Ган Исландец.
Часть вторая.
Глава XXXVII

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Ган Исландец. Часть вторая. Глава XXXVII (старая орфография)

XXXVII

- А что, старый товарищ Гульдон Стайнер, вечерний-то ветерок не на шутку хлещет по моему лицу волосьями моей шапки?

С этими словами Кеннибол, отведя на минуту взор свой от великана, шествовавшого во главе мятежников, обратился к одному из случившихся возле него горцев.

Стайнер покачал головой, и тяжело вдохнув от усталости, переложил знамя с одного плеча на другое.

- Гм!.. Я полагаю, начальник, что в этих проклятых ущельях Черного Столба, где ветер бушует как поток, нам не согреться и на раскаленных угольях.

- Надо будет развести такой костер, чтобы всполошились все старые совы на вершинах скал и в развалинах. Терпеть не могу я этих сов; в ужасную ночь, когда привиделась мне фея Убфем, она явилась передо мною в виде совы.

- Клянусь святым Сильвестром! - пробормотал Гульдон Стайнер, отворачивая голову: - Ангел ветра безжалостно бьет нас своими крыльями! По моему, Кеннибол, следовало бы поджечь все горные ели. Прекрасное бы вышло зрелище: войско греется целым лесом!

- Избави Боже, приятель Гульдон! А дикия козы!.. Кречеты, фазаны! Жарить дичину разчудесное дело; но зачем же жечь ее!

Старый Гульдон засмеялся.

- Начальник! Ты все тот же чорт Кеннибол, волк для диких коз, медведь для волков и буйвол для медведей!

- А далеко ли до Черного Столба? - спросил кто-то из охотников.

- К ночи, товарищ, мы достигнем ущелий, - ответил Кеннибол: - теперь же приближаемся к Четырем Крестам.

На минуту водворилось молчание; только слышен был шум многочисленных шагов, завывания ветра и отдаленное пение смиазенских кузнецов.

- Дружище Гульдон Стайнер, - спросил Кеннибол, перестав насвистывать охотничью песню Роллона: - говорят, ты недавно вернулся из Дронтгейма?

- Да, начальник. Мой брат, рыбак Георг Стайнер, захворал и я работал за него в лодке, чтобы его несчастная семья не умерла с голоду, пока он умирал от болезни.

- Так. А не случалось ли тебе, когда ты был в Дронтгейме, видеть там этого графа, узника... Шумахера... Глеффенгема... как бишь его зовут-то? Ну да того, за которого мы взбунтовались, чтобы освободиться от королевской опеки, и чей герб несешь ты на этом знамени огненного цвета?

- Да, его не легко таскать! - промолвил Гульдон: - Ты спрашиваешь об узнике Мункгольмской крепости, о графе... ну да все равно как ни зовут его. Но как же ты хочешь, начальник, чтобы я его видел? Для этого, - продолжал он, понизив голос: - необходимо иметь глаза того демона, который идет впереди вас, не оставляя, однако, за собой серного запаха, - глаза этого Гана Исландца, который видит сквозь стены, или кольцо феи Маб, которая может проникнуть даже в замочную скважину. Я убежден, что в эту минуту среди нас только один человек видел графа... узника, о котором ты спрашиваешь меня.

- Один?.. Да, правда, господин Гаккет! Но его теперь нет с нами. Он покинул нас прошлой ночью, чтобы вернуться...

- Да я не о господине Гаккете говорю тебе, начальник.

- О ком же?

- Ну?

- Ну, - продолжал Гульдон, приближаясь к Кенниболу: - вот он-то и знает графа... того знаменитого графа, все равно как я тебя, начальник Кеннибол.

Кеннибол взглянул на Гульдона, подмигнул ему левым глазом и ударив его по плечу, вскричал с торжеством человека, довольного своей проницательностью:

- Представь себе, я это подозревал!

- Да, начальник, - продолжал Гульдон Стайнер, снова перекладывая огненного цвета знамя с одного плеча на другое: - могу уверить тебя, что этот зеленый молодчик видел графа... как биш его зовут-то? Ну того, за которого мы будем драться... в самой Мункгольмской крепости, и повидимому, ему так же хотелось проникнуть в эту тюрьму, как нам с тобой войти в королевский парк.

- Откуда же ты это узнал, приятель?

Старый горец схватил Кеннибола за руку и с подозрительной осторожностью распахнул свой кожаный плащ.

- Погляди-ка! - сказал он ему.

- С нами крестная сила! - вскричал Кеннибол: - блестит как настоящий алмаз!

Действительно, роскошная бриллиянтовая пряжка красовалась на грубом поясе Гульдона Стайнера.

- Да это и есть настоящий алмаз, - возразил горец, снова запахивая полы плаща: - это так же верно, как то, что от луны два дня пути до земли и что мой пояс сделан из буйволовой кожи.

Лицо Кеннибола омрачилось, выражение изумления сменилось на нем суровостью. Он потупил глаза в землю, произнеся с грозной торжественностью:

- Гульдон Стайнер, уроженец деревни Шоль-Се в Кольских горах, твой отец, Медпрат Стайнер безупречно дожил до ста двух лет, потому что убить нечаянно королевскую лань или лося не составляет еще преступления. Гульдон Стайнер, твоей седой голове добрых пятьдесят семь лет, возраст считающийся молодежью только у однех сов. Старый товарищ, мне хотелось бы, чтобы алмазы этой пряжки превратились в просяные зерна, если ты добыл их не таким же законным путем, каким королевский фазан получает свинцовую пулю мушкета.

Произнося это странное увещание, голос начальника горцев звучал в одно и тоже время угрозой и трогательным убеждением.

- Как верно то, что ваш начальник Кеннибол самый отважный охотник Кольских гор, - отвечал Гульдон без малейшого замешательства: - и что эти алмазы неподдельные камни, так же верно и то, что я законно владею ими.

- Полно, так ли? - возразил Кеннибол тоном, выражавшим и доверие, и сомнение.

- Клянусь Богом и моим святым патроном, дело было так, - отвечал Гульдон: - однажды вечером - неделю тому назад - едва успел я указать дорогу к Дронтгеймскому Спладгесту землякам, которые несли труп офицера, найденный на Урхтальском берегу, - какой-то молодчик, подойдя к моей лодке, закричал мне: "в Мункгольм!" Я, начальник, не обратил было внимания: какой птице охота летать вокруг клетки? Осанка у молодого человека была гордая, величественная, сопровождал его слуга с двумя лошадьми, и вот не обращая на меня внимания, он прыгнул ко мне в лодку. Делать нечего, я взял мои весла, то есть весла моего брата, и отчалил. Когда мы приехали, молодой человек, поговорив с сержантом, должно быть начальником крепости, бросил мне - Бога беру во свидетели - вместо платы алмазную пряжку, которую я тебе показывал и которая досталась бы моему брату Георгу, а не мне, если в ту минуту, когда нанял меня путешественник, не кончил день моей работы за Георга. Вот тебе и весь сказ, Кеннибол.

- Тем лучше для тебя.

Мало по малу от природы мрачные и суровые черты лица охотника прояснились и смягчившимся голосом он спросил Гульдона:

- А точно ли ты уверен, старый товарищ, что это тот самый молодчик, который идет за нами в отряде Норбита.

- Уверен ли! Да я из целой тысячи узнаю лицо моего благодетеля; и в добавок тот же плащ, то же черное перо...

- И, ясное дело, что он хотел видеться с знаменитым узником, потому что, если бы тут не было какой-нибудь тайны, разве стал бы он так щедро награждать перевозчика? Он и теперь не спроста пристал к нам..

- И то правда.

- Мне даже сдается, начальник, что граф-то, которого мы хотим освободить, больше доверяет этому молодому незнакомцу, чем господину Гаккету, который, правду сказать, только и умеет, что мяукать дикой кошкой.

Кеннибол выразительно кивнул головой.

- Я того же мнения, товарищ, и в этом деле скорее послушаюсь этого незнакомца, чем Гаккета. Клянусь святым Сильвестром и Олаем, товарищ Гульдон, если нами предводительствует теперь исландский демон, то этим мы более обязаны незнакомцу, чем болтливой сороке Гаккету.

- Ты так думаешь, начальник?.. - спросил Гульдон.

Кеннибол хотел было ответить, как вдруг Норбит хлопнул его по плечу.

- Кеннибол, нам изменили! Гормон Воестрем только что прибыл с юга и говорит, что весь полк стрелков выступил против нас. Шлезвигские уланы уже в Спарбо, три отряда датских драгун поджидают лошадей в Левиче. Вся дорога точно позеленела от их зеленых мундиров. Поспешим занять Сконген, не останавливаясь на ночлег. Там по крайней мере, мы можем защищаться. Гормон к тому же уверяет, что видел блеск мушкетов в кустарниках ущелья Черного Столба.

Молодой начальник был бледен и взволнован, однако взгляд и тон его голоса выражали мужественную решимость.

- Быть не может, - вскричал Кеннибол.

- К несчастию это так, - ответил Норбит.

- Но господин Гаккет..

- Изменник или трус, поверь мне, товарищ Кеннибол... Ну, где этот Гаккет?..

В эту минуту старый Джонас подошел к двум начальникам. По глубокому унынию, выражавшемуся в чертах его лица, легко можно было видеть, что ему известна уже роковая новость.

Взгляды старых товарищей Джонаса и Кеннибола встретились и оба как бы по молчаливому согласию покачали головой.

- Ну что, Джонас? - спросил Норбит.

Старый начальник Фа-рерских рудокопов, медленно потер рукою морщинистый лоб, и тихо ответил на вопросительный взгляд старого предводителя Кольских горцев:

- Да, к несчастию все это слишком справедливо, Гормон Воестрем сам видел их.

- В таком случае, что же делать? - спросил Кеннибол.

- Что делать? - повторил Джонас.

- А еще благоразумнее, брат Кеннибол, отступить.

- Остановиться! Отступить! - вскричал Норбит: - Напротив, надо идти вперед!

Оба старика холодно и удивленно взглянули на молодого человека.

- Идти вперед! - повторил Кеннибол: - А Мункгольмские стрелки?

- А Шлезвигские уланы! - подхватил Джонас.

- А Датские драгуны! - напомнил Кеннибол.

Норбит топнул ногой.

- А Королевская опека! А моя мать, умирающая от голода и холода!

- Чорт возьми эту Королевскую опеку! - вскричал рудокоп Джонас с невольной дрожью.

- Что нам за дело до нея! - возразил горец Кеннибол.

Джонас взял Кеннибола за руку.

- Эх товарищ! Ты охотник и не знаешь как сладка эта опека нашего доброго государя Христиана IV. Да избавит нас от нее святой король Олай!

- Ищи этой защиты у своей сабли! - мрачно заметил Норбит.

- Ты за смелым словцом в карман не полезешь, товарищ Норбит, - сказал Кеннибол, - а подумай только, что будет, если мы двинемся дальше и все зеленые мундиры...

- А ты думаешь нас лучше встретят в горах? Как лисиц, бегущих от волков! Бунт и имена наши уже известны, по моему умирать так умирать, лучше пуля мушкета, чем петля виселицы!

Джонас одобрительно кивнул головой.

- Чорт возьми! Братьям нашим опека! Самим нам виселица! Мне кажется, Норбит прав.

- Дай руку, храбрый товарищ! - вскричал Кеннибол, обращаясь к Норбиту, - Опасность грозит нам и спереди и с тылу. Лучше прямо броситься в пропасть, чем упасть в нее навзничь.

- Так идем же! - вскричал старый Джонас, стукнув эфесом своей сабли.

Норбит с живостью пожал им руки.

но только в величайшей тишине. Их необходимо пройти, даже если неприятель засел там в засаду.

- Я думаю, что стрелки не дошли еще до Ордельского места перед Сконгеном... Но все равно: теперь ни гу-гу!

- Тише! - повторил Кеннибол.

- Теперь, Джонас, - шепнул Норбит, - вернемся к нашим отрядам. Завтра, Бог даст, мы будем в Дронтгейме, не смотря на всех стрелков, уланов, драгунов и зеленые мундиры южан.

Начальники разошлись. Вскоре приказание: тише! пронеслось по рядам и вся банда мятежников, за минуту пред тем столь шустрая, теперь в пустоте, утопавшей в темноте ночного сумрака, превратилась в толпу немых призраков, которые безшумно блуждают по извилистым тропинкам кладбища.

Между тем, дорога постепенно становилась все уже, как бы углубляясь в скалистой ограде, которая все круче и круче уходила к небесам. В ту минуту, когда красноватая луна выплыла из за туч, клубившихся вокруг нея с фантастической подвижностью, Кеннибол шепнул Гульдону Стайнеру.

- Надо идти как можно тише, теперь мы вступаем в ущелья Черного Столба.

В самом деле слышался уже шум потока, который промеж гор следует за всеми извилинами дороги, а на дороге высилась огромная продолговатая гранитная пирамида Черного Столба, рисовавшаяся на сером фоне неба и снеговом покрове окружающих гор. На западе в туманной дали виднелся на горизонте Спарбский лес и длинный амфитеатр скал, шедших уступами подобно лестнице гигантов.

Мятежники, принужденные вытянуть свои колонны на узкой, стиснутой между скал дороге, безмолвно продолжали свой путь и вошли в ущелье, не засветив ни одного факела. Даже шум их шагов заглушался оглушительным ревом водопадов и завыванием бурного ветра, гнувшого столетния деревья и крутившого тучи вокруг льдистых снежных вершин.

Теряясь в мрачной глубине ущелья, мерцающее сияние лунного света не достигало металлических наконечников оружия мятежников и даже белые орлы, пролетавшие иногда над их головами, не подозревали, что такое огромное скопище людей, решилось потревожить в эту минуту их уединение.

Вдруг старый Гульдон Стайнер коснулся плеча Кеннибола прикладом своего карабина.

- Начальник! Что-то блеснуло в кустах остролиста и дрока.

- Видел, - ответил Кеннибол: - Это блеск облака в потоке.

Прошли далее.

Гульдон снова поспешно схватил руку начальника.

- Посмотри-ка, уж не мушкеты ли сверкают там в тени скал, - спросил он.

- Успокойся, брат Гульдон, это лунный свет играет на ледяной вершине.

Никакая опасность, повидимому, не грозила им и отряды бунтовщиков, беззаботно проходя по извилинам ущелья, мало по-малу забыли всю критичность их положения.

После двух часов ходьбы, часто затруднительной по дороге, загроможденной упавшими деревьями и глыбами гранита, передовой отряд вошел в сосновую рощу, которой оканчивалось ущелье Черного Столба и над которой нависли почернелые мшистые скалы.

Гульдон Стайнер приблизился к Кенниболу, заявляя ему свою радость, что скоро выберутся из этого проклятого ущелья и поблагодарят святого Сильвестра, спасшого их от гибели у Черного Столба.

которой быть может не было у них и в помине.

Между темь, внимание его привлечено было двумя круглыми огоньками, которые подобно раскаленным углям мелькали в чаще кустарника.

- Клянусь спасением моей души, - прошептал он, схватив Гульдона за руку: - вот глаза самой великолепной дикой кошки, когда либо мяукавшей в этом кустарнике.

- Ты прав, - ответил старый Стайнер: - и если бы он не шел впереди нас, я подумал бы, что это глаза проклятого исландского демо...

- Тс! - шепнул Кеннибол и схватился за карабин.

Выстрел прогремел, прежде чем Гульдон Стайнер мог тому воспрепятствовать, схватив руку неблагоразумного охотника... Не жалобный вой дикой кошки ответил на звучный раскат выстрела, но страшный рев тигра, сопровождаемый еще более страшным хохотом человека.

Не слышно было отголоска ружейного выстрела, подхваченного эхом в глубине горных ущельев. Лишь только свет выстрела блеснул в ночной темноте, лишь только роковой взрыв пороха нарушил окружающую тишину, как вдруг тысячи грозных голосов заревели в горах, в ущельях, в лесу, крик да здравствует король! подобно раскату грома грянул над головами мятежников, спереди, сзади, с боков; убийственный огонь опустошительных залпов, сыпавшихся со всех сторон, уничтожал и освещал ряды бунтовщиков, указывая им сквозь красные клубы дыма баталион за каждой скалой, солдата за каждым деревом.