Торквато Тассо. Действие второе

Я неуверенно иду, княжна,

Тебе вослед, и смутных мыслей рой

В моей душе несется в беспорядке,

Меня уединение манит

И шепчет мне: приди, и я развею

Сомненья, вставшие в твоей груди.

Но только на тебя я брошу взгляд,

Звук уст твоих поймаю чутким слухом,

Кругом меня сияет новый день,

И все оковы падают с меня.

Тебе признаюсь я, что человек,

Пришедший неожиданно, меня

От чудных грез сурово пробудил;

Все существо его и все слова

Меня так поразили, что себя

Я чувствую раздвоенным, и вновь

Да, невозможно, чтобы старый друг,

Что долго жил вдали иною жизнью,

В тот миг, когда он видит нас опять,

Таким же оказался, как и был.

Конечно, он внутри не изменился,

И пусть немного он побудет с нами,

В нем зазвучат те и другие струны.

И все их счастливо соединит

Гармония. Когда поближе он

Узнает то, что ты осуществил

За это время, он тебя поставит

С тем наравне, кого, как великана,

Тебе противопоставляет он.

Ах, эта Ариосту похвала

Из уст его была отрадна мне,

А не обидна. Что за утешенье

Нам узнавать про славу человека,

Которого мы чтим за образец!

Приобрети хоть часть его достоинств,

И славы часть тебе принадлежит.

Нет, что глубоко сердце взволновало,

Чем и теперь полна моя душа,

То - образ мира чудного того,

Что быстро и неутомимо вкруг

Великого, мудрейшего из смертных

Вращается и круг свой совершает,

Что предписать дерзает полубог.

Я жадно слушал и впивал слова

Уверенные опытного мужа,

Но - ax! - чем глубже вслушивался я,

Тем больше пред собой самим я падал,

Боясь, как эхо гор, навек исчезнуть,

Как слабый отзвук, как ничто, погибнуть.

Ты живо чувствовал еще недавно,

Как тесно связаны герой с поэтом

И как они один другого ищут;

Как ни прекрасны громкие дела,

Прекрасно также полноту деяний

Потомкам передать посредством песен.

С тебя довольно - в малом государстве,

Тебя хранящем, бурный мира бег,

Как с берега, спокойно созерцать

Не здесь ли я увидел в первый раз,

Как награждают храбрых? Лишь пришел

Я мальчиком неопытным сюда,

Как этот праздничный турниров шум

Феррару вашу средоточьем чести

Мне показал. Какой блаженный мир!

Арену, на которой во всем блеске

Была должна теперь явиться храбрость,

Круг замыкал, какого солнца свет

Не озарит вторично никогда.

Там женщины прекрасные сидели

И первые вельможи наших дней.

По их рядам носился в изумленье

Прислал их тесный, сжатый морем край,

Они все вместе образуют суд,

Который о заслуге и о чести

Последний произносит приговор.

Пройди ряды, и никого не встретишь,

Кто б мог стыдиться своего соседа!

И наконец раздвинулся барьер:

Чу, стук копыт, блестят щиты и шлемы,

Пажи столпились, грянула труба,

И копья затрещали, и, встречаясь,

Щиты и шлемы загудели, пыль

Окутала, мгновенно эакружась,

Победы честь, сраженного позор.

О, дай пред этим зрелищем прекрасным

Мне опустить завесу, чтобы я

Не чувствовал в блаженный этот миг,

Как недостоин я и как ничтожен.

Коль этот круг и славные деянья

То я тебе могла, мой юный друг,

Урок терпенья тихий дать в то время.

Те праздники, которые ты славишь,

Что восхваляли сотни языков

Передо мной, я не видала их.

В том тихом месте, где звучал чуть слышно

Мне отголосок счастья и утех,

Чтоб замереть, пришлось мне много скорби

И много грустных пережить раздумий,

Там образ смерти надо мной парил,

Широкими крылами закрывая

Надежду на прекрасный новый мир.

Он только постепенно исчезал,

Давая мне увидеть краски жизни, -

Как сквозь покров, хоть тускло, но отрадно,

Вновь форм живых я видела движенье,

Поддержанная женщинами, я

Впервые поднялась с одра болезни.

Лукреция, полна цветущей жизни,

Ты первый был, кто в этой новой жизни,

Неведомой, навстречу вышел мне.

Надеялась я для обоих нас,

И та надежда нас не обманула.

И я, людскою давкой оглушенный

И непривычным блеском ослеплен,

Волнуем бурей множества страстей,

По коридорам дремлющим дворца

С твоей сестрою молча рядом шел,

И только что ты в комнату вошла,

Ha женщин опираясь, о, какой

То был блаженный миг! Прости, прости!

Как исцеляет близость божества

Того, кто пьян безумною мечтой,

Так я от всех фантазий, ото всех

Моих страстей и ложных устремлений

Был исцелен, взглянув в твои глаза,

И если раньше тысяче предметов

Я страстное желанье расточал,

Познав одно, достойное желаний.

Так тщетно ищут на морском песке

Жемчужину, которая, сокрыта,

Спокойно дремлет в тихой скорлупе.

Тогда пришли златые времена.

Не будь в то время герцогом Урбино

Взята от нас сестра, то наши годы

В безоблачном бы счастье потонули.

Но нам теперь недостает - увы! -

Ее веселья, бодрости беспечной,

Ее очаровательных острот.

Я это слишком знаю: с той минуты,

Когда она уехала, никто

Не заменил тебе былую радость.

Как это грудь терзало мне! Не раз

Мою печаль вверял я тихой роще.

Ах, восклицал я, иль одна сестра

Была всем счастьем жизни для нее?

Доверия, и чувств, согласных боле

С твоей душой? Погасло ль остроумье?

И неужели женщина одна

Всем для тебя являлась? О, прости!

Порой я думал о себе, желая

Быть для тебя хоть малым чем-нибудь,

И не словами - делом я хотел

Тебе служить, доказывая в жизни,

Как это сердце предано тебе.

Но это мне не удавалось, я

Впадал в ошибки, часто оскорблял

Того, кто был тобой оберегаем,

Что разрешала ты, я только путал

И чувствовал, что только отдаляюсь,

Когда к тебе приблизиться хотел.

Не отрицала, Тассо, никогда

Я твоего желания и знаю,

Как ты себе вредишь усердно. Если

То ты не можешь после стольких лет

Сдружиться с кем-нибудь.

Брани меня!

Но укажи мне, где тот человек,

Та женщина, с которой, как с тобой,

Я мог бы говорить с открытым сердцем?

Доверься смело брату моему.

Он - князь мой! Но не думай, что меня

Порыв свободы дикой надмевает.

Не для свободы люди рождены;

Для благородных больше счастья нет,

Чем быть слугами преданными князя,

Он - повелитель мой, я ощущаю

Во всем объеме силу этих слов,

И я молчу, когда он говорит,

И слушаюсь, хоть этому порой

Противятся рассудок мой и сердце.

Теперь мы и Антонио имеем,

Ты друга в нем разумного найдешь.

Я сам так раньше думал, но теперь

Я сомневаюсь. Был бы мне полезен

Его совет! Ведь обладает он

Всем тем, что мне - увы! - недостает.

Но пусть все боги собрались с дарами,

Когда малюткой спал он в колыбели,

Но грации отсутствовали там.

А кто лишен даров красавиц этих,

Тот может много дать, владея многим,

Но на груди его не отдохнешь.

Ему поверить можно - это много.

Поверь, никто не может дать всего,

А этот даст все то, что обещает.

Как только станет другом он твоим,

Так он тебе придет на помощь сам.

Вы вместе быть должны. Я льщу себя

Но только не противься, как всегда.

И есть у нас еще Элеонора,

Она тонка, изящна, с ней легко

Живется. Ты не приближался к ней,

Как этого она сама хотела.

Я слушался тебя, иначе б я

Не приближался к ней, а отдалялся.

Хоть кажется пленительной она,

Но, сам не знаю почему, лишь редко

Я мог с ней откровенным быть; хотя

Она друзьям добро желает делать,

Намеренность расстраивает все.

Идя таким путем, мы никогда

Людей не встретим, Тассо! Этот путь

Уводит нас сквозь заросли кустов

В спокойные и тихие долины,

И все растет стремление в душе

Век золотой, что на земле утрачен,

Хотя попытка эта и бесплодна.

О, что ты говоришь, моя княжна!

О, век златой! Куда он улетел?

О нем вотще тоскуют все сердца!

Тогда свободно люди на земле,

Как их стада, утехам предавались.

И дерево старинное над лугом

Давало тень пастушке с пастушком.

Младой кустарник гибкими ветвями

Любовников уютно обвивал,

И ясный ключ в своем песчаном лоне

Шальную нимфу нежно обнимал.

И в зелени испуганно терялась

Безвредная змея, и дерзкий фавн

Пред мужественным юношей бежал.

Тогда все птицы в воздухе свободном

И каждый зверь в удольях и горах

Вещали: все позволено, что мило.

Лишь добрым возвратить его дано.

И я тебе мои открою мысли:

Тот век златой, которым нас поэты

Прельщают, так же мало был златым,

Как этот век, в котором мы живем,

А если был он вправду, то для нас

Он и теперь восстановиться может.

И ныне встреча родственных сердец

Дает вкусить блаженство тех времен.

Но изменить должны мы твой девиз:

«Позволено лишь то, что подобает».

О, если б благородными людьми

Произносился общий суд о том,

Что подобает! Но считают все

Пристойным то, что выгодно для них.

Мы видим, что для сильных и для умных

Нет непозволенного в этом мире.

Коль хочешь знать о том, что подобает,

Им в высшей мере свойственна забота,

Чтоб все дела пристойно шли кругом.

Приличие стеною окружает

Чувствительный и нежный пол, и где

Царит мораль, там царствуют они.

Где правит дерзость, там они - ничто.

И здесь различье двух полов: мужчина

Свободы ищет, женщина - добра.

Так, значит, мы бесчувственны, грубы?

Нет, вы стремитесь к отдаленным благам

И с силою стремиться к ним должны.

В вас дерзость есть для вечности работать,

Тогда как мы способны на земле

Иметь лишь ограниченное благо

И прочно им всегда владеть желаем.

Не можем верить мы мужскому сердцу,

Хоть отдалось оно нам горячо.

Проходит красота, а лишь она

Уж больше не прельщает и мертво.

Когда бы сердце женское ценить

Могли мужчины, если б понимали,

Какой прекрасный клад любви до гроба

Бывает скрыт у женщины в груди,

Когда бы вы в душе своей хранили

Воспоминанье о часах блаженства,

Когда бы проницательный ваш взор

Проник чрез ту завесу, что на нас

Набрасывает старость и болезнь,

И если б обладания покой

Не звал вас к новым, чуждым наслажденьям, -

Тогда для нас блеснул бы день прекрасный,

Мы праздновали бы златой наш век.

Ах, разбудила ты в моей груди

Наполовину спавшие тревоги!

Что думаешь? Открыто говори.

Слыхал давно я и опять услышал

И не слыхав, что знатные князья

Твоей руки желают! Ожиданье

Приводит нас в отчаянье и страх.

Естественно, что ты нас покидаешь;

Но трудно это нам перенести.

Спокоен будь пока, и я почти

Могу сказать: спокоен будь навеки.

Охотно здесь я навсегда останусь,

Ничто меня из этих мест не манит;

Коль вы меня хотите удержать,

Живите дружно и самим себе

Создайте счастье, радуя меня.

Учи меня возможное свершать!

Я посвятил тебе все дни и годы.

Когда тебя хвалить, благодарить

Я начал сердцем, понял в первый раз

Я чистое блаженство человека.

О, лишь в тебе постиг я божество!

От всех людей, как промысел верховный

Отличен от сознания и воли

Людей умнейших. Ведь привычно им,

Когда мы видим ярость буйных волн,

Да многое не обращать вниманья,

Не слышать бури под ногами их,

Которая нас повергает в прах,

Не слышать наши жалкие моленья,

Как бедным детям, нам предоставлять

Стенаньями и криком полнить воздух.

Божественная, ты меня терпела,

Подобно солнцу, осушал твой взор

Очей моих соленую росу.

Да, это справедливо, что нашел

Ты в женщинах друзей, ведь прославляет

твоя поэма их на все лады.

Ты их умел достойными любви

И благородными всегда представить;

Ей все простишь за прелесть и любовь.

За все, что в песнях отзвук находило,

Я лишь одной-единственной обязан!

Не образы туманные царили

Перед моим воображеньем, близясь

В сиянии и исчезая вдруг.

Я видел первообраз красоты

И добродетели перед глазами.

Что с ним согласно, то навек бессмертно:

Танкредова любовь к Кларинде, верность

Эрминии, сокрытая в тиши,

Величие Софронии, печаль

Олинда - это не мечты, не тени;

Они бессмертны, потому что есть.

И что достойней пережить столетья,

Влияя тихо на сердца, чем тайна

Любви возвышенной и благородной,

Прекрасной песни вверившей себя?

Еще в себе имеет эта песнь?

Она к себе все более влечет;

Мы слушаем и нечто понимаем,

Что поняли, то порицать не можем,

И этой песнью мы покорены.

Ты небо разверзаешь предо мной!

Не будь я этим мигом ослеплен,

Я б увидал, как в золотых лучах

Ко мне нисходит вечное блаженство.

Довольно, Тассо! Много есть вещей,

Доступных только бурному стремленью,

Другими же мы можем обладать

Лишь чрез умеренность и отреченье.

И таковы любовь и добродетель,

Родные сестры. Это не забудь!

Дерзнешь ли ты теперь, поднявши взоры,

Взглянуть кругом? Да, ты теперь один!

Бояться ли ты будешь этих счастья

Свидетелей, свидетелей немых?

Восходит ярко солнце новой жизни,

И этот день с былыми несравним.

Богиня подымает до небес

Простого смертного, и новый мир

Пред взорами моими восстает!

Желанье жаркое награждено!

Я грезил, что к блаженству близок я,

Но это счастье превзошло все грезы.

Слепорожденный представляет свет

И краски так, как хочет, но когда

Увидит день, он весь преображен.

Я смело, пьяный счастием, вступаю

На этот путь. Ты много мне даешь,

Как нам земля и небо расточают

Свои дары из щедрых рук, без меры,

И требуешь в ответ то, что по праву

Ты можешь требовать за дар великий.

Чтоб заслужить доверие твое.

Что сделал я, чтоб мог быть избран ею?

Что должен сделать, чтоб достойным быть?

Она тебе доверилась - и, значит,

Ты заслужил! Ее словам и взорам

Моя душа посвящена навек!

Всего, что хочешь, требуй, раз я твой!

Пошли меня опасностей и славы

Искать в далеких странах, протяни

Мне в тихой роще лиру золотую

Или пошли в награду мне покой, -

Я - твой, и делай из меня, что хочешь:

Сокровища души моей - твои.

О, если б некий бог мне даровал

И тысячу талантов, я б не мог

Благоговенье выразить мое.

Я кистью живописца и поэта

Устами сладкими, что вешним медом

Напитаны, хотел бы обладать!

И средь людей, печальный, одинокий!

Он не один, отныне он с тобой.

О, если бы передо мной предстал

Прекрасный подвиг в грозном окруженье

Опасностей! Я б ринулся к нему

И жизнью бы рискнул, что из твоих

Имею рук, я лучших бы людей

Потребовал в товарищи себе,

Чтоб невозможное с толпой друзей

По твоему исполнить мановенью.

Я поспешил. Зачем мои уста

Не скрыли чувств, пока я недостоин

Упасть к ее возлюбленным ногам?

Я так хотел, намеревался так,

Но все равно: прекрасней много раз

Подарок получить не по заслугам,

Чем понемногу грезить до тех пор,

Пока его потребовать мы вправе.

Грядущее раскрылось вширь и вдаль,

Тебя туда, где чудно и светло.

О, ширься, сердце! Счастия гроза,

Растенье это осчастливь! Оно

Уже стремится тысячью побегов,

Зацвесть готово, к чистым небесам.

Пусть принесет оно и плод и радость!

Пусть милая рука златой убор

Себе сорвет с богатых, свежих сучьев!

Привет! Тебя как будто в первый раз

Теперь я вижу, и ничей приход

Мне не был столь же радостен. Я знаю

Теперь тебя, достоинства твои.

Тебе без колебаний предлагаю

И сердце я и руку, от тебя

Того же жду.

Ты предлагаешь щедро

Но дай подумать, прежде чем принять их.

Не знаю я, могу ль тебе ответить

Таким же даром. Быть я не хочу

Поспешным слишком и неблагодарным.

Дай мне разумным быть за нас обоих.

Кто порицает разум? Каждый шаг

Показывает, как он нам полезен.

Но ведь порой велит сама душа

Оставить мелкую предосторожность.

Уж это дело наше: каждый сам

Свою ошибку будет искупать.

Да будет так! Я выполнил мой долг,

Не пренебрег советами княжны,

Которая желает нашей дружбы.

Я ничего не буду брать назад,

Но не хочу настаивать. Быть может,

Со временем ты будешь горячо

Искать даров, которые теперь

Умеренность холодностью зовут

Нередко те, кто за тепло считают

Случайный, скоропреходящий пыл.

Ты порицаешь то, что мне противно.

Я понимаю, как ни молод я,

Что длительность пеннее, чем порыв.

Весьма умно! Держись же этих мыслей!

И вправе ты советы мне давать,

Предостеречь, ведь опытность - твоя

Испытанная, верная подруга.

Но только знай, что сердце каждый час

Безмолвно внемлет предостереженьям

И тайно упражняет добродетель,

Которой строго учишь ты меня.

Самим собою заниматься нам

Весьма приятно, но не столь полезно.

Себя познать и часто мнит себя

То слишком малым, то - увы! - великим.

Лишь в людях можно познавать себя,

Лишь жизнь нас учит, что мы в самом деле.

С почтением я слушаю тебя.

И думаешь, внимая эти речи,

Совсем не то, что я хочу сказать.

Таким путем мы не сойдемся ближе.

И не добросердечно, не умно

Заранее отвергнуть человека.

Он будет тем, что есть. Из слов княжны

Тебя легко узнал я в тот же миг:

Я знаю, что желаешь ты добра,

Творишь его. Забывши о себе,

Ты думаешь и помнишь о других,

И на волнах колеблющейся жизни

Ты сердцем тверд. Таким тебя я вижу.

Как мог я не пойти тебе навстречу

Сокровище, хранимое тобой?

Ты не раскаешься, себя открывши,

И станешь другом мне, узнав меня,

А я давно в таком нуждаюсь друге.

Неопытности, юности моей

Я не страшусь: златые облака

Грядущего чело мне осеняют,

Прими, о благородный человек,

Меня на грудь и посвяти меня

В умеренное пользованье жизнью.

Ты требуешь в одно мгновенье то,

Что могут дать лишь время и старанье.

В одно мгновение дает любовь

То, что не может дать и долгий труд.

Я не прошу, но требовать я должен.

Во имя добродетели к тебе

Взываю я, что хочет дружбы добрых, -

Произнесу ль ее именованье?

Она желает нас с тобой свести.

Пойдем ее желанию навстречу!

Предстанем же друзьями пред богиней,

Предложим ей всю душу и услуги,

Соединившись для достойных дел!

Еще раз! Вот моя рука! Ударь!

Не отступай и не противься боле

И мне даруй прекрасную усладу

Людей хороших - лучшему отдаться

Без удержу, с доверьем беспредельным!

На всех ты парусах плывешь! Привык

Ты побеждать, повсюду находить

Широкий путь, растворенные двери.

Достоинств я твоих не отрицаю

И счастью рад, но слишком вижу я,

Как далеко стоим мы друг от друга.

Ты опытен и зрел, я ж никому

Не уступаю в мужестве и воле.

Но воля не всегда ведет к делам,

И мужество путей кратчайших ищет.

Кто прибыл к цели, заслужил венец,

Порой его лишается достойный.

Но также есть и легкие венцы,

Венцы другого рода: можно их

Удобно получать и на прогулке.

То, что дает богиня одному,

Другому в нем отказывая строго,

Не всякий может получить легко.

Коль это ты приписываешь счастью,

Я соглашусь: ведь выбор счастья слеп.

Повязку носит также справедливость

И закрывает взоры на обман.

Всегда счастливый превозносит счастье!

Ему приписывает сотню глаз,

Разумный выбор, строгое старанье,

Наградою считает скромный дар,

Случайное - заслуженным убором.

Ты высказался до конца. Довольно!

Я в сердце заглянул твое и знаю

Тебя навек. О, если б знала так

Тебя княжна! Не расточай же стрелы

Твоих коварных глаз и языка!

Ты тщетно мечешь их! Не попадают

Они в неувядаемый венок.

Будь так велик, чтобы отринуть зависть!

Тогда мой лавр оспаривать ты можешь,

Я свято чту его; но покажи

Мне человека, что достиг того,

К чему стремлюсь я, укажи героя,

Знакомого нам только по преданьям,

Поэта укажи, кого сравнить

С Гомером и Вергилием возможно,

И, наконец, такого человека,

Кто трижды эти лавры заслужил,

Их стыдно, и паду я на колени

Пред божеством, венчавшим мне главу;

Не прежде встану, чем она убор

С моей главы возложит на него.

Ты заслужил их, можешь быть уверен.

Я от суда не стану уклоняться,

Но я презрения не заслужил.

Меня мой князь признал венка достойным,

Он был сплетен рукой моей княжны,

Никто его оспаривать не смеет!

Такой высокий тон и страстный жар

Тебе не подобают в этом месте.

Мне подобает здесь все, что тебе.

Иль правда изгнана из этих мест?

Иль во дворце свободный дух закован,

Подавлен благородный человек?

Мне кажется, что здесь уместнее всего

Ужель она свой доступ не найдет?

Должна найти. Лишь благородство крови

Доселе приближало нас к князьям,

Но почему ж не чувство, что природой

Не в равной мере каждому дано,

Как и не всем - толпа великих предков?

Здесь робость чувствует одна ничтожность

И зависть, что сама себя срамит,

Как неприлично грязной паутине

Ползти по этим мраморным стенам.

Ты дал мне право пренебречь тобой!

Мальчишка бойкий, силой ты хотел

Стяжать доверие и дружбу мужа?

Иль наглостью своей кичишься ты?

То, что ты наглостью зовешь, милей,

Чем то, что я зову неблагородным,

Достаточно ты молод, чтоб тебя

Не так я юн, чтоб падать пред кумиром,

Довольно стар, чтобы давать отпор.

Где губ игра и струн решает дело,

Ты - гордый победитель и герой.

Хвалить не стану силу рук моих,

Она себя еще не доказала,

Но верю ей.

Ты веришь в дерзость счастья,

Щадившего тебя до этих пор.

Я чувствую теперь, что вырос я.

С тобой желал я менее всего

Игру оружья грозную изведать,

Но ты раздул во мне огонь, кипит

Вся кровь моя, болезненная жажда

Жестокой мести пенится в груди.

Когда ты смел, то выходи на бой!

кто ты и где стоишь.

Святилище не терпит оскорблений.

Ты этот храм поносишь и сквернишь.

Не я, кто шел тебе навстречу с даром

Доверия, почтенья и любви, -

Твой дух грязнит прекрасный этот рай,

И чистый зал сквернят твои слова,

А не волненье сердца моего,

Что и пятна малейшего не терпит.

Высокий дух в такой груди тщедушной!

Здесь место есть, чтоб ей вздохнуть свободно!

И чернь словами воздух потрясает.

Ты дворянин, как я? Так докажи.

Я дворянин, но знаю, где стою.

Пойдем со мной туда, где можно биться.

Ты требовать не вправе, я - идти.

Препятствие желательно для труса.

А трус грозит, где безопасен он.

В охране этих стен я не нуждаюсь.

Не в месте дело, а в тебе самом.

Прости, творец, что это я терпел.

Иди за мной, иль так, как ненавижу,

Тебя я вечно буду презирать!

Какую ссору я застал нежданно?

Ты видишь, князь, спокойно я стою

Пред тем, кто бешенством охвачен весь.

Меня смирил своим единым взглядом.

Антонио и Тассо, расскажите,

Как мог раздор проникнуть в этот дом?

Как он заставил умных двух людей

С пути добра, закона уклониться

В неистовство? Я в страшном изумленье.

Я верю, что ты нас не узнаёшь.

Вот этот человек, слывущий умным,

Воспитанным, со мною обошелся,

Как человек неблагородный, грубый.

С доверьем я приблизился к нему,

Он оттолкнул меня, и чем сердечней

Я шел к нему, тем он язвил все злее,

Пока во мне все капли крови в желчь

Не обратил. Прости! Меня застал

Ты в бешенстве, но он - всему виной:

Он раздувал огонь с такою силой,

Что он мою всю душу охватил

Высокий поэтический порыв

Его увлек с дороги! Ты с вопросом

Ко мне сначала обратился, князь,

Позволь теперь и мне промолвить слово.

Рассказывай, осмелься передать

Твой каждый слог и каждую манеру

Пред этим справедливым судией!

И выкажи себя во всей красе

Вторично! Я не стану отрицать

Ни одного биенья пульса, вздоха.

Коль говорить ты хочешь, говори,

А если нет, не прерывай меня.

Вопрос о том, кто первый начал спор,

Горячая ли эта голова

Иль я; кто был неправ - вопрос пространный.

И мы его оставим в стороне.

Как так? Мне первым кажется вопросом,

Нет, не совсем, как представляет ум

Разнузданный.

Твой знак

Я чту, мой князь, но пусть же он замолкнет;

Когда я кончу, пусть он продолжает,

А ты решишь. Я говорю одно:

Я не могу сейчас вступить с ним в тяжбу,

Ни обвинять, ни защищать себя,

Ни вызывать его на поединок.

Сейчас он - несвободный человек:

Над ним тяжелый властвует закон,

Его смягчить твоя лишь может милость.

Он мне грозил и звал на поединок,

Едва перед тобой он спрятал меч,

И если б между нами ты не встал,

Перед тобой, нарушивши мой долг.

Ты дурно поступил.

О государь,

Я верю, что меня ты оправдаешь;

Да, это правда: я ему грозил,

Я вызывал. Но ты не представляешь,

Как он язвил коварным языком:

Как быстро зуб его свой тонкий яд

Пролил мне в кровь, как лихорадку гнева

Он миг за мигом разжигал во мне!

Как холодно меня он доводил

До крайности! О, ты его не знаешь

И, верно, не узнаешь никогда!

Ведь я к нему с дарами дружбы шел,

Он мне с презреньем под ноги их бросил.

И если б я не воспылал душой,

То был бы я навеки недостоин

Закон дворца, то ты меня прости.

Я не могу ни на какой земле

Переносить такого униженья.

Коль это сердце пред тобой виновно,

Тогда наказывай меня, отвергни,

И я навек сокроюсь с глаз твоих.

Как юноша легко несет вину,

Ее, как пыль, с одежды, отряхая!

Здесь можно было б удивляться, но

Поэзия своей волшебной силой

Обычно любит с тем, что невозможно,

Вести игру. Но сомневаюсь я

Весьма, весьма, чтобы ты мог, мой князь,

Незначащим считать такое дело.

Величество защиту простирает

На каждого, кто, как к жилищу бога,

К его чертогам близко подошел.

Как пред святым подножьем алтаря,

Не блещет меч, не слышно грозных слов,

Не требует обида отомщенья.

Ведь есть довольно места на земле

Для ярости, не знающей прощенья,

Там трус не будет даром угрожать,

Твои отцы сложили эти стены

На камне безопасности; святыня

Их стережет; покой их обеспечен

Тяжелым и суровым наказаньем;

Тюрьма, изгнанье, смерть грозят виновному.

Здесь правил нелицеприятный суд,

Здесь кротость не удерживала право,

И сам преступник в страхе трепетал.

И после мира долгого ты видишь,

Как в царство добрых нравов ворвались

Безумие и ярость. Государь,

Решай, карай! Кто может пребывать

В границах долга, если не хранит

Его закон и сила государя?

Что б вы ни говорили, буду слушать

Я только голос собственной души.

Вы лучше бы исполнили свой долг,

Избавивши меня от приговора.

Здесь правда с кривдой тесно сплетены:

Коль оскорбил Антонио тебя,

Пусть даст тебе он удовлетворенье,

Какого ты потребуешь, а я

Хотел бы здесь посредником явиться.

И все-таки своим поступком, Тассо,

Ты заслужил оков. Тебя прощаю

И для тебя закон смягчаю строгий.

Покинь нас, Тассо! Оставайся дома

Под караулом собственным твоим.

И это твой судебный приговор?

Ты здесь не видишь кротости отца?

Я с этих пор не говорю с тобой.

О князь, твоим суровым словом я

Лишен свободы. Пусть же будет так!

Ты вправе. Чтя твое святое слово,

Я заглушу глубокий сердца ропот.

Но я теперь совсем не узнаю

Тебя, себя и этих мест прекрасных.

Но вот его я знаю хорошо…

Я слушаюсь, хоть мог сказать бы много

И должен бы! Мои уста немеют.

Ужели было преступленье здесь?

Я вам кажусь преступником, и что бы

Ни говорило сердце, я - в плену.

Ты это выше ценишь, чем я сам.

Мне непонятно, что все это значит,

Но нет, понятно, я ведь не дитя,

Пожалуй, я бы мог постигнуть это.

Мгновенно все в уме моем светлеет

И мраком застилается опять.

Довольно сказано ненужных слов!

Привыкни же теперь к повиновенью;

Бессильный, ты забыл, где ты стоял!

Чертог богов ты мнил на ровной почве.

Тебя удар внезапный ниспроверг.

Так повинуйся; подобает мужу

Тяжелое охотно исполнять.

Возьми же шпагу, данную тобой,

Когда я ехал вслед за кардиналом

Во Францию, ее я не прославил,

Не посрамил сегодня. Этот дар

Я отдаю с глубокой болью сердца.

Мое благоволенье ты забыл.

Мой жребий - слушаться без размышлений.

Увы! И от прекраснейшего дара

Судьба велит отречься мне теперь.

Не украшает пленников венок:

Я сам с чела снимаю украшенье,

Да, счастье получил я слишком рано,

Вознесся высоко, и слишком скоро

Я потерял его. Сам у себя

Я отнял то, что взять никто не может

И ни один не даст вторично бог.

Как дивно люди созданы: терпеть

Мы не могли б, когда б не наделила

Нас легкомыслием сама природа.

Нас горе научает расточать

Безумные дары, как бы играя:

Готовы сами руки мы раскрыть,

Чтобы они исчезли безвозвратно.

Я мой венок целую со слезою

И предаю забвенью! Это знак

Минутной слабости, но он прекрасен.

Как не рыдать, когда бессмертное

Не может разрушенья избежать?

Со шпагой этою соединись,

Которою ты не был завоеван.

Как на гробнице счастья и надежды!

К твоим ногам кладу их добровольно.

К чему оружье, если ты - во гневе?

К чему венок - отвергнутый тобой?

Иду в мой плен и буду ждать суда.

Какими красками рисует мальчик

Свою судьбу, достоинства свои!

Да, мнит себя неопытная юность

Предызбранным, особым существом.

Он все себе со всеми позволяет.

Когда он станет мужем, будет нам

За наказанье это благодарен.

Боюсь, не слишком ли наказан он.

Верни ему, о князь, опять свободу,

И пусть рассудит нашу ссору меч.

Да, если б это требовала честь.

Но чем, скажи, ты вызвал гнев его?

Как это вышло, трудно мне сказать.

Быть может, я его слегка задел

Как человека, не как дворянина,

И с уст его не сорвалось во гневе

Ни слова непристойного.

И мне

Оно казалось так; что ты сказал,

Мне подтверждает то, что сам я думал.

При ссоре мы считаем справедливо,

Что виноват тот, кто умней. Не должен

Ты был сердиться. Ведь тебе пристало

Руководить им. Время не ушло:

Покуда длится мир, в моем дому

Я наслаждаться им хочу. Ты можешь

Спокойствие восстановить легко.

Ленора Санвитале усмирить

Его сумеет нежными устами.

А ты, вернув от моего лица

Ему свободу полную, добейся

Его доверья добрыми словами.

Уладь же все, как ты всегда умеешь,

Но я хочу, чтоб мир был восстановлен

До моего отъезда: для тебя

Нет невозможного, когда ты хочешь.

Ну, а затем мы предоставим дамам

И мы, вернувшись, не найдем следа

От этой ссоры всей. Ведь ты, Антонио,

Не хочешь изменить себе. Едва

Одно устроил дело ты, и вот,

Надеюсь я и здесь на твой успех.

Автор:	Гёте И. В.
Категории:	Драма, Историческое произведение


Предыдущая страница	Оглавление	Следующая страница