Сражение с Каросом (Оссиан, сын Фингалов)

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Сражение с Каросом (Оссиан, сын Фингалов) (старая орфография)

СРАЖЕНИЕ с КАРОСОМ.

ПОЭМА.

Содержание.

Карос славные похититель, известные в истории под именем Каравсиуса. В 284 году объявил он себя Императором, овладел Британскими островами, и одержал многия на море победы против Императора Максимиана Геркула; и сие без сомнения было причиною, что Каледоняне назвали его Царем кораблей. Он возобновил славную Агриколофу стену, о которой говорили мы в предуведомлении, сооруженную с тем, чтоб служила она защитою от нападений Каледонян. Кажется, что в то самое время, когда старался он возобновить сию стену, напал на него с частию войска знаменитый Оскар. Сие то сражение служит содержанием сей поэмы, посвященной Мальвине, дочери Тоскаровой.

* * *

Дщерь Тоскарова! принеси мне арфу. Желание петь озаряет, как светоносной лучь, томную мою душу: душа моя печальна, как равнина, когда мрак ночи покрывает, окрестные холмы и разстилается на полях, озаряемых прежде солнцем. О Мальвина! Кроны я вижу тень моего сына... Но это не что, как тонкий пар, освещаемый последними лучами запада. Коль приятно мне облако, обольщающее взоры мои по образе Оскара! Удалитесь от него наглые ветры, звучащие на высоте Арвена. Кто сей почтенный сединами, шествующий к моему сыну, и которого слышу я слабый голосе? Жезл в его деснице подкрепляет дрожащия стопы ею, белые власы развеваются но его раменам, величественная и благородная радость блистает на челе его. Он часто обращает взоры свои к воителям Кароса. Это Рино, знаменитый певец, он соглядал движения сопостатов: певец предтекших времен! рек ему сын мой, вещай, что делает Карос! Царь кораблей распростирает ли криле своего гордого орла?

Так, любезный Оскар, он их распростирает, но позади сих возвышенных камней {Стена, Агриколою воздвигнутая, которую Каравлий возобновлял.}, он трепещет, взирая с высоты сего твердого оплота; он тебя видит, и ты поражаешь его таким же страхом, каким поражает грозная тень, нисходящая во время ночи и устремляющая волны противу его кораблей. Гряди, вождь моих Бардов, отвечал Оскар, прими копие Фингалово скажи Каросу, чтоб оставил он брега Океана и шествовал ко мне, скажи ему, что я горю пламенем сражения и брани, что мой лук и стрелы утомлены ловитвою зверей возвести ему, что нет со мною храбрых моих сподвижников, что я млад, и десница моя слаба и безсильна.

Возвыся песненный глас, Бард отходит. Оскар взывает к своим ратникам. Глас его гремит в их ушесах, как шум пещеры, в которой повторяются грозные звуки стремительных волн. Они соединяются окрест моего сына подобны источникам; которых надменные после бури волны стремятся с гордостию, Рино приближается к Каросу, потрясая пламенным копием.

О ты, седящий на колеблющихся волнах Океана, гряди противоборствовать Оскару! Фингал в отсутствии. Спокоен в своих чертогах, внемлет он пению своих Бардов. Его копие поражающее ужасом, и его великий щит бездейственны покоятся близ его. Гряди противостать Оскару. Герой сей ныне один.

Карос не дерзнул преплыть быстротекущого Каррона. Бард один возвращается к Оскару. Мрачная тень ночи сгустилась над приуготовляется пиршество. Сто возженных дубов взвивают огонь на воздух; дебрь озаряется бледным светом. При лучах сего слабого блистания видны в отдаленности легкие призраки. Тамо зрится до половины тень Комалы, носимая на прозрачном своем воздушном явлении. Близ её Гидаллан печален и мрачен. Рино был один, которому сии призраки были видимы. Гидаллан! рек он ему, что виною сего прискорбия и сетования? Наши знаменитые Барды не воспели твоих прехвальных подвигов? Песни Оссиана возгремели в честь тебе. Ты уклонился на край твоего облака, чтоб взимать гласу Бардов наших, и твоя тень возблистала в воздухе.

Вождь моих Бардов! рек Оскар, и так очи твои видят сего великого бранноносца? Повеждь мне о смерти сего столь славного вождя во времена отцев наших. Я часто видал источники холмов его, и его имя гремит еще и доднесь на холмах Коны.

Фингал, ответствовал Бард, погрузясь в отчаяние смертию Комалы, не мог уже терпеть взора Гидалланова; он изгнал его от среды полков своих. Сей юный бранноносец отягчен печалию удалялся тихими стопами, мрачен и безмолвен; его оружие висело при ребрах его небрежно; он испускал тогда от глубины сердца болезненные и тяжкие вздохи.

Он странствовал три дни равно, доколе притек на брега Валлы, в древние чертоги своих праотцев. Ламор, престарелый его отец, сидел под тению дуба. Он был один, все его ратники сопутствовали сыну его в бранноносное Фингалово поле; источник стремился при его стопах, и его безвласая глава уклонена была на жезле его. Старость заключила очи его от лучезарного дневного света. Он в половину гласа повторял песни времен предтекших. Он слышит некий шум, и познает шествие своего сына. - Сына ли моего слышу я? возопил он, или это его тень? О любезный мой сын! уже ли ты повержен смертною косою на брегах Киррона; или, есть ли ты еще посреди живых, где мои безтрепетные воины тебе сопутствовавшие? Гидаллан! где мои ратники? Ты при шумном звуке щитов любил возвращать их мне в славе и торжестве. Уже ли они все повержены в ратном поле? - Никак, ответствовал юный Герой, испуская томные вздохи, твоя воители посреди живых, они блистают торжественною славою; но, о любезный мой родитель! для твоего сына уже заключен храм славы, я в него не вниду. Я осужден в праздности хладея истаевать постыдно на брегах Балвы, в то время, когда слышу усугубляемые звуки сражений. - Ах! твои предки, отвечал оскорбленный Ламор, твои предки не приходили покоиться на брегах Балвы во время грозных ополчений. Видишь ли ты сей гроб, которой омраченные мои очи уже распознать не могут? В нем почил безтрепетный Гермалон, которой никогда не обращался в бег от лица сопостатов. Кажется, он говорит мне: гряди мой сын, Герой, исполненный славы, гряди на гроб твоего родителя.... Увы! Гермалон, как я могу венчаться победоносною славою? мой сын уступил сопостату ратное поле. - Владыка брегов рек Гидаллан, воздыхая тяжко, для чего умножаешь ты раны в моем болезненном сердце, в моей душ оскорбленной? Я вечно не трепетал.... Фингал, Фингал, погруженный в отчаяние смертию своей возлюбленной, лишил меня чести ратоборствовать при его знаменах: возвратися, вещал он мне, беги в твои области, и на брегах твоих источников увядай и сохни, подобно дубу, лишенному своих листвий, и согбенному усилием ветров на брега Валвы, чтоб никогда уже не востать.

Как! отвечал покрытый сединами Ламор, я буду слышать шествие стоп моего сына в сем уединенном и. пустынном месте, он почиет на брегах моих источников тогда, как тысячи Героев прославляются в сражениях своими подвигами!... Тень Гермалона! предшествуй, буди путеводителем Ламору к тесному его жилищу: мой взор покрыт уже мраком, душа моя обремененна печальною скорбию; сын мой лишился торжественные славы.

В какие места, возопил юный Герой, в какие места обращусь я для приобретения славы, чтоб утешить и обрадовать унылую душу моего отца? От каких стран могу возвратиться, покрыт торжественными венцами, чтоб звуком оружия усладить слух моего родителя? Есть ли я пойду на ловитву ланей, мое имя останется забвенно. Ламор по возвращении моем с холма ни малой не ощутит радости, и не будет иметь утешения ласковых моих псов поглаждать дрожащими своими руками; он не пожелает узнать, что происходило на горах кремнистых, он не спросит меня о еленях, обитающих в его пустынях. - И так необходимо уже, рек Ламор, чтоб я Гидаллана. Сгущенные тумавы! возвысьтеся тогда, и сокройте Гидаллана от взоров его раздраженного родителя.... Сын мой! гряди в мои чертоги; оружия предков наших тамо висят. Принеси мне мечь Гермалона, твоего праотца, он его отъял у побежденного сопостата.

Гидаллан шествует, приносит мечь с блистательным его поясом, и вручает его своему отцу, странствующа по мечу старцева рука ищет острого конца, ощутила его, и остановляется. - Сын мой! веди меня ко гробу Гермалона, возвышенному близ сего древа, трепещущого ветвями: я слышу дыхание и свист ветров в увядшем дерне, которым он покрыт; источник шумит близ его, и хочет соединить воды свои с водами Балвы. На сем месте я хочу опочить. Теперь полдень, и солнце опаляет поля наши.

Гидаллан приводит родителя своего ко гробу. Едва они приближились, и Ламор пронзает мечем ребра своего сына..... Оба они вечным почили сном в едином гробе, и древние их чертоги покрывают развалинами своими брега Балвы.

В полуденные часы легкия привидения странствуют в окрестности. Безмолвие царствует в долине, и смертные страшатся приближиться к сему плачевному и пагубоносному месту. Тако вещал сладкопеспевный Рино.

Певец геройских подвигов! рек ему Оскар, Гидалланове жребии; он умер в прекрасном цвете дней своих. Воззри, он возлетает на крилех ветров, и хочет странствовать под чуждым небом. Чада Морвенския! приближьтеся к сопостату Фингала; сладостным вашим пением потщитесь сократить долговременность ночи и бодрствуйте, наблюдая движение полков Каросовых, Оскар будет беседовать о судьбе сражения с Героями времен предтекших, так, я взыду на безмолвный и кремнистый холм Арвена, где мои предки возсели на мрачных своих облаках, и созерцая будущее, предвидят успехи браней. И твоя, Гидаллан, твоя уединенная и прискорбная тень тамо ли обитает? Яви себя очам моим в твоей горестной печали, о безтрепетный вождь Балвы! -- Герои Морвенския шествуют, возглашая песни. Оскар тихими стопами восходит на холм; бледные воздушные призраки, чада ночи, простираются над пустынею в отдаленности. Долговечные дубы воздыхают и стонут ударяемы ветрами. Полукружие луны наливало за холмом слабый только и багровый свет, и слышатся пронзительные гласы ночных призраков.... Оскар извлекает свой мечь.... Тени отцев моих! возопил Герой, вы, которые некогда противоборствовали Царям вселенные, грядите, откройте будущее моему взору, поведайте мне, какие суть тайные и сокровенные ваши беседы в глубоких ваших пещерах, когда взираете вы на потомков ваших, стоящих на поле славы?

течет на глас своего сына. Его воздушное тело несется на облаке, подобном быстрому и гордому чуждых стран коню. Его легкая одежда сотканна из пагубных и смертоносных туманов Лана. Ею мечь ничто, как воздушный почти уже погасший огонь. Лице его, как мрачный и никакой черты не имеющий образ. Три краты воздохнул он над своим сыном, три краты ночные ветры шумя возстенали на высоте холма. Он вещал, но Оскаров слух ничего, кроме прерывистых внуков и невовсе образованных слов, не слышал. Его беседы были столько же мрачны и непонятны, сколь мрачно повествование о предках наших, доколе лух Бардов не озарил еще времен претекших. Он нечувствительно изчез, как туман, убегающий от лучей солнечных. О Мальвина! в сие время в первый еще раз мрачная печаль овладела душею моего сына. Ему казалось, что видит судьбу грядущих времен и конечное падение своего племени. Он погружался иногда в глубокую задумчивость, но вдруг исторгается из нея, подобно солнцу, которого сияние затмилось облаком на одно мгновение, и внезапу вновь блистает на высотах холмистых.

Оскар провел ночь посреди своих праотцев, и румяная варя встретила его на брегах Каррона.

В спокойной долине стоит возвышена древняя гробница и в различных друг от друга разстояниях зеленеющиеся холмы возносят до облаков гордые свои верьхи, увенчанные дубами; в сем месте воины Кароса ожидали востания дневного светила; во время ночи они прешли чрез быстротечный Каррон. При слабом и бледном сиянии первых лучеи дня почли их темною сосновою рощею, лишенною злачных своих ветвий.

Оскар остановляется близ гроба, он трикратно взывает к своим ратникам; страшный звук его гласа потрясает холм; серны трепещут и скачут по высоте камней, тени пораженные ужасом отлетают на свои облаки с пронзительным воплем; тогда вдруг возблистали тысящи мечей; полки грозного Кароса простираются.... для чего проливаешь слезы? Мой сын один против сопостатов, но он мужествен. Оскар подобен небесной молнии: он блеснет, и враг низвергается: его десница подобна деснице воздушного привидения, которое из среды густых паров стремит верные и невидимые удары. Не можно усмотреть, где скрывается сия жестокая и пагубоносная тень, но смерть пожинает жителей долины.

Мой сын видит неприятеля, остановляется, и безмолвствуя предается размышлению на одну минуту. Я один посреди враждебных полков. Какой сгущенные лес копий устремленных стройно! коль свирепые и мрачные взоры обращены противу меня единого! Возвращуся ли вспять на холм Арвена!... Нет, мои праотцы никогда в бегство не обращались. Их мышца в нездешных сражениях оставила следы своего мужества и крепости: и я, я равно безтрепетен и храбр, я увенчаю славою главу мою.... тени отцев моих! грядите и будьте свидетелями моих подвигов. Я без сомнения увяну, но увяну со славою, как отрасль, достойная кореня владык Морвенских.

Уже сражаются, все бежит от лица Оскарова, его мечь дымится кровию; но сподвижники на холме Кроны услышали гром оружия; они устремляются в долину. Каросовы полки обратилися в бегство. Оскар

Карос, правя своими гордыми конями, простирается как глубокий и быстрый источник, которой стремится и все разрушает: мелкие ручьи теряются в его бурном течении, и холмы трепещут при его наглом и быстротечном шествии. Сражение воспламеняется от одного крика до другого; тысящи блистающих мечей сверкают в воздухе.

Но почто Оссиан воспоминаю прекрасные дни моей цветущей младости, когда чувствую, что мыщца моя слаба и безсильна. Блаженны те, которые преселилися в вечность во цвете лет своих, и в полном сиянии славы; они не зрели возвышенных гробом друзей скоих; они не чувствовали сопротивления лука тщетным усилиям ослабевших своих рук.

Так, ты благополучен, любезный мой Оскар, ты щастлив посреди твоих вихрей: часто посещаешь ты поля, гремящия о твоей славе, и те места, где грогный бежал от пламенного твоего меча. Дщерь Тоскарова! какое мрачное облако развиваяся покрыло мою душу? Я уже не зрю близ Каррона Оскара на холмах Кроны. Ветры вознесли его на крилах своих, и печаль возвращается в сердце его родителя.... Но, о ! будь мне путеводительницею в мои леса, на брега моих источников: да крики звероловцев услышатся на высоте Коны, и воспомянут мне прежния щастливые лета. Принеси мне арфу мою, дщерь любезная; я взыграю на ней, когда возчувствую в себе воскресший пламень моего духа; и тогда, о Мальвина! прииди внимать гласу моих песней.

Некогда потомки слабого поколения возвысят глас свой на холмах Коны, и взирая на сей камень, скажут: здесь обитал прежде Они удивятся родам прешедшим, и Героям воспетым мною: и мы, о Мальвина! вознесшись на легкие наши облаки, мы будем странствовать на крилах ветренных; звуки голосов наших услышатся иногда в пустыни, и камни повторят слабые отзывы песней наших.