Жизнь и приключения Николая Никльби.
Глава XIII, в которой Николай нарушает спокойствие Дотбойс-Голла смелой и неожиданной выходкой, последствия которой не лишены значения.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Жизнь и приключения Николая Никльби. Глава XIII, в которой Николай нарушает спокойствие Дотбойс-Голла смелой и неожиданной выходкой, последствия которой не лишены значения. (старая орфография)

ГЛАВА XIII,
в которой Николай нарушает спокойствие Дотбойс-Голла смелой и неожиданной выходкой, последствия которой не лишены значения.

Первый тусклый свет холодного январского утра уже озарил окно дортуара, когда Николай, проснувшись, облокотился головой на руку и начал разглядывать распростертые кругом фигуры спящих, с таким видом, как будто разыскивал кого-то между ними. Надо было обладать хорошим зрением, чтобы разобрать в этой толпе спящих детей очертания какого-нибудь отдельного субъекта.

Все они лежали плотными группами, покрытые грязной и рваной одеждой, под которой изредка можно было различить чей-нибудь бледный профиль, казавшийся еще бледнее при этом мрачном освещении. Кое-где из под лохмотьев высовывалась голая рука, неприкрытая худоба которой поражала взор наблюдателя. Некоторые лежали на спине, и бледность лиц делала их более похожими на трупы, чем на живые существа. Многие раскинулись или скорчились в самых фантастических позах, совершенно несвойственных человеку, и принятых, очевидно, в инстинктивных усилиях занять положение, в котором не так живо чувствовалась бы мучительная боль. Были, наконец, и такие, которые спали тихо, с улыбкой на устах (вероятно, этим снился родной дом). Нередко раздавались и тяжелые вздохи, нарушавшие тишину и показывавшие, что некоторые уже проснулись, чтобы начать новый день, полный лишений и горя. И по мере того, как день вступал в свои нрава, вместе с ночной темнотою исчезали улыбки, вызванные ею на лица детей.

Николай смотрел на спящих с видом человека, который хотя и привык к таким картинам, но все-таки не может стряхнуть с себя производимого ими удручающого впечатления, а затем стал вглядываться с большим вниманием, с каким мы смотрим, когда не находим на обычном месте предмета, который ожидали увидеть. Он еще продолжал свои поиски глазами, в своем усердии высунувшись на половину из кровати, когда с лестницы раздался голос Сквирса.

-- Эй, вы там! - кричал этот джентльмен. - Не намерены ли вы целый день проваляться. Вставайте...

-- Ленивые собаки! - добавила мистрисс Сквирс, как бы скругляя фразу мужа и сопровождая эти слова таким звуком, который очень напоминал шнурование корсета.

-- Мы сейчас сойдем, сэр, - отвечал Николай.

-- Сейчас сойдем, - передразнил его Сквирс. - Живее у меня, не то смотрите, как бы я сам не поднял кое-кого из вас! Где Смайк?

Николай, не отвечая, бросил вокруг себя беглый взгляд.

-- Смайк! - заорал Сквирс.

-- Смайк, ты, кажется, хочешь, чтобы тебе проломили голову в новом месте? - закричала в униссон своему супругу почтенная дама.

Но и на эти слова не последовало ответа, только Николай открыл глаза еще шире и еще раз оглянулся кругом, как и большинство проснувшихся мальчиков.

-- Чорт бы побрал этого негодяя! - пробормотал Сквирс, колотя своей палкой но перилам лестницы. - Никкльби!

-- Что вам угодно, сэр?

-- Пошлите ко мне этого закоренелого мерзавца. Да что вы там, оглохли, что ли?

-- Его здесь нет, сэр, - ответил Николай.

-- Не врите, я знаю, что он там.

-- Его здесь нет, - гневно прокричал Николай, - и если вы еще раз повторите ваши слова...

-- А вот я сейчас это увижу, - крикнул Сквирс, перебирая его и проворно взбираясь на лестницу; - уж я его, отыщу, ручаюсь вам в этом.

-- Что это значит? - вскричал Сквирс, весь бледный от злости. - Куда вы его дели?

-- Я не видал его со вчерашняго вечера, - ответил Николай.

-- Ладно; вы напрасно стараетесь его выгородить. Ну, будет хитрить: говорите, где он? - допрашивал Сквирс, страшно перетрусив, но стараясь казаться спокойным.

-- Я думаю, на дне ближайшого пруда, - сказал Николай, понижая голос и глядя прямо ему в глаза.

-- Чорт возьми! Что вы хотите этим сказать? - проговорил перепуганный Сквирс и, не дожидаясь ответа, обратился к мальчикам с вопросом, не знают ли они чего-нибудь об исчезнувшем товарище.

Глухой гул, пробежавший в толпе школьников, как будто означал: "мы ничего не знаем", и только один выкрикнул (вероятно, то, что думали все): "Виноват, сэр, я думаю, что Смайк удрал совсем".

-- Что? - завопил Сквирс, быстро оборачиваясь в сторону говорившого. - Кто это сказал?

-- Томкинс, сэр, - отвечал хор голосов.

Мистер Сквирс нырнул в толпу и сейчас же извлек из нея крошечного мальчугана, в ночном колпаке и в рубашке, смотревшого с таким выражением, которое ясно показывало, что он недоумевает, похвалят его или высекут за его гениальный ответь. Его недоумение скоро разрешилось.

-- Так это вы, сэр, полагаете, что Смайк удрал?

-- Виноват, сэр. Да, я, - отвечал мальчуган.

-- А почему ты так думаете, сэр? - спросил Сквирсь, хватая мальчика и проворно поднимая ему рубашку. - Какое основание вы имеете думать, что один из ваших товарищей сбежал из этого заведения? А?

Томкинс вместо ответа испустил жалобный вопль, а мистер Сквирс принялся его колотить и колотил нещадно, пока он не выскользнул из его рук. Палач великодушно допустил его спастись бегством, и ребенок поскорее забился в дальний угол комнаты.

-- Ну, кто еще из вас думает, что Смайк убежал - мне будет очень приятно поговорить с этим нахалом, - сказал Сквирс.

Естественно, что ответом на эти слова было гробовое молчание. Николай оглядывал почтенного наставника с глубоким отвращением.

-- Вы, Никкльби, кажется, тоже полагаете, что он убежал? - спросил Сквирс, взглянув на Николая.

-- Да, я думаю, что это весьма вероятно, - отвечал Николай, сохраняя полнейшее спокойствие.

-- Ага, вы так думаете? Вы думаете?.. Может быть, вы даже наверное знаете? - злобно усмехаясь сказал Сквирс,

-- Наверное я ничего не знаю.

-- А полагаю, он не предупреждал вас о том, куда он идет? - продолжал Сквирс с тою же усмешкой.

-- Что, без сомнения, было бы вам чертовски неприятно, - добавил Сквирс с дерзким вызовам.

-- Совершенно верно; вы прекрасно поняли моя чувства.

Мистрисс Сквирс слышала весь этот диалог, стоя внизу у лестницы; теперь терпение её лопнуло, и наскоро накинув ночную кофточку, она самолично поспешила на место действия.

-- В чем тут дело? - спросила эта леди, стремительно вбегая, между тем как мальчики бросились в разсыпную, вероятно, чтобы избавить ее от труда прокладывать путь своими мускулистыми локтями. - О чем ты с ним разсуждаешь, Сквирс?

-- Дело в том, моя дорогая, что Смайк куда-то запропастился.

-- Я это знаю и ни капли не удивляюсь. Если ты берешь себе в помощники гордых павлинов, которые учат этих щенков неповиновению, чего же другого можно от них ожидать?

-- А теперь, молодой человек, будьте так добры, убирайтесь со своими мальчишками в класс и не извольте выходить оттуда без разрешения, иначе мы с вами поссоримся, а тогда прощайтесь с вашей красотой, которою вы так сильно кичитесь.

-- В самом деле? - спросил Николай, улыбаясь.

-- Да, в самом деле, господин щелкопер, - закричала разъяренная дама. - И знайте: я ни минуты не держала бы вас в доме, кабы моя воля.

-- Точно так же, как и я вас, если бы я был здесь хозяином. Идемте, дети!

-- Идемте, дети, - повторила мистрисс Сквирс, стараясь подражать голосу и манере Николая. - Идите за вашим учителем, дети, и берите пример со Смайка, если только посмеете. Вот вы увидите, много ли он выиграет своим побегом, увидите, когда его приведут. И повторяю: тот из вас, кто заикнется и нем хоть словом, получит порку вдвое сильнее, чем он сам!

-- Если я его поймаю, пусть будет счастлив уже тем, что я не сдеру с него кожи. Примите это к сведению вы все! - прибавил Сквирс.

-- Если поймаешь! - пренебрежительно заметила мистрисс Сквирс. - Да как ты можешь не поймать его, если только постараешься?.. Ну, вы, убирайтесь!

С этими словами достойная леди принялась по-свойски выпроваживать мальчиков, причем произошло некоторое замешательство, так как задние ряды, в своей поспешности удалиться со сцены, стали напирать на передние, однако, минут через пять комната очистилась, и супруги остались наедине.

-- Его положительно нигде нет, - сказала мистрисс Сквирс, - хлев и конюшни заперты, так что он не может быть там. Его нет и внизу: горничная обыскала все уголки. По всей вероятно, он пошел по большой дороге, по направлению к Иорку.

-- Почему же непременно по большой дороге? - спросил мистер Сквирс.

-- Дурак! Ведь у него нет денег.

-- У него во всю жизнь не было ни гроша, насколько мне известно, - ответил Сквирс.

-- Ха, ха, ха! смеялся Сквирс вместе с супругой.

-- Следовательно, он должен будет просить милостыню, а где же можно делать это успешнее, чем на большой дороге?

-- Правда, правда! - закричал Сквирс, хлопая в ладоши.

-- Конечно, правда, но ты никогда не додумался бы до этого сам. Теперь тебе остается только взять нашу тележку, а я займу кабриолет у Сваллоу. Мы поедем в разные стороны, будем по дороге разспрашивать всех встречных, и если мы и тогда его не найдем, то можно будет сказать, что нам удивительно не везет.

План достойной леди был одобрен и без замедления приведен в исполнение: позавтракав на скорую руку и собрав в деревне необходимые справки, подтвердившия догадку мистрисс Сквирс, мистер Сквирс пустился в путь в своей тележке, с твердой решимостью поймать и примерно наказать беглеца. Вслед за ним и мистрисс Сквирс, укутанная в белый плащ с капюшоном и завернутая в безчисленное множество шалей и платков, взобралась в кабриолет и поехала в противоположную сторону, захватив с собой, в качестве телохранителя и помощника, здоровенного работника, снабженного несколькими концами толстой веревки и тяжелой дубиной. Таким образом, все было предусмотерно, и если бы в конце концов беглец попался в лапы своих преследователей, то уж, конечно, о новом побеге не могло быть и речи.

Оставшись дома с детьми, Николай жестоко волновался. Он отлично понимал, что чем бы ни кончилась попытка Смайка к бегству, результаты её будут неизбежно плачевны. Странствование по совершенно незнакомой местности и сопряженные с ним лишения, холод и голод, при той безпомощности, какою отличался бедный парень, могли повлечь за собою болезнь и даже смерть; другой же исход - возвращение в Дотбойс-Голл, под иго Сквирсов, был, пожалуй, хуже первого. Терзании Николая еще усугублялись сознанием, что Смайк предпринял свой побег в надежде на его, Николая, покровительство и поддержку и потому равнодушно отнесся к тому, что может его ожидать, если его вернут в Дотбойс-Голл. И Николай сидел в тревожном ожидании, грустный и задумчивый, строя тысячи самых невероятных предположений о том, что будет со Смайком. Так он промучился почти два дня: только на следующий день Сквирсь возвратился, после безуспешных поисков, ни с чем.

-- Никаких известий о негодяе, как в воду канул! - говорил школьный учитель, вылезая из тележки. По походке его было заметно, что во время своего путешествия он, согласно своему обыкновению, не раз "разминал ноги". - Но я должен буду, Никкльби, отвести на ком-нибудь свою душу, если мистрисс Сквирс не поймает его! Помните это, я вас предупреждаю.

-- Утешить вас не в моей власти, сэр, да, впрочем, для меня это безразлично, - сказал Николай.

-- Неужели? Ну, мы это увидим, - проговорил с угрозой Сквирс.

-- Увидим.

-- Мой пони сбился с ног в этой скачке, и мне пришлось нанять кэб; это удовольствие обошлось мне в пятнадцать шиллингов, не считая других издержек, в которые меня втравил этот негодяй. Кто же мне заплатит, как вы думаете?

Николай пожал плечами.

-- А кто-то заплатит, могу вас уверить, - продолжал Сквирс, меняя свой обычный вкрадчивый тон на открыто враждебный. - Здесь никому не нужны ваши плаксивые вздохи, господин нюня. Отправляйтесь-ка в вашу берлогу. Пора вам спать! Марш!.. Эй, распрягайте там!

Николай закусил губы и невольно сжал кулаки; у него чесались руки отомстить за нанесенное ему оскорбление. Но, видя, что этот человек совершенно пьян и что поэтому их ссора могла бы легко перейти в недостойную драку, он ограничился тем, что бросил на своего тирана полный презрения взгляд и направился по лестнице наверх с самым величественным видом, какой только сумел принять. Нельзя не упомянуть еще об одном обстоятельстве: молодого человека задело за живое поведение мисс Сквирс, мастера Сквирса и служанки, которые следили из укромного уголка за происходившей сценой, причем двое первых перекидывались язвительными замечаниями насчет "голышей-проходимцев, Бог знает, что воображающих о себе", сопровождая свои остроты громким смехом, в котором принимала участие и ничтожная изо ничтожных служанок. Оскорбленный до глубины души, Николай поспешил улечься в кровать, закрылся с головой одеялом и дал себе слово расквитаться с Сквирсом гораздо раньше, чем тот ожидает.

На следующий день, едва проснувшись, Николай услыхал стук подъезжающого экипажа. Через минуту раздался голос мистрисс Сквирс, отдававшей приказание поднести кому-то стаканчик водки, обстоятельство, ясно показывавшее, что произошло нечто из ряду вон выходящее. Николай долго не решался подойти к окну, но, наконец, подошел, взглянул во двор, и первое, что бросилось ему в глаза, был Смайк, такой грязный и мокрый, с таким истомленным и жалким лицом, что, если бы не его платье, вида вороньяго пугала, Николай усумнился бы, точно ли перед ним находится Смайк.

-- Снимите-ка его! - крикнул Сквирс, насытившись созерцанием преступника. - Давайте его мне!

-- Осторожнее! Мы ему связали ноги под фартуком кабриолета и крепко привязали к сиденью, чтобы он вторично не лишил нас своего общества, - кричала мистрисс Сквирс, в то время как муж помогал ей вылезать из экипажа.

Дрожащими от восторга руками Сквирс развязал веревки, и полумертвого Смайка отнесли в подвал, в ожидании того момента, когда школьному учителю заблагоразсудится "наказать"' его в присутствии всего пансиона.

С первого взгляда может показаться странным, что Сквирс так усердствовал в своих стараниях поймать Смайка, который, по их же словам, причинял им столько хлопот; по надо вспомнить, что этот самый Смайк нес в доме нелегкую службу, которая обходилась бы заведению не меньше десяти-двенадцати шиллингов в неделю, если бы не было этого дарового работника. Кроме того, здесь играл еще роль политический принцип Дотбойс-Голла, состоявший в том, что беглецы должны подвергаться строжайшему наказанию, так как в противном случае, не удерживаемые чувством страха, все мальчики, имеющие ноги и умеющие ими владеть, не долго просидели бы в пансионе мистера Сквирса из одного желания наслаждаться удовольствиями, предоставляемыми этим заведением.

Известие о том, что Смайка поймали и препроводили обратно, передаваясь из уст в уста, очень скоро стало достоянием всей голодной компании мальчуганов, и потому утро прошло в лихорадочном ожидании. Но школьникам пришлось провести в таком настроении не только утро, а большую часть дня, потому что Сквирс решил прежде всего подкрепить свои силы обедом и закалить свое сердце усиленными возлияниями. Наконец, почувствовав себя достаточно подготовленным, достойный педагог, в сопровождении своей любезной супруги, появился в школе с воодушевленным лицом, блистающим взглядом и с длинным, гибким, просмоленным хлыстом в руке, приобретенным специально для сегодняшней экзекуции.

Все мальчики были в сборе, но никто не решался ответить. Сквирс оглядел скамейки, чтобы убедиться, все ли налицо, и каждый, на кого он смотрел, опускал глаза и наклонял голову.

-- Пусть каждый займет свое место, скомандовал Сквирс, ударив хлыстом по столу и с мрачным удовольствием замечая всеобщий трепет, неизменно следовавший за таким упражнением. - Никкльби, займите ваше место, сэр.

Многие из мальчуганов заметили, что на лице их молодого учителя появилось какое-то странное, необычайное выражение; но он взошел на кафедру, не сказав ни одного слова. Сквирс бросил на него торжествующий взгляд, с видом деспота, сознающого свою власть, посмотрел на воспитанников и вышел из комнаты. Через минуту он опять появился, волоча Смайка за шиворот или, вернее, за то место, которое должно были бы находиться всего ближе к вороту, если бы изодранная куртка мальчика могла похвастаться этим украшением.

Во всяком другом месте появление такого забитого, приниженного и до полусмерти запутанного существа вызвало бы ропот ужаса и негодования; по даже и здесь оно произвело эффект: все мальчики безпокойно задвигались на скамьях, а те, кто был посмелее, украдкой переглянулись с выражением жалости в глазах. На их счастье Сквирс этого не заметил, всецело поглощенный Смайком, которого он, по заведенному в школе порядку, стал спрашивать, что он имеет сказать в свое оправдание.

-- Думаю, что ничего, - заключил Сквирс свой допрос, дьявольски улыбаясь.

Смайк оглянулся кругом, и глаза его остановились на Николае с таким выражением, как будто он ожидал от него помощи. Но Николай упорно смотрел на свой пюпитр.

-- Ну, что же, ты так мне ничего и не скажешь? - спросил еще раз Сквирс, размахивая правой рукой, чтобы испытать её ловкость и силу. Мистрисс Сквирс, душа моя, отойдите в сторону, мне нужен простор.

-- Пощадите, сэр! - вскричал Смайк.

-- Тебе нечего больше мне сообщить? - сказал Сквирс. - Так изволь: обещаю тебе не совсем вышибить из тебя дух, оставить тебя в живых.

-- Ха, ха, ха! - засмеялась мистрисс Сквирс. - Вот это так шутка!

-- Я быль вынужден к этому, - произнес Смайк прерывающимся голосом, озираясь вокруг умоляющим взглядом.

-- А! Так ты был вынужден, ты был вынужден! Так, пожалуй, во всем виноват я, а не ты.

-- Противное, неблагодарное, подлое животное! Упрямый, глупый осел! - выкрикивала мистрисс Сквирс, захватив под мышку голову Смайка и сопровождая каждый эпитет полновесной пощечиной. - Что ты хотел этим сказать?

-- Стань к сторонке, моя милая, мы сейчас его выведем на чистую воду, - сказал мистер Сквирс.

Мистрисс Сквирс, совершенно выбившаяся из сил после своих упражнении над Смайком, повиновалась и Сквирс схватил свою жертву. Страшный удар обрушился на тщедушное тело мальчика. Тот скорчился весь точно в судороге и испустил жалобный крик. Рука почтенного педагога, державшая хлыст, опять поднялась и уже готовилась опять опуститься, как вдруг Николай Никкльби вскочил с своего места и закричал таким голосом, что задрожали стены:

-- Стойте!

-- Кто крикнул: "стойте" - заорал в свою очередь Сквирс, яростно оборачиваясь

-- Я. - сказал Николай, выступая вперед. - Довольно, перестаньте!

-- Довольно? - злобно закричал Сквирс.

-- Да! - прогремел Николай.

-- Я сказал, что этого не должно быть, и этого больше не будет, - повторил Николай, нисколько не смущаясь.

Сквирс продолжал смотреть на него, вытаращив глаза, так как изумление лишило его языка.

-- Вы не обратили внимания на мое заступничество за бедного мальчика; вы не ответили мне на письмо, в котором я просил нас простить его и ручался за то, что он не сделает другой попытки бежать; так пеняйте же на себя за мое теперешнее публичное вмешательство. Вы сами вызвали это!

-- Пошел вон, оборвыш! - неистово заорал Сквирс, снова хватаясь за Смайка.

-- Негодяй, дотронься только до него, попробуй! Я не могу смотреть спокойно на эту сцену, вся кровь кипит во мне, и я чувствую в себе достаточно силы, чтобы уложить на месте десятерых таких, как ты! Берегись, не то, клянусь небом, и не пощажу тебя! - свирепо прокричал Николай.

-- Прочь! - закричал в сваю очередь Сквирс, потрясая хлыстом.

-- Я должен расквитаться с тобою за целый ряд оскорблений, - продолжал Николай, весь красный от гнева. - И знай: мое негодование за личные оскорбления ростет с каждым днем при виде подлых жестокостей, которые ты практикуешь над беззащитными детьми в этой проклятой трущобе. Берегись же, потому что я за себя не ручаюсь: если ты выведешь меня из терпения, тебе не сдобровать.

Не успел он договорить, как Сквирс, в порыве дикой ярости, с криком, похожим на рычание зверя, подскочил к нему, плюнул ему в лицо и с такою силой ударил его своим орудием пытки, что через нею щеку у него легла сине-багровая полоса. Не помня себя от бешенства и боли, охваченный гневом, негодованием и презрением, Николай бросился на Сквирса, вырвал хлыст из его рук и, схватив его за горло, начал наносить ему такие удары, что негодяй взмолился о пощаде.

Ни один из мальчиков, за исключением мастера Сквирса, который пришел на выручку отцу, напав на врага с тылу, не двинулся с места; но мистрис Сквирс гь громким криком о помощи бросилась к мужу и, уцепившись за фалды его сюртука, старалась оттащить его от разсвирепевшого противника. В то же время мисс Сквирс, смотревшая в замочную скважину на всю эту сцену и меньше всего ожидавшая такой неприятной развязки, влетела в комнату и, запустив помощнику в голову целым залпом чернильниц, принялась тузить его но спине, причем воспоминание об её отвергнутой любви удвоило тяжесть её кулаков и без того не слишком легких: не даром же мисс Сквирс унаследовала их от матери.

В своем увлечении битвой Николай совершенно не ощущал этих ударов, но, наконец, изнемогая от усталости и волнения и чувствуя, что рука его уже отказывается служить, он сосредоточил весь остаток сил в последней полудюжине заключительных ударов и оттолкнул от себя Сквирса. Он сделал это так энергично, что мистрисс Сквирс от неожиданного толчка перелетела через скамью, а сам Сквирс так сильно стукнулся головою о ту же скамью, что растянулся на полу и лежал, не подавая признаков жизни.

Приведя дело к такому благополучному концу и убедившись, что Сквирс только ошеломлен, а не мертв (ибо у него были на этот счет кое-какие неприятные сомнения), Николай предоставил почтенному семейству приводить в чувство своего главу, и преспокойно ушел, чтобы обдумать на досуге, что ему предпринять дальше. Выходя из комнаты, он искал глазами Смайка, но тот исчез.

После недолгого размышления молодой человек положил в свой кожаный сак-вояжь несколько перемен белья и платья и гордо вышел из главных дверей Дотбойтс-Голла, не встретив препятствий. Через несколько минут он очутился на дороге к Грета-Бриджу.

Когда он успокоился настолько, что мог отдать себе ясный отчет в случившемся и хладнокровно обсудить настоящее положение дел, то убедился, что оно не представляет ничего утешительного. В кармане у него было только четыре шиллинга и пенсов, а до Лондона, куда он направлялся, было двести пятьдесят миль. Он выбрал Лондон целью своего странствия по многим причинам, и больше всего потому, что ему хотелось знать, какие сведения о происшествии сегодняшняго дня даст мистер Сквирс его почтенному дядюшке. Придя к печальному заключению, что сколько ни думай, прошлого не воротишь и с настоящим придется считаться, он поднял глаза и увидел, что навстречу ему едет всадник. Подъехав ближе, этот всадник, к величайшему огорчению Николая, оказался мистером Джоном Броуди, сыном торговца хлебом. Джон Броуди был в широкой парусинной куртке и в высоких кожаных штиблетах. Он подгонял свою лошадь толстою ясеневою палкой, повидимому, только что срезанною с какого-нибудь рослого дерева.

"Я вовсе не расположен драться в настоящий момент, - подумал Николай, - а между тем я, кажется, буду сейчас вынужден вступить в объяснения с этим молодчиком, да, пожалуй, придется еще отведать той дубинки, которую я вижу у него в руке".

Действительно, судя но всем признакам, таковы должны были быт последствия их встречи. Джон Броуди, завидев Николая, сейчас же повернул свою лошадь к пешеходной тропинке и остановился в ожидании врага. Когда Николай подошел, глаза его встретились с устремленным на него в упор промеж ушей лошади весьма неприязненным взглядом, не предвещавшим ничего хорошого.

-- Здравствуй, парень, - сказал Джон.

-- Здравствуйте, - ответил Николай.

-- Слава Богу, наконец-то мы встретились, - промолвил Джон, ударив палкой по стремени с такою силой, что оно зазвенело.

-- Да, наконец-то, - выговорил с некоторой запинкой Николай. - Послушайте, - продолжал он после минутной паузы, с открытым, добродушным видом, - в последний раз мы с вами разстались не совсем дружелюбно, и я сознаю, что сам был в этом виноват; но у меня не было намерения вас оскорбить; мало того, я был далек от мысли, что мое поведение может быть обидно для вас, и потом я очень сожалел о случившемся. Не хотите ли пожать мне руку?

-- С удовольствием, - вскричал добродушный иоркширец, наклоняясь с седла, чтобы от всего сердца пожать протянутую ему руку. - Но что это с вашим лицом? Оно у вас совсем расквашено.

-- Вот как! Ну, это хорошо, это я люблю! - вскричал Джон Броуди в восторге.

-- Я не мог поступить иначе, потому что... - Николай немного запнулся, конфузясь своего признания, - потому что меня оскорбили.

-- Вот ка-а-к-ъ, - повторил Джон, на этот раз с соболезнованием, и посмотрел на Николая, как должен смотреть гигант на пигмея.

-- Да, он меня оскорбил, этот мерзавец Сквирс, но я его жестоко избил. Потому я и ухожу.

-- Что-о? - заорал Джон в восторге, да так зычно, что испуганная лошадь шарахнулась в сторону. - Прибил школьного учителя! Хо, хо, хо! Прибил школьного учителя? Никогда не слыхивал ничего подобного! Дайте-ка мне еще раз пожать вашу руку. Ай, да, молодчик, побил школьного учителя! Да я за одно это готов вас полюбить

Выразив таким образом свои восторженные чувства, Джон Броуди захохотал так громко, что разбудил окрестное эхо, и долго хохотал, продолжая в то же время дружески потрясать руку Николаю. Когда припадок его веселости миновал, он поинтересовался узнать, что намерен предпринять его новый приятель и, услыхав, что тот направляется в Лондон, с сомнением покачал головой и спросил, знает ли он, сколько берут дилижансы за этот длинный путь.

-- Нет, не знаю, - отвечал Николай, - да для меня это безразлично, так как я иду пешком.

-- Пешком в Лондон? - воскликнул изумленный Джон.

-- Погодите, - сказал честный парен, сдерживая свою лошадь, которая рвалась вперед. - Скажите мне прежде, сколько денег у вас в кошельке?

-- Немного, - проговорил, краснея, Николай, - но это не беда: я сумею обойтись. Знаете пословицу, по одежке протягивай ножки!

Джон Броуди не дал никакого словесного ответа, но, запустив руку в карман, вытащил оттуда кожаный, сильно потертый, но туго набитый кошелек и, протянув его Николаю, стал настаивать, чтобы тот отсчитал себе из него такую сумму, какая могла ему понадобиться на первое время.

-- Не стесняйтесь, сударь, берите, сколько вам нужно на дорогу. Возвратите, когда будете в состоянии, я уверен, что возвратите, - говорил он.

объяснял Николаю, что если он не истратит всех денег, то излишек может переслать обратно "с оказией" через кого-нибудь из знакомых, кто будет ехать в эту сторону, и таким образом пересылка ничего не будет стоить.

-- Возьмите-ка мой хлыстик, он вам пригодится в дороге, - прибавил он, передавая Николаю свою ясеневую палку и еще раз потрясая ему руку. - Прощайте, счастливого пути. Всего вам хорошого. Побили школьного учителя! Вот так история! С тех пор, как на свете живу, не слыхивал о такой штуке!

С этими словами Джон Броуди, чтобы не выслушивать изъявлений благодарности со стороны Николая, - деликатность, которой трудно было ожидать от такого неотесанного парня, - принялся громко хохотать и, пришпорив пятками свою лошадь, поскакал прочь. Он несколько раз оборачивался назад, чтобы сделать рукой ободряющий жест своему новому другу. Николай простоял на одном месте, глядя вслед удаляющемуся всаднику, пока тот вместе с лошадью не исчез за далеким холмом, и только тогда решился продолжать свой путь.

Он прошел в этот день очень немного, так как вскоре стемнело, а покрывавший землю толстый слой снега затруднил ходьбу. Притом он боялся сбиться с дороги, что было очень легко в такую темень, особенно для неопытного путешественника, совершенно незнакомого с местностью. На эту ночь он остановился в маленькой гостинице для путешественников низшого класса, где за недорогую плату можно было получить ужин и ночлег. На следующее утро он встал очень рано, а к вечеру уже пришел в Бороу-Бридж. Обходя город в поисках какой-нибудь дешевой гостиницы, он наткнулся на пустой сарай, стоявший шагах в ста от дороги; забравшись в самый угол этого сарая, где было потеплее, он вытянул свои усталые ноги и вскоре заснул.

Когда, проснувшись на другое утро и стараясь припомнить свой сон, в котором, как и вообще в его снах за последнее время, фигурировали разные эпизоды из его пребывания в Дотбойс-Голле, он приподнялся с своего ложа и протер глаза, взгляд его с неописанным удивлением остановился на странной фигуре, неподвижно лежавшей шагах в пяти от него.

Фигура зашевелилась, приподнялась, бросилась к Николаю и упала перед ним на колени. Да, это быль Смайк.

-- Позвольте мне следовать за вами... всюду, до конца земли... до могилы, - отвечал Смайк, хватая его за руки и за платье. - Позвольте, о, позвольте мне остаться! Вы мое прибежище, мой единственный друг! Умоляю вас, позвольте мне идти с нами.

-- Немногим может помочь тебе твой единственный друг, - мягко сказал Николай.

чтобы его не прогнали. Он и теперь продолжал бы скрываться, но Николай проснулся раньше, чем он ожидал, и случайно увидел его.

-- Бедняга, - сказал Николай. - Послала тебе судьба одного друга, но и тот ничего не может сделать для тебя: он так же беден и безпомощен, как ты.

-- Можно мне... можно мне идти с вами? - робко спросил Смайк. - Я буду вашим преданным, неутомимым слугой, обещаю вам. Платья мне не нужно, мое может еще долго служить, - прибавило несчастное создание, стараясь прикрыть свои лохмотья. - Я только хочу быть с вами.

-- И ты будешь со мной! Все, что выпадет мне в удел в этом мире, все мои радости и горе, мы с тобой будем делить пополам до тех пор, пока один из нас не отойдет в другой, лучший мир. Идем!

С этими словами Николай взвалил на плечи свой чемоданчик, взял в одну руку палку, другую протянул своему восхищенному спутнику, и они вышли из старого сарая.