Ган Исландец.
Часть вторая.
Глава XXIX

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Ган Исландец. Часть вторая. Глава XXIX (старая орфография)

XXIX

Лишь только первые лучи солнца позолотили вершины скал, обрамляющих морской берег, рыбак, до разсвета еще отплывший от берега на несколько выстрелов мушкета, чтобы закинуть сети в виду входа в Вальдергогскую пещеру, приметил какое то существо, закутанное в плащ или саван, которое, спустившись со скал, исчезло под грозными сводами пещеры.

Вне себя от ужаса, он поручил свою лодку и душу покровительству святого Усуфа и бросился домой рассказать своей испуганной семье, что он видел, как на разсвете вышло в пещеру одно из привидений, населяющих жилище Гана Исландца.

Это привидение - предмет будущих толков и ужаса в долгие зимние вечера - был Орденер, сын вице-короля Норвегии, который жертвовал своей жизнью ради той, которой отдал свою душу и сердце, ради дочери осужденного, между тем, как население обоих королевств полагало, что он ухаживает за своей гордой невестой.

Тяжелые предчувствия, зловещия предвещания сопровождали его к цели его путешествия; он только что разстался с семьей рыбака и, простившись с ним, добрая Маас горячо молилась за него на пороге хижины.

Горец Кеннибол и шестеро его товарищей, указав ему дорогу, покинули его за полмили от Вальдергога; эти неустрашимые охотники, которые, смеясь, шли на медведя, долгим испуганным взглядом смотрели в след отважному юноше.

Орденер вошел в Вальдергогскую пещеру, как моряк входит в давно желанную гавань. Неизъяснимую радость испытывал он, помышляя о том, что ему предстоит выполнить, что быть может через несколько мгновений он прольет кровь за свою Этель. Приготовляясь вступить в борьбу с разбойником, наводившим ужас на целый округ, с чудовищем, быть может с самим демоном, он совсем не думал об этом страшилище. В воображении его носился нежный образ узницы, без сомнения молившейся за него перед алтарем своей темницы. Если-бы он жертвовал собою для кого нибудь другого, то хоть минуту подумал бы как предотвратить опасность, но может-ли разсуждать юное сердце в ту минуту, когда волнуют его два таких прекрасных ощущения, как самоотверженность и любовь.

Смело шел он под звучными сводами, где многоголосое эхо повторяло шум его шагов, даже не взглянув на сталактиты столетняго базальта, нависшие над его головой вместе с мохом, плющом и лишаями. Причудливые фигуры, образованные этими сталактитами, не раз представлялись суеверным норвежским крестьянам толпой демонов или процессией привидений...

С тем-же равнодушием прошел он мимо гробницы короля Вальдера, с которой связывалось столько страшных преданий, и не слышал никаких голосов, кроме протяжного завыванья ветра в мрачных галереях.

Далее он вступил под извилистые своды, слабо освещенные через разселины скал, полузаросшие травой и кустарником. То и дело под ноги ему попадались какие-то обломки, звучно катившиеся по камням и казавшиеся в полумраке расколотыми черепами или челюстями с белыми, обнаженными до корней зубами.

Однако до сих пор он не испытывал ни малейшого чувства страха и удивлялся только тому, что не встретился еще с грозным обитателем страшной пещеры.

Наконец он достиг круглой залы, самой природой образованной в боку утеса. Здесь оканчивалась подземная дорога, по которой он следовал, и в стенах не имелось других отверстий, кроме широких трещин, через которые виднелись горы и окрестные леса.

Удивленный безплодными поисками в этой роковой пещере, Орденер стал уже терять надежду встретиться здесь с разбойником, как вдруг его внимание привлечено было странной формы монументом, возвышавшимся посреди этой подъемной залы.

Три длинных массивных камня, утвержденных на земле, поддерживали четвертый широкий и четырехугольный, наподобие того, как три столба подпирают крышу. Под этим своеобразным гигантским треножником находился как бы жертвенник, высеченный из дельной глыбы гранита, с круглыми углублениями поверхности.

Орденер сразу узнал одно из тех колоссальных друидических сооружений, которых так часто встречал в своих странствованиях по Норвегии и быть может наиболее изумительные образцы которых представляют во Франции монументы Локмариакер и Карнак - странные древние памятники, выстроенные на земле как бы для временного убежища, и прочность которых зависит исключительно от их массивности.

Погрузившись в задумчивость, молодой человек машинально облокотился на жертвенник, каменное жерло которого почернело оть крови человеческих жертв.

Вдруг он вздрогнул; слуха его коснулся голос, который казалось выходил из камня:

- Юноша, одной ногой стоишь ты уже в могиле.

Орденер быстро выпрямился и схватился за рукоять сабли, между тем как отголосок, слабый как стон умирающого, явственно повторил в глубине пещеры:

- Юноша, одной ногой стоишь ты уже в могиле.

В ту же минуту страшная рыжеволосая голова с диким хохотом появилась по ту сторону друидического жертвенника.

- Да, безумец, - повторила она: - одной ногой стоишь ты уже в могиле.

- А рукой хватаюсь за саблю, - ответил молодой человек, не двигаясь с места.

- Это я, - сказало оно с рычанием хищного зверя.

- Это я, - ответил Орденер.

- Я ждал тебя.

- Ну, я трудился больше, - невозмутимо заметил молодой человек: - я искал тебя.

Разбойник скрестил руки на груди.

- Знаешь ты, кто я?

- Да.

- И не боишься?

- Теперь нет.

- А, значит ты боялся, идя сюда?

Чудовище вскинуло голову с торжествующим видом.

- Да, боялся не найти тебя.

- Ты не боишься меня, а между тем ноги твои только что спотыкались о человеческие трупы?

- Завтра, быть может споткнутся о твои.

Малорослый вспыхнул от гнева. Орденер, не шевельнувшись, надменно хранил присутствие духа.

- Берегись! - пробормотал разбойник: - Я обрушусь на тебя как норвежский град на зонтик.

- Мне не нужно другого щита против тебя.

Что то во взоре Орденера обуздывало чудовище, которое принялось царапать ногтями шерсть своей одежды подобно тигру, который взрывает траву, прежде чем ринуться на добычу.

- Ты внушаешь мне что то вроде жалости, сказало оно.

- А ты мне - презрение.

- Дитя, твой голос нежен, лицо твое свежо как у молодой девушки: выбирай, какую смерть предпочтешь ты?

- Твою.

Малорослый захохотал.

- Я знаю, что ты разбойник, для золота убивающий людей.

- Ошибаешься, - перебило чудовище: - для крови.

- Разве Алефельды не заплатили тебе за убийство капитана Диспольсена?

- Что такое? Что это за люди?

- Ты не знаешь капитана Диспольсена, которого ты убил на Урхтальском берегу?..

- Очень может быть, но я забыл его, как через три дня забуду тебя.

- Ты не знаешь графа Алефельда, который заплатил тебе за то, что ты отнял у капитана железный ящик?

- Алефельд! Постой; да я знаю его. Вчера еще я пил кровь его сына черепом моего.

Орденер содрогнулся от ужаса.

- Разве тебя недостаточно наградили?

- Наградили? - переспросил разбойник.

- Слушай, мне омерзительно смотреть на тебя, кончим скорее.

- Восемь дней тому назад ты нашел железный ящик на теле одной из твоих жертв, у офицера мункгольмского полка.

При последних словах разбойник вздрогнул.

- У офицера мункгольмского полка! - пробормотал он сквозь зубы, затем продолжал с движением изумления: - Да ты сам не офицер ли мункгольмского полка?

- Нет, - ответил Орденер.

- Жаль!

Лицо разбойника омрачилось.

- Слушай, - продолжал настойчиво Орденер, - куда ты девал ящик, взятый тобой у капитана?

Малорослый, казалось, размышлял одно мгновение.

- Клянусь Ингольфом! Вот странный ящик, которым все интересуются. Ручаюсь, что не так ревностно станут искать гроб с твоими костями, если только кто нибудь соберет их.

Эти слова показывали, что разбойнику известен был ящик и вернули Орденеру надежду разыскать его.

- Нет.

- Ты лжешь, потому что смеешься.

- Думай что хочешь. Мне что за дело?

Чудовище действительно приняло насмешливый вид, внушавший недоверие Орденеру. Он понял, что ему не остается ничего более, как или привести в ярость разбойника, или устрашить его, если возможно.

- Послушай, - сказал он, возвысив голос: - ты должен отдать мне этот ящик.

Свирепый хохот был единственным ответом чудовища.

- Ты должен отдать мне его! - повторил молодой человек громовым голосом.

- Разве ты привык повелевать буйволами и медведями? - спросило чудовище с новым взрывом хохота.

- Да, даже демоном в аду.

- Так вот, попробуй теперь.

Орденер выхватил саблю, которая как молния сверкнула в темноте.

- Повинуйся!

- Ого, - вскричал разбойник, взмахнув топором, - мне ничего бы не стоило раздробить твои кости и высосать твою кровь, как только ты вошел сюда. Но я удержался; мне интересно было посмотреть как воробей станет нападать на ястреба.

- Презренный, - вскричал Орденер, - защищайся!

- В первый раз еще говорят мне это, - пробормотал разбойник, скрежеща зубами.

С этими словами он вскочил на гранитный жертвенник и съежился там подобно леопарду, поджидающему на вершине скалы охотника, чтобы неожиданно кинуться на него.

Взоры его пристально устремились на молодого человека, он как бы выбирал, с какой стороны лучше напасть на противника. Еще одно мгновение и Орденер погиб бы, но не дав времени разбойнику размыслить, он стремительно бросился на него и ударил по лицу концом сабли.

Завязался поединок, ожесточение которого трудно себе вообразить. Малорослый, стоя на жертвеннике, как статуя на пьедестале, казался одним из тех ужасных идолов, которым во времена варварства приносили здесь беззаконные и святотатственные жертвы.

Движения разбойника до такой степени были проворны, что откуда Орденер ни нападал на него, всюду встречал он зверскую физиономию и лезвие топора. На первых же порах он был бы изрублен в куски, если бы по счастливому вдохновению не накинул плаща на свою левую руку, для того чтобы подставлять этот развевающийся щит безчисленным ударам разъярившагося врага.

В продолжение нескольких минут неслыханные усилия обоих противников ранить друг друга оставались тщетными. Серые пылающие как угли глаза малорослого выкатились из орбит. Удивленный столь энергичным и смелым сопротивлением повидимому столь слабого врага, он перешел от дикой насмешливости к мрачному бешенству.

Свирепая неподвижность черт лица чудовища, невозмутимое спокойствие физиономии Орденера составляли страшный контраст с проворством их движений и стремительностью нападений.

В зале не слышно было другого шума, кроме стука оружия, безпорядочных шагов молодого человека и тяжелого дыхания сражающихся, как вдруг малорослый испустил страшный рев.

Свирепый разбойник почувствовал наконец саблю противника у своей груди.

- Еще раз говорю тебе, - закричал Орденер, торжествуя победу, - отдашь ты мне железный ящик, который ты украл таким подлым образом?

Одну минуту малорослый хранил молчание, потом заревел:

- Никогда, будь ты проклят!

Орденер продолжал, все грозя саблей жизни побежденного:

- Подумай!

- Нет, я уж сказал тебе: не отдам, - повторил разбойник.

Благородный молодой человек опустил свою саблю.

- Ну, - сказал он, - освободи топор из складок плаща и будем продолжать бой.

Презрительный хохот был ответом чудовища.

- Щенок, я не нуждаюсь в твоем великодушии!

Прежде чем удивленный Орденер успел обернуться, он стал ногой на плечо своего великодушного победителя, и одним прыжком очутился в двенадцати шагах от него.

Другим прыжком он вскочил на Орденера и повис на нем подобно пантере, впившейся пастью и когтями в бока громадного льва. Ногти его вонзились в плечи молодого человека; кривые ноги стиснули бедра, и Орденер увидал над собой свирепое лицо с окровавленным ртом и зубами хищного зверя, готовыми терзать его тело.

Чудовище хранило молчание; ни одно человеческое слово не вырвалось из его задыхающагося горла и только глухой рев, смешанный с хриплыми яростными криками, выражал его бешенство. Разбойник был отвратительнее дикого зверя, чудовищней демона; это был человек, в котором не оставалось ничего человеческого.

Орденер пошатнулся под тяжестью малорослого и упал бы от неожиданного толчка, если бы сзади не поддержала его широкая колонна друидического памятника. Он устоял на ногах, полусогнув спину и задыхался в объятиях непримиримого врага. Чтобы составить себе малейшее понятие об этом страшном моменте борьбы, надо знать, что только что описанная нами сцена была делом еле измеримого промежутка времени.

Мы сказали, что молодой человек пошатнулся, но он не дрогнул и только поспешил мысленно проститься с Этелью. Эта мысль любви была как бы молитвой, она вернула ему силы. Охватив чудовище обеими руками и взяв клинок сабли по середине, он приставил конец её перпендикулярно к спинному хребту разбойника.

Раненое чудовище испустило страшный вой, неистово вырвалось из рук неустрашимого противника, который снова пошатнулся, и упало в нескольких шагах позади, держа в зубах лоскут зеленого плаща, оторванный им в ярости.

поросшая мохом и терновником. Два человека обыкновенной силы с трудом могли бы поднять малейший из них, но разбойник схватил обломок обеими руками и высоко подняв его над головой, замахнулся им на Орденера. Взгляд его был ужасен в эту минуту. Камень, пущенный изо всех сил, тяжело пронесся в воздухе, так что молодой человек едва успел отскочить в сторону. Гранитный обломок разлетелся в дребезги внизу подземной стены, с страшным треском, долго повторявшемся отголосками глубокой пещеры.

Оглушенный Орденер едва успел прийти в себя, как уже разбойник размахивал другим обломком. Раздраженный при виде такой подлой обороны, молодой человек устремился на малорослого, высоко подняв саблю, с намерением изменить бой, но огромная глыба, вращаясь в тяжелой мрачной атмосфере пещеры, встретила на пути своем хрупкий обнаженный клинок. Сабля сломилась как кусок стекла и зверский хохот чудовища огласил подземные своды.

Орденер был обезоружен.

- Хочешь ты перед смертью просить о чем Бога или дьявола, - закричал разбойник.

Глаза его сверкали зловещим огнем, все мускулы напряглись от яростной радости, и с нетерпеливым воем кинулся он за топором, валявшимся на земле в складках плаща...

Вдруг отдаленный рев послышался снаружи пещеры. Чудовище остановилось. Рев усиливался; человеческие крики смешивались с жалобным рычаньем медведя. Разбойник прислушался. Жалобный вой продолжался. Разбойник схватил поспешно топор и кинулся, не на Орденера, но в одну из трещин, о которых мы говорили, и через которые проникал дневной свет.

Изумленный таким оборотом дела, Орденер тоже бросился за ним к этой природной двери и увидал на ближайшей прогалине громадного белого медведя, окруженного семью охотниками; среди них, как ему показалось, он узнал Кеннибола, накануне удивившого его своими словами.

Орденер обернулся. Разбойника не было уже в пещере, а снаружи доносились страшные крики:

- Фриенд! Фриенд! Я с тобой! Я здесь!