Письма Квинта Горация Флакка.
Книга 1.
Письмо 19. К Меценату. Осуждает худой образ подражания.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Гораций К. Ф., год: 1742
Категория:Стихотворение

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Письма Квинта Горация Флакка. Книга 1. Письмо 19. К Меценату. Осуждает худой образ подражания. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ПИСЬМО XIX. 

К МЕЦЕНАТУ.

Буде веру старому, мудрый Меценате,

Кратину желаешь дать, ни долго приятны

Быть, ни долго могут жить стихи водопиицев.

Как скоро вольный отец к сатирам и фавнам

Приятным причислил уж хмельных стихотворцев,

С утра музы сладкия вином пахнуть стали.

От похвал, кои вину дает Омир, видно,

Что винолюбец был он, и сам отец Енний

Никогда трезвый войны петь не принимался,

Искусству судебному прилежат и торгу

Велю трезвым, закажу я стихи угрюмым.

Как скоро издал устав сей, уж не престали

Провождагь в хмелю и день и ночь стихотворцы.

Чтож, неужто кто лицем суровым и диким,

Босый ходя, в епанче короткой и сальной,

Подражает Катону, для того имеет

Уже добродетели и нравы Катона?

Являться, Тимагену в худом подражает,

И погибает, своим языком продерзким

Злостьми подражаемый образец прельщает.

Еслиб я по случаю бледен становился,

Стихотворцы начнут пить кимен бледотворны.

О вы подражатели, презрительно стадо

Гнусных рабов! сколь во мне часто возбудили

Гнев, сколь часто смех труды ваши и усильства.

В неизвестной первой я стране дерзновенный

Проклал путь, и чужой след топтать погнушался.

Кто в силах своих кладет праву дерзновенность,

За собой рой поведет. Я первый парийски

Ямбы Риму показал, Архилоха мерам

И мысли последовал, но не присвояя

Дело и речения пагубны Ликамбу.

И дабы кратчайшими не венчал листами

Ты чело мое затем, что я побоялся

Отменить его стихов и состав и голос,

Музу Архилохову мужественна Сапфо

Различен же он во мне делом и порядком:

Не ищет тестя мертвить злобными стихами,

Ни злословием плести невесте удавку.

Я стихотворца сего, которому прежде

Никто подражать не смел, с Римом обзнакомил.

Приятно мне, новое вводя дело, видеть,

Что чтут меня и в руках держут честны люди.

Хочешь ли знать, для чего злобный и неправый

Читатель труды мои дома любит, хвалит,

А за порогом хулит? Я не добываю

Издержками в ужинах, дарами обносков

Непрочные похвалы ветренна народа;

Я, знатных писателей слушатель прилежный

И защитник, не пекусь грамматиков ласку

Искать и гнушаюся кланяться им в креслах.

Вот для чего на меня гневом те пылают.

Если скажу, что стихи мои недостойны

В полном зрелище чтены быть, и что стыжуся

Таку почесть дозволять безделкам неважным,--

Юпитеровым ушам. Собой бо доволен,

Верить себе, что один ты точить лишь знаешь

Стихотворный мед. На то я, впасть опасаясь

В свой нрав пересмешливый и острые ногти

Суперника бегая, не нравно, не нравно

Мне место сие, кричу и прошу отсрочку.

Ибо игра родила бедственную распрю,

Распря ярость, ярость же недружбу сурову,

И недружба пагубну войну породила.

XXI. В сем письме Гораций насмехается стихотворам своего времени, которые, поставляя, что Бахус был бог стихотворства, и что из древних лучшие стихотворцы вино любили, для того чаяли достигнуть их превосходства, напивался, и что подражая их одним злонравиям, иметь будут все их совершенства. Показывает Гораций, сколько смеху достойно то их подражание. Изъясняет, что те, кои правую благонадежность в своих силах полагают, подражают древним, не раболебствуя их словам и вымыслам, и что топча их следы, идут как вольные люди, кои сами бы могли проклясть дорогу, еслиб не имели предводителей. В том не стыдится себя образцом представить, описывая, каким образом подражал Алцею и Архилоху. Потом открывает злобу тех вышепомянутых стихотворцов, которые въявь хулили его стихи, а наедине не могли довольно оным дивиться и довольно усладиться в оных чтении. Кончает так, как начал, им насмеваяся.

Ст. 1 и 2. Буде веру старому, мудрый Меценате, Кратину желаешь дать. Буде ты, Меценате, хочешь верить старому, древнему сиречь Кратину. Кратин был стихотворец афинский, сочинил двадцать одну комедию и девятью его творении над прочими в играх победу держали. Умер в 55 лето своего возраста, в начале, пелопонисейской войны, которая зачалася 432 лета прежде Христа. Аристофан, Свида и другие древные списатели жестоким пьяницею его сказывают.

Ст. 2 и 3. Ни долго приятный быт, ни

Ст. 4 и 5. Как скоро вольный отец и проч. То есть, как скоро изобретено стихотворство. Ибо Бахус, будучи равномерно бог сатиров и фаунов, как и стихотворцов, причислить стихотворцов к сатирам и фавнам не ино значит, разве произвести стихотворцов. Вольный отец. Liber pater называется у латинских стихотворцов Бахус, бог пьянства и вина. Сатиры и фавны. Род лесных полубогов, Бахусу подвластных; мы чаю лешими называем. Стихотворцы дают им до пояса человеческий вид, от пояса вниз козлиные ноги, на лбу рога, много склонности к женам и к вину.

Ст. 6. С утра музы сладкия и проч. Как скоро стихотворцы произошли и Бахус их причислил к своему двору и самые музы, богини наук, пьянству предалися.

Ст. 7 и 8. От похвал, кои вину дает Омир. Омир греческой славной стихотворец. Смотри об нем назади в начале письма 2. Не можно сумневаться, говорит Дасиер, что и сии слова суть Кратиновы, который сочинил целое творение, чтобы доказать, что Омир любил вино. В самом деле Омир в многих своих стихах называет вино сладким, сладким как мед, сильным, силы подающим, сердце увеселяющим, божественным питьем.

Ст. 8. И сам отец Енний. Новый резон, от стихотворцов Горациевых времен к Кратиновым приложеный, для чего им должно быть винопийцами. Енний родом калабрец, древний стихотворец латинской. Он первый стихотворство римское в некой порядок привел и в нем стихи героические. Родился в 236 лето прежде Христа, умер в 169-м. Отцем. Гораций отцем зовет Енния за его древность.

Войны петь не принимался. Сиречь не принимался писать стихи героические, в которых описывал войны римския, ибо между прочими творениями Енний сочинил летопись римскую на стихах, которой до нас малые только частицы дошли.

Ст. 11 и 12. Искусству судебному прилежать и проч. Дасиер чает, что сии слова Бахус говорит; он один, как начальник пьянства и стихотворцев, имеет право с такою властью устав издавать. Сколько сей искусный толкователь ни трудится изъяснить связность сего с предъидущими, оную трудно понять. Искусству судебному прилежать и торгу. В латинском стоит: Forum putealque Libonоs mandobo siccis. Forum, площадь, где торг и суд в Риме отправлялся, ряды и приказ. Puteal libonis называлося в Риме место близ приказов, так названное за колодезем, который тут имелся. На том месте преторы римские расправу чинили и присягу принимали.

Ст. 12. Как скоро издал устав. Он Бахус, как скоро издал устав, содержащийся в двух предъидущих стихах. Гораций уже начинает показывать, сколь смеху достойны стихотворцы те, кои безвоздержно пьянству предаются для того, что Бахус велит быть веселым, принимался стихи писать, и что древние стихотворцы вино любили. Явно их безумие, ибо ино есть быть веселым или любить вино, иное вином упиваться.

Ст. 14, 15, 16 и 17. Что-ж неужто кто лицем. Но хотя-б те древние стихотворцы, и впрямь всегда пьяны будучи, стихи писать принималися, не следует от того, что кто их пьянству подражает, может такого-ж как они искусства и сладости стихи сочинять. Если то так было, то можно бы сказать, что кто подражает в уборе и в составе лица своего Катону, нося как он короткую и сальную епанчу и являяся лицем дик и суров, тот и все Катоновы добродетели, все его хвальные нравы имеет. Катон названный утической для того, что в том городе умер, был претор римской, строгой защититель вольности против Юлия Кесаря, человек безпорочных нравов.

Ст. 18 и 19. Нарбит сладкоречив ища. В латинском стоит: Нарбита губит язык, Тимагену подражающий. Тимагенес был вития Александрийский, который, пленен быв Габинием, привезен в Рим, где Силлы сын купил его и на волю пустил. В начале сделался он поваром, потом в носилках людей нашивал и напоследок стался витием. В милости был у Кесаря, но не долго оную сохранить мог за своим ядовитым языком, ибо досадными шутками обще всех пятнал безвоздержно и без разбору. Впрочем сладкоречив и многозабавен. Потому Гораций здесь говорит, что Нарбит потерял себя, послеуя Тимагену в том, в чем подражать было его неприлично. Одним словом, Нарбит подражал в Тимагене злое, сиречь злословие, а не то что хвального имел, каково было его сладкоречие. Кто таков был Нарбит - неизвестно.

Ст. 21. Злостьми подражаемый образец прельщает. Сиречь, образец, в котором такие пороки находятся, коим подражать можно, прельщает: сколь более тот образец славен, столь более опасен. Кажется всякому, что такому образцу последуя, не можно не достать подобную славу, мало разсуждая, что порок везде хулен и подражания недостоин.

Кимен бледотворный. Кимен силу имеет бледность на лицо наводить.

Ст. 25. Стадо гнусных рабов. Рабами называет Гораций подражателей, понеже раболепно следуют первоначальному, которому подражают. От сего видно, что Гораций здесь не всякое подражание хулит, но одно подлое и несмелое подражание, когда подражаем то только, что легко, или неисправного в других находим, и только что речей положение отменяем, ничего от себя не прибавливая.

Ст. 27. В неизвестной первой я стране дерзновенный проклал путь. Дерзновенный, смелый, к пути относится, а не к местоимению я. Гораций здесь хвалится, что он не как те современные ему стихотворцы гнусному подражанию предался, но от себя производит свои сочинения и прокладывает в сочинения путь новый, до тех пор римлянам неизвестный; в самом деле, он первый составил лирическия творения на латинском языке.

Ст. 30. Я первый парийский ямбы Риму показал. Ямбы суть род стихов особливой меры. Парийские ямбы суть ямбы Архилоховы, сиречь от Архилоха вымышленные. Ибо Архилох, стихотворец греческой был урожденец из Пароса, острова моря Егеиского; жил он около 666 году прежде Христа.

Ст. 31, 32 и 33. Архилоха мерам и мысли последовал, но неприсвояя и проч. Вот в чем состоит хвальное подражание, которым бываем сами вымыслители того, что от другого занимаем. Гораций подражает Архилоху в мере стихов, в мысли его, сиречь в образе его слова; но не присвояет себе дело, о котором Архилох пишет, ни речения которыми Архилох дело свое описывает. Речения пагубные Ликамбу. Ликамб, обещав свою дочь в жены Архилоху, недодержал своего слова, Архилох сочинил против него ямбические стихи, столь злобные и ядовитые, что и Ликамб и дочь его с отчаяния повесились. Для того речения пагубные Ликамбу и понеже в ст. 40 и 41. Тестя мертвить, плести невесте удавку.

И дабы кратчайшими и проч. И дабы ты мне не убавил славы для того, что я не дерзнул отменить меру и голос Архилоховых стихов, ведай, что я суровость его умягчил сладостию меры сапфических и алцейских и потому из трех родов стихотворца составил четвертой род, пред тем неизвестной. Кратчайшими листами. Венцы древные бывали или не стриженые, или стриженые; Tonsa, et Tonsilis, которой листы ножницами обстригали. Первая была гораздо четнее.

Ст. 37. Музу Архилохову. Стихи Архилоховы, которые были жестоки и ядовиты, умягчает мера и сила стихов сапфических. Сапфо была славная греческая стихотворчица, из острова Лезбоса, которые сочинений малая частица до наших времен сохранилася и в многом у ученых почтении; для тогож мужественна Сапфо, что творении её сильны и сочны.

Ст. 38. Алцей. Славный стихотворец греческой и почти изобретатель лирического творения, родом митилинец из острова Лезбоса.

Ст. 39. Различен же он во мне. Хотя я занял от Архилоха образ сочинения стихов и его меру, однакож в прочем гораздо он в моих стихах различен. Не тот же в них порядок, не тоже дело. Стихи мои не мертвят тестя, ни невесте удавку не плетут. Смотри выше сего примечания под стихом 31 и проч.

Ст. 37 и 38. Которому прежде никто подражать не смел. Прежде, вместо прежде меня. В латинском стоит: который прежде ничьими другими устами не сказан. Прежде Горация никто на латинском языке не выдавал стихи, Архилоховым подобные.

Ст. 46. Хочет ли знать, . Гораций вдруг с одного деда на другое перескакивает. Обличив подражателей раболепных, изъясняет, отчего стихотворцы его века въявь осуждали его сочинении, хотя оные наедине любить и честь принуждены были. Правду сказать, я не вижу, какая связность между теми двумя делами находится.

Ст. тот же. Злобный и неправый. Неправый изрядно изображает латинское слово iniquus, но ingratus значит неблагодарный, а не злобный; мера стиха меня не допустила первое слово употребить. Для тогож неблагодарным Гораций зовет чтеца того, что хулами воздает за услаждение, которое получает, читая его Горациевы сочинения.

Ст. 47. Труды мои. В латинском стоит: opuscula mea, мои сочиненийцы. Речение, которое оказывает Горациеву смиреyyомудрость.

Ст. 48. За порогом хулит

Ст. тот же и 49 и 50. Я не добываю издержками в ужинах и пр. Я не последую образцу прочих подлых стихотворцов, не даю пиры и платья не дарю, чтоб добыть себе похвалы народа непостоянного. Насмевается Гораций стихотворцам его времен, которые давали ужины и раздавали платье народу, чтоб от него стихи их были выхвалены, как те, кои такия иждивении чинили для приобретения себе в народе голосов, когда в чины какие добивалися.

Ст. 49. . Не новое платье дарят те стихотворцы, но обноски; от чего видно, каким подлым людям те стихотворцы льстили, чтоб похвалу себе достать.

Ст. 50. Непрочные похвалы ветренна народа. В латинском стоит: я не ловлю голосы ветренна народа.

Не пекусь. Non dignor, не чаю себе прилично.

Ст. 53. Кланяться им в креслах

Ст. 54. Вот для чего на меня. Hinc illae lacrymae. Вот для чего те слезы. Речение пословичное у римлян, которое значит: вот для чего они гневом пылают, ярятся.

Ст. 56. . Часто у римлян творений чтение производило её в капищах и в зрелищных домах. Но spissa theatra может к тому просто значить многолюдные собрании, каковы бывают в зрелищах и других публичных местах.

Ст. 59. Юпитеровым ушам. Ушам сиречь Августовым. Для таких только высоких особ чаешь стихи твои достойны, а нам подлейшим оные честь гнушаешься.

Собой бо доволен. Сам себе чрез меру люб; tibi pulcher, пословица употребляема для того, кто чрез меру в себя самого влюбился.

Ст. 61 и проч. На то я впасть опасаюсь в свой нрав пересмешливый Naribus indulgere, значит дать волю своему пересмешному нраву.

Ст. 63 и 64. Не нравно, не нравно мне место сие, кричу и прошу отсрочку называлася отсрочка, которая единоборцам у римлян дозволялася для совершения боя; приходит та речь от Dilatio ludi, отсрочка игры.

Ст. 65# Ибо игра родила. Лестницею витии называют сию риторическую фигуру, понеже от слабейшей вещи на сильнейшую всходится. Игра родила распрю, распря ярость, ярость недружбу, недружба войну. Гораций чаятельно насмевается здесь худым стихотворцам, которые смеху достойно употребляли фигуры риторическия; иначе нельзя его извинить, ни понять, к чему сии два стиха в конце письма прилепил.

 



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница