Радости и горести знаменитой Молль Флендерс...
XXVII. Необыкновенная любезность нашего капитана. - Нагрузка товаров. - В дороге. - Встреча с братом.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Радости и горести знаменитой Молль Флендерс... XXVII. Необыкновенная любезность нашего капитана. - Нагрузка товаров. - В дороге. - Встреча с братом. (старая орфография)

XXVII. 

Необыкновенная любезность нашего капитана. - Нагрузка товаров. - В дороге. - Встреча с братом.

Спустя некоторое время мы поднялись наверх, мой муж поблагодарил штурмана за его доброе отношение к нам и просил передать тоже капитану, потом он предложил заплатить вперед все, что от него потребуют за наш переезд и удобства, которыми мы будем пользоваться во время путешествия. Штурман отвечал, что капитан приедет на корабль после полудня, и тогда мы сами переговорим с ним об этом. Действительно, в первом часу явился капитан; это был очень милый и любезный джентльмен, каким описал его боцман; он был в восторге от моего мужа и не захотел, чтобы мы заняли выбранную мною каюту, а поселил нас в одной из тех, которые выходили в общую; за все он предложил самые умеренные условия. Видно было, что это не жадный человек, который мог бы сделать из нас свою добычу; он взял всего пятнадцать гиней, считая в этой сумме ваш проезд и содержание за все время путешествия.

Я имела разговор с моей гувернанткой, которая навестила капитана, с целью поговорить с ним. Она сказала ему, что надеется найти возможность освободить своих несчастных детей, как она называла нас, в то время, когда мы переберемся за море; затем она спрашивала его, как нам поступить для этого и что нам необходимо взять с собой для поселения в Америке. Он, как опытный в этом деле человек, сказал: мадам, вашей кузине прежде всего необходимо найти лицо, которое купило бы ее, как невольницу, согласно условиям её ссылки, и потом от имени этого лица она будет заниматься всем, чем угодно; так что они могут купить или уже обработанную плантацию, или пустую землю у правительства.

Потом она спросила его, не следует-ли сделать запас необходимых орудий и материалов для устройства плантации. На это он отвечал: "конечно, это необходимо". Тогда она обратилась к нему с просьбой помочь ей в этом деле, говоря, что она приготовит все, чего бы это ни стоило; капитан составил список вещей, необходимых плантатору, на сумму от 80 до 100 фунтов; затем моя гувернантка закупила все так дешево и умело, как самый опытный виргинский купец, прибавя всего вдвое, по моему указанию.

Эти вещи она нагрузила на корабль на свое имя, сделав на товарной квитанции передаточную надпись моему мужу и застраховав товар; таким образом в этом отношении мы были совершенно обезпечены от всяких случайностей и бедствий.

Надо сказать, что мой муж отдал все свои 108 фунтов на эти покупки моей гувернантке; кроме того я прибавила из своих, не трогая, впрочем, того капитала, который оставила у нея. И так у вас оказалось на лицо 200 фунтов; этих денег было более чем достаточно для ваших целей.

При таких благоприятных и счастливых условиях мы перешли из Бьюбайгс-холь в Грэвзенд, где корабль стоял более десяти дней и где капитан оказал нам большую любезность, на которую по всей справедливости мы не могли разсчитывать: он позволил нам выйти на берег освежить свои силы, взяв с нас слово, что мы не бежим, а мирно возвратимся на корабль. В сущности капитан мог быть уверен в том, что мы решили отправиться в Америку, так как трудно было предположить, чтобы мы, сделав полный запас всего необходимого для устройства хозяйства там, остались здесь, рискуя на каждом шагу своей жизнью.

Таким образом мы вместе с капитаном вышли на берег и вместе весело поужинали в Грэвзенде, переночевали в той же гостиннице и утром с ним же возвратились на корабль. В Грэвзенде мы купили десять дюжин бутылок хорошого пива, вина, цыплят и вообще всякой провизии.

Все это время с нами была моя гувернантка, она провожала нас до Даунса с женой капитана, с которой и вернулась обратно. Я никогда так не тосковала, даже разставаясь с родной матерью, как теперь, прощаясь с ней... С тех пор я не видела ее больше. На третий день по прибытии в Даунс, задул хороший восточный ветер; десятого апреля мы поставили паруса и, не останавливаясь нигде, пустились в открытое море; впрочем, сильный шквал отнес нас к берегам Ирландии, и наш корабль бросил якорь в небольшой бухте, возле какой то реки, названия которой не припомню, хотя мне и говорили, что эта река идет из Лимерика и есть самая большая река Ирландии.

Задержанные дурной погодой, мы простояли здесь более пяти дней, пока погода утихла; тогда мы снова подняли якорь и через сорок два дня прибыли без особенных приключений в Виргинию.

Когда мы приближались к берегу, капитан пришел ко мне и сказал, что, судя по моим разговорам, я отчасти знакома с условиями жизни в этой стране и потому он предполагает, что мне известен порядок, которому подчиняются все ссыльные, по прибытии сюда. Я ему ответила, что я ничего не понимаю в этом, а что касается моих здешних знакомств, то он может быть уверен, что я не возобновлю их, до тех пор, пока буду находиться в качестве арестантки. Во всяком же случае мы вполне предоставляем ему себя и полагаемся на его помощь, согласно его любезному обещанию. Тогда он сказал, что необходимо найти местного жителя, который купил бы меня, как невольницу, и принял бы на себя ответственность за меня перед губернатором, в случае, если последний потребует меня к себе. Я отвечала, что мы будем действовать так, как он нам укажет. Таким образом он привел одного плантатора и переговорил с ним о том, чтобы он купил меня как невольницу; относительно мужа он не имел такого распоряжения. Совершив все формальности продажи, я последовала за мим на берет. Вместе с нами был капитан, который повел нас в какой то дом, - я не знаю, была ли это таверна или что другое, - где мы выпили пуншу с ромом и провели очень весело время. Спустя некоторое время, плантатор выдал мне свидетельство о моем освобождении и удостоверение в том, что я верно служила у него; таким образом я была свободна и на следующий день утром я могла отправляться куда мне угодно.

За эту услугу капитан потребовал известное количество табаку, которое он был должен своему судохозяину и которое мы немедленно купили ему. Кроме того мы подарили ему 20 гиней, чем он остался очень доволен.

где мы и думали основаться, но потом изменили это намерение.

Выгрузив все наши товары и сложив их в амбаре, который мы наняли вместе с квартирой в небольшой деревне, я начала собирать сведения о моей матери и брате (о том роковом моем брате, за которого я когда то вышла замуж, как в своем месте подробно рассказала об этом). После недолгих розысков, я узнала, что леди М***, то есть моя мать, умерла, а мой брат или муж жив и, что всего хуже, он бросил плантацию, на которой я жила с ним, и поселился с одним из своих сыновей недалеко от того места, где мы высадились и наняли квартиру.

Сначала это привело меня в смущение, но так как я была убеждена, что он не узнает меня, то скоро не только совершенно успокоилась, но и почувствовала сильное желание при первой возможности увидеть его, но так, чтобы он меня не видел. С этой целью, благодаря одной женщине, я нашла их плантацию и стала ходить около, как бы для прогулки, любуясь прекрасным пейзажем. Наконец, я подошла так близко, что увидела жилой дом; тут мне встретилась женщина, которую я и спросила, чья это плантация? Она ответила, указывая направо рукой:

- Вот идет джентльмен, хозяин этой плантации, а с ним и его отец.

- А как их зовут? - спросила я.

Вы, разумеется, поймете, какое смешанное чувство радости и страха овладело мною, когда я сразу узнала своего собственного сына и своего мужа и брата. На моем лице не было маски, но я покрыла его густыми кружевами головного убора и потому была убеждена, что после двадцатилетняго отсутствия при неожиданной встрече здесь, в другой части света, он никогда не узнает меня. Когда они подошли к нам (я была с одной женщиной, которую звали мадам Овен), то я спросила ее:

- Вы знакомы с ним, мистрис Овен?

- Да, - сказала она, - когда он слышит мой голос, то узнает меня, также как по голосу узнает и других. Здесь она мне рассказала, что у него очень слабое зрение. Это так успокоило меня, что я сбросила с лица кружева и они прошли мимо меня. Какое несчастье для матери видеть так близко своего сына, прекрасного молодого человека, хорошо сложенного, в цветущих жизненных условиях, и не сметь признать его!.. Каждая мать, читая настоящия строки, поймет, как мучительно тоскливо сжалось мое сердце, с каким страстным чувством, волновавшим меня до глубины души, я бросилась бы к нему на шею выплакать свое горе, но тогда я не знала, что мне делать, как не знаю теперь, где найти слова, чтобы описать эту душевную тоску. Когда они отошли от меня, я следила за ними до тех пор, пока они совершенно не скрылись из виду. Потом я села на траву, на то место, где они прошли, и, притворясь, что хочу отдохнуть, я прилегла; когда же мистрисс Овен отошла в сторону, я, припав лицом к земле, стала рыдать, целуя следы его ног.

- В тех местах, где жил прежде этот джентльмен, ходит оригинальная сказка, - говорила мистрис Овен, когда мы пошли далее.

- Говорят, что старый джентльмен, когда был еще молод, жил в Англии, где влюбился в одну молодую леди, такую красавицу, какой не видели здесь; он женился на ней и привез ее сюда к своей матери, которая тогда была еще жива. Много лет он жил с своей женой, имея от нея детей; из них вы только что видели его сына; но, спустя некоторое время, старая мать, разговаривая с своей невесткой, рассказала ей о некоторых очень дурных обстоятельствах своей жизни в Англии; её рассказ привел в сильное безпокойство и смущение её невестку; когда же оне стали глубже изследовать все обстоятельства, то несомненно оказалось, что старая лэди была матерью своей невестки и что следовательно её сын был мужем своей родной сестры; это поразило ужасом всю семью и так разстроило все их дела, что им угрожало полное разорение; наконец, жена его уехала в Англию и с тех пор о ней ничего не слышно.

Легко представить, как сильно меня заинтересовала эта история, но трудно описать, какое глубокое впечатление она произвела на меня; я казалась удивленной и предлагала своей собеседнице тысячи вопросов относительно различных подробностей этой истории, которые ей были известны в совершенстве. Наконец я стала разспрашивать о смерти матери и кому она оставила свое состояние. Я помнила, что мать дала мне торжественное обещание оставить мне состояние после своей смерти и устроить дела так, чтобы я могла свободно вступить во владение её имуществом. Моя собеседница сказала, что не знает ничего положительного в этом отношении, но ей говорили, что моя мать оставила известную сумму денег с тем, чтобы эти деньги были отданы её дочери, где бы она ни нашлась, и что документы на эти деньги хранятся у того сына, которого мы видели.

знать, вообще должна ли я открыться сыну, или остаться ему неизвестной.

Такое неопределенное положение продолжалось очень долго; оно безпокоило моего мужа, который был уверен, что я не вполне откровенна с ним и скрываю от него истинную причину моих тревог; он часто говорил мне, что его удивляет почему я не хочу вполне довериться ему и открыть все, тем более, что мое горе так сильно, что причиняет мне массу мучений. Действительно, я могла вполне довериться ему, но я не знала, как это сделать, а между тем, тайна, скрытая во мне одной, тяжелым камнем лежала на моем сердце.

Единственным моим облегчением было то, что я настолько посвятила своего мужа в свои дела, что он был убежден в необходимости поселиться нам в другом месте, и ближайшим предметом наших разсуждений был вопрос, куда нам направиться. Мой муж был совершенным иностранцем в этой стране, зная только географическое её положение; я же, которая до нынешняго дня, когда пишу эти строки, не понимаю значения слова и имела только общее представление об этих местах из длинных разговоров разных лиц, путешествовавших туда и сюда. Но мне было хорошо известно, что Мериланд, Пенсильвания, Восточный и Западный Джерсей, Нью-Иорк и Новая Англия были расположены к северу от Виргинии и потому имели климат более холодный, чем здесь; я же чувствовала полное отвращение к холоду и любила тепло; к тому же я была стара и имела основание избегать холодного климата. Таким образом я предложила своему мужу уехать в Каролину, самую южную английскую колонию: я тем охотнее склонялась к этому намерению, что могла во всякое время явиться сюда и заявить свои права на наследство матери.

с своим прежним мужем (братом) и своим сыном; но я хотела устроить это так, чтобы ни мой новый муж ничего не узнал о них, ни они ничего не узнали бы о нем.

У меня было много различных предположений для достижения этой цели. Мне хотелось отправить мужа одного в Каролину, чтобы затем поехать за ним, но это было невозможно, потому что он не имел ни малейшого понятия о жизни в этой стране; кроме того, без меня, как истинный джентльмен, он не только не умел ничего делать, но и привык к праздной жизни, и я была уверена, что он скорее стал бы бродить с ружьем по лесам, что составляет главное занятие индейцев. И так повторяю, он скорее стал бы охотиться, нежели хозяйничать на плантации.