Бездна.
Глава XX

XX

- Он не скучает, этот каноник, - сказал Дез Эрми, когда Дюрталь ему рассказал подробности Черной Мессы. - Он составил себе настоящий сераль из истероэпилептичек и эротоманок; но всему этому не хватает полноты. Конечно, с точки зрения богохульств, кощунственных дел и чувственных излишеств, этот священник, кажется выходящим из рамок, почти единственным; но ему не хватает кровавой и кровосмесительской стороны старых шабашей. Вообще, Докр много ниже Жиля де Ре; его дела бледны, если так можно сказать, неполнокровны.

- Подумай; где доставать детей, которых можно было бы убивать безнаказанно, так чтобы родители не поднимали шума и не вмешивалась полиция!

- Ну да, подобного рода трудностям, очевидно, и надо приписать мирное совершение Черной Мессы. Но я снова думаю о женщинах, которых ты мне описал, о тех, которые приникают к жаровням, чтобы вдыхать дым смол и растений; они пользуются приемом айссауа, которые тоже бросаются головой на бразеро, когда необходимая при их действиях каталепсия запаздывает; что до остальных отмеченных тобой явлений, то они известны в больницах, и ничего нового нам не дают. Теперь о другом, - продолжал он, - не говори Каре ни слова обо всем этом, так как он способен запереть перед тобой свою дверь, если узнает, что ты присутствовал при служении в честь дьявола!

Они спустились из квартиры Дюрталя и направились к башням Сен-Сюльпис.

- Я не беспокоился о съестном, так как ты взял это на себя, - сказал Дюрталь, - но я послал сегодня утром матушке Каре, кроме десерта и вина, настоящих голландских пряников и два немного странных ликера: "Эликсир жизни", который мы выпьем в качестве аперитива перед обедом, и флакон ликера из сельдерея. Я их отыскал у одного надежного поставщика.

- О!

- Да, друг мой, безукоризненно честного, ты сам увидишь; "Эликсир жизни" составлен по очень старинному рецепту из алоэ, кардамона, шафрана, мирры и кучи других ароматов. Это нечеловечески горько, но восхитительно!

- Ладно, впрочем мы, по крайней мере, отпразднуем излечение Жевинже.

- Ты уже видел его?

- Да, он чувствует себя на диво хорошо, мы заставим его рассказать, как это произошло.

- Хотел бы я знать, чем он живет, этот господин?

- Его познания как астролога доставляют ему средства.

- Значит, есть богатые люди, заказывающие свои гороскопы?

- Черт возьми, надо думать, что так, сказать тебе по правде, я думаю, что Жевинже не очень-то состоятелен. В эпоху Империи, он был астрологом императрицы очень суеверной и веровавшей, - как сам Наполеон, впрочем, - предсказаниям и гаданиям; но после падения Империи его положение стало много хуже. Тем не менее его считают единственным во Франции, сохранившим секреты Корнелиуса, Агриппы и Кремоны, Руджиери и Гао-рику, Синибальдо и Трифема Тритемия.

Разговаривая, они взошли на лестницу и подошли к двери звонаря.

Астролог был уже там и стол накрыт. Все немного скривились, отведав темный едкий ликер, налитый Дюрталем.

Довольная, что видит снова своих старинных собеседников, матушка Каре подала мясной суп.

Она наполнила тарелки, подала блюдо овощей, и Дез Эрми сказал, смеясь, Дюрталю, выбиравшему порей:

- Берегись, Порта, чернокнижник конца XV века, сообщает, что этот овощ, долго считавшийся эмблемой зрелости, нарушает покой самых целомудренных!

- Не слушайте его, - заметила жена звонаря. - А вы? Господин Жевинже, морковку?

все в кольцах, руки, торжественные и чересчур вежливые манеры, тон церковнослужителя, но лицо стало почти свежим; кожа разгладилась, глаза казались ясней, сильней блестели после его возвращения из Лиона.

Дюрталь поздравил его со счастливым исходом лечения.

- Мне было пора прибегнуть к услугам д-ра Иоганнеса, я очень низко пал. Не обладая даром ясновидения и не зная ни одной просветленной каталептички, которая выяснила бы мне тайные приготовления каноника Докра, я был не способен защищаться, использовать закон обратного действия и ответного удара.

- Но, - сказал Дез Эрми, - допуская, что вы могли бы при посредстве летающего духа следить за кознями священника, как удалось бы вам их разрушить?

- Вот как: закон противодействия состоит в том, что если день и час нападения известен, то его предупреждают, убегая из дому, - это сбивает с толку духов и на нет сводит колдовство; или на полчаса раньше говорят: "Нападай, я здесь!" Последнее средство преследует цель развеять флюиды и парализовать силу нападающего. В магии всякое действие, сделавшееся известным, гласным, не удается. Что касается обратного удара, то надо так же знать заранее о нападении, чтобы, не будучи пораженным, обратить колдовство на пославшего его.

Я был уверен, что погибну; прошел уже день, как меня околдовали; еще два дня, и я сложил бы в Париже кости.

- Это почему?

- Потому что каждый индивидуум, пораженный путем колдовства, располагает только тремя днями для спасения. Если этот срок пропущен, болезнь часто становится неизлечимой. И вот, когда Докр известил меня, что своей властью приговорил меня к смерти и когда, два часа спустя, я почувствовал себя плохо, вернувшись домой, я, не колеблясь, собрал чемодан и отправился в Аион.

- А там? - спросил Дюрталь.

- Там я увидел д-ра Иоганнеса; я рассказал ему об угрозе Докра, о болезни, которой страдал. Он просто сказал мне: этот священник умеет сочетать сильнодействующие яды с ужаснейшим кощунством; придется упорно бороться, но я его одолею; и он тотчас же вызвал живущую у него ясновидящую.

Он усыпил ее, и по его приказу она выяснила характер колдовства, которому я подвергся; она восстановила ход действия, она буквально видела, как меня отравили менструальной кровью женщины, которую кормили исколотыми кинжалом облатками, а в питье и еду примешивали искусно дозированные медикаменты; этот род колдовства так ужасен, что ни один экзорцист во Франции, кроме д-ра Иоганнеса, не решается браться за лечение!

Да и доктор сказал мне, в конце концов: "вашего излечения можно добиться только при помощи силы, не знающей равных себе; медлить нечего, мы прибегнем тотчас же к жертве Мельхиседека".

Он приказал воздвигнуть алтарь, состоящий из стола, деревянной дароносицы в форме башенки с крестом наверху, с нанесенными по периметру рисунками тетраграммы, похожей на часовой циферблат. Он велел принести серебряный потир, опресноки и вино. Сам облачился в ризы священника, надел на палец перстень, благословенный свыше, и начал читать по особому требнику молитвы.

Почти тотчас же ясновидящая воскликнула:

- Вот духи, вызванные для колдовства и, по приказу каноника Докра, принесшие яд!

Я сидел близ алтаря. Доктор Иоганнес положил левую руку мне на голову и, простирая правую к небу, умолял архангела Михаила помочь ему, заклинал славные легионы меченосцев и непобедимых восторжествовать над духами зла, поразить их.

Я чувствовал облегчение; мучившее меня в Париже ощущение тупой боли ослабло.

Доктор Иоганнес продолжал читать молитвы; потом, дойдя до ектений, он взял мою руку, положил ее на алтарь и трижды воскликнул:

- Да будут планы и замыслы служителя неправды, околдовавшего вас, уничтожены; да будет попрано все достигнутое путем сатанинским; да будет всякое направленное против вас нападение уничтожено и лишено действия; да превратятся все проклятия вашего врага в благословения, да обратятся его флюиды, несущие смерть, в носителей жизни... наконец, да решат архангелы приговора и возмездия судьбу низкого священника, самонадеянно предавшегося делам мрака и зла! Теперь, - продолжал он, - вы избавлены, небо вас исцелило; да вознесет сердце ваше через Преславную Марию горячие благодарственные молитвы Богу живому и Христу Иисусу!

Он подал мне немного опреснока и вина. Я, действительно, был спасен. Вы врач, Дез Эрми, и можете подтвердить, что человеческая наука бессильна была излечить меня, - а теперь взгляните-ка на меня!

- Да, - смущенно сказал Дез Эрми, - не понимая средств, я вижу результаты этого лечения и, признаюсь, не первый уже раз мне становятся известны подобные случаи! Нет, благодарю, - ответил он жене Каре, предлагавшей ему взять еще горохового пюре, на котором лежали сосиски с хреном.

- Его костюм состоял из длинной рясы алого кашемира, завязанной на талии белым с красным шнуром. Поверх рясы - белая мантия, вырезанная на груди в форме опрокинутого креста.

- Опрокинутого! - воскликнул Каре.

- Да, этот перевернутый крест, как изображение повешенного в Таро, означает, что священник Мельхиседек должен умереть в ветхом человеке и жить во Христе, чтобы стать могущественным могуществом самого Слова, воплотившегося и принявшего смерть за нас.

Каре, казалось, было не по себе. Его нелюдимый и недоверчивый католицизм отказывался признать неканонические церемонии. Он замолчал, не вмешивался больше в разговор, ограничился тем, что наполнял стаканы, приправлял салат, передавал блюда.

- А что это за кольцо, о котором вы упомянули? - спросил Дез Эрми.

- Это символический перстень из чистого золота. На нем изображение змеи, выпуклое сердце которой, пронзенное рубином, связано цепочкой с колечком, замыкающим челюсти животного.

- Я очень хотел бы знать, - заметил Дюрталь, - каково происхождение и цель этого служения. При чем тут Мельхиседек?

- А! - сказал астролог. - Мельхиседек - одно из таинственнейших лиц Библии. Он был королем салимским, жрецом Бога Всевышнего. Он благословил Авраама, и тот отдал ему десятую часть добычи, отнятой у побежденных владык Содома и Гоморры. Так рассказывает книга Бытия. Святой Павел также упоминает о нем. Он объявляет, что тот не имел ни отца, ни матери, ни генеалогии, ни начала дней, ни конца жизни, будучи, таким образом, подобен Сыну Божию и навсегда жрецом.

С другой стороны, Иисус в писании назван не только вечным священником, но, по словам псалмопевца, по образу и приказу Мельхиседека.

Все это довольно запутанно, как видите; одни толкователи считают его прообразом Спасителя, другие - прообразом святого Иосифа; но все признают, что жертва Мельхиседека, предложившего Аврааму хлеб и вино, совершив предварительно приношение Богу, предвосхищает, по выражению Исидора Дамьеттского, божественное таинство, иначе Святую Мессу.

- Хорошо, - заметил Дез Эрми, - но это нисколько не объясняет нам, почему доктор Иоганнес приписывает этому служению свойство противоядия.

- Как же вы расспрашиваете меня об этом! - воскликнул Жевинже. - Надо бы, чтобы вам отвечал сам доктор Иоганнес; тем не менее, господа, вы можете признать следующее.

Теология учит нас, что месса, как она теперь совершается, есть возобновление жертвы Голгофы; но жертва славы - совсем не то; это в некотором роде месса будущего, торжественная, литургия, которую совершат, когда воцарится на земле божественный Параклет. Жертва эта предложена Богу возрожденным человеком, искупленным сошествием Духа Святого, Любви. Но существо человеческое, с сердцем очищенным и освященным подобным образом, непобедимо, и силы ада не совладают с ним, если оно совершит эту жертву, чтобы рассеять духов зла. Это объясняет вам могущество доктора Иоганнеса, сердце которого во время этой церемонии объединяется с божественным сердцем Иисуса.

- Объяснение не слишком-то ясно, - спокойно возразил звонарь.

- Но тогда надо признать, - заговорил Дез Эрми, - что доктор Иоганнес - существо, раньше времени сделанное апостолом животворящего Духа Святого.

- Так оно и есть, - твердо заявил астролог.

- Будьте добры, передайте мне пряники, - попросил Каре.

- Их следует есть особым образом, - сказал Дюрталь, - отрежьте ломтик, совсем тонкий, возьмите такой же тонкий ломтик обыкновенного хлеба, смажьте их маслом, сложите и ешьте; скажите, разве такой сандвич не имеет восхитительного вкуса свежих орехов!

- Но как поживает доктор Иоганнес, - справился Дез Эрми, - я давно его не видел?

- Он ведет существование одновременно приятное и ужасное. Он живет у друзей, которые любят его и почитают. Близ них он отдыхает от пережитых им огорчений всякого рода. Это было бы отлично, если бы ему не приходилось почти ежедневно отражать приступы, замышляемые против него тонзурованными магами Рима.

- Долго было бы объяснять вам. Доктор Иоганнес послан Небом разбить зловредные происки сатанизма и проповедывать приход Христа во славе и божественного Параклета. Но в интересах дьявольской курии, окружившей Ватикан, избавиться от человека, молитвы которого препятствуют заклинаниям и сводят на нет колдовство.

- А! - воскликнул Дюрталь. - Не будет ли нескромно просить вас объяснить, как этот бывший священник угадывает и как отражает столь удивительные искушения?

- Нисколько. Доктора предупреждает об ударах полет и крик некоторых птиц. Его часовые - коршуны и ястреба. По тому, летят они к нему или удаляются, направляются ли на Восток или на Запад, кричат один или несколько раз, он узнает час сражения и держится настороже. Как он мне рассказывал однажды, ястребы легко поддаются влиянию духов и он ими пользуется, как магнетизер - сомнамбулой, как спириты - грифельными досками и столами.

- Они - телеграфные проволоки волшебных депеш, - заметил Дез Эрми.

- Да, впрочем, приемы эти не новы, они теряются во мраке веков; орнитомансия существует сотни лет; следы ее находят в священных книгах, и Зоар утверждает, что, умея наблюдать полет и крики птиц, можно получить много предупреждений.

- Но почему же, - сказал Дюрталь, - ястребу отдано предпочтение перед другими пернатыми?

- Потому, что он всегда, с древнейших времен, был вестником магии. В Египте бог с головой ястреба был хранителем науки иероглифов; некогда в этой стране жрецы съедали сердце и выпивали кровь ястреба, чтобы подготовиться к магическим обрядам; еще и теперь африканские колдуны вставляют в свою прическу перо ястреба; а в Индии эти пернатые считаются священными.

- Как поступает ваш друг, - спросила жена Каре, - чтобы выкормить и содержать животных, они же хищники?

- Он не выкармливает и не содержит их. Ястребы свили свои гнезда на высоких утесах по берегам Соны, близ Лиона. Они прилетают к нему, когда нужно.

"Все равно, - подумал еще раз Дюрталь, глядя на столовую, такую темную и уединенную, вспоминая необычайные разговоры, которые велись в этой башне, - как далеки отсюда язык и мысли современного Парижа".

- Все это переносит нас в Средние века, - сказал он, заканчивая громко свою мысль.

- Слава богу! - воскликнул Каре, вставая, чтобы идти звонить.

- Да, - заметил Дез Эрми, - и как странны во времена грубой и материалистической действительности сражения, происходящие в пространстве, по ту сторону человеческого, над городами, между священником из Лиона и римскими прелатами.

- А во Франции - между тем же священником и розенкрейцерами или каноником Докром.

Дюрталь вспомнил, что госпожа Шантелув, действительно, уверяла его, будто главари розенкрейцеров стараются завести сношения с дьяволом и готовить злые чары.

- Я очень довольна, - вставила жена Каре, которая простилась с гостями и шла спать, - что не вмешиваюсь во все эти страшные приключения и могу молиться и жить мирно.

Пока Дез Эрми, по обыкновению, варил кофе, а Дюрталь приносил маленькие стаканчики, Жевинже набил трубку, и когда звон колоколов замер, рассеянный, словно впитавшийся в поры стен, он сильно затянулся и сказал:

- Я провел несколько восхитительных дней в той семье, близ Лиона, где живет доктор Иоганнес. После пережитых мной потрясений для меня были ни с чем не сравнимым благом закончить выздоровление в атмосфере чистой и нежной привязанности. И потом, из всех известных мне людей доктор Иоганнес наиболее сведущ в теологии и оккультных науках. Никто, кроме его антипода, ужасного Докра, не проник так в тайны сатанизма; можно сказать, что в настоящее время во Франции только они двое перешагнули порог земного и добились, каждый в своей области, определенных результатов в познании сверхъестественного. Кроме прелести своей беседы, такой содержательной и глубокой, что я поражался даже, когда мы касались спорных вопросов астрологии, в которых я, однако, сам осведомлен достаточно, доктор Иоганнес восхищал меня еще и красотой своих замечаний о будущем преображении человечества.

Клянусь вам, он действительно пророк, его путь страдания и славы здесь, на земле, предначертан Всевышним.

- Я очень хотел бы этого, - заметил, улыбаясь, Дюрталь, - но эта теория Параклета, если не ошибаюсь, представляет собой весьма старинную ересь Монтана, формально осужденную церковью.

св. Дункана, такого удивительного мистика, как Иоахим Флорский! Это верование принадлежит всем Средним векам целиком и, признаюсь, меня оно влечет к себе, восхищает, отвечает самым пламенным моим желаниям. В самом деле, - продолжал он, усевшись и скрестив руки, - если третье царство - мнимое, то какое утешение остается христианам, перед лицом общего смятения, в мире, который только милосердие не позволяет нам ненавидеть?

- Я должен, однако, признаться, что, несмотря на кровь Голгофы, я лично чувствую себя очень мало искупленным, - сказал Дез Эрми.

- Существуют три царства, - продолжал астролог, прижимая пальцем золу в трубке. - Царство Ветхого Завета, Отца, царство страха, Царство Нового Завета, Сына, искупления, Царство Евангелия Иоаннова, царство Духа Святого, которое будет царством духовного освобождения и любви. Это прошлое, настоящее и будущее; это зима, весна и лето; одно, говорит Иоахим Флорский, дало траву, другое - терния, третье даст пшеницу. Два лица Святой Троицы уже проявили себя, третье, рассуждая логически, должно проявиться в будущем.

- Да, и в Библии множество текстов, настойчивых, определенных, неопровержимых, - сказал Каре. - Все пророки - Исайя, Иезекииль, Даниил, Захария, Малахия - говорили об этом. Деяния апостольские говорят по этому поводу вполне ясно. Откройте их, вы в первой же главе прочтете такие строки: "Иисус, который, удалившись от вас, поднялся на небо, придет тем же путем, каким видели вы, что Он поднялся". Святой Иоанн также возвещает эту новость в Апокалипсисе, Евангелии второго пришествия Христова: "Христос приидет", говорит он, "и будет царствовать тысячу лет". Святой Павел неистощим в разъяснениях такого рода. В послании к Тимофею он призывает Господа, "который будет судить живых и мертвых в день славного Своего пришествия и царства". Во втором послании к фессалоникийцам он пишет о победе Мессии: "Иисус победит Антихриста блеском своего пришествия". Но он объявляет, что Антихрист этот не пришел еще; следовательно, пришествие, о котором он пророчествует, не есть пришествие уже осуществленное рождением Спасителя в Вифлееме. Согласно Евангелию от Матфея, Иисус отвечает Каиафе, спросившему, действительно ли он Христос, Сын Божий: "Ты сказал, а я говорю вам, что узрите Сына Человеческого, сидящего одесную могущества Божия и грядущего на облаках". А в другом стихе апостол добавляет: "Бдите, так как не знаете часа, когда придет Сын Человеческий".

И еще множество других, которые я могу найти, открыв Священное Писание. Нет, спорить нечего, сторонники царства славы уверенно опираются на боговдохновенные отрывки и могут, при известных условиях, не боясь ереси, поддерживать ту доктрину, которая, по отзыву святого Иеронима, была в IV веке общепризнанной религиозной догмой. Но что, если мы попробуем ликер из сельдерея, который господин Дюрталь так хвалит.

Это был густой ликер, такой же сладкий, как анисовка, но еще более вкрадчивый и нежный; только когда этот тягучий сироп был уже проглочен, по отдаленным сосочкам слизистой оболочки рта проходил легкий букет сельдерея.

- Это недурно, - воскликнул астролог, - но в нем проглядывает что-то умирающее. И он налил в свой стаканчик живительную струю рома.

- Если подумать, - продолжал Дюрталь, - то третье царство возвещено словами: "Отче Наш, да приидет царствие Твое!"

- Кажется, - согласился звонарь.

- Видите ли, - вставил Жевинже, - ересь существовала бы и становилась бы одновременно безумной и нелепой, если признавать, как некоторые параклетики, тождественное и телесное воплощение. Постойте, помните ли вы фарейнство, процветавшее с XVIII века в Фарейнсе, селе близ Ду, где приютились янсенисты, изгнанные из Парижа, после закрытия кладбища Сен-Медар. Там священник Франсуа Бонжур снова начинает распинать чудесно исцеленных, проделывать гальванические фокусы на могиле дьякона Пари; потом этот аббат влюбился в женщину, утверждавшую, что она беременна пророком Илией, который, согласно Апокалипсису, должен явиться перед последним пришествием Христа. Дитя родилось, потом появилось другое, никто иной, как Параклет. Он занимался ремеслом торговца шерстью в Париже, в царствование Луи Филиппа был полковником Национальной гвардии и умер в достатке, в 1866 году. То был Параклет из лавки, искупитель в эполетах и фуражке!

После него, в 1886 году, некая госпожа Брошар из Вувра утверждает перед всеми желающими слушать, что в ней воплотился Иисус. В 1889 году славный чудак по имени Давид издал в Анжере брошюру, озаглавленную "Голос Бога", в которой присуждает себе скромный титул "Единственного Мессии Святого Духа Творца" и открывает нам, что он - подрядчик общественных работ и носит белокурую бороду длиной 1 метр 10 сантиметров. В настоящее время ему наследовал инженер по имени Пьер Жан, недавно он проехал верхом по провинциям Юга, возвещая, что он - Дух Святой; в Париже, Берар, кондуктор омнибуса линии Пантеон-Курсель, утверждает, что в нем воплотился Параклет, тогда как одна газетная статья заверяет, что надежда на искупление сияет в образе поэта Жуне; наконец, в Америке время от времени появляются женщины, уверяющие, что они - Мессии и собирающие приверженцев.

- Это равноценно, - заметил Каре, - теории тех, кто смешивает Бога и творение. Бог пребывает в своих созданиях; он - начало высшей жизни, источник движения, основа их существования, говорит святой Павел, но он пребывает вне их жизни, их уважения, их души. Его Я пребывает вне времени и пространства. Он - Сущий, как утверждает Моисей.

Также и Дух Святой, через Христа во славе, будет пребывать в своих творениях. Он будет тем началом, которое преображает и возрождает их; но для этого вовсе не надо ему воплощаться. Дух Святой исходит от Отца через Сына; он послан действовать, но не может материализоваться; утверждать противное есть чистое безумие! Это значило бы впадать в ересь гностиков и фратрицеллов, в заблуждения Дульцина Наварского и его жены Маргариты, в гнусности аббата Беккаделли, в мерзости Сегарелли Пармского, который - под тем предлогом, что для лучшего символизирования простой и наивной любви Параклета надо стать ребенком, - приказывал себя пеленать, укладывать на руки кормилице, и сосал ее!

- Но мне, наконец, - сказал Дюрталь, - все это кажется недостаточно ясным. Если я понимаю вас, Дух Святой будет действовать, снизойдя на нас, он нас преобразует, обновит нашу душу, особого рода пассивным очищением, выражаясь языком теологии.

- Да, он очистит нас душой и телом.

- Как - телом?

освобожденные от первородного греха, существа, которые не придется уже испытывать в очаге унижения, как говорит Библия. Такова была доктрина пророка Винтра, этого необычайного неуча, написавшего столь торжественные и пламенные страницы. Она разработана, дополнена после его смерти - преемником его доктором Иоганнесом.

- Но ведь это же земной рай! - воскликнул Дез Эрми.

- Да, царство свободы, добра и любви!

- Ну, ну, - заметил Дюрталь, - я теряюсь. С одной стороны, вы возвещаете пришествие Параклета, с другой - победоносное возвращение Христа. Совпадают эти два царства или должны следовать одно за другим?

- Следует различать, - ответил Жевинже, - пришествие Параклета и победоносное возвращение Христа. Одно предшествует другому. Надо сперва, чтобы общество было пересоздано, зажжено третьей ипостасью, Любовью, чтобы Иисус спустился из облаков, как обещал, и воцарился над народами, переделанными по образу Его.

- А! Это один из любопытнейших пунктов учения Иоаннитов. Времена после первого, появления Мессии разделяются, как вы знаете, на два периода, период Спасителя жертвенного и искупляющего, в котором мы живем, а другой, ожидаемый нами, период Христа, омытого от оплевания, пылающего в сверхобожаемом сиянии своей личности. Так вот! У каждой из этих эр свой особый папа; святое писание возвещает, как и мои гороскопы, впрочем, этих двух владык первосвященников.

Дух Петра живет в его наместниках, это аксиома теологии. Он будет жить в них, более или менее ослабевая, до желанного пришествия Святого Духа. Тогда Иоанн, оставленный в резерве, как говорит Евангелие, начнет свое царствие любви, будет жить в душе новых пап.

- Я не хорошо понимаю, зачем нужен папа, когда Иисус будет видим, - заметил Дез Эрми.

- Для его существования, действительно, нет оснований, и он просуществует только в продолжении эпохи, предназначенной влиянию божественного Параклета. В тот день, когда в вихре сверкающих метеоров появится Иисус, первосвященство

- Не углубляясь в эти вопросы, о которых можно было бы спорить целыми годами, - воскликнул Дюрталь, - я удивляюсь только кроткому характеру подобной утопии, воображающей, что человек способен совершенствоваться!

- Но нет же, человек - от рождения эгоистическая, противящаяся законам, подлая тварь! Оглянитесь вокруг и вы увидите: непрестанная борьба, циничное и жестокое общество, бедняки и слабые осмеяны, ограблены разбогатевшими мещанами; повсюду торжествуют прохвосты или ничтожества, повсюду - апофеоз политических и финансовых мошенников! А вы думаете, что можно повернуть подобный поток? Нет, никогда, человек не изменился; душа его разлагалась во времена книги Бытия, ныне она не менее больна и зловонна. Изменяется только внешность его грехов; прогресс - это лицемерие, делающее пороки более утонченными!

- Тем больше оснований, - возразил Каре, - если общество таково, как вы его рисуете, надо, чтобы оно рухнуло! Да, я думаю также, что оно разлагается, что кости его крошатся и мясо гниет; его нельзя уже ни лечить, ни исцелить. Необходимо, значит, чтобы его сожгли и родилось другое. Только Бог может совершить подобное чудо!

- Очевидно, - заметил Дез Эрми, - если признать, что гнусность этих времен преходяща, то лишь на вмешательство Бога можно рассчитывать, чтобы ее уничтожить, так как уж, конечно, не социализм и не другие бредни невежественных, полных ненависти рабочих изменят прирожденные свойства и преобразуют народы. Эти вещи выше сил человеческих!

и он указывает эти учения: это материализм и чудовищное пробуждение Мессии. Предсказание его, думается мне, применимо к нашему времени. С другой стороны, благая весть должна осуществиться, как сказал святой Матфей, когда "в месте святом увидите мерзость запустения". Так оно и есть! Взгляните на пошлого скептика папу, на епископат, состоящий из продажных торгашей и подлецов, на развратное изнеженное духовенство. Смотрите, как разъедены они сатанизмом, и скажите, скажите, может ли Церковь пасть ниже!

- Обещания определенны, погибнуть она не может, - и, опершись на стол локтями, устремив взор к небу, звонарь прошептал умоляющим тоном: "Отец Мой, да приидет царствие Твое!"

- Уж поздно, идем, - бросил Дез Эрми.

Но, пока они надевали пальто, Каре спросил Дюрталя:

- На что вы надеетесь, если не верите в пришествие Христа?

- Тогда мне жаль вас; вы, правда, не верите ни в какое улучшение в будущем?

- Я верю, увы! Что ветхое небо хлынет на истощенную, ослабевшую землю!

Звонарь поднял руки и печально покачал головой. Когда у подножия башни они расстались с Жевинже, Дез Эрми, пройдя некоторое время молча, сказал:

- Тебя нисколько не удивляет, что все события, о которых говорили сегодня вечером, произошли в Лионе. - И так как Дюрталь взглянул на него, продолжил:

всю тюремную архитектуру современных городов, он кажется великолепным; но Лион в то же время служит убежищем мистицизма, пристанищем якобы естественных идей и сомнительных прав. Там умер Винтра, в котором воплотилась, по-видимому, душа пророка Илии; там сохранились последние приверженцы Наундорфа; там процветает колдовство, там за один луидор напускают на людей порчу! Прибавь, что, несмотря на обилие радикалов и анархистов, это также оплот сурового воинствующего католицизма, рассадник янсенизма, центр лицемерия и ханжества.

Издали этот памятник старины похож на комод XVIII столетия, перевернутый вверх ножками, но внутренность, которую еще заканчивают, разрушает впечатление. Тебе надо бы как-нибудь посетить его. Там ты увидишь необычайнейшее смешение ассирийского, романского, готического, и уж не знаю какого стиля, выдуманное, нагроможденное, подновленное, скрепленное Боссаном, единственным, в общем, архитектором последнего столетия, который умеет отделать внутренность собора! Его своды сверкают эмалями и мраморами, бронзами и золотом; статуи ангелов прорезают колонны, нарушают с своеобразной грацией привычную соразмерность. Это азиатчина и варварство; это напоминает здания, которые Гюстав Моро на своем полотне возвел вокруг Иродиад.

А вереницы богомольцев тянутся без перерыва. Богоматерь просят о расширении дел; ей молятся об открытии новых рынков для сосисок и шелка. Совещаются с ней, как продать залежавшиеся продукты и гнилые ткани. В самом центре города, в церкви Сен-Бонифац, я открыл вывешенное для публики объявление, призывающие молящихся не раздавать милостыни нищим из уважения к святости места. В самом деле, не годится, чтобы жалобы каких-то неимущих прерывали коммерческие моления!

- Да, - сказал Дюрталь, - и очень странно также, что демократия - ожесточенный враг бедняка. Революция, которая, по-видимому, должна была бы защищать его, выказала себя относительно него как режим наиболее жестокий. Я дам тебе как-нибудь просмотреть один декрет II года Республики; он назначает наказания не только тем, кто протягивает руку, но и тем, кто дает.

- И, однако же, вот панацея, которая все исцелит, - заметил, смеясь, Дез Эрми.

Дюрталь пожал плечами.

- Все-таки, - сказал он, - этот народ серьезно болен. Каре и Жевинже, быть может, правы, предсказывая, что никакое лечение недостаточно могущественно, чтобы его спасти!