Картон (Поэмы Оссиана)
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Картон (Поэмы Оссиана)

КАРТОНЪ.

ПРЕДИСЛОВІЕ.

Содержанiе Картона следующее: Картонъ, сынъ Клессамора, дяди Фингала по матери, и Мойны, дочери одного бретонца, прiехалъ мстить за гибель своего родного города, разрушеннаго Кумгадомъ, отцомъ Фингала. Своего отца Клессамора Картонъ не знаетъ, такъ какъ еще до его рожденiя бретонцы изгнали Клессамора, и последнiй въ поединке убиваетъ сына, не подозревая этого.

Существуетъ кельтская поэма "Duann na nlavi", имеющая подобное содержанiе - тотъ-же мотивъ поединка отца съ сыномъ, мотивъ, намъ очень знакомый и по германскому эпосу и др., но поэма Макферсона не имеетъ ничего общаго со своимъ прототипомъ ни по содержанiю, за исключенiемъ вышесказаннаго мотива, ни по стилю: вероятно, Макферсонъ слышалъ или зналъ подобный разсказъ и на его канве вышилъ свои собственные узоры. Все описанiя необыкновенно романтичны; передъ вами проходятъ целыя законченныя картины, даже описанiе красоты Мойны напоминаетъ идеалъ красоты образованнаго общества XVIII века.

Я не стану останавливаться на всехъ этихъ описанiяхъ, не имеющихъ цены съ точки зренiя изследователя, но должна сказать, что они очень поэтичны въ чтенiи, особенно картины природы и меланхолическiй колоритъ лирическихъ местъ.

КАРТОНЪ ¹).

Разсказъ изъ старинныхъ временъ о подвигахъ минувшихъ летъ. Ропотъ твоихъ потоковъ, Лора ²), пробуждаетъ память прошлаго. Шумъ твоихъ лесовъ, Гормаллеръ, прiятенъ моему уху. Не знаешь-ли ты, Мальвина, утеса, съ его вершиной, покрытой верескомъ? Три старыхъ сосны склоняются съ его откоса, узкая долина зеленеетъ у его подошвы, тамъ растутъ горные цветы и качаютъ свои белыя головки при ветре; одиноко растетъ тамъ волчецъ, склоняя свою седую бороду. Два камня, вросшiе въ землю, выставляютъ свои мшистыя головы, горные олени избегаютъ этого места, потому что они видятъ стоящаго тамъ туманнаго духа ³). О Мальвина, могучiе покоятся въ узкой долине среди скалъ.

Разсказъ изъ старинныхъ временъ о подвигахъ минувшихъ летъ. Это идетъ изъ страны чужеземцевъ, окруженный своими тысячами? Солнечный лучъ ярко освещаетъ ему путь, ветеръ родныхъ холмовъ развеваетъ его волосы, лицо его успокоилось после битвы, онъ тихъ, какъ вечернiй лучъ, освещающiй съ запада изъ-подъ тучи безмолвную долину Коны. Это это, какъ не сынъ Комгала ⁴), король могучихъ делъ? Съ радостью видитъ онъ свои холмы и велитъ петь тысячи голосамъ: "Бежали вы на своихъ поляхъ, сыны далекой страны ⁵). Король мiра сидитъ въ своемъ зале и слышитъ бегство своего народа. Онъ поднимаетъ свои гордые красные глаза, онъ беретъ мечъ своего отца. Вы бежали на своихъ поляхъ, сыны далекой страны".

Таковы были слова бардовъ, когда они пришли въ валы Сельмы. Тысяча факеловъ изъ чужой страны зажглись среди народа ⁶) Пиръ распространился кругомъ, ночь прошла въ радости. "Где благородный Клессаморъ ⁷)", сказалъ прекрасноволосый Фингалъ, "где братъ Морны въ часы моей радости? Печально и сумрачно проводитъ онъ дни въ долине, отвечающей эхомъ Лоры, но, смотри, онъ спускается съ холма, какъ могучiй вонь, видящiй товарища въ буре, и потрясаетъ своей блестящей гривой по ветру. Благословенна будь душа Клессамора ⁸)! Отчего такъ долго остается онъ вдали отъ Сельмы"? "Вернулся-ли вождь, окруженный славой?" сказалъ Клессаморъ: "такова была слава Кумгала въ битвахъ его юности. Часто проходили мы черезъ Карунъ ⁹) въ землю чужеземцевъ, наши мечи не возвращались, незапятнанные кровью, и не радовались короли мiра! Зачемъ вспоминаю я времена нашихъ битвъ: въ моихъ волосахъ светится седина, моя рука забыла натягивать лукъ, и легче копье, которое я поднимаю. О еслибъ вернулась ко мне моя радость, вернулась, какъ когда я увиделъ деву, белогрудую дочь чужеземцевъ Мойну ¹⁰) съ темноголубыми глазами".

"Разскажи", сказалъ могучiй Фингалъ, "разскажи о твоихъ юношескихъ дняхъ. Душа Клессамора омрачена горемъ, какъ солнце тучами. Печальны его одинокiя мысли на берегахъ ревущей Лоры. Дай намъ услышать о горе твоей юности и мраке твоихъ дней". - "Это были дни мiра", возразилъ великiй Клессаморъ. "Я пришелъ на моемъ вздымающемся корабле къ стенамъ и башнямъ Кальклуты ¹¹). Ветры ревели позади моихъ парусовъ и потоки Клуты ¹²) приняли мой черно-грудый корабль.

Три дня я провелъ въ жилище Рейтамира ¹³ были ея черные волосы, а душа возвышенна и кротка. Велика была ноя любовь въ Мойве, мое сердце трепетало отъ радости. Но пришелъ сынъ чужеземца, вождь, любившiй белогрудую Мойну, его могучiя слова раздавались въ зале, онъ часто полуобнажалъ свой мечъ. "Где могущественный Комгалъ", сказалъ онъ, "где неутомимый странникъ по вереску? ¹⁴) Не оттого-ли Клессаморъ такъ смелъ, что онъ идетъ къ Кальклуте?" - "Моя душа, воинъ", возразилъ я, "горитъ своимъ, собственнымъ огнемъ. Безъ страха стоялъ я среди тысячъ, хотя доблестные мужи были далеко. Чужеземецъ, могучи твои слова, потому что Клессаморъ одинокъ. Но мечъ мой дрожитъ у моего бока и стремится блистать въ моей руке. Не говори больше о Комгале, сынъ "открытой ветрамъ" Клуты". Поднялась его гордая сила. Мы бились, онъ палъ подъ моимъ мечемъ. Берега Клуты слышали его паденiе, тысячи копiй блестели вокругъ. Я бился, чужеземцы одолевали, я погрузился въ потокъ Клуты. Мои белые паруса поднялись надъ волнами, и я поплылъ по темно-голубому морю. Мойна пришла къ берегу, ея красные глаза затемнялись слезами, ея распущенные волосы разлетались по ветру, и я слышалъ вдалеке ея горестный плачъ. Часто обращалъ я назадъ мой корабль, но ветры запада осилили. Никогда съ техъ поръ не видалъ я ни Клуты, ни темнорусой Мойны. Она погибла въ Кальклуте, потому что я виделъ ед тень. Я узналъ ее, когда она проходила темной ночью вдоль ропчущей Лоры, она была видна, какъ новая луна сквозь сгустившiйся туманъ, когда небо сыплетъ на землю свои снежные хлопья, а мiръ безмолвенъ и мраченъ".

"Пойте, барды", сказалъ могучiй Фингалъ, "пойте хвалу несчастной Мойне. Призовите ея духъ вашими песнями къ вашимъ холмамъ, чтобы она отдохнула съ прекрасными девами Морвена, этими солнечными лучами минувшихъ летъ, радостью древнихъ героевъ. Я виделъ стены Кальклуты, но оне были разрушены, огонь прошелъ но заламъ, и голосъ народа замолкъ. Потокъ Клуты изменилъ свое теченiе при паденiи стенъ, волчецъ раскачивалъ тамъ свои одинокiя головки и мохъ свистомъ отвечалъ ветру. Лиса выгладывала изъ оконъ, густая трава, покрывавшая стены, волновалась вокругъ ея головы. Опустошено жилище Мойны, безмолвенъ домъ ея отцовъ. Пойте, барды, песню печали въ земле чужеземцевъ. Они пали раньше насъ, и когда-нибудь паяемъ и мы. Зачемъ строишь ты жилище, сынъ крылатыхъ дней ¹⁵)? Сегодня смотришь ты со своихъ башенъ, но проходитъ несколько летъ и врывается ветеръ пустыни, онъ воетъ на опустевшемъ дворе и свиститъ въ полуразбитомъ щите. Такъ пусть-же врывается ветеръ пустыни, мы будемъ славны въ свое время. Битва сохранитъ следъ моей руки, а песня бардовъ - мое имя. Пойте песню, передавайте раковину кругомъ, пусть жилище мое наполнится радостью. Когда погибнешь ты, небесное солнце? Если когда нибудь погибнешь, могучiй светъ, если блескъ твой скоротеченъ, какъ слава Фингала, - наша слава переживетъ твои лучи".

Такова была песня Фингала въ дни его радости. Тысячи его бардовъ наклонялись впередъ со своихъ местъ и слушали голосъ короля: онъ звучалъ, какъ музыка арфы при весеннемъ ветерке. Прекрасны были твои мысли. Фингалъ! Зачемъ нетъ у Оссiана твоей мощной души? Но ты стоишь одиноко, отецъ мой! Кто можетъ сравняться съ королемъ Сельмы?

Ночь прошла въ песняхъ; утро вернулось съ радостью. Горы показали свои серыя головы, голубой ликъ океана улыбался. Белыя волны толпились вокругъ отдаленнаго утеса; туманъ медленно поднимался надъ озеромъ. Въ образе старика подвигался онъ по безмолвной долине, его члены не шевелились, потому что духъ поддерживалъ его на воздухе. Онъ пришелъ къ жилищу Сельмы и разразился кровавымъ ливнемъ.

Одинъ король виделъ это, онъ предвиделъ смерть народа ¹⁶). Онъ безмолвно прошелъ въ свое жилище и взялъ копье своего отца. Кольчуга звенела на его груди; герои собрались кругомъ Фингала, они видели битву на его лице, смерть армiй на его копье. Тысячи щитовъ сразу повисли на ихъ рукахъ, они обнажили тысячи мечей, все засверкало вокругъ жилища Сельмы, послышался звонъ оружiя. Серыя собаки завыли на своихъ местахъ. Ни слова не сказали могучiе вожди. Все заметили лицо короля и взялись за копья"Сыны Морвена", началъ король, "теперь не время наполнять раковины. Битва темнеетъ кругомъ насъ, смерть блуждаетъ по стране. Духъ умершаго друга Фингала предупредилъ его о приближенiи врага, сыны чужеземцевъ идутъ по мрачно-волнующемуся морю; знаменiе показало, что съ воды надо ждать мрачной опасности для Морвена. Пусть каждый возьметъ свое высокое копье, пусть подпояшетъ отцовскiй мечъ. Пускай темный шлемъ накроетъ голову и кольчуга оденетъ своимъ блескомъ грудъ каждаго изъ васъ. Битва приближается, подобно буре; скоро мы услышимъ завыванья смерти". Герой подвигался передъ своимъ войскомъ, какъ туча, предшествующая зубчатой зеленой молнiи на ночномъ небе, когда моряки предвидятъ бурю. Они стояли въ высокомъ вереске Коны и казались лесомъ белогрудымъ девамъ, оне предвидели смерть юношей и со страхомъ озирались на море; белыя волны казались имъ отдаленными парусами, и слезы текли по ихъ щекамъ. Солнце встало надъ моремъ, и мы увидели вдали корабли; они налетели, какъ морской туманъ, и молодежь высадилась на берегъ. Ихъ вождь былъ окруженъ ими, какъ олень своимъ стадомъ. Его щитъ украшенъ золотомъ. Стройно шелъ король копiй, онъ подвигался въ Сельме, его тысячи следовали за нимъ.

"Поди съ песнью мира", сказалъ Фингалъ, "поди, Уллинъ, "король мечей". Скажи ему, что мы могучи въ войне, что духи нашихъ враговъ многочисленны. Но знамениты все пировавшiе въ моихъ валахъ, они показывали оружiе моихъ отцовъ въ чужой стране ¹⁷), сыны чужеземцевъ удивлялись и благословляла друзей изъ рода Морвена, такъ какъ имена нацiи известны далеко. Короли мiра дрожатъ среди своего войска".

Уллинъ ушелъ со своими песнями. Фингалъ облокотился на свое копье, онъ виделъ могучаго врага во всемъ вооруженiи, онъ благословилъ сына чужеземца. "Какъ прекрасенъ ты, сынъ моря", сказалъ король лесистаго Морвена, "твой мечъ - лучъ огня у твоего бока, твое копье - сосна, спорящая съ бурями. Изменяющееся лицо луны не шире твоего щита. Румяно твое лицо, нежны кудри твоихъ волосъ, но это дерево можетъ пасть и память о немъ погибнетъ. Дочь чужеземца грустно будетъ смотреть на волнующееся море, дети скажутъ: "Мы видимъ корабль, можетъ быть, это король Кальклуты", слезы польются изъ глазъ ихъ матери - все мысли ея о томъ, это покоится въ Морвене".

Таковы были слова короля, когда Уллинъ пришелъ къ могучему Картону, передъ нимъ онъ опустилъ на землю копье, онъ запелъ песню мiра. "Приди на пиръ Фингала, Картонъ, съ "волнующагося моря", раздели пиръ короля или подними копье войны. Духи нашихъ враговъ многочисленны, но знамениты друзья Морвена. Посмотри на это поле, Картонъ, много зеленыхъ холмовъ поднимается на немъ съ мшистыми камнями и свистящей ¹⁸) травой - это все могилы враговъ Фингала, "сынъ волнующагося моря!"

"Говоришь ли ты слабому оружiемъ", сказалъ Картонъ, бардъ "лесистаго" Морвена? Разве мое лицо бледно отъ страха, сынъ мирныхъ песенъ? Почему ты думаешь омрачить мою душу разсказами о техъ, кто палъ? Моя рука окрепла въ битвахъ, моя слава известна далеко. Поди къ слабымъ оружiемъ, предложи имъ сдаться Фингалу. Разве не видалъ я павшей Кальклуты? И пойду-ли я пировать съ сыномъ Комгала Камгала, сжегшаго залы моихъ отцовъ! Я былъ молодъ и не понималъ причины слезъ девушекъ. Столбы дыма, вздымавшiеся надъ моими стенами, нравились моимъ глазамъ. Я часто оглядывался съ удовольствiемъ, когда мои друзья бежали вдаль холма. Но когда наступили годы моей юности, я увиделъ мохъ на моихъ разрушенныхъ стенахъ; съ утра поднимались мои вздохи, съ наступленiемъ ночи начиналъ я проливать слезы. " Неужели я никогда не буду биться", говорилъ я въ душе, "съ детьми моихъ враговъ? И я буду биться, о бардъ, я чувствую мощь моей души!"

Его народъ теснился вокругъ героя и разомъ поднималъ свои блестящiе мечи. Онъ стоялъ среди нихъ, какъ столбъ огня, слезы навертывались у него на глазахъ, потому что онъ думалъ о разрушенной Кальмуте, сосредоточенная гордость ¹⁹) проснулась въ его душе, онъ взглянулъ на холмъ, где наши герои блестели въ своемъ орудiи, его копье дрожало въ его руке, наклоняясь впередъ, онъ казалось, угрожалъ королю.

"Неужели", сказалъ себе Фингалъ, "пойду я сейчасъ-же на встречу юноше? Неужели я прегражу ему путь жизни, прежде чемъ онъ заслужитъ славу? Но бардъ тогда могъ-бы сказать, видя могилу Картона: "Фингалъ повелъ свои тысячи въ битву, прежде чемъ палъ благородный Картонъ ²⁰ Боны. Кто изъ моихъ вождей хочетъ встретить въ битве сына волнующагося моря? "Многочисленны его герои на берегу и могуче его ясеневое копье".

Катулъ ²¹) поднялся въ своей силе, сынъ жгучаго Лармора ²²). Триста юношей сопровождаютъ вождя - племя его родныхъ потоковъ. Слаба сказалась его рука противъ Картона, - онъ палъ, и его герои бежали. Конналъ ²³) вернулся къ битве, но онъ сломилъ свое тяжелое копье, онъ остался лежать связанный на поле. Картонъ преследовалъ его народъ.

"Клессаморъ", сказалъ король Морвена, "где копье твоей мощи? Какъ можешь ты смотреть на связаннаго Коннала, твоего друга съ потоковъ Лоры? Встань въ блескъ твоей стали, товарищъ храбраго Комгала! Пусть юноша Кальклуты почувствуетъ мощь племени Морвена". Онъ всталъ въ мощи своей стали, потрясая своими седыми кудрями. Онъ укрепилъ щитъ на боку и устремился въ своей доблестной гордости.

"Неужели подниму я это копье", сказалъ онъ, "копье, никогда не настигающее врага дважды ²⁴), или, можетъ быть, словами мира спасу я жизнь воина? Величава его старческая поступь, прекрасенъ конецъ его жизни. Можетъ быть, это мужъ Мойны, отецъ рожденнаго на колеснице Картона. Часто слыхалъ я, что онъ живетъ на отвечающемъ эхомъ потоке Лоры".

Таковы были его слова, когда Клессаморъ пришелъ и поднялъ высоко свое копье. Юноша подставилъ свой щитъ и произнесъ слова мира. "Воинъ "старческихъ кудрей", разве нетъ у васъ юношей поднять копье? Разве нетъ у тебя сына, который укрылъ-бы щитомъ отца отъ руки юноши? Разве нетъ более любимой твоей жены или плачетъ она надъ могилами твоихъ сыновей? Принадлежишь-ли ты въ роду королей? Какова будетъ слава моего меча, сразившаго тебя?"

"Она будетъ велика, сынъ гордости", возразилъ Клессаморъ. "Я отличался въ бою, но никогда не говорилъ своего имени врагу ²⁵"сынъ волны". Тогда ты узнаешь, что мечъ мой оставилъ свой следъ на многихъ поляхъ". - "Я никогда не сдавался, "король копiй", возразилъ съ благородной гордостью Картонъ, "я также бился въ битве и предвижу свою славу въ будущемъ. Не презирай меня, вождь людей, моя рука и мое копье могучи. Удались къ своимъ друзьямъ и дай сразиться со мной более юному герою". - "Зачемъ уязвляешь ты мою душу?" возразилъ Клессаморъ со слезами. - "Рука моя не дрожитъ еще отъ старости, я могу еще поднять мечъ. Неужели побегу я на главахъ у Фингала, на глазахъ у того, кого я люблю? Сынъ моря, я никогда не бегалъ: вынь свое острое копье!"

Они бились, какъ бурные ветры, спорящiе за волну. Картонъ направилъ свое копье мимо цели: онъ все еще думалъ, что врагъ былъ мужъ Мойны. Онъ разбилъ сверкающее копье Клессамора и вырвалъ его блестящiй мечъ. Но когда Картонъ связывалъ вождя, вождь выхватилъ кинжалъ своихъ отцовъ, онъ заметилъ незащищенный бокъ врага и пронзилъ его.

Фингалъ виделъ паденiе Клессамора, онъ пошелъ въ звенящей стали, войско оставалось безмолвно въ присутствiи короля, воины обратили на него взоры. Онъ приближался, какъ внезапный шумъ бури, предшествующiй ветру; охотникъ, заслышавши его въ долине, скрывается въ пещере утеса. Картонъ оставался на месте: кровь струилась изъ его бока. Онъ виделъ приближавшагося короля, его надежды на славу возродились, но бледны были его щеки, его волосы выбились изъ подъ сдвинутаго шлема; силы покинули Картона, но душа его была тверда. Фингалъ увидалъ кровь героя и удержалъ свое поднятое копье. "Сдайся, король мечей", сказалъ сынъ Комгала: "я вижу твою кровь. Ты былъ могучъ въ битве, и твоя слава никогда не затмится". - "Ты-ли это столь славный король?" возразилъ рожденный на колеснице Картонъ. "Ты ли это, лучъ смерти, устрашающiй королей мiра? Но нужно ли спрашивать Картону: ведь онъ подобенъ потоку своихъ холмовъ, силенъ, какъ теченiе реки, быстръ, какъ орелъ неба! О, еслибы я бился съ королемъ, моя слава была-бы велика въ песне, и охотникъ, видя мою могилу, сказалъ-бы: "онъ бился съ могучимъ Фингаломъ". Но Картонъ умретъ неизвестнымъ: онъ растратилъ свои силы на слабыхъ".

"Но ты не умрешь неизвестнымъ", возразилъ король лесистаго Морвена: "мои барды многочисленны, Картонъ, - ихъ песни дойдутъ до будущихъ временъ. Дети грядущихъ летъ услышатъ о славе Картона, сидя вокругъ горящаго дуба и проводя ночь въ песняхъ старины. Охотникъ, сидя въ вереске, услышитъ ревъ ветра и, поднявъ глаза, увидитъ скалу, на которой палъ Картонъ; онъ обратится къ своему сыну и укажетъ ему место, где бились могучiе. "Здесь король Кальклуты сражался, какъ сила тысячи потоковъ!"

Радость осветила лицо Картона, онъ поднялъ свои отяжелевшiе глава. Онъ отдалъ Фингалу свой мечъ, чтобы тотъ повесилъ его въ своемъ зале, чтобы память короля Кальклуты могла жить въ Морвене. Битва замолкла въ поле, бардъ запелъ песню мира. Вожди собрались вокругъ умирающаго Картона, они вздыхая слушали его слова. Молча опирались они на свои копья, пока говорилъ герой Кальклуты. Его волосы вздыхали ²⁶

"Король Морвена", сказалъ Картонъ, "я палъ на половине моего жизненнаго пути. Чужеземная могила приметъ въ юности последняго изъ рода Ретамира. Мракъ оденетъ Кальклуту, тени горя - Кромлу. Воздвигни мне память на берегахъ Лоры, где жили мои отцы. Можетъ быть, мужъ Мойны будетъ оплакивать своего павшаго Картона". Эти слова достигли сердца Клессамора: онъ молча упалъ на своего сына. Войско темнело ²⁷) вокругъ, ни одного голоса не слышалось въ долине. Наступила ночь, луна съ востока смотрела на печальное поле. Но они стояли неподвижно, какъ безмолвный лесъ, поднимающiй свою главу на Гормале, когда громкiе ветры затихли и мрачная осень спустилась на равнину.

Три дня плавали они надъ Картономъ, на четвертый умеръ его отецъ. Они лежатъ въ узкой долине среди скалъ, туманный духъ охраняетъ ихъ могилу. Тамъ часто видна милая Мойна, когда солнечные лучи ударяютъ въ скалу и все кругомъ въ тени. Тамъ видна она, Мальвина! Но не похожа она на дочерей холмовъ, ея одежда изъ чужой земли и она всегда одинока.

Фингалъ горевалъ о Картоне и, когда вернулась темная осень, онъ приказалъ своимъ бардамъ назначить день ²⁸

"Кто такой мрачный приближается съ ревущаго океана, подобно темнымъ тучамъ осени? Смерть дрожитъ въ его руке, его глаза - пылающее пламя. Кто бушуетъ вдоль вереска ²⁹) темной Лоры? Кто, какъ не Картонъ, "король мечей". Люди падаютъ! Смотри, какъ онъ идетъ, какъ злой духъ Морвена. Но здесь лежитъ прекрасный дубъ, повергнутый внезапнымъ ветромъ. Когда возстанешь ты, радость Кальклуты? Когда возстанешь ты, Картонъ? Кто такой мрачный приближается съ ревущаго океана, подобно темнымъ тучамъ осени?" Таковы были слова бардовъ въ дни ихъ печали. Оссiанъ часто присоединялъ свой голосъ и помогалъ ихъ песне. Въ душе моей была печаль о Картоне: онъ палъ въ дни своей юности. А ты, Клессаморъ, где пребываешь ты въ ветре? Забылъ-ли юноша свою рану? Летаетъ-ли онъ вместе съ тобой на облакахъ? Я чувствую солнце, Мальвина, дай мне уснуть. Можетъ быть, они являются мне во сне; мне кажется, я слышу ихъ слабый голосъ. Небесные лучи любятъ освещать могилу Картона. Я чувствую тепло вокругъ меня.

А ты, солнце, катящееся по небу, круглое, какъ щитъ моихъ отцовъ! Откуда твои лучи, о солнце, откуда твой вечный светъ? Ты выходишь въ своей ужасающей красе, даже звезды прячутся на небе, холодная и печальная луна тонетъ въ волнахъ на западе. Но и ты само подвигаешься одиноко: кто могъ-бы сопутствовать тебе на твоемъ пути? Дубы, растущiе на горахъ, погибаютъ, сами горы разрушаются съ годами, океанъ наступаетъ и отступаетъ, сама луна скрывается съ неба, но ты остаешься неизменно, ликуя на своемъ сiяющемъ пути. Когда мiръ темнеетъ отъ бури, когда громъ гремитъ и летаетъ молнiя, ты смотришь во всей красе изъ-за облаковъ и смеешься надъ бурей. Но тщетно сiяешь ты для Оссiана: онъ не можетъ видеть больше твоихъ лучей, не знаетъ, струятся-ли твои желтые волосы ³⁰) по восточнымъ облавамъ или дрожишь ты у входа запада. Но, можетъ быть, ты, какъ и я временно, и ты будешь иметь конецъ и будешь покоиться въ облавахъ, не внемля голосу утра. Радуйся теперь, солнце, въ силе твоей юности! Старость мрачна и непрiятна, она подобна дрожащимъ лучамъ луны, светящимся изъ-за разорванныхъ облаковъ, когда туманъ покрываетъ холмы, а северный ветеръ гуляетъ въ долине и путникъ возвращается съ поддороги.

¹) Carthon - ропотъ волны.

²) Lora - гора на севере Ирландiи, близъ озера Леди Аитрiумъ, названная теперь Дон-Лора, т. е. Гора Лоры.

³) Есть до сихъ поръ поверье, что олени видятъ духовъ и привиденiй.

⁴

⁵

⁶) Факелы были заимствованы у римлянъ.

⁷) Clessamor - clessamh-mor, т. е. великiе подвиги.

⁸) Выраженiе, часто встречающееся у Макферсона.

⁹) Carun - пограничная линiи съ римлянами въ Шотландiи.

¹⁰

¹¹) Balclntha, т. е. городъ Clude, вероятно, Alduth.

¹²) Clutha или Cluth - гаэльское имя реки Clade, что означаетъ "окружающая"; вероятно, она такъ названа, благодаря своему извилистому теченiю. Отъ Clutha произошло латинское названiе Glotta.

¹³) Beuthamir.

¹⁴) Въ первомъ изданiи Макферсона прибавлено слово in Senta - "restless Wanderer in Scuta", т. e. Scoti, вероятно.

¹⁵

¹⁶) Друидическiй даръ, переданный бардакъ по преданiю, что указываетъ, что и Фингалъ былъ бардъ, какъ его сынъ Оссiанъ.

¹⁷) Обычай меняться оружiемъ существовалъ у всехъ германскихъ и кельтскихъ племенъ.

¹⁸) Оригинальный эпитетъ, встречающiйся только въ ирландскихъ песняхъ.

¹⁹) The crowded pride of bis soul arose.

²⁰

²¹) Cathal - Cath'hu'il, т. e. глава битвы.

²²) Larmor.

²³) Connal изъ преданiй Кухулинова цикла.

²⁴) Можетъ быть понятно двоякимъ образомъ: 1) не требуется никогда ударять два раза врага, потому что онъ убитъ съ перваго раза; 2) не следуетъ ударять два раза - второй ударъ спасаетъ отъ перваго, какъ въ поверьяхъ многихъ народовъ и кельтовъ, между прочимъ (См. "Кельтскiя повести" въ Журн. Мин. Народн. Просв., за декабрь 1889 г.).

²⁵

²⁶) His hair aighed in the wind.

²⁷

²⁸) He commаnded bis bards to mark the day when abadowy antumn returned, T. e. справлять тризну по герое осенью; но что означаетъ "oftin did chey mark the day" - не совсемъ понятно.

²⁹) Who roarg along dark Lora'а hearth.

³⁰