Вечер уже наступил, и Рейнеке знал, что обычно |
Рюстефиль в эти часы уже находился в постели. |
Был он, как сказано, плотником, мастером очень хорошим. |
Кряж дубовый лежал во дворе, припасенный к разделке, - |
Два основательных клина в него уже загнаны были: |
Трещина в целый аршин зияла в верхнем обрубе. |
Рейнеке-лис говорит: «Вот, дядюшка, в этом бревнище |
Меду накоплено столько, что вам и не снилось! Поглубже, |
Сколько возможно, всуньте в трещину морду. Однако |
Жадничать слишком не стоит, - как бы еще не стошнило». |
«Что ж, - оскорбился медведь, - обжора я, что ли? Напротив! |
Мера должна быть всегда и во всем, как известно»… - Короче - |
|
Вплоть по самые уши и всунул передние лапы. |
Рейнеке тут не зевал: он начал потягивать, дергать, - |
Выдернул клинья прочь. Медведь оказался в капкане. |
Морду и лапы зажало - бранись, умоляй - не поможет. |
Горя тут Браун хлебнул, хоть был силачом и не трусом! |
Вот как племянничек дядю завлек хитроумно в ловушку! |
Браун ревел, и рычал, и задними лапами землю |
Яростно рыл, бесновался, - плотника поднял с постели. |
«Что это?» - мастер подумал и вышел, топор захвативши, |
Чтобы не быть безоружным на случай недоброго дела. |
|
Браун тем временем в ужасе был. Защемила колода |
Страшно! Он рвался, метался, ревел от мучительной боли. |
Пытка - а все ни к чему! Он думал, что тут ему крышка! |
(Это же самое думал и Рейнеке, очень довольный.) |
Издали видя, что плотник бежит, говорит он медведю: |
«Как там дела у вас, Браун? Хоть чуточку меду оставьте! |
Вкусно, скажите? Рюстефиль вам угощенья прибавит: |
После обеда он даст вам хлебнуть кой-чего на здоровье!..» |
Рейнеке тут же в крепость к себе сбежал, в Малепартус: |
|
Кинулся сразу в шинок, где за кружкой пивной заболтались |
Односельчане. «Спешите! - он закричал им. - Поймался |
Дурень медведь у меня во дворе! Чистейшая правда!» |
Все побежали за ним, хватая что ни попало: |
Вилы один подцепил, другой ухватился за грабли; |
Третий, четвертый вскочили - бегут с топором и с мотыгой; |
Пятый за ними торопится, вооружившись дрекольем; |
Поп, а вослед ему служка с утварью богослужебной; |
Даже кухарка попа - фрау Ютта (варившая кашу |
Как-то особенно, лучше, чем все) - и Ютта-кухарка, |
Прялку свою волоча, за которой весь день просидела, - |
Тоже бежала намылить медведю несчастному шкуру. |
Браун, в несносных мучениях, переполох тот услышал. |
Голову сильно рванул он - и вырвал, но по уши морду |
Всю ободрал и оставил и шерсть и кожу в колоде. |
Нет! Никто не видал столь жалкого зверя! Хлестала |
Кровь по ушам. Что проку, если он вытащил морду? |
Лапы-то все же в колоде зажаты! И тут он рванул их |
Резким рывком - и хоть вырвал, но окончательно спятил: |
|
Ах, это вовсе не пахло медом любимым, которым |
Лис обнадежил его! Путешествие кончилось плохо! |
Сколько же выпало горя ему и страданий! Вся морда |
Залита кровью, и лапы в крови: стоять он не может, |
Ползать не может, бежать - и подавно. А плотник - все ближе. |
С плотником вместе и вся толпа на него нападает: |
Всех обуяло желанье убить его! Даже священник |
Длинную жердь захватил и Брауна издали лупит. |
Вертится бедный туда и сюда, а толпа напирает: |
Те наступают с дрекольем, эти идут с топорами; |
Тут с кувалдой, с клещами кузнец, там - держат лопаты, |
Заступы. Все его били, кричали, горланили, - били |
Так, что от страха и мук он в собственном кале катался. |
Все на него навалились, никто отставать не желает: |
Шлёппе тут был колченогий и толстоносый был Людольф - |
Самые злющие парни. Герольд в скрюченных пальцах |
Держит цеп деревянный - так и молотит! А рядом - |
Зять его - Кюкельрей толстый. Как эти двое лупили! |
Абель Квак с фрау Юттой-кухаркой трудились не меньше. |
|
Да и не только они: сюда поголовно сбежались |
Все и мужчины и бабы, - все жаждали смерти медведя. |
Кюкельрей всеми командовал, знатностью чванясь, - еще бы! |
Фрау Виллигетруда с задворков ему приходилась |
Матерью. Это - известно. Отец неизвестным остался. |
Впрочем, был разговор, - мол, чернявый косарь этот, Зандер, |
Малый очень бедовый (во сне!) вот он-то, пожалуй, |
(Так говорили) отец, мол, и есть этот самый… А камни |
Градом летели в несчастного Брауна. Ах, эти камни! |
Плотника брат подскочил, увесистой длинной дубиной |
Так медведя по черепу трахнул - тот света не взвидел, |
Но от чудовищной боли стал на дыбы он - и сразу |
Ринулся прямо на баб, а те как шарахнутся с визгом, |
Падают, топчут друг друга, иные бултыхнулись в воду. |
Место же было глубокое… Патер кричит, надрываясь: |
«Люди! Смотрите! Плывет фрау Ютта-кухарка в салопе! |
Вот и прялка ее! Мужчины, спасайте! В награду |
Пива две бочки поставлю, грехи отпустить обещаю!..» |
На издыханье покинув медведя, все бросились в воду - |
|
Так. А покуда крестьяне на берегу хлопотали, |
Браун с отчаянья бросился в воду, ревя, как безумный, |
От нестерпимых мучений. Он предпочел утопиться, |
Лишь бы уйти от позорных побоев. Он сроду не плавал, - |
Значит, рассчитывал с жизнью своей разделаться сразу. |
Сверх ожиданья почувствовал он, что плывет, что теченье |
Быстро уносит его. Заметили это крестьяне, - |
Стали кричать: «Позор! Мы посмешищем будем навеки!» |
Все от досады обрушились тут же с бранью на женщин: |
«Дома бы лучше сидели! Вот из-за вас преспокойно |
Он уплывает себе!..» Пошли, осмотрели колоду, - |
Видят в расщелине клочья шерсти и кожу с медвежьей |
Морды и лап. Ну, и смеху же было! Крестьяне шутили: |
«Э, ты вернешься, косматый, - в залог ты нам уши оставил!» |
Так над медвежьим увечьем они издевались. Но сам он |
Рад был, что хуже не кончилось. Как мужиков этих грубых |
Он проклинал! Как лапы и рваные уши болели! |
Клял он предателя Рейнеке также. С проклятьями в сердце |
Плыл он и плыл, уносимый сильным и быстрым потоком. |
|
Тут кое-как он выполз на сушу, на этот же берег. |
Солнце еще не видало столь удрученного зверя! |
Он и не думал дожить до утра, - он думал, что тут же |
Дух он испустит. «О Рейнеке, лживый, коварный предатель! |
Подлая тварь!» При этом он вспомнил крестьян и побои, |
Вспомнил чурбан, и еще раз проклял он лисье коварство… |
|
Сам же Рейнеке, после того, что он дядю-медведя |
Так замечательно свел на базар, угостить его медом, |
Сбегал за курочкой (место он знал!) и, зацапнув там штучку, |
С легкой добычей махнул тем же берегом вниз по теченью. |
Жертву он быстро уплел и, спеша по делам неотложным, |
Так бережком и бежал по теченью, пил воду и думал: |
«Ох, до чего же доволен я, что остолопа медведя |
К праотцам ловко спровадил! Бьюсь об заклад я, что плотник |
Славно его топором угостил. Медведь был настроен |
Издавна недружелюбно ко мне. Наконец-то мы квиты! |
Я его дядюшкой все величал… Теперь он в чурбане |
Кончился, надо считать! Я счастлив по гроб моей жизни: |
Всех его ябед и пакостей впредь уж не будет!..» Но смотрит |
|
За сердце так и схватила досада: «Он жив, косолапый!» |
«Рюстефиль, - думал он, - ты недотепа, ничтожество, олух! |
Ты отказался от этого вкусного, жирного блюда? |
Люди почище тебя мечтают о том, что само же |
В руки к тебе привалило! Но все ж за твое угощенье |
Браун, как честная личность, залог, очевидно, оставил!» |
Так он подумал, заметив, что Браун истерзан и мрачен. |
Тут он окликнул его: «О дядя! Какими судьбами! |
Вы ничего не забыли у плотника? Я бы охотно |
Дал ему знать о вашем убежище. Но, извините |
За любопытство: меду вы много успели там хапнуть? |
Или вы честно за все расплатились? Что ж вы молчите? |
Аи, до чего расписали вас! Это же срам, это ужас! |
Может быть, мед оказался неважным? Сколько угодно |
Можно купить по такой же цене. Но, дядя, скажите: |
Что это вздумали вы щеголять в этом красном берете? |
Или вы только что в орден какого-то братства вступили? |
Может быть, стали аббатом? Наверно, в спешке цирюльник, |
Вам выбривая макушку, задел ваши уши, негодный. |
|
Даже перчаток! Ну, где же вы их умудрились оставить?» |
Молча Браун выслушивал злейшие эти насмешки |
Слово за словом, сам же, бедняга, не мог и словечка |
Молвить от боли. Не знал, что и делать. Но, лишь бы не слушать, |
В воду обратно полез, и поплыл, увлеченный стремниной, |
Дальше, и вылез на берег отлогий, и тут же свалился. |
Жалкий, больной, он скулил, к себе самому обращаясь: |
«Хоть бы убил меня кто! Ходить я не в силах! Ужели |
Не суждено ко двору мне вернуться? Ужели я должен |
Здесь пропадать, опозоренный гнусным предательством лиса? |
Только б уйти мне живым, - меня, негодяй, ты попомнишь!» |
Все же он встал кое-как и в муках жестоких поплелся. |
Четверо суток он шел ко двору, наконец - дотащился. |
|
Лишь показался медведь королю в этом виде плачевном, |
В ужасе вскликнул король: «О господи! Браун ли это?! |
Кто изуродовал вас?!» А Браун в ответ: «Несомненно - |
Очень тяжкое зрелище! Рейнеке, наглый преступник, |
Предал меня, опозорил!» Король возмутился и молвил: |
«Ну, за такое злодейство я беспощадно расправлюсь! |
|
Честью своей и короной клянусь я, и так оно будет: |
Все возместит он сполна, что Браун взыщет по праву! |
Если я клятву нарушу, меча не носить мне отныне!..» |
|
Тут же король приказал немедля совету собраться, |
Тщательно все обсудить и назначить кару злодею. |
Все порешили на том, что, буде король соизволит, |
Нужно вторично затребовать Рейнеке, чтоб на совете, |
Выслушав иски и жалобы, лично он дал объясненья. |
Гинце-коту надлежит с извещеньем отправиться к лису: |
Гинце умен и проворен. Так на совете решили… |
|
С мненьем своих приближенных король вполне согласился |
И обратился к коту: «Оправдайте доверье совета! |
Если он вздумает только и третьего ждать приглашенья, |
Худо придется ему и всему его роду навеки! |
Если не глуп он, то явится. Это ему вы внушите! |
Всех и в грош он не ставит, но с вами он будет считаться». |
|
Гинце стал возражать: «Удачей ли, иль неудачей, |
В общем, кончится дело, - с чего начинать, я не знаю. |
Что вы прикажете, то я исполню, но лично считаю, |
|
Браун-медведь - великан и силач, а чего он добился? |
Как же справиться мне? Простите меня, но увольте!» |
|
«Ты меня не убедишь, - ответил король, - ведь нередко |
В личности самой мизерной сметки и мудрости больше, |
|
Но образован, умен и находчив». Кот подчинился: |
«Воля монарха - закон! И если то, что замечу |
Первым в пути, будет справа, то будет приметой удачи…» |