Доктор Безымянный.
Часть I. Медведь Шивы.
Глава XIX. Слабоумная

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Доктор Безымянный. Часть I. Медведь Шивы. Глава XIX. Слабоумная (старая орфография)

XIX.
Слабоумная.

Через четверть часа доктор Безымянный, отдав необходимые распоряжения Керадэку, вместе с двумя подростками и медведем вышел из Караван-Сарая и направился браминскому монастырю.

Они шли сначала по тесным и кривым улицам индусского квартала, потом миновали тенистые аллеи, вдоль которых тянулись ряды роскошных английских вилл, затем снова пошли по древнему городу индусов, с его причудливыми мечетями.

Время от времени навстречу им попадались тибетские ламы, с широким, плоским лицом, красавицы индуски, накрытые прозрачными покрывалами, от которых распространялся тяжелый, приторный запах мускуса, особенно любимый женщинами Пенджаба, нищенствующие факиры, полунагие детишки...

На перекрестках улиц стояли неподвижные, подобные каменным изваяниям, туземные полицейские стражи, вооруженные огромными палицами с железными наконечниками.

При первой ссоре или драке эти блюстители порядка разом оживлялись и принимались усердно действовать палками направо и налево так, что в несколько минут улица пустела и порядок был возстановлен.

Пройдя длинную улицу, круто поднимавшуюся в гору, Безымянный с подростками и Людовиком вышли на большую широкую площадь. Вдоль ее тянулась красивая зубчатая стена браминского монастыря Рунжет-Синг, получившого свое название от великолепного мавзолея Рунжет-Синг, возвышавшагося из за ограды.

- "Так вот он монастырь!" сказал Сигаль, "ну, стена не особенно удобная, чтобы пройти внутрь, ну да, надеюсь, мы отыщем какую нибудь калитку".

Вдруг он прервал себя на полуслове, заметив, что Людовик, все время покорно следовавший за ними, теперь забежал вперед, выказывая несомненные признаки сильного волнения, становился им поперек дороги, точно желая помешать идти дальше; наконец он схватился за юбку Аноор и стал изо всех сил тащить ее в одну из боковых аллей, упиравшихся в площадь.

- "Пусти, Людовик, слышишь!" сердито прикрикнул на него Сигаль, но медвежонок, обыкновенно послушный, на этот раз не обратил внимания на приказание своего хозяина и продолжал тянуть ее за платье, все в ту же аллею. Доктор попробовал его отогнать, но медведь сердито зарычал и оскалил зубы.

- "Что с ним такое?" удивился Сигаль, "это не спроста! Смотрите, он точно хочет заставить мою кузину свернут в аллею налево".

- "Да, да!" возразила Аноор. "Вероятно у него есть на это серьезная причина. Ведь нередко Брама влагает свою мудрость в излюбленных животных!"

Сигаль остановился у столба в начале аллеи. На дощечке было что то написано.

- "Дорога в Амритсир!" прочел Сигаль. "Это название вам ничего не говорить?" спросил он у Аноор.

- "Нет, Сигаль, но мне страшно хочется последовать за Людовиком".

- "Твое желание нетрудно исполнить". Отозвался Безымянный.

И все трое свернули в аллею, куда так упорно тащил их медвеженок. Умное животное очевидно поняло, что его настоянию уступили и, разом повеселев, выпустило юбку Аноор и пустилось вперед, как бы указывая дорогу. Спутники вступили под тень красивой рощи. Людовик обнюхал воздух и с радостным визгом пустился вперед и скрылся где то в лесной чаще.

- "Надо идти за ним", сказал Безымянный, мне начинает казаться, что Людовик когда то жил в этих местах, и они знакомы ему... Быть может он приведет нас туда, где провела первые годы своего детства наша милая Аноор.

Девушка молча взяла руку молодого ученого и почтительно поднесла ее к своим губам.

Роща была сказочно прекрасна, как рай; множество пестрых, разноголосых птиц весело щебетали, порхая в листве тропических деревьев; воздух был наполнен нежным ароматом цветов; здесь веяло таинственной тишиной храма, невольно пробуждая в душе благоговейное чувство.

Вдруг дорога сделала крутой поворот и уперлась в зеленый луг, посреди которого, точно зеркало в изумрудной раме, разстилалось светло-серебристое тихое озеро, закованное в белую мраморную набережную. Посреди озера виднелся небольшой цветущий островок, соединенный с берегом широкой тенистой аллеей, окаймленной чугунными перилами художественной работы. Посреди острова возвышался великолепный белый мраморный храм, с золотыми колокольнями и куполом, залитыми яркими лучами солнца.

Аноор слабо вскрикнула и пошатнулась, закрыв лицо руками при виде острова и священного храма.

- Что с вами, франжина? почти одновременно воскликнул Сигаль.

- Нет, нет, это сон... не может быть, шептала девушка, а между тем в моей душе воскресают воспоминания... темная завеса, застилавшая от меня прошлое, как будто падает. О это священное озеро! Этот храм! Теперь я узнаю их! Это "Амрита Сара", пруд безсмертия, это золотой храм Магадевы!..

И, не в силах побороть свое волнение, девушка опустилась на колени, сложила руки и погрузилась в молитвенный экстаз.

Безымянный был глубоко взволнован, он исполнил обещание данное им себе, он вернул этой девушке её родину её отчий дом... И капризной судьбе было угодно, чтобы медведь указал им путь, чтобы его инстинкт животного сделал, больше, чем все усилия человеческого разума.

Между тем Аноор поднялась и стояла неподвижно на одном месте.

Глазами, полными слез, любовалась она этим дивным пейзажем, не в силах оторваться от него, от нахлынувших воспоминаний далекого прошлого.

- Так в этом храме молилась ты ребенком? тихо спросил ее Безымянный.

- Да, да... пойдемте туда. Проспавимьте милосердного Браму в этот счастливый день, прошептала Аноор, увлекая своих спутников к мраморной колоннаде храма. Да, теперь я помню этот храм Магадевы, эту жемчужину Пенджаба, белые стены этого храма усыпаны росой рубинов, изумрудов и сапфиров, все украшения и арабески - не живописи, а мозаика из драгоценных камней, весь купол и колокольни сделаны из чистого, золота. Храм этот был выстроен мудрейшим из сейков, Гуру-Говинг-Сингом. Даже варвары чтут это святилище персы, монголы, афганцы, в пору своих вторжений, не осмеливались поднять на него святотатственную руку, не дерзали коснуться его сокровищ и богатств... Так говорила мне сестра, сама она узнала это от покойного отца, и я, слушая ее рассказы, воображала, что слышала голос нашего возлюбленного мученика свободы и независимости.

Аноор была как в бреду, она говорила как бы думая вслух. Войдя в храм она смолкла и благоговейно опустила голову. Цветные стекла бросали на белый мрамор пола местами синия, местами красные пятна; колонны и стены храма сверкали гирляндами драгоценных камней, золота и серебра удивительной чеканки.

Аноор подошла к одной из таинственных ниш и распростерлась ниц. Боясь помешать её молитвенному экстазу, Безымянный и Сигаль издали любовались изящным силуэтом девушки, вырисовывавшимся на фоне ниши, как видение или мечта поэта, во всей своей чистой красоте и грации.

На каменных плитах колоннады раздались шаги и снова смолкли у входа.

Сигаль обернулся и увидел богатые носилки, с пурпурными занавесами. Его несли слуги индусы, одетые в ферримы (белые и красные плащи) - отличительный признак их касты. Войдя в храм, слуги опустили паланкин, из которого вышли две женщины. Одна из них была безобразна и стара, у нея было хитрое, лукавое лицо старой служанки, другая была прекрасна как мечта, совсем молодая, но с страшным блуждающим взглядом, безпокойно смотрящим куда то в пространство.

Обе женщины прошли через весь храм и, подойдя к нише, перед которой молилась Аноор, остановились в нескольких шагах от нея.

Аноор случайно подняла голову и взгляд её упал на лицо красавицы. Девушка страшно побледнела.

- Это она... моя дорогая сестра... прошептала она своим спутникам.

- Как ее зовут? - спросил Безымянный, уверена ли ты, что это твоя сестра?

- О да, это она, я узнаю ее... Но её имя... я не помню, я забыла его... каким то отчаянным воплем вырвалось у девушки. Она глухо зарыдала. Она безсильна, она не может назвать по имени ту, которую любит так горячо, к которой рвется вся её душа.

Между тем безумная - это была она - равнодушно оглянулась вокруг и медленно направилась к выходу.

Неужели она уйдет, вновь скроется, быть может навсегда, уйдет без тего, чтобы Аноор могла запечатлеть на её безчувственных устах горячий сестрин поцелуй!..

Неужели? Нет, бедная Аноор не допустит этого, она подбежит к ней, заключит ее в свои объятья... И, сделав над собой отчаянное усилие, Аноор поднялась на ноги, намереваясь бежать за безумной. Но в эту минуту из за колонны выступила темная фигура мужчины и преградила красавице дорогу.

Онгаль, Аноор и Безымянный узнали этого человека: это был Аркабад, явившийся сюда, чтобы выполнить свою ужасную, жестокую месть. Он держал в руках белое опоясание, на котором ясно выделялись темные капли крови.

- Наиндра! - громко окликнул он безумную, Наиндра, остановись и выслушай меня!

"Поцелуй небес".

Безумная остановилась, бегло взглянула на Аркабада, затем пошарив в атласном мешечке, привешенному к её поясу, она достала оттуда серебрянную монету и протянула ее брамину.

- Нищий, ты просишь милостыни, - раздался её нежный, мелодичный голос, пусть же она будет дана тебе.

Аркабад резко оттолкнул протянутую ему монету.

- Нет, я не прошу у тебя милостыни. Пойми меня! Я принес тебе весть о дорогом воспоминании. Смотри, видишь ты это опоясание, видишь эти пятна? Это кровь... кровь твоей сестры Аноор, принесенной в жертву Шиве.

В первое мгновение сильное волнение мучительно изменило черты прекрасного, невозмутимо спокойного, точно застывшого лица; мучительная улыбка скривила губы безумной, мимолетные морщины избороздили прекрасное чело, но затем все это сгладилось и лице безумной приняло прежнее равнодушное выражение.

- Хвала Творцу, мертвые оживают в Браме, - спокойно произнесла Наиндра; и она прошла мимо него, не удостоив брамина ни взглядом, ни движением.

Обманутый в своих ожиданиях, Аркабад обменялся быстрым, многозначительным взглядом с старой служанкой девушки и, выбежав вон из колоннады, скрылся в глубине рощи.

Аноор стояла на месте как окаменелая. Что за ужасный сон видела она сейчас на яву! Она слышала своими ушами, как её сестре сообщали о её смерти, указывали на кровь, которую называли её кровью, и она не могла, не смела возмутиться против этой гнусной лжи! Hо это еще не все: бедная Аноор видела, как спокойно и безучастно осталось лицо Наиндры при этом известии; и так в больном мозгу безумной ничего не пробудилось, не воскресло. Так это было тело без души, прекрасное чело без мысли. И горькая обида, жгучее горе и разочарование наполнили душу Аноор. В этот момент, когда настало давно желанное свидание с сестрей, она почувствовала себя дальше от Наиндры, чем когда их разлучали моря и земли.

Покорно последовала она за своими друзьями и также покорно остановилась возле раззолоченного палантина.

Прошло несколько секунд. К носилкам приблизилась Наиндра со своей спутницей.

Безымянный наклонился к Аноор и толкнул ее вперед.

- Обними и поцелуй свою сестру, Аноор, шепнул он ей на ухо.

Не помня себя от волнения, почти не сознавая опасности своего поступка, Аноор бросилась к сестре и, обняв её шею, припала к её лицу долгим, горячим поцелуем.

При звуке знакомого голоса слабоумная вздрогнула; длинные шелковистые ресницы её затрепетали, она пристально взглянула на говорившую, как будто образ её воскресил какой то отголосок чего-то давно забытого. Но это минутное волнение скоро сгладилось и исчезло безследно. Наиндра опустила руку в свой мешочек, вынула из него монету и произнесла тем же монотонным голосом, как четверть часа тому назад.

- Ты просишь милостыню. Прими ее...

Аноор в отчаянии заломила руки.

- Нет, нет, я не нищая, мне не нужно милостыни. О, Наиндра, сестра моя, я хочу посвятить тебе всю свою жизнь, хочу вырвать твою душу из мрака, в котором она изнывает... Пойми, Наиндра, я хочу быть всегда с тобой!..

- Ты хочешь быть всегда со мной? Пусть будет так, - сказала она.

Слуги почтительно отступили: безумная изрекла свою волю, все обязаны были ей повиноваться. Таков завет Брамы:

- Чти безумных и слабоумных, как меня самого, повинуйся им. Всякий, погрешивший против этого повеления, навсегда лишится небесного блаженства и будет проклят сам и потомство его из рода в род - говорит Брамэ,

Сестры сели в паланкин, балдахины опустились, слуги взялись за поручни и медленно понесли носилки.

Безымянный, Сигаль и старуха, подозрительно поглядывшавшая на них, пошли следом за паланкином, стараясь уловить хоть одно слово из того, что говорилось под балдахином. Но до них не доносилось ни звука.

Аноор, крепко обхватив шею сестры, горько плакала. Безумная, склонившись к ней, задумчиво гладила ее по волосам. Вдруг Аноор вздрогнула: горячая слеза упала на её лице, она подняла глаза, взглянула на безумную и увидела, что она тоже плачет. 

Конец первой части.