Радости и горести знаменитой Молль Флендерс...
II. Мое положение изменяется - я делаюсь барышней. - Первая любовь.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Радости и горести знаменитой Молль Флендерс... II. Мое положение изменяется - я делаюсь барышней. - Первая любовь. (старая орфография)

II.
Мое положение изменяется - я делаюсь барышней. - Первая любовь.

Итак, теперь я осталась действительно бедной барышней и в эту самую ночь мне приходилось быть выброшенной на улицу, так как наследница старой лэди забрала все, что было в квартире. Однако-же, кто то из соседей, вероятно, сжалившись надо мной, уведомил о происшедшем ту даму, у которой я когда-то гостила; она немедленно прислала за мной свою служанку и вот я, как ни трудно себе представить, с величайшей радостью отправилась к ней, забрав свои вещи.

Я прожила у моей покровительницы до восемнадцати лет, воспользовавшись всеми преимуществами домашняго образования. Надо сказать, что эта дама прекрасно воспитывала своих дочерей; у них были различные учителя и оне обучались танцам, разговорному французскому языку и музыке; я находилась постоянно при них и, хотя учителя не были обязаны заниматься со мной, но я слушала и видела их преподавания и потому скоро усвоивала все, чему обучались эти девицы. Таким образом, я научилась танцовать и говорить по-французски так же хорошо, как любая из дочерей моей покровительницы, а вела даже лучше их, так как у меня был прекрасный голос; я не могла скоро научиться только играть, потому что у меня не было инструмента для упражнений, и я занималась музыкой урывками, когда не играли девицы; тем не менее, потом я выучилась хорошо и играть, так как впоследствии у них было два инструмента, шпинет и клавесины, и оне сами давали мне уроки; что касается танцев, то тут не могли обойтись без меня, я должна была составить пару; с другой стороны, все оне так же охотно учили меня всему, чему учились сами, как я пользовалась их уроками.

Благодаря всему этому, как я уже говорила, я получила такое образование, какое могли получить только знатные барышни, с которыми я жила; во многих отношениях я имела над ними даже преимущество, так как природа одарила меня такими дарами, которых никакое состояние заменить не может. Прежде всего, я была гораздо красивее каждой из них, лучше сложена и имела большой голос; надеюсь, вы поверите, что я высказываю здесь не свое личное мнение. а мнение всех тех, кто окружал меня в то время. Вместе с тем, надо сказать, что я была тщеславна, как все женщины, и мне доставляло большое удовольствие, когда обо мне говорили, что я красивая девушка, даже больше: говорили, что я красавица, с чем я совершенно соглашалась.

До сих пор мне не трудно рассказывать историю моей жизни, до сих пор меня знали не только как девушку, живущую в очень хорошей семье, но и как девушку строгой нравственности, скромную и добродетельную, какою я и была на самом деле, не имея никаких поводов для развития порочных наклонностей. Но скоро мое тщеславие погубило меня.

У моей покровительницы было два сына, каждый из этих молодых знатных джентльменов отличался особенными качествами; мое несчастие заключалось в том, что я была очень хороша с обоими, но они вели себя со мной совсем не одинаково.

Старший, веселый джентльмен, знавший хорошо городскую и деревенскую жизнь, был человек настолько легкомысленный, что готов был на всякое дурное дело и, вместе с тем, настолько практичный, что никогда не платил дорого за свои удовольствия; со мной он начал с той печальной западни, какую обыкновенно ставят женщинам, то есть, при всяком удобном случае он старался заметить, как я красива, любезна и грациозна; этой приманкой он так же хитро ловил женщин, как искусный охотник ловит сетью куропаток; таким образом, он постоянно расточал мне свои любезности, высказывая их не прямо в глаза, а сестрам, в то время, когда знал, что я недалеко и могу его слышать. При этом его сестры обыкновенно тихо шептали брату: "Молчи, она тебя слышит, ведь, она здесь, в соседней комнате". После такого замечания он умолкал, как бы досадуя, что я его слышу, но затем, будто забывшись, он снова начинал громко восхищаться мною; все это приводило меня в восторг, и я рада была слушать его без конца.

Приготовя, таким образом, удочку и видя, что настало время бросить на моем пути приманку, он начал со мной открытую игру. Однажды, проходя мимо комнаты своих сестер и увидя меня там, он весело вошел и сказал:

- Ах, мисс Бетти, как вы поживаете? ваши щечки еще целы, оне не сгорели?

Я сделала реверанс и покраснела, не ответив ни слова.

- Зачем ты говоришь ей это? - спросила одна из сестер.

- Затем, что не прошло еще и пол-часа, как мы говорили о мисс Бетти внизу.

- Но разве вы могли сказать о ней что нибудь дурное? притом же нам нисколько не интересно, что вы там болтаете о нас.

- Нет, нет, - возразил он, - мы не говорим ничего дурного о мисс Бетти, напротив, мы говорили одно только хорошее; главным же образом мы превозносили её красоту, словом, мы решили, что она самая красивая девушка в Кольчестере, и в городе молодежь начинает уже пить тосты за её здоровье.

с прекрасными манерами и обхождением, словом будь она совершенство, но не имей денег, все её достоинства сотрутся перед этим недостатком; в наше время только деньги и обусловливают хорошия качества женщины. Все мужчины прекрасно знают это.

Тогда меньшой брат, который был тоже здесь, сказал:

- Постой, сестра, ты слишком скоро делаешь свои выводы; вот я, например, составляю исключение из твоего правила и уверяю тебя, что если бы я нашел женщину с такими совершенствами, как ты говоришь, я бы не заботился об её деньгах.

- О! - сказала сестра, - но ты всегда будешь на-стороже и не полюбишь такую, у которой ничего нет.

- Но зачем, - сказал старший брат, - ты заговорила о состоянии? Ты, ведь, не из тех, у кого его нет, хотя, быть может, тебе и не достает других необходимых качеств женщины.

моих подруг.

- Хорошо, - сказал младший брат, - но и твои подруги могут тоже недурно устроиться, потому что красота для хорошого мужа дороже денег, и я думаю, что служанка может разсчитывать раньше своей госпожи выйти замуж, если она красивее ее.

Я сообразила, что мне следует уйти, и ушла, но не так далеко, чтобы не уловить всего их разговора, при этом я услыхала массу прекрасных вещей, которые говорились обо мне; подобные похвалы развили во мне тщеславие и отклонили меня от моего прямого пути, как я скоро потом увидела; таким образом, сестра и её меньшой брат жестоко поссорились; он наговорил ей оскорблений по поводу меня, что мне не трудно было заметить из её обращении со мной, но в этом случае она была не справедлива: мне никогда не приходило в голову, чтобы она могла подозревать мои самые обыкновенные отношения к её младшему брату; другое дело старший, он часто как то загадочно и издалека заговаривал со мной, и я имела глупость принимать серьезно его разговоры, дававшие мне повод питать самые несбыточные надежды.

Однажды случилось, что он пришел по лестнице, ведущей в комнату, где обыкновенно шили его сестры; прежде чем войти, он окликнул, как всегда, там ли оне или нет. Я была в комнате одна и, подойдя к двери, сказала:

- Ваших сестер здесь нет, сударь, оне пошли гулять в сад.

- О, мисс Бетти, вы здесь одна? Лучшого я не желаю, мне гораздо больше хочется поговорить с вами, чем с ними.

Затем, продолжая держать мои руки, он поцеловал меня три или четыре раза.

Я отбивалась, желая вырваться, но делала это так слабо, что он еще сильнее сжал меня и продолжал целовать до тех пор, пока не устал, потом он сел, говоря:

- Милая Бетти, я люблю вас.

"я люблю вас", оно говорило мне так ясно, как будто какой-то таинственный голос шептал, что мне нравятся эти слова; да, когда он произносил их, мои румяные пятна на щеках отвечали: "я хочу этого, я хочу этого"; однако в этот раз ничего другого не случилось: наша встреча была неожиданной для меня случайностью и я скоро оправилась. Он оставался со мной довольно долго; затем посмотрев в окно и увидя, что сестры возвращаются домой, он встал, поцеловал меня еще раз и сказал, что он серьезно меня любит и что скоро я услышу от него еще больше. И он ушел от меня радостный и веселый, а я была счастлива, но мое заблуждение заключалось в том, что ко всему происшедшему я отнеслась серьезно, а молодой джентельмен шутя.

С этих пор мне приходили в голову странные мысли, я была сама не своя, когда думала о том, что у меня есть человек, который любит меня, постоянно говорит мне о своей любви и говорит, что я очаровательное создание; переносить спокойно такия речи я не могла, мое тщеславие достигло высших границ. Правда, хотя моя голова и была преисполнена гордости, но я еще не знала порока, я не имела ни малейшого представления о добродетели, так что, если бы мой любовник понимал это, то он мог бы сделать со мной все что угодно, но он не сознавал своего превосходства, его недогадливость была для меня счастьем в данную минуту.

Прошло немного времени, когда он нашел новый случай увидеть меня одну и почти при тех же условиях. Это произошло таким образом: однажды обе девушки отправились вместе с матерью в гости, брат его был в городе, а отец уже около недели жил в Лондоне. Молодой джентельмен так усердно сторожил меня, что ему всегда было известно где я; я же никогда не знала, дома ли он, или нет; и так он быстро вбежал по лестнице и, увидя меня за работой, вошел прямо в комнату, и как в первый раз, обнял и начал целовать, что продолжалось около четверти часа.

Все это происходило в комнате младшей сестры, он был тем смелее, что в доме не было никого, кроме служанки, которая находилась внизу; в этот раз он стал настойчивее чем прежде, быть может он заметил мою податливость, так как я слабо сопротивлялась его поцелуям и объятиям, - надо сказать правду, они доставляли мне большое удовольствие.

Истощенные этим занятием, мы сели и он долго говорил со мной; он говорил, что я очаровала его, что я лишила его покоя, что он чем угодно может доказать мне свою любовь, и если я люблю его и пожелаю сделать его счастливым, то этим спасу его жизнь; много, много подобных прекрасных слов я услыхала от него в этот раз. Сама я говорила мало, но вероятно достаточно ясно показала ему свою наивность и непонимание того, чего он ожидает от меня. Затем, взяв меня за руку, он стал ходить со мной по комнате, потом, вдруг схватив меня, он поднял, бросил на постель и начал страстно целовать; однако надо отдать ему справедливость, при этом он не позволил себе никакого грубого насилия, ограничиваясь одними долгими поцелуями; между тем ему послышалось будто кто-то всходит по лестнице, тогда он быстро спрыгнул с кровати, поднял меня и, повторив, что бесконечно любит меня самой благородной и честной любовью и не желает причинить мне ни малейшого зла, он положил мне в руку пять гиней.

таком восторженном состоянии, что едва сознавала себя.

Мы сидели не долго, он встал и начал душить меня поцелуями, потом снова бросил меня на постель, где позволил себе такия вольности, о которых приличие заставляет умолчат и от которых я не в силах была бы защищаться даже и тогда, если бы он не остановился и довел свои ласки до конца.

Однако же, он не достиг того, что они называют последним доказательством любви, и надо отдать ему справедливость, он не искал его. Такое добровольное отречение послужило ему оправданием всех тех вольностей, которые он позволял себе со мной в других случаях. После этого он оставался не долго и, сунув мне в руку снова горсть золота и снова повторяя, что он любит меня больше всего на свете, вышел из комнаты.

Никому не покажется странным, что только теперь я стала разсуждать, но увы! мои разсуждения были не особенно основательны. Я была слишком тщеславна и горда и слишком мало добродетельна.

Я не придавала много значения тому, намерен-ли он жениться на мне или нет, я до тех пор не думала об условиях, на которых готова была отдаться, пока он сам не сделал мне нечто в роде предложения, о чем вы уже слышали.

Таким образом я без малейшей тревоги подготовляла свое падение. Каждый из нас поступал в высшей степени безразсудно; еслибы я действовала благоразумно и оказала сопротивление его ласкам, как того требовали моя честь и добродетель, он или прекратил бы свои искания, или предложил бы мне свою руку и тогда можно было бы осуждать только его, а не меня. С другой стороны, если бы он знал, как было ему не трудно добиться той безделицы, которой он желал, он бы не стал так долго смущаться, а дав мне четыре или пять гиней, при втором же свидании вступил бы со мной в связь. И опять, еслибы я знала, что я кажусь ему неприступной, я бы поставила ему условием или немедленно жениться на мне или обезпечить меня совершенно до тех пор, пока у него явится возможность свободно располагать собой; таким образом я получила бы все, чего хотела, так как, помимо наследства в будущем, он был очень богат; но мне не приходили в голову подобные мысли, я была упоена своей красотой и гордостью быть любимой таким джентельменом, как он: что касается золота, я по целым часам считала и разсматривала свои гинеи. Никогда еще бедное тщеславное создание не было окутано со всех сторон такою ложью, как я, не обращавшая внимания на зиявшую передо мной пропасть, которая было так близко и которую, как мне кажется, я скорее искала, чем старалась избегнуть.

Тем не менее у меня достало хитрости во все это время не дать никому ни малейшого повода заподозрить наши отношения. В обществе я едва смотрела на него и едва отвечала, когда он обращался ко мне с каким-нибудь вопросом; не смотря на это, мы иногда находили возможность видеться, перекинуться словом и обменяться поцелуем, не имея удобного случая для более дурных поступков, особенно если принять во внимание, что он прибегал к совершенно излишним уловкам, считая трудным сближение со мной и не замечая, что он сам делает его таким.