Радости и горести знаменитой Молль Флендерс...
XI. Я остаюсь одна. - Новые знакомства. - Мне предлагают ехать в провинцию. - Я не знаю, где поместить свой капитал. - Это затруднение разрешается моим новым другом. - Я уезжаю на север Англии.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Радости и горести знаменитой Молль Флендерс... XI. Я остаюсь одна. - Новые знакомства. - Мне предлагают ехать в провинцию. - Я не знаю, где поместить свой капитал. - Это затруднение разрешается моим новым другом. - Я уезжаю на север Англии. (старая орфография)

XI.
Я остаюсь одна. - Новые знакомства. - Мне предлагают ехать в провинцию. - Я не знаю, где поместить свой капитал. - Это затруднение разрешается моим новым другом. - Я уезжаю на север Англии.

Теперь я снова стала незамужней женщиной, как я называла себя; я была свободна от всех обязательств жены и любовницы; теперь никто не мог осуждать меня, никто, кроме моего мужа, торговца полотнами, о котором я ничего не слыхала в продолжении пятнадцати лет.

Я начала подводить итоги своему состоянию. Благодаря многим моим письмам в Виргинию, а также заботам моей матери, я получила оттуда новый груз товаров на пополнение тех убытков, которые я понесла вследствие порчи моего первого груза, под условием, как оно ни казалось мне жестоким, выдать брату обязательство не требовать больше ничего. Но я так хорошо съумела устроить это дело, что получила товары прежде, чем выдать это обязательство.

Считая все, что у меня было, я имела более 450 фунтов. Я могла бы иметь еще 100 фунтов, если бы со мной не случилось следующого несчастия. Эти деньги я одолжила серебряннику, который обанкрутился, причем я потеряла 70 фунтов, получив при разверстке за 100 фунтов только 30. Кроме этих денег, у меня было серебро, много платьев и белья.

С этим состоянием я должна была начинать новую жизнь, причем надо иметь в виду, что я была уже не той женщиной, какой жила в Ротергайте, когда мне было двадцать пять лет и когда я еще не предпринимала путешествий в Виргинию и обратно, и хотя я не пренебрегала ничем, чтобы сохранить свою красоту (кроме притираний и румян, - до этого я никогда не унижалась), тем не менее всегда можно отличить женщину в двадцать пять лет от женщины в сорок два года.

Главное мое несчастье заключалось в том, что у меня не было друзей и знакомств; я не могла ни к кому обратиться за советом и вполне откровенно объяснить свое положение; я узнала из опыта, что для женщины после нищеты хуже всего не иметь друзей; я говорю "для женщины", потому что мужчина может сам в себе найти советника и всегда съумеет лучше выпутаться из затруднений, чем женщина; но если женщина останется одна, без друга, который мог бы принять участие в её горе, который мог бы успокоить ее, подать ей совет, тогда десять шансов против одного говорят за её падение. Такую одинокую женщину, без друзей и хороших знакомых, можно уподобить мешку с золотом или с драгоценностями, брошенными на дороге; этот мешок всегда может сделаться добычей первого проходящого, и хорошо, если он попадет в руки добродетельного человека, который объявит о находке и возвратит ее по принадлежности. Но много ли таких людей, и на сколько случаев придется один, когда подобная находка попадет в руки добросовестного человека?

Все это имело близкое отношение к моему положению, я была женщина свободная, бродячей жизни, женщина развращенная, безпомощная, не имевшая друга, который бы мог руководить поступками; я преследовала известную цель, я знала, что мне нужно, но я не умела достигнуть этой цели прямым путем; я искала обезпеченной жизни и если бы могла найти скромного мужа, человека строгих правил, я была бы такой верной женой, какую только может создать добродетель. Но если я действовала иначе, то это потому, что путь к пороку всегда прокладывает не врожденная к нему наклонность, а нищета; не пользуясь покойной и благоустроенной жизнью, я слишком хорошо понимала цену такой жизни, чтобы стремиться к ней; да, не смотря на все преграды, заглушавшия во мне добродетель, я могла бы быть лучшей женой, так как при всяком моем замужестве я не давала мужу ни малейшого повода подозревать меня в неверности!

Но все это не послужило ни к чему, и мне не открывалась утешительная перспектива; я выжидала, я вела правильную, умеренную жизнь, но мне ничего не представлялось, а между тем мой капитал быстро уменьшался, и я не знала, что мне делать; ужас приближавшейся нищеты угнетал мою душу; у меня были небольшие деньги, но я не знала, куда их поместить, да притом я не могла жить одними процентами с моего капитала, по крайней мере в Лондоне.

Наконец, передо мной открылась новая арена. В доме, где я квартировала, жила одна дама из северной провинции. Я познакомилась с ней и она очень часто в разговорах со мной выхваляла мне жизнь в своей провинции; она описывала необыкновенную дешевизну всех продуктов, их изобилие, рассказывала, какое приятное общество можно встретить там, и много других подобных вещей; она так увлекла меня своими рассказами, что однажды я сказала ей: вы меня почти соблазнили поселиться в ваших местах; я вдова и хотя у меня есть достаточные средства для жизни, однако я не имею возможности увеличивать свои доходы; а между тем Лондон это место всяких сумасбродств и излишеств, и я вижу, что здесь я не могу проживать менее ста фунтов в год, отказывая себе даже в прислуге и принуждая себя жить совершенно уединенно, как будто по необходимости.

Если бы этой женщине было известно мое действительное положение, она бы никогда так заманчиво не разставляла своей западни, она никогда бы не делала столько докучливых подходов с целью заманить к себе бедное, разбитое созданье, которое не могло принести ей ничего особенного; я же действительно находилась в таком безнадежном положении, хуже которого, мне казалось, не могло быть и потому я не очень заботилась о тов, что случится со мной, если я поеду с ней; таким образом после многих приглашений с её стороны и уверений в искренней дружбе я позволила убедить себя отправиться с ней и вследствие этого готовилась к отъезду, хотя совершенно не знала, куда я поеду.

Однажды утром мне пришло на мысль отправиться самой в банк, куда я часто ходила за получением процентов по некоторым бывшим у меня билетам и где я познакомилась с одним честным клерком по следующему поводу: раз я неверно сосчитала следуемые мне проценты и взяла меньше, чем было нужно; я уже уходила, когда он вернул меня и выдал мне недополученную сумму, вместо того, чтобы положить ее к себе в карман.

Итак я пошла в банк и, увидя там своего клерка, просила его посоветовать мне, бедной, одинокой вдове, как поступить с моими деньгами. Он сказал, что он с готовностью поможет мне устроить свой капитал таким образом, что я не понесу ни малейшей потери, что он порекомендует мне своего знакомого, человека глубоко сведущого в банковых операциях, который служит в другом банке и на честность которого он полагается вполне.

- Я могу отвечать за каждый его шаг, - прибавил он, и если вы потеряете хоть один фартинг, то зачтете его на мой счет; этот джентльмен охотно помогает всем и всегда готов сделать доброе дело.

Он просил меня придти в тот же вечер после закрытия банка, чтобы познакомиться с его другом. Во время этого свидания я сразу вполне убедилась, что буду иметь дело с честным человеком. Его лицо, его разговор, и наконец общие хорошие о нем отзывы разсеяли все мои сомнения на его счет.

Придя к нему на другой день, я чувствовала себя гораздо свободнее и подробно изложила ему положение своих дел; я объяснила ему, что я вдова, приехала из Америки, что я одинока и не имею друзей, но имею небольшие деньги, очень небольшие, и прихожу в отчаяние от страха потерять их, я не знаю кому довериться и поручить заботы о моем крошечном капитале; я отправляюсь на север Англии, желая устроиться подешевле, не растрачивая своего капитала, который я бы охотно поместила в банк, но боюсь забрать с собой банковые билеты; оставить же их здесь я могла бы только тогда, если бы у меня был человек, который бы вел мои денежные дела, но такого у меня нет.

На это он сказал:

- Отчего вы не изберете себе такого управляющого, который бы сразу взял в свое ведение вас и ваши деньги, тогда вы избавили бы себя от всяких забот?

- Но быть может я избавила бы себя от своего капитала, - отвечала я; - нет, я боюсь рисковать.

Однако я помню, что при этом я подумала так: я бы желала, чтобы ты более откровенно поставил этот вопрос, и тогда мне пришлось бы серьезно подумать прежде, чем на твое предложение отвечать тебе нет!

Он долго говорил на эту тему и раз или два мне показалось, что он питает на счет меня серьезные намерения, но, к моему огорчению, я скоро узнала, что он женат и повидимому находится в таком же положении, как мой последний любовник, то есть, что его жена или лунатик, или что-нибудь в этом роде. Однако мы больше не касались этого вопроса. Он объявил мне, что теперь у него есть срочные дела и что, если я желаю придти к нему, когда он их кончит, тогда мы обдумаем, каким образом поместить безопасно мои деньги. Я сказала, что я приду, и просила сообщить мне, где он живет. Он написал свой адрес и, прочтя его, сказал:

- Да, сэр, - отвечала я, - я думаю, что могу вполне положиться на вас, так как вы говорите, что вы женаты, а я не ищу мужа. Кроме того я доверяю вам все мои деньги, а если я их потеряю, тогда мне уже нечего будет полагаться на кого-бы то ни было.

Затем он шутя наговорил много милых любезностей, которые мне очень пришлись бы по сердцу, если бы оне были серьезны; наконец, я ушла и была у него опять в семь часов вечера.

Теперь он сообщил мне несколько своих предположений относительно помещения моих денег в банк, с тем чтобы я могла получать на них проценты, но каждое из этих предложений было соединено с такими затруднениями, что не представлялось никакого выхода, и это вполне подтверждало его неподкупную честность. Я с полной искренностью объяснила ему, что совершенно спокойно поручаю ему заведывание моими небольшими делами, если только он пожелает быть управителем бедной вдовы, не имеющей возможности предложить ему вознаграждения.

Он улыбнулся, потом встал, почтительно поклонился и сказал, что он в восторге от моего прекрасного мнения о нем, но что он никак не может принять на себя от меня поручения, которое даст повод мне думать, что он действует из личных интересов, причем в случае моей смерти у него могут вознивнуть споры с моими душеприкащиками, чего он боится более всего.

Я отвечала ему, что у меня нет ни наследников, ни родных в Англии и после моей смерти единственным душеприкащиком и наследником может остаться только он, по крайней мере до тех пор, пока не изменится мое положение, о чем я вовсе не думаю; если же я умру такою же вдовой, как теперь, тогда все мое состояние перейдет к нему, чего он вполне заслуживает, благодаря своей честности, в которой я глубоко убеждена.

При этих словах он изменился в лице и спросил, что заставляет меня относиться к нему с таким доверием и расположением. Затем он восторженно объявил, что искренно полюбил меня и жалеет, что он женат; я, улыбнувшись, ответила, что так как он женат, то мое предложение не может внушить подозрения, будто я имею на него виды, и что его непозволительное сожаление является преступлением по отношению к его жене.

На это он возразил: - вы не правы, потому что я женат и не женат в одно и то же время, и мне нисколько не грешно желать, чтобы моя жена была повешена.

- Я не знаю условий вашей жизни, сэр, - сказала я, - но ужели можно назвать невинным желание смерти своей жене?

- Я говорю вам, - повторил он, - что она жена мне и не жена; но вы не знаете ни меня, ни ее.

Я переменила разговор и обратилась к своему делу, но увидала, что он мало интересуется им, а потому предоставила ему говорить; тогда он передал мне подробности своей жизни с женой, слишком длинные, чтобы повторять их здесь; достаточно будет сказать, что раньше, чем занять это место, он жил за границей, где его жена имела двух детей от одного армейского офицера; по приезде в Англию, он примирился с этим, прекрасно обходился с ней; тем не менее она убежала с одним приказчиком, захватив с собою все, что могла взять; "таким образом, добавил он, вы видите, миледи, что она действует так не ради нищеты, которая служит соблазном для всех людей, а просто потому, что она порочная женщина".

Я выразила ему свое сожаление и пожелала найти возможность разстаться с женой навсегда. Затем я хотела снова вернуться к моему делу, но он не слушал, и, смотря мне прямо в глаза, сказал:

- И так, миледи, вы вот пришли просить у меня совета по вашему делу, я готов так же верно служить вам, как если бы вы были моя сестра; но так как вы отнеслись ко мне с полным доверием и показали мне столько расположения, то нам приходится поменяться ролями: я хочу в свою очередь просить у вас совета; скажите, как должен поступить несчастный обманутый муж с своей женой, чтобы удовлетворить чувству справедливости?

- Увы, сэр, это слишком тонкое дело, чтобы я могла дать вам совет, но мне кажется, что раз она ушла от вас, вы стали совершенно свободны и вам нечего больше желать.

- Без сомнения, она ушла, - отвечал он, - но ведь это не значит, что мы разстались с ней навсегда.

- Это правда; она может наделать долгов; но ведь закон дает вам возможность гарантировать себя: вы можете публично отказаться от платежа по таким долгам.

- Нет, нет, - сказал он, - это не то; я гарантировал себя в этом отношении, но меня занимает совсем другой вопрос: я бы хотел освободиться от нея так, чтобы жениться снова.

- Ну, что же, сэр, тогда вам остается развестись если вы можете доказать все, что говорите, вы наверное получите развод и будете свободны.

- Это слишком долго и слишком дорого стоит, - сказал он.

- Но если вы встретите особу, которая вам понравится, то я думаю, ваша жена не станет оспаривать у вас той свободы, которою пользуется сама.

- Разумеется, - отвечал он, - но трудно согласить на такую вещь честную женщину, а что касается дам иного сорта, то я слишком иного страдал от этой, чтобы иметь дело с такими же другими.

"я от всей души поймала бы тебя на слове, если бы ты прямо поставил вопрос", ему же я ответила так:

- Хорошо, сэр, - в вашем деле легче дать совет, чем в моем.

- Говорите, говорите, умоляю вас.

- Ваше положение ясно, как день, - сказала я, - вы можете получить законный развод и тогда найдете довольно честных женщин, из которых каждой можете сделать предложение; ведь женщины не такая редкость, чтобы вы не могли найти того, чего ищете.

- Прекрасно, - сказал он, - тогда я серьезно приму ваш совет; но прежде я хочу поставить вам еще один важный вопрос.

- Какой вам будет угодно, - отвечала я, - кроме того, о котором идет речь.

- Нет, - сказал он, - именно этот, другие пока меня не интересуют.

на сделанное вами раньше предложение? Неужели порядочная женщина может думать, что вы говорите все это серьезно?

- Но, - сказал он, - я совсем не смеюсь над вами, я говорю серьезно, подумайте об этом.

- Однако, подумайте и вы, - сказала я, принимая несколько важный тон, - ведь я пришла к вам по поводу моих собственных дел, я пришла просить вас посоветовать мне, как поступить с моими деньгами, а вы...

- Я подумаю об этом, - сказал он, - в следующий раз, когда вы пожалуете.

- Но своим поведением вы положительно непозволяете мне снова придти к вам, - отвечала я.

- Но неужели вы думаете, что я соглашусь возвращаться к вашим вопросам? - спросила я его в свою очередь.

- Так или иначе, но вы должны дать мне слово, что придете; я же с своей стороны обещаю вам не заикаться о своих делах до тех пор, пока не получу развода; тем не менее я прошу вас изменить ваше настроение по крайней мере к тому времени, когда у меня все будет кончено; так как я решил, что или вы будете моей женой, или я не стану хлопотать о разводе; вот что дала мне ваша неожиданная дружба, хотя помимо этого у меня есть другия основания поступать именно так, а не иначе.

Ничто не могло быть для меня приятнее этих слов, однако, я очень вежливо сказала ему, что у него еще будет довольно времени подумать об этом, когда он станет свободным человеком. На этом мы и остановились; он обещал на следующий день заняться моими делами и просил меня придти к нему, на что я согласилась только после многих настоятельных его просьб; хотя, если бы он мог прочитать мои мысли, то ему не было бы надобности так долго на этом настаивать.

Действительно, на следующий вечер я пришла к нему, нарочно с горничной, и с удовольствием заметила, что он приготовил для меня ужин; у него была прекрасно обставленная квартира, и вообще, как видно, он жил очень хорошо, что, сказать правду, меня весьма обрадовало, так как я считала его уже своим.

обещать ему не оскорбиться, если не соглашусь на это предложение. Я отвечала, что я прошу лучше не говорить, чтобы не заставить меня потерять уважение, которое я теперь питаю к нему и благодаря которому решилась придти сюда. Затем я умоляла его позволить мне удалиться, - причем начала надевать перчатки и сделала вид, будто собираюсь идти, чего на самом деле не желала, точно так же, как он не желал меня отпустить.

Он просил меня не говорить о моем уходе, уверяя, что он очень далек от мысли предложить мне что либо неприличное, и если я так думаю, то он не скажет больше ни одного слова.

Было не в моих видах заставлять его молчать, и потому я сказала, что готова его выслушать. Тогда он сделал мне следующее формальное предложение: он просил меня выйти за него замуж, хотя еще и не получил развода с своей женой, и чтобы убедить меня в чистоте своих намерений, он дал слово не просить меня жить с ним, пока развод не совершится... С первых же его слов мое сердце отвечало ему "я согласна", но мне необходимо было еще полицемерить, и потому я с некоторым волнением отклонила его предложение и довела его своими доводами до полного убеждения, что его предложение не имеет смысла; тогда он перешел к другому и просил меня заключить с ним письменное условие, по которому я должна была обязаться выйти за него замуж, как только он получит развод, в противном случае, контракт остается недействительным.

с форелью; я видела, что он ловится на крючок, и забавлялась этим, откладывая свое решение; я говорила ему, что он еще мало меня знает, и просила собрать обо мне сведения; я позволила ему проводить себя до квартиры, но не предложила войти, находя это не приличным.

Словом, я избежала контракта, но объяснила ему, что я отправляюсь на север и оставляю ему свой адрес, по которому он будет писать мне о моих делах, что я передам ему почти все, что у меня есть и таким образом оставляю ему залог моего полного уважения и доверия к нему, и охотно даю обещание, что лишь только он исполнит формальности развода и напишет мне об этом, я тотчас приеду в Лондон, и тогда мы серьезно поговорим по этому поводу.

впродолжении всей дороги она не переставала ухаживать за мной, выказывая искреннюю и непритворную ко мне привязанность: она угощала меня всем, так что я платила только за экипаж; в Уорингтоне нас встретил её брат в дворянской карете; оттуда мы поехали в Ливерпуль, окруженные такою пышностью, лучше которой нельзя было желать.

Нас прекрасно приняли в доме одного ливерпульского купца, где мы пробыли три или четыре дня; я не называю его по причинам, которые узнаете после; затем моя подруга объявила мне, что мы поедем к её дяде, где нас примут по-царски; действительно скоро явился её дядя, в карете четверкой, которая и отвезла нас за сорок лье от Ливерпуля, но я не знаю, в какую сторону.