Фауст. Часть вторая. Действие третье. Автор произведения

Входит Елена^[105] в сопровождении хора пленных троянок с Панталис, предводительницей хора, во главе.

Хвалой одних, хулой других прославлена,

Являюсь я, Елена, прямо с берега,

Где вышли мы на сушу, и теперь еще

Морской живою зыбью опьяненная,

Которая с равнин далекой Фригии^[106]

Несла нас на хребтах высоких, пенистых

В родные наши бухты Эвра силою

И милостью великой Посейдоновой.

А там, внизу, царь Менелай с храбрейшими

Из воинов свое прибытье празднует.

Прими ж меня приветливо, высокий дом!

Воздвиг тебя, на родину вернувшися,

^[107] у склона славного

Холма Паллады; здесь я детство видела.

Привет вам, двери меднокованные!

Когда-то вы навстречу распахнулися

Гостям - и вот, один из многих выбранный,

В вас Менелай явился женихом моим.

Откройте их! Спешу теперь исполнить я

Приказ царя, как долг велит супружеский.

Одна войду я! Сзади пусть останется

Все то, что вкруг меня кипело бурею

По воле рока. С той поры как вышла я

Отсель во храм Цитеры, беззаботная,

Чтоб долг священный свой свершить, и схвачена

Была фригийским дерзким похитителем, -

Да с той поры, увы, свершилось многое,

О чем так любят люди все рассказывать

И что услышать тягостно несчастному,

О ком молва, разросшись, стала сказкою.

Ужель презришь, царица цариц,

Славнейшим ты счастьем владеешь одна:

Из всех величайшею славой красы.

Герою предшествует имени гром,

Затем он и горд;

Но даже упрямец склоняет чело

Пред всепокоряющей силой красы.

Довольно! Царь, супруг мой, вместе плыл со мной

И к городу вперед теперь послал меня;

Но что в душе замыслил он - не знаю я.

Супруга ль я, царица ли по-прежнему

Иль жертвою паду я гнева царского

И злой судьбы, терзавшей долго эллинов?

Добыча я, но пленница ль - не ведаю.

На корабле смотрел супруг невесело;

Он на меня лишь изредка поглядывал

И слова мне приветного не вымолвил,

Как будто мне недоброе готовил он;

Когда ж, войдя Эврота в устья тихие,

Земли родной ладьи его коснулися,

«На брег морской отсюда выйдут воины;

Устроить их на время тут останусь я,

А ты ступай по берегу священному,

По берегу Эврота плодородного.

По низменной равнине направляй коней

В долину ту, горами окруженную,

Где прежде было поле плодоносное,

А ныне Спарта, город мой, красуется.

Прибыв туда, поди в высокий царский дом

И там сбери служанок, мной оставленных

С хозяйкою, разумной старой ключницей.

И пусть тебе покажут все сокровища,

Которые отцом моим накоплены

И мной в войне и мире увеличены.

Конечно, ты увидишь все в дому моем

В порядке, ибо должен царь, придя назад,

Имущество найти свое нетронутым,

На том же месте, где его оставил он:

Не смеет раб менять того, что сделал царь».

Твои утешит очи и грудь!

Златые запястья и блеск диадем

Покоятся гордо в надменной красе;

Но стоит, царица, тебе захотеть -

И все налицо;

И вступит, о диво, в неслыханный спор

С алмазом и златом твоя красота.

И дальше так сказал мне повелитель мой:

«Когда же там в порядке все осмотришь ты,

Треножников возьми ты сколько надобно,

Сосуды все священные, которые

Нужны жрецу, когда обряд свершает он:

Котлы и чаши, также блюдо круглое;

Воды налей ты из ключа священного

В высокие кувшины; приготовь еще

Ты дров сухих из дерева горючего

И острый нож, старательно отточенный.

О прочем же сама должна подумать ты».

Так он сказал и в путь затем послал меня.

Из всех земных созданий, не сказал он мне,

Здесь тайна есть; но больше не забочусь я:

Известно все бессмертным лишь, которые

Свершают то, что в сердце их задумано…

О будь, что будет! Ныне же прилично мне

Немедленно войти отсюда в царский дом,

Желанный, милый, мной почти потерянный

И вновь мне данный, как - сама не знаю я.

Не так легко взойти мне на ступени те,

Где в детстве я, бывало, резво прыгала.

Сестры любезные,

Бедные пленницы,

Бросим свои мы печали!

Вместе с Еленою,

Вместе с царицею

Счастливы будьте, которая

Поздно, но твердой стопою зато

Радостно снова является

Покиньте, сестры, песни путь, столь радостный, -

К дверям высоким взор вы обратите свой!

Что вижу я, о сестры! Возвращается

Назад царица к нам стопами быстрыми.

Что было там, царица? Что могло тебе

В дому твоем попасться не приветное,

А страшное? Я вижу - что-то было там;

Я вижу недовольство на челе твоем,

И гневное я вижу изумление.

Елена (возбужденная, оставив двери открытыми)

Несвойствен страх обычный Зевса дочери;

Пустой испуг не тронет сердца гордого;

Но ужас, мрачный ужас, Ночью древнею

Рожденный искони, во многих образах,

Как в бездне горной пламенное облако,

Являясь нам, смущает и героя грудь.

Так и сегодня жители стигийские^[108],

И я с порога милого, желанного

Должна была бежать, как гость непрошеный.

Но нет, на свет я вышла ныне: далее

Прогнать меня нельзя вам, силы мрачные,

Кто б вы ни были! Дом же освящу я свой,

И, чистый вновь, меня с приветом примет он.

Что было там с тобой, жена высокая,

Открой рабыням ты своим почтительным.

Что было там, вы сами видеть можете,

Коль ночь еще в свои пучины тайные

Не поглотила вновь того чудовища.

Но чтоб вы знали, все я вам поведаю:

Вступая в глубь родного дома радостно,

Чтоб долг свершить скорее свой супружеский,

Дивилась я безмолвию глубокому.

Ни звук шагов не слышался ушам моим,

Ни вид работы спешной не пленял очей;

Служанки не встречались мне, ни ключница,

Когда ж потом я к очагу приблизилась,

На груде пепла теплого сидела там

Огромная старуха, вся закутана,

Не спящая, но в думы погруженная.

Зову ее к работе повелительно,

Подумавши, что ключницу я встретила,

Которую оставил царь хозяйкою.

Закутавшись, молчит она, недвижима!

Моим угрозам наконец ответствуя,

Она рукою машет, чтоб ушла я прочь.

Я, в гневе отвернувшися, спешу от ней

По горнице, пройти в казнохранилище;

Но чудище, поднявшися стремительно,

Становится, дорогу заграждая мне,

Как госпожа, огромная и тощая,

С кроваво-мутным взором, видом странная,

Ужасная и взору и душе людской.

Но нет, никак нельзя словами бедными

Вам описать ужасное видение.

Но здесь мы господа, пока придет наш царь.

Могучий Феб, бессмертный друг прекрасного,

Сразит созданье мрака иль прогонит прочь.

Форкиада показывается в дверях.

Кто ты из страшных

Форкиса^[109] дщерей?

Ибо, как вижу я,

Ты из их рода.

Верно, одна ты из мрачных чудищ,

Око одно лишь и зуб один

Вместе имеющих страшных Грай,

Нас посетившая ныне?

Смеешь ты, чудо,

Рядом с красою

Взору глубокому

Феба явиться?

Вы, наглые, пришли сюда из чуждых стран,

Которые несутся над главой у нас,

Охриплым криком воздух наполняя весь.

Смотрю на вас - и кажется, что рой цикад

Крикливых скачет по полю зеленому.

Добро чужое жрете вы, снедаете

Добытое трудом благополучие:

Вы - воинов добыча, меновой товар!

В присутствии хозяйки кто слугу бранит,

Тот дерзостно права ее себе берет.

Одна - хозяйка может дать достойному

Награду иль наказывать преступного.

Довольна ими я была все время то,

Пока святая сила илионская

Боролася - и пала и легла; потом

Со мной они делили горе странствия,

Когда все только о себе заботятся.

Мне нужно знать не кто мой раб-как служит он.

Итак, молчи и больше их не смей бранить!

Коль ты, хозяйки должность исправлявшая,

Пришла сама хозяйка - уступи же ей,

Чтоб не было взысканья вместо всех похвал.

Слуге грозить - есть право несомненное,

Которое супругою властителя

За много лет супружества заслужено;

И если вновь сюда, на место старое

Царицы и хозяйки, ты пришла опять,

Возьми бразды правления свободные,

Владей отныне нами и богатствами;

Но защити меня, старуху, ты от них,

Которые пред лебедем красы твоей

Крикливыми гусями только кажутся.

С красою рядом как противно мрачное!

С рассудком рядом глупость отвратительна.

Зажму твой рот, когда скажу я, кто ты есть.

Так назови себя - и все разгадано.

Время дерзостного спора вы должны вознаградить:

Быстро жертвенник поставьте, как супруг мой повелел.

Уж готово все: треножник, чаши, кубки, острый нож,

И кропленья, и куренья - лишь на жертву укажи.

Царь о жертве не сказал мне.

Не сказал? О, горе вам!

Что за горе, мне поведай!

О царица, жертва - ты.

Ты падешь под топором.

Страшно! Знала я… О, ужас!

Неизбежно это вам.

Ах, а мы? Что будет с нами?

Благородно пасть должна

Ваша славная царица; но под крышею дворца,

Как дроздов крикливых стая, вы повиснете вверху.

Елена и хор, охваченные изумлением и ужасом, составляют выразительные, живописные группы.

Презренные! Как призраки застывшие,

Стоите вы, дрожа за жизнь, которая

Принадлежать теперь уж перестала вам!

Ни человек, ни призраки, как вы теперь, -

Все люди только призраки, подобно вам, -

Не любят расставаться с светом солнечным;

Но никому в конце концов спасенья нет:

Известно это всем - не всем приятно лишь!

Но кончено: все вы погибли! К делу же!

В дверях появляются замаскированные карлики, быстро исполняющие все последующие приказания.

Немало зла наделать тут вы можете.

Пусть златорогий жертвенник восстанет здесь

С секирой на краю его серебряном;

Наполните кувшины, чтобы было чем

Омыть алтарь, залитый кровью черною.

Ковер роскошный пышно расстелите вы:

Колена пусть преклонит жертва царственно,

И пусть ее, хоть с головой отрубленной,

С почетом завернувши, похороним мы.

Царица, размышляя, в стороне стоит.

И вянут девы, как цветник подкошенный.

Старейшая из них, с тобой промолвить я

Должна два слова - с самою старейшею.

Ты опытна, мудра и благосклонна к нам,

Хотя безумно резвый рой бранил тебя.

Скажи же нам: спасенья ты не знаешь ли?

Сказать легко: зависит от царицы лишь

Но нужно тут решение поспешное.

О, пусть они страшатся! Страха нет во мне -

Лишь горе! Но когда спасенье знаешь ты, -

Благодарю: возможно часто мудрому,

Что невозможно прочим. Говори скорей!

Имеете ль терпение прослушать вы

Рассказ мой долгий! Много есть в нем важного.

Рассказывай: мы в это время будем жить!

Кто в доме мирно бережет сокровища,

Кто стены держит в целости высокие

И крышу чинит, чтоб ее не портил дождь,

Тот долго, долго будет жить в дому своем;

Но кто, святой порог ногою легкою

Переступив, уходит, дом оставя свой,

Тот, воротясь, найдет хоть место старое,

Но все не так, как было, иль разрушено.

К чему сто раз болтать давно известное!

Пришлося к слову: нет тебе упрека здесь.

Из бухты в бухту Менелай ладьи водил,

По берегам и островам он хищничал

И приезжал с добычею награбленной.

Под Троею провел он долгих десять лет,

Назад он плыл - не знаю, сколько времени.

Но что же было в доме Тиндареевом?

Что было с самым царством Менелаевым?

Ужели брань с тобою так сроднилася,

Что чуть раскроешь рот - уж осуждаешь ты?

Забыты были много лет отроги гор,

Что к северу от Спарты гордо высятся

Вблизи Тайгета, где ручьем сверкающим

Спускается Эврот в долину тихую,

Где лебеди селятся в камышах его.

В ущелья те недавно молодой народ

Откуда-то явился из полночных стран -

И как хотят страною правят с гор своих.

Возможно ль это? Как они отважились?

Они имели долгих двадцать лет.

И есть начальник? Много ли разбойников?

Начальник есть, но это не разбойники.

Он мне грозил, но все ж я не браню его:

Он мог бы все похитить, но доволен был

Немногими подарками, без подати.

Красив ли он?

Пожалуй: мне он нравится.

Отважный он, с осанкой благородною,

Разумный муж, каких в Элладе мало есть.

И замок их, когда б его вы видели! -

Совсем не так построен неуклюже он,

Как ваши предки, грубо громоздившие

На камни камни, как циклопы дикие,

Отвесно, прямо, ровно, строго, правильно…

Решай, царица, дай свое согласие:

Немедленно я в замок отведу тебя.

Трубы слышишь ли, царица? Блеск ты видишь ли мечей?

Здравствуй, царь и повелитель! Я готова дать отчет.

Ее кончину вы увидите сейчас,

А за ней кончину вашу. Нет, ничем вам не помочь!

Я думала, на что теперь решиться мне.

Ты демон злой, наверно это знаю я:

Боюсь, добра во зло не обратила б ты.

Но все-таки с тобой отправлюсь в замок я;

А что таит царица в глубине души,

Она одна лишь знает - вам неведомо

Останется. Веди, старуха, нас вперед.

Легкою стопою!

Смерть сзади нас,

А перед нами

Твердая крепость

Высится грозной стеною.

Что это, что?

Сестры, смотрите вокруг:

Ясный и светлый был день;

Но отовсюду собралися

Тучи с Эврота священного;

Скрылся из виду любезный нам

Брег, камышами поросший весь;

Грозною тучей вокруг

Стало окутано все.

Потемнели, почернели - уж не блещут эти тучи,

Обступили, точно стены; стены стали перед нами,

Перед нашими очами. Двор ли это иль могила?

Страшно, страшно! Горе, сестры! Мы в плену теперь остались,

Хор оказывается во внутреннем дворце замка, окруженном со всех сторон фантастическими постройками в средневековом вкусе.

О, где ж ты, пифонисса^[110]? Как зовешься ты,

Не знаю я; но все же отзовися мне

И выйди из-под сводов замка мрачного!

Коль ты пошла к вождю героев славному

Просить его принять меня, пришедшую, -

Благодарю! Веди ж маня к нему скорей:

Конца я жажду, лишь покоя жажду я!

Напрасно лишь, царица, ты глядишь вокруг!

Исчезло это чудище: осталося,

Быть может, там, в тумане, из которого

Примчались дивно мы сюда, не двигаясь,

Иль, может быть, блуждает нерешительно

В обширном лабиринте замка дивного,

Возникшею из многих, вместе слившихся,

И ищет там властителя, готовя нам

Прием его торжественный и царственный.

И в портиках, и в ходах появилися

Толпами всюду слуги суетливые.

Прием радушный это предвещает нам.

Я свободней дышу! Посмотрите туда,

Как торжественно вниз, замедляя свой шаг,

Нежных юношей хор вереницей идет,

Направляяся к нам! По веленью чьему

Так поспешно явился, построясь в ряды,

Этих юношей чудных бесчисленный рой?

Всех из красавцев прекраснее

Те, что подходят к нам ныне.

К трону ступени приносят они,

Ставят роскошно разубранный трон,

Пышный ковер перед ним расстилают.

Сестры, смотрите: над троном богатым

Ставят красавцы цветной балдахин!

Вот балдахин, колыхаяся,

Над головою Елены

Облаком дивным роскошно повис;

Станем же мы на ступенях.

Славен, о славен и трижды преславен

Этот тебе, о царица, прием!

Все, что возвещает хор, постепенно исполняется.

После того как юноши и оруженосцы длинною процессией спустились вниз, наверху лестницы показывается Фауст в средневековом рыцарском наряде. Медленно и с достоинством сходит он вниз.

Предводительница хора (внимательно смотря на него)

Коль боги не нарочно, как случалося,

Столь чудный образ дали мужу этому,

Приятный вид, лицо, любви достойное,

На время только, - каждого, сомненья нет,

Он победит повсюду: и в борьбе мужей

И в мелких войнах с женами прекрасными.

Конечно, выше многих без сравненья он,

Которых все ж глубоко уважала я.

Но вот он шагом медленным почтительно

Подходит к нам. Царица, обратись к нему!

Фауст (подходит, ведя с собою скованного Лuнцея)

Царица! Вместо пышного привета,

Прием тебе почтительный готовя,

Я привожу к тебе раба в цепях.

Забыв свой долг, лишил меня тем самым

Возможности свершить мой долг. Склонись же,

Преступный раб, пред дивною женой

И повинись пред ней! Царица, он,

На редкость сильным зреньем одаренный,

На нашей башне мною был поставлен

Осматривать окрестные поляны,

Земную даль, широкий неба свод

И все, что там явиться взору может

И что в долину с этих гор идет

На замок наш - стада ли будут то

Иль воины. Стада мы защищаем,

Врага - встречаем грудью. В этот день -

Какое совершил он упущенье!

Явилась ты - а он не возвестил!

Не удалась торжественная встреча

Высокой гостьи. Он не должен жить -

Уж он в крови лежал бы; но суди

Его сама: казни его иль милуй.

Высокий сан ты ныне мне даешь

Царицы и судьи, хотя, быть может,

Меня ты лишь желаешь испытать.

Исполню первый долг судьи: спрошу я,

Что скажет обвиненный. Говори!

Преклоняюсь, созерцая!

Жизнь ли, смерть ли жребий мой -

Очарован навсегда я,

Небом данная, тобой!

Вечно солнца пред зарею

Я с востока ожидал,

Вдруг - о чудо! - пред собою

Солнце с юга увидал.

Вместо дали поднебесной,

Вместо всех полей и гор

Я на лик его чудесный

Зренье чудное имея,

Ока рысьего быстрей,

Все ж не верил, как во сне, я

Дальновидности очей.

Предо мною все кружилось -

Башни, стены, вал крутой:

Туча мчится, туча скрылась -

И богиня предо мной!

К ней и взором и душою

Я стремился, восхищен:

Ослепительной красою

Был я, бедный, ослеплен.

Позабыв, что я на страже,

Я в свой рог не затрубил…

Осуди меня! Мне даже

Самый гнев твой будет мил.

За вред, который мною нанесен,

Я ль накажу? Зачем ты, рок суровый,

Судил мне так смущать сердца

И ничего высокого! Враждуя,

Сражаяся, водили за собой

Меня герои, демоны и боги -

И с ними я блуждала по земле,

Смущала мир, потом смущала вдвое,

И ныне - втрое, вчетверо несу

Я бедствий ряд. Пускай идет бедняк!

Кто ослеплен богами - невиновен.

Владычица, я вижу, изумлен,

Что он твоею поражен стрелою;

Я вижу, как, напрягшись, дивный лук

Пускает метко стрелы за стрелами

Мне в грудь. И вот пернатые снуют,

Свистя, под сводом замка моего.

И что я сам? Ты можешь сделать мне

Всех верных слуг - врагами, эти стены -

Неверными: все царство перейдет

К победоносной и непобедимой.

Во власть твою себя и все именье?

Дозволь тебя у ног твоих признать

Владеющий отныне всеми нами -

Царицею, вступившею на трон!

С тобой хочу я говорить. Садись

Со мною рядом. Место есть тебе,

И этим мне ты место обеспечишь.

Сперва позволь, царица, принести

Тебе присягу и поцеловать

Позволь меня подъемлющую руку.

Пускай в твоих владеньях безграничных

Я буду соправителем тебе,

Поклонником, защитником, слугою!

И вижу я и слышу чудеса!

Изумлена, хотела б я о многом

Спросить тебя. Скажи мне: почему

Так странно и приятно речь раба

Звучала? Звук ко звуку подходил;

За словом слово, ухо мне лаская,

Коль самый говор нашего народа

Уж мил тебе, тогда - сомненья нет -

Ты от души полюбишь наши песни.

Мы сами будем в этом упражняться:

Наш говор ты, беседуя, поймешь.

Как мне столь дивной речи научиться?

Легко: должна лишь речь от сердца литься.

Кто счастья полн, желанием томим,

Тот ищет лишь…

Кто счастлив вместе с ним.

Смотреть ни в даль, ни в прошлое не надо;

Лишь в настоящем…

Счастье и отрада.

В нем наше благо, власть, залог святой;

Чем утвердить его?

Моей рукой.

Так далеко - и все ж так близко я!

Мне так легко: я здесь, я у тебя!

Я восхищен: чуть дышит грудь моя.

Я отжила - и вновь обновлена;

Я жизнь нашла в любви, тебе верна.

Средь моря, крепко защищенный,

Пусть процветает с этих пор

Твой полуостров, прикрепленный

К Европе узкой цепью гор.

Нет лучше края в поднебесной:

Пусть все цветут там племена!

То край владычицы прелестной,

Где родилась сама она,

Где в камышах она восстала

Из лебединого яйца

И мать и братьев побеждала

Красою чудного лица.

Перед тобою в пышном цвете

Земля раскинулась твоя;

О, предпочти всему на свете

Свой край родной, краса моя!

Хоть солнца хладный луч почти не греет

Но все ж скала местами зеленеет

И козы щиплют скудную траву.

Вот бьют ключи, ручьи бегут сливаясь;

Зазеленели каждый склон и скат;

Дол тянется, холмами прерываясь,

И кормит сотни тонкорунных стад;

Поодиночке осторожно бродит

Рогатый скот над пропастью крутой,

Но в сотнях гротов он себе находит

Убежище, и отдых, и покой.

Их Пан^[112] хранит, ущелья населяют

Там нимфы жизни в свежести кустов,

И к горным сферам ветви устремляют,

Теснясь, деревья сотнями стволов.

То древние леса! В стволе высоком

Дуб копит силу, крепко ввысь растет,

А кроткий клен пропитан сладким соком,

Весь груз ветвей он весело несет.

И для детей и для ягнят течет;

Есть и плоды, долин цветущих пища,

А из стволов дуплистых каплет мед.

Блаженство здесь наследственное длится,

Уста румяны, ярок цвет ланит,

Бессмертен каждый там, где он селится,

Здоровы все, довольство вкруг царит.

В сиянье дня там жизнь привольно льется

От детских лет до зрелости мужской;

Дивясь на них, спросить лишь остается:

Кто это - боги или род людской?

Красивейшим из пастухов их рода

Уподоблялся даже Аполлон;

Где в чистой сфере царствует природа

Там всех миров союз осуществлен.

Так ты и я - мы счастием богаты:

Забудем же былое бытие!

Сознай, что высшим богом рождена ты,

Но жить не будем в крепости мы тесной.

В соседстве Спарты нас с тобою ждет

Аркадия^[113]; она в красе прелестной

И в вечной силе юности цветет.

Туда, в блаженный край, мы путь направим,

Там радостно укроемся вдвоем!

Мы для беседки пышный трон оставим,

Аркадским вольным счастьем заживем!

К ряду горных пещер примыкают закрытые беседки.

Тенистая роща простирается до окружающих ее крутых утесов.

Фауста и Елены не видно. Хор стоит группами.

Как долго девы спят здесь, неизвестно мне.

Не то ли им пригрезилось, что видела

Я наяву? Но лучше разбужу я их.

Сомненья нет: дивиться будет юный хор…

Разгадки ждете чуда вероятного.

Вставайте же и кудри отряхните вы!

Довольно спать: послушайте, что я скажу!

О, скажи, скажи, поведай, что чудесного случилось?

Слушать нам всего приятней то, чему нельзя поверить,

Ибо скучно эти скалы вечно видеть пред собой.

Дети, чуть глаза протерли - уж и скука вас берет?

Но внемлите: в этом гроте и в тенистой той беседке

Счастье тихое досталось, как в идиллии любовной,

Господину с госпожою.

Как, в пещере той?

От мира

Отделившися, служить им лишь меня они призвали,

Я, польщенная вниманьем, как поверенной прилично,

В стороне от них держалась, занималась посторонним,

Зная все растений свойства, корни, травы, мох искала,

Ты рассказ ведешь, как будто было все там, что угодно:

Горы, лес, поля, озера! Нам ты сказку говоришь!

Да, неопытные дети, здесь неведомые тайны:

Залы, ходы, галереи я могла б тут отыскать.

Вот в пещере раздается смеха резвый отголосок;

Я смотрю: чудесный мальчик от жены к супругу скачет,

А от мужа вновь к супруге. Шаловливые проказы,

Ласки нежные и крики восхищенья и восторга

Поражают взор и слух.

Голый гений, но без крыльев, фавн^[114], но зверю не подобный,

Он резвится над землею; но едва земли коснется,

Вмиг на воздух он взлетает; прыгнет раз, другой, а в третий

Уж до сводов достает.

Мать взывает боязливо: «Прыгай, прыгай сколько хочешь,

Но летать остерегайся: запрещен тебе полет!»

А отец увещевает: «Там, в земле, таится сила,

От которой ты взлетаешь. Лишь ногой земли касайся -

»^[115].

Но со скал на скалы скачет резвый мальчик неустанно,

Там и сям, как мяч упругий, ловко прыгает резвясь.

Вдруг в расщелине утеса он мгновенно исчезает -

И пропал из глаз куда-то. В горе мать; отец утешить

Хочет; я - в недоуменье. Но опять какое чудо!

Не сокровища ль там скрыты? Разодетый, весь в гирляндах,

Он является опять,

Рукава его с кистями, на груди же ленты вьются,

А в руках златая лира. Точно Феб в миниатюре,

На краю скалы высокой стал он. Все мы в изумленье,

А родители в восторге вновь друг друга к сердцу жмут.

Что горит над головою у него, сказать мне трудно:

Золотой убор иль пламя, знак высокой силы духа?

Как он гордо выступает! В нем уже заметен гений,

Все прекрасное вместивший, и мелодий вечных прелесть

По его струится телу. Но услышите его вы

И увидите - и, верно, удивитесь вы ему.

Из пещеры раздаются чарующие, мелодичные звуки струн.

Все прислушиваются к ним и кажутся глубоко тронутыми.

Если, страшное творенье,

Ты смягчилося теперь,

Брызнут слезы умиленья

Из очей у нас, поверь!

Солнца лик пускай затмится,

Лишь в душе сиял бы свет!

В сердце нашем все таится -

Все, чего и в мире нет.

Появляется Фауст, Елена и Эвфорион^[116].

Песню ль детскую слагаю -

Вам веселье в этот час;

В такт ли, прыгая, ступаю -

Сердце прыгает у вас.

Двух сближая нежной страстью,

Радость им любовь дает,

Но к божественному счастью

Ныне все дано судьбою:

Весь я твой и весь ты мой.

Мы в союзе меж собою:

Мог ли быть исход иной?

Многих лет благословенье

Подарило вам, клянусь,

Это дивное творенье!

Как чудесен ваш союз!

Пустите прыгать,

Скакать, резвиться!

Туда, на воздух,

Хочу я взвиться -

И весь желаньем

Проникнут я.

Но тише, тише,

Без увлеченья,

Чтоб не грозило

Тебе паденье.

Мое дитя!

Не стану больше

Внизу стоять я,

Оставьте руки,

Оставьте платье,

Оставьте кудри:

Они - мои!

О, вспомни, чей ты,

Мой сын бесценный!

Нас пожалей ты:

Союз священный,

Едва возникший,

Не разорви!

Боюсь я, рухнет

Союз любви!

Сдержи, о сдержи, смирив,

Хоть к нам из любви,

И страсти свои!

Спокойно здесь, в поле,

Красуйся, молю!

Смирясь, вашей воле

Пока уступлю.

(Пробегает среди хора, увлекая его в пляску.)

Вот подлетел я к вам,

Бодрый народ!

Что же, не спеть ли нам?

Пляска ль у нас пойдет?

Славно! Пускай с тобой

Пляшет красавиц рой

Мерно и в лад.

Только б конец скорей!

Нет, я игре твоей

Вовсе не рад.

Эвфорион и хор, танцуя, с пением, движутся переплетающимися рядами.

Горы кругом меня.

Что мне до стен крутых:

Молод и пылок я!

Вихри вдали свистят,

Волны вдали шумят.

Грустно смотреть мне вдаль:

Ближе взглянуть нельзя ль?

(Перепрыгивает со скалы на скалу и поднимается все выше и выше.)

Елена, Фауст и хор

С серной хочешь ты сравниться?

Берегись, чтоб не слететь!

Выше должен я стремиться,

Дальше должен я смотреть.

Знаю, где ныне я:

Море вокруг меня!

Пелопса^[117] здесь страна:

Морем шумит она.

Будешь ты с нами.

Здесь на скалах растут

Лозы с кистями,

Яблоков плод златой

Свесился ниже.

В милой земле родной,

Милый, живи же!

Снится вам мирный сон?

Что же, обманчив он!

Лозунг мой в этот миг -

Битва, победный крик!

Кто презирает

Мир, лишь войной прельщен,

Знай, что теряет

Счастье надежды он.

Кто здесь рожден на свет,

Взросшие в бурях бед,

Кровь не щадя свою.

Их не смирить ничем,

Чистых душой!

Счастье да даст им всем

Ревностный бой!

Ввысь умчался он стрелою,

Но и там не мал на вид!

Точно в латах, точно к бою,

Точно сталь на нем блестит!

Что нам стены, укрепленья!

Защищай себя смелей!

Всех их крепче без сравненья

Грудь железная мужей.

Чтоб ты жил непокоренный, -

Смело в поле, в легкий строй!

На конях помчатся жены;

В каждом отроке - герой.

К небу лети, неси

Выше сияй всегда,

Точно небес звезда!

Слышим тебя мы там:

С неба слетают к нам

Звуки сюда!

Нет, уж не отрок пред вами:

Выходит юноша на бой!

Уже с отважными бойцами

Соединился он душой!

Вперед, вперед!

Нас честь ведет

Туда, где к славе путь прямой!

День едва увидел милый,

К светлой жизни чуть рожден, -

Ты с высот во мрак унылый,

В мир скорбей уж устремлен!

Или впрямь

Иль союз наш-только сон?

Чу! Гром вы слышите ли в море,

В долинах отклик боевой?

В пыли, в волнах, все рати в сборе

Идут на скорбь, на грозный бой.

Смерть для нас

В этот час -

Лозунг первый и святой!

Ужас! Страшное решенье!

Смерть - желанный лозунг твой?

Мне ль смотреть из отдаленья?

Нет, приму нужду и бой!

Храбрость средь бед таких -

Гибель всегда.

Ринусь туда!

Рвусь в боевой пожар,

Рвусь я к борьбе!

(Бросается со скалы. Одежды на время поддерживают его. Голова его сияет; за нею тянется светящийся след.)

Горе! Икар^[118]! Икар!

Горе тебе!

Прекрасный юноша падает к ногам родителей.

Лицо его напоминает знакомые черты, но вскоре телесное исчезает, ореол в виде кометы возносится к небу, а на земле остаются лира и мантия.

Радость прошла моя,

Горе пришло за ней!

Мать, не покинь меня

В царстве теней!

Не покинем, без сомненья!

В час разлуки, в час паденья

Все сердца ты поразил.

Плач не нужен погребальный:

Нам завиден жребий твой!

Жил ты, светлый, но печальный,

С гордой песней и душой.

Ах, рожден для счастья был ты!

Древний род твой славен был;

Рано сам себя сгубил ты,

В полном цвете юных сил.

Ясно мир прозрев очами,

Ты сочувствовать умел,

Лучших жен владел сердцами,

Песни сладостные пел.

Ты помчался несдержимо,

Вдаль невольно увлечен;

Ты презрел неукротимо

И обычай и закон.

Светлый ум к делам чудесным

Ты погнался за небесным,

Но его ты не нашел.

Кто найдет? Вопрос печальный!

Рок ответа не дает.

И молчит многострадальный,

Кровью залитый народ.

Лучше песни петь сначала,

Чем так горестно стоять.

Песни ввек земля рождала

И родит их нам опять.

Продолжительная пауза. Музыка прекращается.

На мне теперь сбылося слово древнее,

Что не живет с красою счастье долгое.

Любви и жизни узы разрешаются:

Оплакав их печально, я скажу: прости!

И обниму тебя - увы! - в последний раз.

Прими меня, о Персефона^[119]

(Обнимает Фауста. Телесное исчезает, а платье и покрывало остаются у него в руках.)

Держи: тебе досталось платье лишь!

Не выпускай из рук, держи его!

Его б хотелось демонам отнять

И унести к себе: держи сильней!

Богини нет: ее ты потерял;

Но это все ж божественно. Возьми

Чудесный дар: взлетишь ты к небесам,

Над всем земным тебя возвысит он -

И там, в эфире, будешь ты парить.

Вдали отсюда встречусь я с тобой.

Одежды Елены, расплывшись в облака, окружают Фауста, поднимают его ввысь и уносятся вместе с ним.

Форкиада (поднимая лиру и мантию Эвфориона, направляется к авансцене, поднимает их кверху и говорит)

Себя с находкой мы поздравить можем,

Хотя святой огонь исчез, положим, -

Но надобно ль о мире горевать?

Чтоб титулы поэтов даровать

И в ремесле их зависть развивать.

Талантов им не в силах я доставить,

Но платье в долг могу им раздавать.

Спешите, девы! Чары нас покинули:

Заклятье снято ведьмой фессалийскою^[120],

Исчез и шум сплетенных звуков тягостный,

Смущавший нам и слух, и ум тем более.

За мной в Аид! Спешите за царицею

Немедленно - и пусть же за спиной ее

Служанок верных хор повсюду следует!

У трона Недоступной мы найдем ее.

Да, для цариц есть повсюду приют.

Даже в Аиде, во мраке его,

Сходятся с равными гордо они

И с Персефоною дружбу ведут.

Мы же во тьме безотрадной

^[121],

Средь тополей длинных, тощих,

Между бесплодных тоскующих ив, -

Как мы проводим там время?

Точно летучие мыши,

Шепчем печально мы там.

Кто имени ничем не приобрел себе,

Кто даже не стремится к благородному, -

Принадлежит стихиям тот. Исчезните ж!

А я пойду к царице: не заслугой лишь,

А также верностью мы можем славиться.

К свету дневному вернулись мы;

Мы существами не будем -

Это мы чуем и знаем;

Но не вернемся в Аид никогда.

Сделает духов из нас

Вечно живая природа:

В ней-то и будем отныне мы жить.

Елена, героиня древнегреческого мифа о Троянской войне, предстает здесь как воплощение античного идеала красоты.

Фригия - страна в Малой Азии. Елена, забыв об Аиде, из которого она вызвана, воображает, что она только что вернулась из Трои.

Тиндарей - легендарный спартанский царь, отец Елены; изгнанный на некоторое время своим братом из Спарты, он затем вернулся на родину и построил дворец на склоне холма, на котором стоял храм Паллады (Афины).

Жители стигийские - страшные образы подземного мира Аида, где течет река Стикс. За один из таких образов Елена принимает Форкиаду.

Форкис (греч. миф.) - морской старец, брат Нерея; дочерьми его были Форкиады, или Граи.

Пифонисса - имя прорицательницы в Дельфах (Греция) стало нарицательным для обозначения предсказательниц.

Линцей - имя одного из аргонавтов, кормчего корабля, Арго, он отличался необыкновенной зоркостью.

Пан (греч. миф.) - бог лесов, покровитель стад.

Аркадия - местность в древней Греции, населённая пастухами и охотниками. В поэзии Аркадия - счастливая страна.

Фавн (римск. миф.) - бог лесов, полей и пасущихся стад.

Антей (греч. миф.) - великан, сын Геи (богини земли), черпавший силы от прикосновения к матери-земле.

Образ Эвфориона создавался Гёте под впечатлением деятельности английского революционного романтика Байрона, который умер в расцвете сил, приняв участие в освободительной борьбе греков против турецкого ига.

Икар (греч. миф.) - сын художника, архитектора и изобретателя Дедала. Отец сделал ему крылья из перьев, скрепленных воском, на которых Икар поднялся так высоко, что приблизился к солнцу. Воск растаял, Икар упал в море и утонул.

Персефона (греч. миф.) - владычица подземного царства.

«Ведьмой фессалийскою» - так Панталис называет Форкиаду.

Асфодель - мифическое адское растение вроде лилии.

Автор:	Гёте И. В.
Категория:	Трагедия


Предыдущая страница	Оглавление	Следующая страница