым берегам день новый призывает.
Уже спустилася, как-будто с облаков,
Ко мне крылатая возница пламенея:
К эфирным высотам подняться я готов,
И снова действовать свободно, не робея.
Божественный восторг! о слабый червь, и ты
Упьешься им, как дух нетленный,
Лишь только от земли презренной
От солнца красного свой взор отвороти!
Вломися приступом, не трепещи войти
В те страшные врата, которых осторожно
Обходит человек. Ему ли невозможно
С богами наравне достоинством блистать?
Делами мужества пора нам доказать,
Что не страшимся мы разсеять мрак пещеры,
Что мы безтрепетно идем в отверстье врать,
Где предприятие достойно исполненья,
Хотяб нам и грозил удел уничтоженья!
Огбрось, отбрось теперь футляр старинный свой
И выходи на свет, давно забытый мной
Торжественный бокал! Ты щеголял, бывало,
На дедовских пирах и чистотой кристалла
И сладостным вином, когда в кругу гостей
Заздравной чашею ты обходил друзей.
Края, покрытые резьбою драгоценной,--
Обычай их красу стихами прославлять
И разом весь бокал геройски осушать
Напоминают мне те ночи незабвенны,
Когда я молод быль. Как прежде, вдохновенный,
Теперь не стану я ни петь, ни подносить
Товарищам тебя. Готов я осушить
Чреватое стекло, в котором зеленеет
Хмельное вещество, составленное мной.
Кто выпьет этот сок, тот мигом опьянеет...
Я пью в последний раз из чаши роковой!

Фауст подносит к устам чашу, наполненную ядом.

Звон колоколов и пенье хоров.

Хор ангелов.

Христос воскрес!
Пойте, о смертные,
Песни победные!
Узы наследные,
Тяжко-заветные
Рушились днесь!
Христос воскрес!

Фауст.

Какой внезапный звон, торжественный, густой,
От уст моих отторгивает чашу?...
Гудят колокола, и не во-славу ль нашу
Везде разносят весть о Пасхе пресвятой?..
Как утешительно то ангельское пенье,
Которое с небес, над сенью гробовой,
Однажды предрекло, разсеяв мрак ночной,
Зачем призывный глас, небес отрадный звук,
Ты в прахе посетил питомца дольних мук,
Я слышу весть твою, но ах, без упованья!
Пусть мягкосердые тебя поймут созданья,
Молитвой пламенной к Спасителю летя.
Кто чуда не признал, тот не имеет веры:
Оно её любви милейшее дитя.
О, мне ли воспарить к пределам чистой сферы,
Откуда ты звучишь как вестник неземной?
Но с отроческих лет я был знаком с тобою
И снова к жизни ты обратною стезею
Влечешь мой слабый дух, встревоженный мечтой.
Бывало на меня, в субботний час моленья,
Как-будто нисходил небесный поцелуй,
И гул колоколов, как шопот райских струй,
Вливал в земную грудь святые наслажденьи!
О, непонятное, но сладкое стремленье,
Как сильно ты влекло безпечного тогда
В поляны, в темный лес, в ущелья гор - туда,
И слезы теплые в восторге проливало!
Так, некогда и мне сей голос возвещали
И игры детския и праздники весенни
Воспоминанием теперь он оковал
Над бездною мой шаг отчаянный, последний.
О песни сладкия, звучите надо мной!
Я снова слезы лью... Земля! я снова твой!

ЗА ГОРОДСКИМИ ВОРОТАМИ.

Толпа гуляющого народа разных сословий.

Несколько подмастерьев.

Зачем в ту сторону, друзья?

Другие.

Идем в трактир соседняго ручья.

Первые.

Пойдемте к мельнице тропинками лесными.

Один из подмастерьев.

Нехудо бы в зверинец заглянуть.

Другой.

Туда ведет прескучный путь.

Оба.

Третий.

Да вот за ними.

Четвертый.

Что призадумались? В Бургдорф сходить бы нам
Краснее девушки, хмельнее пиво там,
Шумнее схватки с молодцами.

Пятый.

Ах, ты гуляка записной,
Ужь видно чешется опять затылок твой!
Боюсь туда тащиться с вами.

Служанка.

Ни шагу далее. Прости, иду назад.

Другая.

У этих тополей он ждет нас непременно.

Первая.

Какая прибыль мне, что ты сыскала клад?
Он твой танцор, твой проводник безсменный;
Он за тобой шатается как тень --
Глядеть на то мне, право, лень.

Нет, подожди; довольна будешь им:
Сюда придет курчавый с ним.

Школьники.

Скорей за ними в след! Вон идут две белянки.
Мои вкус неприхотлив, и я на все готов:
Люблю хмельной табак, да пива целый штоф,
Да свежий поцелуй разряженной служанки.

Горожанка.

Взгляни-ка на повес: ведь это право срам!
За челядью простой не стыдно ль им гоняться?
Могли бы в обществе хорошем показаться,
А вряд ли дикарей хоть раз увидишь там!

Второй школьник (к первому).

Куда торопишься? Вот парочка за нами:
Одна из них соседка мне;
В наряде, скромными шагами
Бредут тихохонько одне,
А, может-быть, пойдут и с нами.

С мещанками плохой разсчет;
Меня их взор не соблазняет;
Простая жь девушка в субботу пол метет,
А в день свободный от работ
Нежнее всех тебя голубит и ласкает.

Горожанин.

Нет, через чур храбриться стал
Наш бургомистр с-тех-пор как в почести попал.
Поразсмотри-ка ты дела его поближе:
Какую городу он пользу принесет?
Начальству кланяться велит как можно ниже,
И вдвое податей берет.

Нищий (поет.)

О госпожи и господа!
Богатством вашим ослепленный,
Взывает к вам старик презренный:
Его преследует нужда.
Лишь тот прямое счастье знает,
Чья благодетельна рука,
Богатой жатвой бедняка.

Другой горожанин.

Признаться, страх люблю окончить день воскресный
Беседой о войне, об ужасах её,
Тогда-как в Турции, далеко в поднебесной,
Течет среди полей кровавая струя.
Меж-тем, любуяся красивыми судами
Над синею рекой, за рюмочкой вина,
Стоишь-себе спокойно у окна,
Следя за струйками глазами.
Потом под вечерок пускаешься домой,
Благословляя мир и век свой золотой.

Третий горожанин.

Сосед, и я готов на этом помириться.
Пускай их режутся в далекой стороне,
Пускай у них все дном вертится,
Лишь только бы у нас все шло по старине.

Старуха (к горожанкам).

Кто не сойдет с узы от прелестей таких!
Но что за строгой вид? старушка ли не знает
Желанья скрытные красавиц молодых?

Горожанка.

Агафья! при людях подальше от колдуньи.
Я первая бегу от ведьмы записной,
Хотя, по милости услужливой вещуньи,
На святках мой жених мне снился как живой.

Другая.

А мне так в зеркале она же показала
Его воинский стан в кругу богатырей;
Но сколько милого теперь я ни искала,
Не вижу ни его, ни смелых усачей.

Солдаты (поют.)

Башни строптивые
Стен крепостных,
Очи спесивые
Дев молодых!
Вас покорять,
Сладостно воину
Вас целовать.
Музыка бранная
Чуть загремит,
К смерти, к веселию
Храбрый летит.
Сколько превратностей
В жизни солдат!
Много опасностей,
Много наград.
Крепости зубчатую
В прах обратив,
Дев-обольстительниц
Там полонив,
Мы же веселые
Песни поем,
Снова на родину
Дружно идем.

Фауст.

Разбила река ледяные затворы,
Весны миловидное солнце упрев;
На нивах надежда лелеет посев;
Седая зима удалилася в горы:
Ослабшая, там истощает свои гнев.
Оттуда она иногда посылает
На юных лугов зеленеющий скат
Снежок перелетный, крупичатый град.
Но солнце весь мир оживлять начинает,
Безцветных предметов не терпит оно;
Когда же в земле еще дремлет зерно
И сад без цветов, оно вызывает
Из хладных покоев на встречу лучей
В блестящия ткани одетых людей.
Теперь оглянись! Вонь там под горою
Увидишь как дружно иль мрачных порог,
В полях разсыпаясь шумящей толпою.
Пестрея выходить разгульный народ.
Для всех настают беззаботные дни;
Покинув на время свое заточенье,
Не к новой ли жизни воскресли они?
Из-под мрака навесов и кровлей тяжелых,
Из улиц тесных и невеселых,
Из ночи таинственной древних церквей --
Все появились на свет лучей.
Смотри же, смотри, как волнистой толпою
Народ разбивается между садов,
Как по реке одна за другою
Следуют лодки веселых пловцов.
А вот и последний челнок, утопая,
Чуть под тяжелым грузом плывет.
Даже, в горах отдаленных мелькая,
Платья пестреют, народ бредет.
Как шумно в селе молодежь веселится,
Смотря на нее, и старик молодится.
Здесь каждый в довольстве проводить свой век,
Я здесь на свободе, я здесь человек!

Пойти с ученым прогуляться
И наставительно и лестно для меня;
Но не охотник я но деревням шататься;
От сельских праздников бегу, как от огня.
Забавы грубые, и кеглей стукотня,
И скрып гудков, и песни удалые
Противны мне: как духи злые
Беснуются и пляшут и кричат;
Им весело, а мне так сущий ад!

Старик.

Ученый муж! спасибо вам
За честь, оказанную нам.
Душе высокой, благородной
Знать непротивен шум народный.
Примите жь кубок круговой
С единодушною мольбой,
Чтоб он не только жажду вашу
Струей прохладной утолил,
Но чтобы Царь небесных сил
Дней ваших долю продолжить.

Фауст.

Охотно кружку осушаю,
Друзья, и счастья вам желаю!

Старик.

Как любо нам смотреть на вас
Среди народа в добрый час
Тем более, что в дни печали
Вы нас унылых утешали!
От смерти лютой ваш отец
Избавил многих в ту годину,
Когда народную кручину
Преодолел он наконец.
В больницы чумные входили
И вы тогда во цвете лет;
За трупом трупы выносили --
Но из жилища страшных бед
Безвредно вышел наш хранитель:
Спасавшого сберег Спаситель!

Все.

Чья добрая рука нам помощь подала!

Фауст.

Творцу хваленье подобает:
Лишь Он хранит и наставляет!

Вагнер.

Гордись, великий муж, собой,
Толпы внимая восклицаньям!
Счастлив, кто славою такой
Обязан редким дарованьям!
Явился ты - и стар и млад
Вокруг тебя тесниться рад.
Седой старик, поднявши руку,
Тебя показывает внуку.
Затихли пляски и гудок;
Народ сбегается в кружок,
На воздух шапками бросая
И как царя тебя встречая.

Фауст.

К пригорку ближнему ведет отсюда путь:
Молитвой и постом в то время изнуренный,
Надеждами богат и верой подкрепленный,
Задумчив, одинок, там часто начинал
У неба я молить конец чуме ужасной
Слезами, вздохами... Но было все напрасно!
Теперь же похвалам сей черни я внимал
Как-будто едкой укоризне...
О, еслибы ты мог событья прежней жизни,
В моей груди сокрытые прочесть,
Оне б тебе всю истинну открыли!
Тогда б увидел ты, как мало эту честь
И я и мой отец в народе заслужили.
Отец мой был простой, но добрый гражданин,
И добросовестно, умом обыкновенным,
Мирским, невдохновенным
Старался изучать природы стройный чин.
К нему сбиралися адепты
В лабораторию, на тайны естества,
Писали длинные рецепты
Со Львом случая красноватым
Лилеи чистый цвет в разстворе тепловатом
И жарким пламенем пахнув из горна в ни.в,
Они из куба в куб прилежно пыли их.
Когда ж царица молодая,
Цветами пестрыми блистая,
На дне являлась наконец,
В ней сил целебных образец
Они вотще найти мечтали.
Больные между-тем как мухи умирали,
И хоть бы кто разведать мог,
Кому лекарство было впрок.
По здешним долам и селеньям
Так пуще бедственной пумы
В угодность адским навожденьям
Тогда свирепствовали мы.
Я сам на смерть поил отравой
Число несметное людей:
Никто не встал с одра, а нам - убийцам слава

Вагнер.

Не продавайтесь ложной муке.
Поверьте мне, тот честию поступал,
Кто добросовестно условья исполнял
Ему обещанной науки.
Отцовским опытным словам
Охотно юноша почтительный внимает;
Потом, познаний круг распространивши сам,
Он к цели выспренней потомков направляет.

Фауст.

Влажен, кто сохранил надежды дар златой,
Над кем не тяготить туманный мир сомнении,
Кто всплыть надеется над морем заблуждений!
Как жалкие слепцы, мы век проводим свой,
Все нам доступное с презреньем отвергая
И к недоступному желанья устремляя....
Но вечереет день. Безумно отравлять
Печальной думою святую благодать..
Смотри как на заре багровое светило
Как медленно течет - и в дальние края
Готовится нести зародыш бытия.
О, еслибы теперь полетом бесконечным
Я мог парить за ним и зреть в мерцаньи вечном
Успокоенный мир, лежащий подо мной,
В объятьях вечера уснувшия долины,
В серебрянных водах последний луч златой
И жарким пурпуром покрытые стремнины!
Шагнув через хребты и бездны диких гор,
Уже я опустил свой удивленный взор
На синия моря, на теплые заливы.
Но лучезарный бог исчезнул торопливо,
И я, восторженный, усилив свой полет,
За вечною зарей спешу ему вослед.
Передо мною день, ночь темная за мною,
Свод неба над челом и волны под стопою.
Виденье чудное! о мимолетный сон!
Увы, наш дух один быть может окрылен,
И крыльев нет у нас телесных!
Врожденным чувством не парит,
Тогда-как жавронок, в лазури утопая,
Весенней песнию гремит,
Когда орел, крылами помавая,
Кружится долго над скалой,
И плавно журавли протяжною грядой,
Через озера и поляны,
Летят на родину, в полуденные страны!..

Вагнер.

Случается, и я как-будто сам не свой;
Но странностей таких не знаю за собой.
В лесу и на лугах частёхонько скучаю,
А птицею парить я вовсе не желаю.
Другой, духовный мир меня к себе манит;
Он в ночи зимния приют мой украшает
И по составам кровь ровнее разливает,
Когда над книгою мой быстрый взор бежит
С одной е границы на другую.
Как вы на небеса, с восторгом он глядит

Фауст.

Одною страстию твоя пылает грудь.
Страшись знакомиться с другою!
Но две души в груди моей живут:
Оне, увы, в раздоре меж собою!
К мирским потребностям привязана одна
Любовью грубой и телесной,
Другая в горький мир мечтой увлечена,
Стремится к прадедам, к обители небесной.
О, если в воздухе, меж небом и землей,
В эфире золотом духов витает рой,
Да слышит он мое призванье!
Да увлечет к себе из родины земной
На новый пир существованья!
Когда б волшебный плащь теперь меня умчал
В пределы чуждые, к заоблачному миру,
Я плащ таинственный тогда б не променял
За все, что ценит свет, за царскую порфиру!

Вагнер.

Их сонмы злобные наш воздух отягчают
И жителям земли от всех её концов
Всегдашней гибелью лукаво угрожают.
От севера они кидают жало в нас
Из лютых челюстей, осыпанных зобами;
С востока, засухой незримо ополчась
Спирают нашу грудь тлетворными парами;
От юга, из пустынь, над нашей головой
Лишь только соберут лучей каленых зной --
И вдруг от запада их влажные станицы,
На миг нам освежив усталые зеницы,
Ужь козни новые готовят здесь и там
И потопляют нас, поля и жатвы наши.
Старался вредить, они послушны нам;
Ничто не может быть коварнее и краше
Их слов предательских, как-будто от небес
Внушенных гениям, блюстителям созданья..
Но ужь пора домой. Темнеет дол и лес
И веет сыростью туманный час мерцанья.
Но что же медлишь ты? нора пуститься в путь
Чему так в сумраках твой долгий взор дивится?

Фауст.

Смотри, как черный пес по пажитям кружится.

Вагнер.

Давно его заметил я.
Что поразило в нем тебя?

Фауст.

Взгляни-ка что за зверь и что за образина?

Вагнер.

Не зверь, а пудель, как другой;
Он крадется чутьем по следу господина.
И в нетерпении пускается стрелой.

Фауст.

Все уже, все тесней, спиральными кругами
Мелькая мимо нас, сближается он с нами.
Мне даже чудится, что огненной чертой
Означен бег его проворный.

Вагнер.

Ты ослеплен несбыточной мечтой.

Фауст.

Ужель не видишь ты, как он нетерпеливо
В магических сетях запутать хочет нас?

Вагнер.

На незнакомцев он косится боязливо
И делает прыжки, поднять не смея глаз.

Фауст.

Уже стесняет он свой бег кругообразный,
И вот у наших ног.

Вагнер.

Не призрак безобразный,
А пес перед тобой. Видна собака в нем:
Ворчит, ласкается и шевелит хвостом.

Фауст.

Поди сюда! ступай за нами!

Вагнер.

Искусный пудель как смешон
Своею хитростью, прыжками:
Ты приласкал его словами --
Он лезет на тебя, в глаза тебе глядит,
За тростью в воду побежит.

Фауст.

Ты совершенно прав: собачьи все уловки.
Не самобытный дух, в нем сила дрессировки.

Вагнер.

На пса ученого, на шалости его
С усмешкою глядит и сам мудрец суровый.
Достоин он вниманья твоего,
Студентов школьник образцовый.

Э. Губерт.

"Современник", т. VI, 1837