Жизнь и приключения Николая Никльби.
Глава XII, в которой говорится, к сожалению, только о маленьких людях, и которая, следовательно, по необходимости носить отпечаток заурядности.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Жизнь и приключения Николая Никльби. Глава XII, в которой говорится, к сожалению, только о маленьких людях, и которая, следовательно, по необходимости носить отпечаток заурядности. (старая орфография)

ГЛАВА XII,
в которой говорится, к сожалению, только о маленьких людях, и которая, следовательно, по необходимости носить отпечаток заурядности.

И в одном из кварталов Лондона, там, где расположен Гольден-Сквер, существует одна очень старая, заброшенная, кривая улица, с двумя неправильными рядами весьма жалкого вида, домов, которые в продолжение долгих лет только повидимому и делали, что разсматривали друг друга через дорогу и соскучились этим занятием до тошноты. Даже трубы этих домов имеют меланхолический вид, вероятно, оттого, что видят перед собой точно такия же почерневшия, полуразвалившияся трубы. Некоторые из тех, что повыше своих соседок, покривились и склонились всею своею тяжестью над крышей, грозя, как бы в отместку за пренебрежение к себе в течение полувека, сокрушить в своем падении жильцов верхних этажей. Даже домашняя птица этих домов, расхаживая по дворам в поисках за пищей, выступает какою-то особенной вороватой походкою, свойственной только городским курам и петухам и по которой их деревенские родичи, пожалуй, не признали бы их за своих. Своими взъерошенными перьями, своим общипанным, унылым и голодным видом, эта домашняя птица вполне под пару жилищам своих обиженных судьбою владельцев. Так же как и дети из этих домов, выпущенные на улицу без всякого призора, она вынуждена добывать себе пропитание, роясь в грязи. Когда эти несчастные куры бродят по голой мостовой в надежде набрести на что-нибудь съестное, вы не услышите их кудахтанья; только один кохинхинский петух-ветеран, недавно купленный соседним булочником, проявляет признаки голоса, да и тот, благодаря плохому житью, совершенно охрип.

Надо полагать, что прежние обитатели этого квартала были богаче теперешних, потому что дома эти очень велики; но в настоящее время все они были разбиты на множество квартир, которые сдавались по-недельно, и у каждой двери было столько же звонков и дощечек с именами, сколько комнат в квартире. По той же причине и окна имели самый разнообразный вид, какой только можно себе представить, благодаря украшавшими их разнокалиберным занавескам. Корридоры буквально непроходимы, так они завалены всяким хламом, не говоря уже о куче детей, которые здесь вечно толкутся, и стоящих во всех углах пивных кружках всяких возрастов и величин, от грудного младенца и полупинтовой кружки до девочки-подростка и полуведерного кувшина включительно.

В окне одного из таких дотов, весьма успешно соперничавшого грязью со своими соседями и представлявшого собой настоящий рынок звонков, детей и пивных кружек, имевшого вдобавок преимущество получать непосредственно наисвежейший дым из трубы соседней пивоварни виднелся билетик, возвещавший о комнате, отдающейся в наем, но без указания, в каком этаже следовало ее искать. А между тем, по наружным признакам, представлявшимся взорам прохожого, по фасаду дома, по разным мелким предметам, видневшимся в окнах, начиная с кухонной тряпки, свесившейся из одного окна, и кончая цветочным горшком, украшавшим перила балкона, никто, даже самый шустрый школьник, одним духом решающий самые замысловатые задачи, никто, ручаюсь вам, не догадался бы, где именно находится эта свободная комната. Ни одно из колен общей лестницы этого невзрачного дома не было затянуто ковром, но если бы кто-нибудь из любопытства возимел фантазию пройти ее до-верху, то, даже не заходя в комнаты, он без труда убедился бы, что бедность прогрессирует здесь с каждым этажом. Так, например, первый этаж, где мебель была видимо в изобилии, выставил на площадку стол красного дерева, да, настоящого красного дерева; его вносили в квартиру, только когда в этом оказывалась надобность. Во втором, на площадке, в качестве сверхкомплектных статей меблировки, красовалась пара сосновых стульев, из которых один был на трех ножках, а другой с продырявленным сиденьем. В следующем этаже, если и попадалось что из домашних вещей, так разве какое-нибудь источенное червями корыто; на площадке чердака самыми драгоценными предметами являлись безносый кувшин да разбитая баночка из под ваксы.

На эту-то именно площадку взбирался плохо одетый, уже немолодой человек, с резкими чертами желчного худого лица, остановился у одной из дверей, с трудом повернул в заржавленном замке ржавый ключ и вошел в комнату с таким видом, с каким входит только хозяин в свое обиталище.

На нем был жесткий рыжий парик, который он снял вместе со шляпой и повесил на гвоздь, заменив этот головной убор грязным нитяным колпаком. Все это он проделал ощупью, впотьмах. Наконец, ему попался под руку огарок свечи; тогда он постучался в перегородку, отделявшую его каморку от соседней, и спросил громким голосом, нет ли огня у мистера Ногса. Ответ донесся глухо из-за оштукатуренной досчатой переборки; голос выходил точно из бочки, но тем не менее это был голос безусловно принадлежавший мистеру Ногсу. Мистер Ногс ответил в утвердительном смысле.

-- Какая ужасная ночь, мистер Ногс, - сказал человек в колпаке, зажигая у него свой огарок.

-- А что, дождь идет?

-- Да, и какой еще! Я промок до костей, - проворчал вошедший.

-- Нам с вами, мистер Кроуль, не так трудно промокнуть, - заметил Ньюмэн, проводя рукою по обшлагу своего истасканного сюртука.

-- Тем хуже для нас, - все так же ворчливо сказал мистер Кроуль (судя по его жесткому лицу, должно быть большой эгоист) и принялся раздувать еле тлевший в камине огонь.

Затем он выпил стакан водки, который предложил ему сосед, и осведомился, где хранится запас его угля.

Мистер Ногс молча указал пальцем на нижний ящик шкапа. Мистер Кроуль открыл ящик, взял в руки лопаточку и ловким движением захватил добрую половину всего запаса. Но мистер Ногс опять таки молча, с невозмутимым видом сгреб под-лопатки обратно в свой склад.

-- Уж не становитесь ли вы скрягой под старость? - спросил мистер Кроуль.

В ответ на это Ногс указал на только-что опорожненный гостем стакан, считая это достаточно веским аргументом против взводимого на него обвинения, и затем заявил, что он сейчас идет ужинать к знакомым.

-- К Кенвигзам? - спросил Кроуль.

Ньюмэн кивнул годовой.

-- А мне то что же делать, скажите на милость? Я отказался провести у них вечер на том основании, что и вы решили не идти; я предпочел посидеть сегодня у вас, а теперь...

-- Мне пришлось согласиться: они очень звали меня, - перебил его Ногс.

-- Но я-то что буду делать? - настаивал Кроуль, всегда думавший только о себе. - Вы один во всем виноваты, и потому я вот что сделаю: я останусь у вас и посижу перед вашим камином до вашего возвращения.

"нет" (он никогда во всю свою жизнь не умел во-время сказать этого слова ни себе, ни другим), поневоле согласился на этот блестящий проект мистера Кроуля, который и принялся сейчас же устраиваться у чужого камина со всем комфортом, какой только могла ему доставить убогая каморка соседа.

Семейство Кенвигзов, о котором говорили Кроуль и Погс, проживало в одном с ними доме. Оно состояло из мужа, жены и нескольких юных отпрысков этой фамилии. Мистер Кенвигз, по ремеслу токарь из слоновой кости, пользовался в доме большим почетом, ибо он занимал с семейством весь первый этаж, то есть целых две комнаты. Кроме того, мистрисс Кенвигз была настоящая леди и по манерам, и по родству: дядя её был сборщиком водяных пошлин, и мистрисс Кенвигз то же все уважали. Но это еще не все: две старшия девочки в этой семье два раза в неделю ходили в ближайший танцкласс, с голубыми ленточками в белобрысых косичках и в белых панталончиках с широкой кружевной оборкой. Все эти преимущества и многия другия в том же роде делали знакомство с мистрисс Кенвигз весьма желательным и почетным для всех жильцов того дома, где она жила. Мистрисс Кенвигз была известна всей улице; о ней говорили даже в трех или четырех домах за углом.

Мистер Ногс был приглашен к Кенвигзам, по случаю годовщины того счастливого дня, когда англиканская церковь соединила мистера и мистрисс Кенвигз брачными узами. Чтобы как следует отпраздновать этот знаменательный день, мистрисс Кенвигз пригласила к себе небольшой кружок интимных друзей поиграть в карты и поужинать, и для пущей торжественности облеклась в новое, сшитое по последней моде, необыкновенно яркое платье, буквально ослепившее своей красотой мистера Кенвигза, который тут же объявил, что восемь лет супружества и пять человек детей кажутся ему сном, а сама мистрисс Кенвигз на его взгляд смотрит теперь моложе и красивее, чем в то незабвенное воскресенье, когда он впервые увидел ее и влюбился.

Великолепие наряда мистрисс Кенвигз и благородство её осанки и манер были изумительны; глядя на нее, можно было подымать, что у этой леди находятся в услужении по крайней мере двое - повар и горничная, так что самой ей остается только приказывать. Но это только так казалось, на самом же деле мистрисс Кенвигз некогда было вздохнуть в этот день, так много было ей хлопот с приготовлениями к званому вечеру. При её деликатном сложении, она должна была бы не раз упасть в обморок, если бы ее не поддерживало желание не уронить своей славы образцовой хозяйки. Наконец, все было готово, тщательно прибрано, разставлено по местам, и счастье видимо улыбалось мистрисс Кенвигз: сам сборщик водяных пошлин обещал придти.

Общество было подобрано восхитительно. Во-первых, здесь были мистер и мистрисс Кенвигз с их четырьмя юными отпрысками, которые сегодня должны были ужинать с большими, отчасти потому, что они имели право на это преимущество в такой исключительный день, отчасти потому, что было бы неудобно - чтобы не сказать более - ложиться в постель при гостях. Затем здесь была молодая леди, которая шила новое платье мистрисс Кенвигз и которая, что было очень удобно, жила в том же доме, во втором этаже, на заднем дворе, и потому могла на время вечеринки уступить свою кровать грудному младенцу Кенвигзов; эта же самая обязательная леди приискала девочку, которая согласилась поняньчить его. Как бы в pendant к молодой леди был приглашен молодой человек, знавший мистера Кенвигза еще холостяком и пользовавшийся большою благосклонностью дам, благодаря установившейся за ним репутации ловеласа. Были здесь еще молодые муж и жена, которых мистер и мистрисс Кенвигз знали в первый период их взаимной любви; была сестра мистрисс Кенвигз, слившая красавицей; был еще один молодой человек, который, как говорили, питал благородные намерения относительно вышеупомянутой красавицы; был мистер Ногс, состоявший на положении почетного гостя, потому что некогда его считали джентльменом. Были, наконец, еще две гостьи: пожилая леди из подвального этажа, и другая - молодая, в которой все общество единодушно признавало героиню вечера, разумеется, после сборщика пошлин, так как она была дочерью пожарного при театре и служила фигуранткою в пантомиме; сверх того она так удивительно пела и декламировала, что вызывала потоки слез из глаз мистрисс Кенвигз. Все было бы как нельзя более прилично и хорошо, и хозяйка от всей души наслаждалась бы удовольствием принимать у себя такое изысканное общество, если бы не пожилая леди из подвального этажа или, вернее, если бы не её непристойный костюмь; эта особа, с полным презрением к своим шестидесяти годам и к своему объему, вырядилась в легкое муслиновое платье декольтэ с короткими рукавами и в лайковые перчатки. Этот наряд глубоко возмутил мистрисс Кенвигз, и она по секрету сообщила каждому из гостей, что она сию минуту попросила бы даму из подвального этажа сократиться, если бы, к сожалению, на очаге этой дамы не готовился ужин которым должно было завершиться сегодняшнее торжество.

-- Дорогая моя, - сказал мистер Кенвигз, обращаясь к жене, - пора бы сесть и за карты.

-- Кенвигз, друг мой, я удивляюсь тебе! Разве мы можем начать без моего дяди? - возразила жена.

-- Ах, я и забыл! Конечно, без него никак нельзя.

-- Вы не можете себе представить, до чего он обидчив, - пояснила мистрисс Кенвигз, обращаясь к замужней леди, - если бы сели играть без него, он вычеркнул бы мое имя из своего завещания.

-- Неужели?

-- Могу вас уверить. Он ведь большой чудак, но в то же время лучший человек в мире.

-- С удивительно мягким сердцем, - прибавил Кенвигз. - Я думаю, что сердце его разрывается от горя каждый раз, когда он лишает воды неисправным плательщиков, - пошутил холостяк, старинный друг мистера Кенвигза.

-- Джордж, - произнес с важностью мистер Кенвигз, - пожалуйста перестань.

-- Я только пошутил, - ответил сконфуженно холостяк.

-- Джордж, - возгласил мистер Кенвигз все так же торжественно, - шутка хорошая, даже очень хорошая вещь, но когда она оскорбляет нежнейшия чувства мистрисс Кенвигз, я протестую. Человек, занимающий общественный пост, всегда подвергается насмешкам, таков уж свет, и виноват в этом не он, а высокое положение, которое он занимает. Родственник мистрисс Кенвигз, - человек с оффициальным положением, и он несет это бремя с достоинством. Но даже, отбросив в сторону чувства мистрисс Кенвигз (если только можно ее обойти в данном вопросе), ты должен бы принять к сведению и мои чувства, так как, женившись на мистрисс Кенвигз, я стал родственником сборщика водяных пошлин и не могу отнестись равнодушно к тому, что о нем говорят. На основании всего вышесказанного я не могу, не должен позволять так отзываться о нем в моем... - мистер Кенвигз хотел сказать "доме", но спохватился, что это будет не вполне точное выражение и, чтобы округлить фразу, докончил: - в нанимаемых мною аппартаментах!

Эта блестящая речь, так рельефно выставлявшая деликатные чувства обоих супругов, внушила всем присутствующим глубокое почтение к благородной особе сборщика пошлин.

Не успел мистер Кенвигз замолчать, как раздался звонок.

-- Это он! - в величайшем волнении прошептал мистер Кенвигз. - Морлина, душа моя, беги навстречу дяде и обними его, как только отворишь ему дверь. Гм... господа, будем же говорить, что же вы замолчали?

Повинуясь приглашению мистера. Кенвигза, все гости заговорили разом, делая вид, что они нисколько не смущены. В ту же минуту в комнату вошел старый джентльмен очень маленького роста, в платье мышиного цвета и в таких же штиблетах. Лицо его было до того неподвижно, что казалось выточенным из дерева. Он шел следом за мисс Морлиной Кенвигз. Не мешает сказать, к сведению читателя, что не совсем христианское имя "Морлина" было изобретено самою мистрисс Кенвигз задолго до рождения этой интересной девицы, на тот случаи, если её первенец окажется девочкой, как оно и случилось.

-- О, дядя, я так счастлива, что вижу вас! - сказала мистрисс Кенвигз, расцеловав сборщика в обе щеки, - так счастлива!

-- Желаю тебе, моя милая, еще много раз встретить этот день, - любезно отвечал сборщик.

Тут глазам всех присутствующих предстала интересная картина: посреди комнаты стоит сборщик водяных пошлин, без пера и чернильницы, без реестровой книги, - сборщик пошлин без двойного стука в дверь, который так пугает, без страшных слов и крика, - сборщик пошлин, целующий, да положительно целующий прелестную женщину, сборщик, позабывший о таких неприятных вещах, как таксы, взыскания, повестки о явке в суд и заявления о том, что он был дважды вынужден повторить свой визит. Поистине было умилительно видеть, какими восхищенными глазами смотрело на него все общество; все замерли на месте, поглощенные созерцанием его персоны, в избытке удовольствия оттого, что они встречают в сборщике пошлин столько человечности.

-- Где прикажешь, моя дорогая; ты знаешь, я неприхотлив.

-- Он неприхотлив! Какая скромность! Что за удивительный сборщик. Да, право, будь он каким-нибудь писакой, одним из тех людей, которые должны знать свое место, он и тогда не мог бы быть скромнее.

-- Мистер Лилливик, - сказал Кенвигз, обращаясь к своему важному гостю, - друзья мои, здесь присутствующие, сгорают желанием быть вам представленными.

-- Очень рад.

-- Мистер и мистрисс Кутлер - мистер Лилливик.

-- Очень приятно познакомиться, - проговорил мистер Кутлер, - мне часто приходилось слышать о вас.

И это не было фразой, какие принято говорить из вежливости; проживая в одном из домов, находящихся в ведении мистера Лилливика, мистер Кутлер, конечно, часто слышал о нем, тем более, что мистер Лилливик отличался особенным усердием во взыскании недоимок.

-- Мистер Джордж, вы, вероятно, его знаете, мистер Лилливик; леди из подвального этажа - мистер Лилливик; мистер Сньюкс - мистер Лилливик; мисс Грин - мистер Лилливик; мистер Лилливик - мисс Петоукер из королевского Дрюрилэнского театра. Счастлив тем, что могу познакомить двух известных общественных деятелей... Мистрисс Кенвигз, моя милая, приготовь же карты и марки!

Мистрисс Кенвигз исполнила желание мужа с помощью Ньюмэна Ногса, которого, по его просьбе, избавили от церемонии представления. Кенвигзы считали себя обязанными исполнять этот его маленький каприз в благодарность за безпрестанно повторявшияся вещественные доказательства внимания к их детям с его стороны. О нем только шепнули сборщику на ушко, что это разорившийся джентльмен. Большая часть гостей уселась за зеленый стол и углубилась в игру, между тем как Ньюмэн, мистрисс Кенвигз и мисс Петоукер из королевского Дрюрилэнского театра накрывали к ужину.

В то время, как дамы с мистером Ногсом занимались этим важным делом, мистер Лилливик также не терял времени даром. Он играл в карты не ради забавы и потому весьма пристально наблюдал за всеми перипетиями игры; а так как сборщику водяных пошлин зевать не приходится, то никому, вероятно, не покажется странным, что этот почтенный старый джентльмен не чувствовал угрызений совести, присвоивая себе чужия деньги и пользуясь разсеянностью других игроков. Но вот что гораздо удивительнее: проделывая все это, он в то же время так добродушно улыбался и так мягко говорил с проигравшими, что они были очарованы его любезностью и каждый в душе находил, что за такия доблести его следует сделать канцлером казначейства.

После больших хлопот с сервировкой стола, причем не обошлось без шлепков и щелчков по адресу маленьких девиц Кенвигз, из коих двух главных бунтовщиц пришлось даже выгнать из комнаты - скатерть была изящно расположена и стол в изобилии уставлен яствами. Тут были: две пулярдки, большой окорок и яблочный торт, не говоря уже о картофеле и всевозможных овощах. Вид этих лакомств привел достойного мистера Лилливика в такое хорошее настроение духа, что он начисто обыграл своих партнеров в последней игре и, отпустив несколько подходящих к случаю острот, немедленно сгреб со стола все ставки к неописанному удовольствию остальных игроков, восхищенных его веселым характером.

Ужин прошел оживленно и быстро. Мирный ход событий нарушался только частыми требованиями чистых вилок и ножей, так что бедная мистрисс Кенвигз не раз пожалела в душе, что в обществе не придерживаются мудрого пансионского правила, гласящого, что каждый пансионер должен иметь свои собственные нож, вилку и ложку. Нельзя не согласиться, что применение такого правила было бы очень приятно для многих семейств, особенно для Кенвигзов, хозяйство которых не изобиловало серебром. Но было бы, конечно, еще удобнее и приятнее, если бы, применяя пансионское правило во всей его чистоте, каждый довольствовался одним прибором, а не менял бы его после всякого блюда из совершенно излишней щепетильности.

Когда все съедобное было съедено и лишняя посуда исчезла со стола с ужасающей быстротой и оглушительным звоном, на нем немедленно появились горячая и холодная вода, спиртные напитки, на которые Ньюмэн взирал блестящими от жадности глазами. Мистер Лилливик расположился в большом кресле у камина: четыре девицы Кенвигз уселись тут же на скамеечку, все четверо лицом к огню, а белобрысыми косичками к публике. Увидев эту картину, мистрисс Кенвигз, под наплывом материнских чувств, склонила голову на левое плечо мистера Кенвигза и залилась слезами.

-- Оне так милы! - прорыдала она.

-- Конечно, конечно, оне восхитительны, и ваша материнская гордость совершенно понятна; но овладейте собою, вам вредно так волноваться, - сказали хором дамы.

-- Я не могу... я плачу против воли, - продолжала всхлипывать мистрисс Кенвигз. - Оне слишком прекрасны для этого мира! Оне не будут жить, оне слишком прекрасны!

Услышав это печальное предсказание, обрекавшее их на смерть к нежном возрасте, все четыре малютки испустили раздирающий крик и, уткнувшись головами в материнския колени, проделали форменною истерику, потрясая в воздухе четырью парами белобрысых косичек, причем мистрисс Кенвигз поочередно прижимала их к сердцу, проявляя в своем отчаянии столько трагизма, благодаря своей позе и жестам, что мисс Петоукер могла бы смело взять их за образец для первой же пантомимы в Дрюрилэнском театре, в которой она будет участвовать.

В конце концов расчувствовавшаяся мать, уступив увещаниям всего общества, успокоилась; угомонились и юные девицы, которых теперь разсадили в одиночку между гостями, дабы вид их неописанной красоты, сконцентрированной в одну картину, не умилил опять до слез нежнейшую из матерей. Приняв эту благоразумную меру предосторожности, все леди и джентльмены принялись в один голос пророчить малюткам долгую жизнь, заверяя мистрисс Кенвигз всем святым, что опасения её лишены всякого основания. Да, по правде сказать, они и не ошибались, ибо красота юных Кенвигзов была в лучшем случае под сомнением.

-- Сегодня ровно восемь лет! - возгласил мистер Кенвигз после небольшой паузы, последовавшей за водворением тишины и порядка.

-- Трудно поверить! - подхватили все хором

-- Я была тогда моложе! - пролепетала, улыбаясь, мистрисс Кенвигз.

-- Конечно, нет, - подхватила вся компания.

-- Мне кажется, я еще вижу перед собой мою племянницу в то знаменательное после обеда, когда она призналась матери в сердечной склонности к Кенвигзу. "Мать моя, - сказала она, - я люблю его", - произнес мистер Лилливик, торжественно оглядывая присутствующих.

-- Я сказала "боготворю", дядюшка, - поправила мистрисс Кенвигз.

-- Ты сказала "люблю", моя милая, - возразил с твердостью сборщик.

-- Вероятно, вы правы, дядюшка, - покорно согласилась мистрисс Кенвигз, - но мне помнится, я сказала: "боготворю".

-- Ты сказала "люблю", - повторил мистер Лилливик строгим тоном. - Итак, она сказала: "мать моя, я люблю его". "Что я слышу!" - вскричала её мать и упала в сильнейших конвульсиях.

Всеобщее "ах" было ответом на этот потрясающий рассказ.

-- В сильнейших конвульсиях, - с важным видом повторил сборщик. - Надеюсь, Кенвигз меня извинит, если я скажу в присутствии его друзей, что его низкое общественное положение служило серьезным препятствием к этому браку, так как мы, родственники невесты, боялись запятнать честь нашей фамилии таким родством. Вы не забыли этого, Кенвигз?

-- Конечно, нет! - ответил с восторгом этот джентльмен, в высшей степени польщенный словами сборщика пошлин, так как они доказывали все недоступное величие семейства, из которого происходила мистрисс Кенвигз.

-- Я тоже разделял это мнение, - продолжал мистер Лилливин, - я не одобрял этого брака, и, мне кажется, это было вполне естественно.

Шепот одобрения, пробежавший по комнате, показал, что такия чувства не только естественны, но заслуживают величайшей похвалы в человеке, занимающем такой ноет, какой занимал мистер Лилливик.

-- Впоследствии, когда они поженились, и, следовательно, поправить дело было нельзя, я изменил свое мнение и первый объвил, что Кенвигз достоин того, чтобы мы признали его членом нашей фамилии. Семейство согласилось на эту уступку, и я с гордостью могу сказать, что он оказался человеком хорошого поведения, открытого характера, честным и надежным. Кенвигз, вашу руку!

-- Горжусь такою честью, сэр.

-- И я также, Кенвигз.

-- Я прожил с вашей племянницей очень счастливо, - сказал мистер Кенвигз.

-- Если бы это было не так, вы один были бы виноваты, - отвечал сборщик пошлин.

-- Морлина Кенвигз, поцелуй дорогого дядюшку, - вскричала мистрисс Кенвигз в величайшем волнении.

Юная леди исполнила это требование, а за ней и остальные три, приподнявшись на носочки, повторив церемонию лобызания со сборщиком пошлин, и не только с ним, но и со всей почтенной компанией.

-- Дорогая мистрисс Кенвигз, пока мистер Ногс будет разливать пунш, чтобы пить за ваше здоровье, пусть Морлина протанцует перед мистером Лилливиком тот танец... вы знаете... - сказала мисс Петоукер.

-- Нет, нет, душа моя; дяде это покажется скучным, - возразила мистрисс Кенвигз.

-- Как можно!... Неправда ли, сэр, вам будет интересно взглянуть, как танцует Морлина?

-- Хорошо, Морлина протанцует, но с условием, что затем мисс Петоукер прочтет отрывок из "Похорон убийцы", - сказала мистрисс Кенигз.

-- Вы знаете, что я не люблю декламировать в частных домах.

-- Но в моем доме это не может вам быть неприятно, - заметила мистрисс Кенвигз, - мы здесь в таком интимном кружке, что вы можете себя чувствовать, как дома; и кроме того, сегодня такой день...

-- Я не могу устоять против такого довода и всеми силами постараюсь доставить удовольствие обществу, - поспешно прервала ее мисс Петоукер.

Надо заметить, что мистрисс Кенвигз с помощью мисс Петоукер заранее начертала программу развлечений этого вечера, в которую входил и танец Морлины и маленькое препирательство из-за декламации мисс Петоукер было подготовлено также заранее для того, чтобы все вышло естественнее.

пройтись по канату, пустилась плясать. Она исполнила свой танец, прекрасно сопровождая его грациозными движениями рук, и заслужила всеобщее одобрение.

-- Еслиб у меня был... был... ребенок, то есть не обыкновенный ребенок, а такой гений, как эта малютка, я бы отдала его в балет, - проговорила, краснея, мисс Петоукер.

Мистрисс Кенвигз вздохнула и бросила томный взгляд на мистера Кенвигза; мистер Кенвигз покачал годовою и сказал, что он имеет свои сомнения на этот счет.

-- Кенвигз боится, - заметила супруга этого джентльмена.

-- Чего же? Надеюсь, не того, что она может не иметь успеха? - спросила мисс Петоукер.

-- Правильное замечание, - сказал сборщик пошлин.

-- Но, знаете, если у нея будет чувство собственного достоинства, тогда... - попыталась возразить мисс Петоукер.

-- О, за это-то я ручаюсь! - перебила мистрисс Кенвигз и взглянула на мужа.

-- Я знаю только, что я... конечно, это не общее правило... но я лично никогда не подвергалась неприятностям этого рода, - сказала мисс Петоукер.

Морлины в балет был исчерпан, мисс Петоукер стала готовиться к исполнению "Похорон убийцы". Для этого она первым делом распустила волосы и затем стала в позу в глубине комнаты. Неподалеку от нея, в одном из углов, поставили на страже холостяка, чтобы он мог подбежать к ней и принять ее в объятия, когда она скажет: "я испускаю последний вздох", и начнет умирать в припадке сумасшествия. Как только все было готово, декламация началась. Сумасшедший убийца в исполнении мисс Петоукер был до того реален и свиреп, что малютки Кенвигзы перепугались чуть не до судорог и долго катались в истерике.

Еще не успело улечься волнение общества, потрясенного декламацией мисс Петоукер, и не успел Ньюмэн Ногс (который, к слову сказать, в первый раз за много лет не был пьян в такой поздний час ночи) раскрыть рот пошире, чтобы возвестить во всеуслышание о том, что пунш готов, как послышался торопливый стук в дверь, последствием которого был прежде всего пронзительный крик мистрисс Кенвигз, вообразившей, что её грудной младенец свалился с кровати.

-- Кто там? - вскричал встревоженный мистер Кенвигз

-- Не боитесь, это только я, - сказал Кроуль, просовывая в дверь свой ночной колпак. - С маленьким ничего не случилось; я заглянул к нему в комнату по дороге сюда, он преспокойно спит, также как и его нянька, и я не думаю, чтобы свеча могла поджечь полог, конечно, если не подует сквозной ветер... Дело в том, что кто-то спрашивает мистера Ногса.

-- Меня? - спросил изумленный Ньюмэн.

Уж не попросить ли их убраться?

-- Нет, нет. Гости ко мне? - закричал Ньюмэн, вскакивая. - Сколько же их?

-- Двое, - отвечал Кроуль.

-- Меня спрашивают, вы говорите? Назвали по фамилии?

-- Да, но фамилии; так и сказали: мистер Ньюмэн Ногс. Чего же яснее?

горячого пунша, без всяких объяснений стремглав опять выбежал вонь.

-- Что там такое? Что с ним случилось? - воскликнул Кенвигз, распахивая дверь на лестницу. - Ну-ка, не шумят ли там наверху?

Гости переглянулись в величайшем недоумении, толпою подбежали к дверям и. вытянув шеи, стали с любопытством прислушиваться.