Жизнь и приключения Николая Никльби.
Глава VII. Мистер и мистрисс Сквирс у себя дома.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Диккенс Ч. Д., год: 1839
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Жизнь и приключения Николая Никльби. Глава VII. Мистер и мистрисс Сквирс у себя дома. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА VII.
Мистер и мистрисс Сквирс у себя дома.

Благополучно высадившись и оставив Николая с мальчиками и их багажем посреди дороги наслаждаться зрелищем перепряжки лошадей в дилижансе, мистер Сквирс направился в трактир, чтобы "поразмять себе ноги".

Через несколько минут он вернулся, сделав достаточный моцион, если судить по его покрасневшему носу и легкой икоте; в ту же минуту из ворот трактира выехали старый ободранный кабриолет и телега с двумя ребятишками на козлах.

-- Дети с багажем разместятся в телеге, - распорядился мистер Сквирс, потирая руки, - а мы с молодым человеком сядем в кабриолет. Садитесь, Никкльби!

Николай повиновался. После довольно продолжительных усилий мистеру Сквирсу удалось принудить лошадь к столь же похвальному повиновению, и кабриолет тронулся в путь, предоставив телегу с детьми их собственной горькой участи.

-- Не озябли ли вы, Никкльби? - осведомился мистер Сквирс после довольно длинной паузы.

-- Признаюсь, сэр, немного-таки есть.

-- Я не обвиняю вас за это, - заметил снисходительно Сквирс, - путешествие довольно таки длинное для такой погоды.

-- Далеко ли еще до Дотбойс-Голла? - спросил Николай.

-- Около трех миль, - отвечал Сквирс. - Но вам не зачем величать его Голлом.

Николай сконфуженно закашлялся, точно он хотел что-то спросить, но слова застряли у него в горле.

-- Дело в том, что это вовсе не Голл, заметил Сквирс лаконически.

-- Неужели! - воскликнул Николай, ошеломленный такою откровенностью.

-- Да. Мы зовем его Голлом в Лондоне, потому что это лучше звучит, - продолжал Сквирс, - но здесь его никто не знает под этим именем. Надеюсь, каждому разрешается называть свой дом хоть острогом, если ему так нравится; на сколько мне известно, на этот счет не имеется никаких парламентских запрещений.

-- Кажется, не имеется, сэр, - согласился Николай.

Мистер Сквирс бросил украдкой беглый взгляд на своего собеседника и, убедившись, что тот о чем-то задумался и видимо не расположен продолжать разговор, удовольствовался тем, что всю остальную дорогу вплоть до самого дома изо всех сил хлестал лошадь.

-- Эй, кто там есть, отворяйте! - крикнул он, когда они подъехали к дому. - Да что ты там копаешься? Говорят тебе, бери лошадь!

Пока школьный учитель выражал таким образом свое нетерпение, Николай имел время разсмотреть наружный видь школы. Это было длинное, мрачное одноэтажное здание с кое-какими службами во дворе, с гумном и конюшней, примыкавшими к дому. Минуту спустя послышался лязг отодвигаемых засовов, и в воротах показалась длинная, тощая фигура юноши с фонарем в руках.

-- Это ты, Смайк? - окликнул его Сквирс.

-- Какого чорта ты там копался?

-- Простите, сэр, я немного задремал у огня, - проговорил Смайк смиренно.

-- У огня? Это еще что. Где огонь? Какой там огонь? - закричал Сквирс пронзительным голосом.

-- В кухне, сэр. Барыня сказала, что, так как я не сплю, я могу побыть в кухне.

-- Твоя барыня - дура! - отрезал Сквирс.--Уж, конечно, ты быль бы исправнее, если бы дождался на холоде. Держу пари, что так!

Тем временем мистер Сквирс вылез из кабриолета и, настрого приказав Смайку присмотреть за лошадью и ни в каком случае не давать ей овса до утра, попросил Николая порождать на крыльце, пока он обойдет кругом и отопрет дверь.

Тяжелое предчувствие, весь этот день преследовавшее Николая, овладело им с новой силой, когда он остался один. Грустная мысль, что он так далеко от своих и что при самой настоятельной необходимости он не может добраться до них иначе как пешком, представилась ему теперь в самом мрачном свете; когда же взор его упал на находившийся перед ним угрюмый дом, погруженный во мрак, и на окружающую безотрадную пустыню, покрытую снегом, его охватило такое уныние, какого он еще никогда не испытывал.

-- Вот и я! Где вы там, Никкльби! - сказал Сквирс, просовывая голову в дверь.

-- Здесь, сэр.

-- Входите же, входите скорей, ветер так и задувает в эту проклятую дверь, того и гляди с ног сшибет.

Николай тяжело вздохнул и вошел в дом. Затворив дверь и заложив ее на болты, мистер Сквирс ввел Николая в небольшую приемную, обставленную весьма скудно: несколько стульев и два стола составляли всю её меблировку. Одну из стен украшала огромная, совершенно потемневшая карта; на одном из столов виднелись кое-какие приготовления в ужину, на другом были разбросаны в живописном безпорядке руководство для наставников, грамматика Муррея, с полдюжины объявлений и измазанное письмо, адресованное мистеру Вакфорду Сквирсу, эсквайру.

Не прошло и минуты, как в комнату ворвалась какая-то дама и, обхватив обеими руками мистера Сквирса за шею, чмокнула его в щеку так звонко, что этот звук можно было принять за звонок почтальона. Дама была широкоплечая и костлявая, чуть ли не целой головой выше мистера Сквирса. На ней была грязная бумазейная кофточка; на голове, поверх папильоток, красовался такой же грязный, как и кофточка, ночной чепец, а поверх чепца подвязанный под подобородком желтый шаток.

-- Как поживаешь, милашка мой Сквирси? - воскликнула дама игривым тоном, но совершенно хриплым голосом.

-- Чудесно, душенька, чудесно, - отвечал Сквирс. - Ну, что как наши коровы?

-- Живехоньки все до одной.

-- А свиньи?

-- По обыкновению веселы и довольны.

-- Слава Богу! - сказал Сквирс, разстегивая пальто. - Мальчики тоже здоровы, надеюсь?

-- Что им делается, - пробурчала мистрисс Сквирс. - Все здоровы, вот только у маленького Питчера горячка.

-- Что ты? - воскликнул Сквирс. - Этакий противный мальчишка, вечно подхватит какую-нибудь гадость!

-- И отлично сделаешь душечка, - заметил Сквирс. - Вот мы посмотрим, не поможет ли ему хорошая порка.

Во время этого разговора Николай, чувствуя всю неловкость своею положения, в смущении стоял посреди комнаты, не зная, уйти ему или остаться. Наконец, мистер Сквирс вывел его из затруднения, обратившись к своей жене со словами:

-- Это мой новый помощник, душечка.

-- А-а! - протянула мистрисс Сквирс, небрежно кивнув Николаю и холодно оглядывая его с ног до головы.

-- Сегодня он с нами поужинает и уже с завтрашняго дня приступит к исполнению своих обязанностей. - Я думаю, его можно будет пристроить на ночь где-нибудь здесь?

-- Делать нечего, надо что-нибудь придумать, - отвечала леди. Надеюсь, сэр, вам безразлично где спать?

-- О, я неприхотлив, - отвечал Николай.

-- Ваше счастье, - заметила мистрисс Сквирс.

Это замечание вызвало взрыв самого веселого хохота со стороны мистера Сквирса, который, кажется, очень удивился, что Николай не последовал его примеру.

Пока супруги вели оживленный разговор о результатах поездки мистера Сквирса и последний сообщал своей дражайшей половине, кто из родителей ему заплатил и кто просил отсрочки, в комнату вошла маленькая служанка и поставила на стол блюдо холодной говядины и иоркширский пирог. Следом за служанкою шел Смайк с кружкой эля в руках. Как раз в эту минуту мистер Сквирс опоражнивал свои карманы, выгружая из них привезенные им с собой документы и письма, адресованные воспитанникам. Смайк уставился на эти письма взглядом, исполненным такой страстной надежды и вместе с тем такого безнадежного отчаяния, что у Николая невольно сжалось сердце, так красноречиво говорил этот взгляд о долгих годах тяжелых страданий.

Это заставило его внимательно взглянуть на бедного юношу, и первое, что его поразило, был необыкновенный, странный костюм Смайка. Хотя на вид ему нельзя было дать менее восемнадцати, девятнадцати лет, причем он был даже довольно высок для своего возраста, на нем была коротенькая курточка, какие обыкновенно носят самые маленькия дети. Благодаря сию тщедушному, хилому сложению, курточка была ему не слишком узка, но зато страшно коротка, особенно рукава. Должно быть для того, чтобы обувь юноши не находилась ви, разладе с остальным одеянием, ноги его были облечены в огромные сапоги с отворотами, видимо принадлежавшие когда-то какому-нибудь дюжему фермеру, но теперь до того стоптанные и рваные, что едва ли на них позарился бы даже нищий. Бог весть, давно ли здесь жил этот бедняга, но, вероятно, он все еще носил свое прежнее белье, с которым явился сюда, так как его худую шею обрамляла изорванная в клочки оборочка детской рубашонки, высовывавшаяся местами из под шейного платка, какие носят взрослые мужчины. К тому же несчастный был хром, и пока он озабоченно вертелся вокруг стола, делая вид, что он чем-то занят и бросая исподтишка на письма полные отчаяния взгляды, Николай с глубоким участием следил за всеми его движениями.

-- Ты чего здесь толчешься, Смайк! - прикрикнула на него мистрисс Сквирс. - И без тебя все будет сделано, ступай!

-- А, ты все еще здесь, - сказал Сквирс, взглянув на юношу.

-- Да, сэр, - ответил Смайк, стиснув руки, как бы затем, чтобы унять их нервную дрожь. - Нет ли у вас...

-- Чего? - спросил Сквирс.

-- Не имеете ли вы... не слышали ли чего-нибудь обо мне?

-- Ни чорта лысого! - ответил грубо Сквирс.

Смайк потупил глаза и, прикрыв лицо рукою, двинулся к двери.

-- Ничего нет, - отрезал Сквирс ему вслед, - и никогда не будет. Ловкая штука, нечего сказать! Сколько лет ты сидишь на моей шее, и ни откуда ни фартинга! А за справками куда сунешься? Славный подарок, что и говорить! Корми теперь тебя, огромного балбеса, даже без надежды хоть когда-нибудь за это получить ломаный грош.

Смайк приложил руку ко лбу, словно усиливаясь что-то припомнить, уставился на вопрошавшого, безсмысленно улыбаясь, и, ковыляя, вышел из комнаты.

-- Надеюсь, что ты ошибаешься, душенька, - отвечал на это школьный учитель, - он расторопный малый и во всяком случае отрабатывает нам свои харчи. Впрочем, что бы том ни случилось, работать-то он всегда будет в силах... Однако, мы и забыли об ужине, а я страшно голоден, устал, как собака, и хочу поскорее лечь в постель.

С этими словами мистер Сквирс принялся жадно уничтожать единственный бывший на столе бифштекс. Николай тоже придвинул себе стул к столу, хотя аппетит у него совершенно пропал.

-- Ну, что, Сквирси, как ты находишь бифштекс? - осведомилась мистрисс Сквирс.

-- Сочный и нежный, точно ягнятина, - ответил тот. - Хочешь кусочек?

-- Спасибо, я сыта, ничего не хочу. А вот что, душенька, чем бы нам угостить молодого человека?

-- Всем, чего он пожелает из того, что есть на столе, - сказал мистер Сквирс в припадке несвойственного ему великодушия.

-- Чего вам угодно, мистер Кнюкльбай? - спросила мистрисс Сквирс.

-- Кусочек пирога, если позволите,--ответил Николай. - Только самый маленький, потому что я совсем не голоден.

-- О, в таком случае жаль начинать пирог, - сказала мистрисс Сквирс. - Не хотите ли, я вам отрежу кусочек холодной говядины?

-- Все, что вам будет угодно, - проговорил разсеянно Николай. - Мне, право, все равно.

Этот ответ пришелся видимо по душе мистрисс Сквирс, потому что, подмигнув мужу в знак своего удовольствия по поводу того, что молодой человек знает свое место, она сейчас же вознаградила его за эту похвальную скромность, отрезав ему кусочек мяса собственными прелестными ручками.

-- Элю, Сквирс? - спросила почтенная леди, подмигивая и подмаргивая, чтобы дать понять мужу, что вопрос этот относится собственно не к нему, а к Николаю, т. е. следует ли дескать предложить ему элю?

-- Разумеется, - отвечал Сквирс, в свою очередь пуская в ход телеграфические знаки. - Наливай.

Таким образом Николай получил целый стакан элю и осушил его, погруженный в раздумье, в счастливом неведении происходивших переговоров.

-- Превосходный бифштекс, - сказал Сквирс, покончив с едой и откладывая нож и вилку.

-- Мясо первого сорта, - отозвалась почтенная леди, - я сама его брала для...

-- Для кого?.. Надеюсь, не для... - с испугом перебил ее Сквирс.

-- Нет, не для них, разумеется, нет, - поспешила успокоить его мистрисс Сквирс, - нарочно для тебя, к твоему возвращению. Боже мой, да неужто ты думаешь, что я могла бы так опростоволоситься?

-- Клянусь честью, милочка, я не понял, что ты хотела сказать, - проговорил Сквирс, все еще бледный от испуга.

-- Успокойся, успокойся, дружок, - со смехом сказала супруга, - ты думаешь, что я такая дура! Вот было бы мило!

животными, что не раз покупал для стола своих воспитанников мясо скота, умершого естественною смертью. Очень возможно, что теперь ему пришло в голову, не съел ли он чего из запасов, предназначавшихся для этих молоденьких джентльменов.

Ужин был кончен и убран служанкой, худенькой девушкой, глядевшей голодными глазами на уносимые блюда. После ужина мистрисс Сквирс вышла, чтобы запереть на замок кладовую и спрятать посохраннее вещи пяти новичков, которые только-что прибыли и до того замерзли, что походили больше на ледяные сосульки, чем на живых людей. Затем детей накормили легким ужином, состоявшим из одного супа, и уложили вповалку на узенькую постель, чтоб им было теплее, предоставив им мечтать на свободе о более существенной пище и теплой комнате, что, по всей вероятности, они и исполнили.

Тем временем мистер Сквирс принялся готовить себе грог: в огромный стакан с водкой он подбавил ровно такое количество воды, в котором мог бы растаять сахар, между тем как его драгоценная половина поднесла Николаю крохотный стаканчик смеси, представлявший лишь слабую тень того горячительного напитка, которым угощался её супруг. Затем муж и жена придвинулись поближе к огню и протянули ноги на решетку камина и начали о чем-то таинственно перешептываться, а Николай, взяв со стола руководство для наставников, стал пробегать в отделе смеси интересные анекдоты и просматривать картинки, так же мало сознавая, где он и что делает, как если бы он был в магнетическом сне.

Наконец, мистер Сквирс начал зевать и объявил, что пора идти спать. Тогда мистрисс Сквирс вдвоем со служанкой притащили в комнату тощий соломенный тюфяк и пару простынь и устроили постель Николаю.

-- Завтра мы поместим вас, как следует, в спальне, - сказал ему мистер Сквирс. - Постойте-ка; кто теперь спит в постели Брукса, душенька?

-- В постели Брукса? - протянула мистрисс Сквирс, что-то соображая. - Там спит Дасеннингс, потом еще маленький Бодлер, Грсимарт и этот, как его?.. Ы все забываю.

-- Знаю, знаю, - перебил Сквирс. - Значит полный комплект.

"Чего уж полнее", - подумал Николай

-- Не беда! Я знаю, местечко где-нибудь да найдется, - добавил Сквирс, - только в настоящую минуту я не могу хорошенько припомнить где. Завтра по-утру мы это все уладим. Покойной ночи, Никкльби. Не забудьте же: к семи часам вы должны быть готовы.

-- Я буду готов, сэр. Покойной ночи.

-- Я сам приду вам показать, где у нас колодезь, - сказать Сквирс. - Что касается мыла, то вы всегда найдете кусок к кухне на окне; вы один будете пользоваться этим куском.

-- Не знаю, как нам завтра быть с полотенцем, - заговорил он опять. - Ну, да не беда, один раз как-нибудь обойдетесь, а там мистрисс Сквирс все уладит. Смотри же, душенька, не забудь, - обратился он к супруге.

-- Не забуду. Смотрите, и вы не забудьте, молодой человек, встать пораньше, чтобы умыться первым. Конечно, это ваше неотъемлемое право, как наставника; но эти дрянные мальчишки вечно норовят воспользоваться чужымь мылом.

Тут мистер Сквирс подмигнул мистрисс Сквирс на бутылку, вероятно, боясь, как бы Николай не вздумал приложиться к ней ночью. Почтенная леди поспешно схватила ее в свои объятия, и супруги вышли из комнаты.

Оставшись один. Николай несколько раз в волнении прошелся по комнате. Успокоившись немного, он сел и стал думать, что ему предпринять. Решение его было скоро принято: что бы с ним ни случилось, он вынесет все ради матери и сестры, чтобы не подать дяде повода бросить их к их безпомощном положении. Твердая решимость всегда хорошо действует на наше расположение духа. Николай оживился; недавняго его уныния как не бывало, и вот до чего доверчива юность: он начинал уже надеяться, что его дела в Дотбойс-Голле пойдут не так плохо, как это ему показалось с первого взгляда.

он было о нем совсем позабыл, а с тех пор оно ему ни разу не попадалось на глаза; но теперь ему разом пришло на память таинственное поведение Ньюмэна Ногса.

-- Боже мой, какой необыкновенный почерк! - сказал Николай, взглянув на конверт.

Письмо было адресовано на его имя и написано на грязнейшем лоскутке бумаги дрожащим, неразборчивым почерком. После долгих напрасных стараний Николаю удалось прочесть следующее:

"Мой милый юноша! Я хорошо знаю свет. Ваш отец его вовсе не знал, иначе он не оказал бы мне услуги, за которую я не имел даже надежды когда-нибудь ему отплатить. Не знаете света и вы, иначе вы бы никогда не решились на это путешествие.

"Если вам когда-нибудь понадобится приют в Лондоне (не сердитесь на меня за это предположение; было время, когда и я был твердо убежден, что никогда не буду нуждаться в приюте), вы можете узнать мой адрес в трактире "Корона", Гольден-Сквер, угол Сильвор-Стрита и Сент-Джемской улицы, дверь на обе улицы. Можете явиться хоть ночью. Было время, когда никто не устыдился бы... Впрочем, это все уже прошло

"Простите за безграмотность. Я скоро забуду, как и платье-то порядочное носить. Я позабыл все свои старые привычки, а с ними вместе и орфографию.

Ньюмэн Ногс".

"Р. S. Если будете проходить мимо Бернард-Кастля, вы найдете прекрасный эль в харчевне "Королевская Голова". Скажите, что вы меня знаете, и я уверен, что там это вам не повредит. Можете сказать обо мне: "мистер Ногс", - ведь и и был некогда джентльменом. Конечно, был".

Быть может, не стоило бы и упоминать о столь незначительном обстоятельстве, но когда Николай сложил письмо и сунул в карман, глаза его были подернуты влагой, которая очень походила на слезы.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница