Жизнь и приключения Николая Никльби.
Глава LVIII, в которой заканчивается один из эпизодов нашего рассказа.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Жизнь и приключения Николая Никльби. Глава LVIII, в которой заканчивается один из эпизодов нашего рассказа. (старая орфография)

ГЛАВА LVIII,
в которой заканчивается один из эпизодов нашего рассказа.

В виду крайней слабости Смайка, Николай чтобы облегчить ему трудность утомительного пути, решил сделать предстоявшую им дорогу в два дня. Таким образом к концу второго дня наши путешественники очутились в нескольких милях от той деревушки, где протекли счастливейшие дни жизни Николая. Знакомые места вызвали в душе его самые живые воспоминания, не лишенные, впрочем, некоторой доли грусти, так как в душе его естественно воскресли при этом и те печальные обстоятельства, благодаря которым всей его семье пришлось покинуть родной старый дом и пуститься по белу свету в поиски за счастьем и за сочувствиемь совершенно чужих, посторонних людей.

Конечно, Николай не нуждался в подобных воспоминаниях (которые, к слову сказать, действуют смягчающим образом на самого черствого человека), чтобы быть нежным и заботливым относительно Смайка. День и ночь он ухаживал за ним, как может ухаживать только самая нежная мать, самоотверженно выполняя добровольно взятую им на себя обязанность сиделки подле своего безпомощного, одинокого друга, от которого жизнь отлетала с каждым днем. Он не оставлял его ни на минуту, был при нем постоянно, стараясь его ободрить, развлечь, заботясь об его удобствах, угадывая малейшее его желание, словом, делая для несчастного все, что только было в его власти.

Николай нанял скромную квартирку на небольшой ферме, окруженной полями, вдоль и поперек знакомыми ему с детства, потому-что здесь он некогда играл с товарищами-ребятишками; здесь они со Смайком и поселились.

Вначале Смайк был еще настолько бодр, что мог предпринимать небольшие прогулки, конечно, в сопровождении Николая и опираясь на его руку. Во время этих прогулок бедняга всегда проявлял особенно живой интерес к тем местам, которые были больше всего знакомы его другу или с которыми у того были связаны какие-нибудь особенные воспоминания. И Николай, желая сделать удовольствие Смайку и надеясь отвлечь его таким образом от грустных мыслей (ибо прогулки всегда служили последнему источником разговоров даже долго спустя по возвращении домой), выбирал большею частью именно такия места для их ежедневных экскурсий. Они выезжали обыкновенно в маленьком кабриолете, запряженном пони, и затем уже отправлялись пешком куда-нибудь в заранее намеченное местечко, где Смайк простаивал иногда по полчаса и больше, грустно глядя на разстилавшийся перед ним живописный ландшафт, залитый лучами заходящого солнца, как будто он прощался с этими мирными, дорогими его сердцу местами.

В такия минуты Николай, нередко увлекаясь и сам своими воспоминаниями, показывал своему другу то какое-нибудь дерево, на которое он бывало карабкался, чтобы взглянуть на птенцов в гнезде, то ветку, сидя на которой он окликал крошку Кет, которая ужасалась и ахала, видя, как высоко он забрался, чем сама того не сознавая, заставляла его карабкаться еще выше. Каждый день наши друзья непременно проезжали мимо старого дома, где протекло счастливое детство брата и сестры и, проезжая, оба поднимали головы и глядели на маленькое окошко, сквозь которое солнечные лучи приветствовали и будили детей летним утром, - а то время было в их представлении одним сплошным летним утром. Взобравшись однажды на садовую ограду старого дома и заглянув в сад, Николай узнал розовый куст, который Кет получила в подарок от своего обожателя-сверстника и собственноручно посадила подь забором. Каждая дорожка, каждая изгородь были знакомы Николаю; здесь они с Кет рвали полевые цветы для букетов. Каждый зеленый лужок, каждая тенистая тропинка напоминали ему о детских забавах и прогулках вдвоем рука об руку с маленькой сестрой. Не было по близости ни единого ручейка, не было ни одной рощицы или хижины, с которыми не было бы связано какое-нибудь воспоминание детства. Все эти мелочи: одно какое-нибудь слово, улыбка, взгляд, мимолетное огорчение, детский страх, теперь так ярко и живо воскресали в памяти Николая, как никогда не воскреснет в более зрелом возрасте настоящее тяжелое горе, даже пережитое сравнительно недавно.

В одну из таких прогулок они зашли на кладбище, где был похоронен отец Николая.

-- И это место мне хорошо знакомо, - грустно сказал Николай. - Как часто мы с Кет гуляли здесь, бывало, не подозревая, что эта земля навсегда скроет от нас дорогой для нас прах. В то время мы даже не знали, что такое смерть. Нас привлекала тишина этого уголка, и мы с сестрой подолгу здесь сидели, шепотом разговаривая между собой. Как-то раз Кет исчезла, и после целого часа безплодных поисков мы нашли ее уснувшей под тем самым деревом, которое теперь осеняет могилу отца. Отец горячо любил Кет и, как сейчас помню, когда он поднял ее сонную на руки, он сказал, что хотел бы, чтобы его похоронили под деревом, где он нашел ее спящею. Теперь его желание сбылось.

Ни Смайк, ни Николай не сказали больше об этом ни слова, по вечером, когда Николай по обыкновению сидел возле постели больного, тот вдруг весь вздрогнул, словно очнувшись от тяжелого сна, взял его за руку и со слезами стал просить исполнить одну его просьбу.

-- В чем дело? - нежно сказал ему Николай. - Конечно, я все исполню, если только могу.

-- Я знаю, - ответил Смайк. - Обещайте же мне, что, когда я умру, вы меня похороните близко, как можно ближе к тому дереву, которое мы видели утром.

Николай дал торжественное обещание исполнить эту просьбу, а Смайк, не выпуская его руки, повернулся к стене, повидимому, собираясь уснуть. Но долго еще Николай слышал сдержанные рыдания и чувствовал, как вздрагивала в его руках исхудалая рука его бедного друга, пока, наконец, блгодетельный сон не сомкнул его усталых глаз.

Вскоре Смайк настолько ослабел, что прогулки пешком стали ему не под силу. Раза два Николай пробовал катать его в экипаже, обложенного подушками, в полулежачем положении, но этот опыт каждый раз кончался чем-то вроде обморока, что было очень опасно в том положении, в каком находился бедный больной. Теперь любимым местом Смайка сделалась кушетка, на которой он проводил целые дни; когда же светило солнышко и погода стояла тихая и теплая, Николай выносил кушетку в садик и, заботливо укутав своего друга, устраивал его на ней поудобнее. Таким образом они проводили иногда целые часы.

В один из таких дней случилось происшествие, которое в то время Николай всецело приписал больной фантазии своего друга и в подлинности которого он имел случаи убедиться только впоследствии.

Однажды он по обыкновению вынес Смайка в садик (бедняжка, теперь его мог бы снести даже ребенок!) и, уложив его на солнышке, сел рядом с ним. Всю предыдущую ночь Николай почти не спал и теперь, измученный физически и душевно, сам не заметил, как задремал.

Не прошло и пяти минут, как его разбудил страшный крик. Он в ужасе вскочил на ноги, как это всегда бывает при пробуждении от резкого звука, и к своему удивлению увидел, что у Смайка хватило сил приподняться и что он сидит на кушетке, устремив вперед блуждающий взгляд. Больной дрожал всем телом, лоб его был покрыт каплями холодного пота; он в ужасе звал на помощь.

-- Боже мой, что случилось? - воскликнул Николай, бросаясь к нему. - Успокойся, тебе верно привиделся страшный сон?

-- Нет, нет, нет! - твердил Смайк, цепляясь за его руку. - Держите меня крепче! Не выпускайте меня! Там, там... за деревом!

Николай взглянул по указанному направлению (Смайк показывал на дерево, которое было как раз сзади стула, с которого Николай только-что встал), но там ничего не было.

-- Тебе просто пригрезилось, - сказал Николай, стараясь успокоить больного.

-- Нет, не пригрезилось. Я видел его так же ясно, как вижу вас, - ответил Смайк.--Держите меня крепче. Побожитесь, что вы не оставите меня ни на минуту!..

-- Я здесь, с тобой, и никуда не уйду, - сказал Николай. - Успокойся и ляг, - вот так! Я буду с тобой! А теперь разскажи мне, что тебя напугало?

-- Помню, конечно.

-- Ну, вот, я сейчас его видел вон там, за тем деревом.. Он стоял и пристально смотрел на меня!

-- Не может быть, тебе наверно показалось, - сказал Николай. - Подумай только, если даже допустить, что он жив и случайно забрел в это уединенное место, так далеко от дороги, разве ты мог бы его узнать? - Вспомни, сколько лет ты его не видал.

-- Я узнал бы его всегда и везде, - отвечал Смайк. - Теперь он стоял, опираясь на палку, и смотрел на меня точь-в-точь так же, как и в тот вечер, когда он навеки запечатлелся у меня в памяти. Его платье, насколько я мог заметить, было в лохмотьях и все покрыто пылью, и как только я его увидел, мне вспомнилась и та ночь, и его лицо, когда он уходил, оставляя меня в школе, и та комната, и все, кто в ней был. Я разом все вспомнил, точно это было вчера. Когда он увидел, что и я его узнал, он тоже, кажется, испугался. Я видел, как он вздрогнул и побежал. Не было дня, чтобы я не думал о нем; не было ночи, чтобы я не видел его во сне; таким он являлся мне, когда я был крошкой; таким я видел его всегда; таким же видел и сегодня.

Николай всячески старался убедить Смайка, что все это было лишь обманом его воображения, приводя в доказательство тот факт, что человек, которого он видел или думал, что видел сегодня, был как две капли воды похож на того, которым он всегда грезил во сне; но все старания разубедить его были тщетны. Наконец Николаю удалось уговорить его остаться на несколько минут с хозяевами фермы, пока сам он сбегает навести справки, не встречал ли кто-нибудь незнакомца. Николай заглянул за дерево, обыскал весь сад, каждую лощинку, каждого канавку по соседству, где только мог спрятаться человек, но все его поиски были напрасны. Придя к заключению, что его первоначальная догадка была, по всей вероятности, справедлива, он вернулся и употребил все усилия, чтобы успокоить Смайка, что ему, наконец, до некоторой степени и удалось. Но убедить беднягу, что видение было плодом его фантазии, не было никакой возможности; попрежнему он стоял на своем, что он видел собственными глазами живого человека и никому не поверит, что это было не так.

С этого дня Николай убедился, что всякая надежда потеряна и что его бедный друг, разделявший с ним все его невзгоды и радости, уходит от него навсегда. Смайкь не страдал; он угасал тихо, без борьбы и протеста. Он слабел с каждым часом; теперь даже голос его был так слаб, что часто было трудно разслышать слова. Жизнь в нем изсякала на глаз, и Николай понимал, что решительная минута близка.

Был тихий, ясный осенний день; кругом царила полная тишина; мягкий воздух вливался в открытые окна; не было слышно ни звука, кроме слабого шелеста листьев. Николай сидел на своем обычном месте у постели больного. Он чувствовал, что роковой миг настал Смайк лежал так тихо, что Николай по временам нагибался к нему, прислушиваясь к его чуть слышному дыханию, чтобы убедиться, что в нем еще теплится искра жизни, что его еще не объял вечный сон, от которого уже нет пробуждения здесь, на земле.

Вдруг он встретился с открытыми, устремленными на него глазами больного и, нагнувшись к нему поближе, увидел, что все лицо его озарено спокойной, ясной улыбкой.

-- Вот и чудесно! - сказал Николай - Кажется, сон совсем тебя подкрепил.

-- Ах, какой я видел чудный восхитительный сон, прошептал Смайк.

-- Что же ты видел? - спросил Николай.

Умирающий повернулся к нему, обнял его за шею и отвечал:

-- Скоро, скоро я буду там!

После минутного молчания он продолжал:

-- Я не боюсь умереть. Напротив. Мне кажется, что если бы я мог теперь выздороветь, я бы сам этого не захотел. Вы так часто говорили мне, особенно в последнее время, что мы еще встретимся, и я так твердо этому верю, что меня теперь не страшит даже разлука с вами.

чтобы не разрыдаться.

-- Ну, вот и хорошо, что ты успокоился, - сказал, наконец, Николай после довольно продолжительного молчания. - Я рад за тебя, голубчик. Мне бы так хотелось видеть тебя спокойным и счастливым.

-- И должен вам сказать еще кое-что. Мне не хотелось бы иметь от вас тайну. Теперь вы не разсердитесь на меня, - я знаю.

-- Сердиться на тебя! - воскликнул Николай.

-- Я уверен, что не разсердитесь. Помните, вы как-то спрашивали меня, отчего я так изменился, стал таким мрачным и грустным? Хотите, теперь я вам скажу - отчего?

-- Знаю, - знал это и тогда. - Умирающий еще ближе прижался к своему другу... Простите меня, но я ничего не мог с собой сделать... Вы сами знаете, что я охотно отдал бы жизнь за нее, а между тем мое сердце разрывалось на части, когда я видел... Я знаю, что он ее любит... О, Боже кому же это и знать, как не мне!

То, что Смайк говорил дальше, было сказано слабым, едва слышным голосом, с безпрестанными остановками, и из его слов Николай впервые узнал, что бедный юноша безнадежно любил его сестру Кет, - любил со всею страстью сдержанной, скрытной натуры.

когда он будет в гробу, чтобы её волосы остались с ним и в могиле.

Николай на коленях торжественно поклялся исполнить эту просьбу точно так же, как и данное им прежде обещание похоронить Смайка на указанном им месте. После этого друзья обнялись и поцеловались.

Он еще раз пришел в себя и взглянул на Николая с тихой, спокойной улыбкой. Затем начал бредить прекрасными садами, в которых он видел женщин, мужчин и детей, окруженных сиянием, и со словами, что это рай, тихо отошел в вечность.