| Автор: | Макферсон Д., год: 1792 |
| Категории: | Стихотворение в прозе, Поэма |
Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Колмат и Кютона (Оссиан, сын Фингалов)
КОЛМАТЪ и КЮТОНА.
ПОЭМА.
Содержанiе.
Колматъ былъ самый младшiй сынъ Морнiя, и братъ знаменитаго Галла, толь часто упоминаемаго въ Оссiановыхъ поэмахъ; онъ любилъ Кютону, дщерь Румара, когда Тоскаръ, сынъ Кенфена, и Фергъ, его другъ, прибыли изъ въ Мору, столицу Комлата, Комлатъ, следуя обыкновенiю того времени, исполнилъ въ разсужденiи ихъ все должности гостепрiимства; онъ угощалъ ихъ три дни, въ четвертый день они пустились въ море, держась въ пути своемъ одного изъ острововъ называемыхъ плывучими, которой безъ сомненiя былъ одинъ изъ Гебридскихъ, Тоскаръ, узревъ Кютону на звериной ловле, влюбился въ нее и силою увелъ ее на свой корабль. Худая погода принудила его пристать къ Итоне, къ острову ненаселенному. Въ тоже время Комлатъ, узнавъ о похищенiи своей возлюбленной, пустился въ море, чтобъ достичь похитителя, и онъ достигъ его въ ту самую минуту, когда сей хищникъ хотелъ плыть въ Ирландiю; они вступили въ кровавое сраженiе, на которомъ оба погибли, равно какъ и все ихъ ратники. Кютона, спустя три дни, умерла съ печали, Фингалъ, узнавъ о нещастномъ ихъ жребiи, послалъ Стормала, сына чтобъ воздать имъ честь погребенiя, но забылъ послать Барда, которой бы воспелъ печальный гимнъ на ихъ гробе. После сего тень Комлатова явилась Оссiану, прося, чтобъ онъ его и Кютоны имя предалъ потомству; ибо тогда думали, что души покойныхъ не могли быть благополучными, доколе Бардъ не воспоетъ въ честь имъ плачевной песни.
Не гласъ ли некiя слышится Оссiану? Или это одна только мечта? Часто воспоминанiе прешедшихъ временъ прилетаетъ озарять мою душу. Шумъ звероловства обновляется въ моемъ воображенiи; часто въ мысляхъ моихъ подъемлю я копiе ратоборческое.... Но это не мечта, Оссiанъ слышитъ некiй голосъ. Кто ты, о чадо ночи? Все вокругъ меня покоится, и полунощный ветръ свиститъ въ моемъ жилище.... Можетъ быть ветры взучатъ во щитъ Фингалофъ: онъ виситъ на стенъ, и я осязаю его иногда ослабшими моими руками.... Но это не мечта, я познаю гласъ твой, о любезный другъ! уже давно не касался онъ моему слуху. Великодушный Комлатъ! что влечетъ тебя къ Оссiану? Съ тобою ли друзья печальнаго старца? Где мой возлюбленный Сей знаменитый сынъ славы часто находился при тебе посреди грозныхъ сраженiи.
ТЕНЬ КОМЛАТОВА.
Покоится ли въ своемъ чертоге сладостный певецъ Коны? Такъ, онъ спитъ, и друзья его во гробе не воспеты и не прославлены ни единымъ Бардомъ. Оссiанъ! море стремится окрестъ мрачной Итоны, и чужестранецъ не видитъ гробницъ нашихъ. Доколе наши имена пребудутъ забвенны?
ОССІАНЪ.
О естьли бы очи мои могли зреть тебя седяща на твоемъ темномъ облаке! Туману ли подобенъ ты Лана, или воздушному огню до половины погасшему? Изъ какого вещества составленъ воздушный твой лукъ, и бахрамы твоей одежды?.. Но онъ изчезъ на своемъ вихре, какъ легкiй паръ. Спустися со стены, где ты покоишься, арфа моя, и приди изливать гласы ударяема моими перстами.
Светильникъ памяти да разлiетъ свой блескъ на Итону, и покажетъ мыслямъ моимъ умершихъ моихъ друзей.... Такъ, я ихъ вижу въ недрахъ сего голубаго острова! я усматриваю пещеру Тоны, ея камни покрытые мхомъ, и ея согбенныя древа; источникъ шумитъ при ея входе, Тоскаръ приникъ на ея брега. Кютона сидитъ, и плачетъ; не ихъ ли слышу я беседующихъ купно, или шумъ волнъ пренесенный ветрами обманываетъ слухъ моя {воображаетъ себе, это онъ слышитъ ихъ беседующихъ, и повторить ихъ разговоры.}?
ТОСКАРЪ.
Ночь была бурная стенящiе дубы исторгаясь упадали съ горъ; море подъемлемо ветрами волновалось во мракахъ, и гремящiе валы устремлялись противъ утесистыхъ камней, частыя молнiи разсекали воздухъ, и дозволяли видеть изсохшiе кустарники. Фергъ! я зрелъ некiй призракъ: онъ стоялъ на бреге безмолвенъ. Одежда его, составленная изъ паровъ, развевалась по воле ветровъ. Я виделъ текущiя слезы его, онъ имелъ видъ старца, погруженнаго въ глубокую задумчивость.
ФЕРГЪ.
Это былъ твой родитель, о Тоскаръ! онъ предвидитъ смерть какого нибудь Героя отъ своего племени: тако явился онъ на горе Кромле предъ смертiю великаго Мароннана. Смеющiйся Уллинъ! коль прiятны мне твои цветущiя долины и твои холмы, одеянные злачнымъ дерномъ! Тишина царствуетъ на брегахъ твоихъ источниковъ, и солнце позлащаетъ твои поля. Коль сладостно внимать звону арфы въ чертогахъ Селамы {Дворецъ Тоскара на брегу близъ горы Кромлы.} и крикамъ звероловца на высотахъ Кромлы! Но мы ныне во мрачной Итоне, окруженны бурею: волны подъемлютъ пенистыя свои главы превыше камней, и мы трепещемъ посреди ночнаго мрака.
ТОСКАРЪ.
О Фертъ, беловласый Герой! какъ изчезла твоя неустрашимая бодрость? Ты былъ душею сраженiй, я зрелъ тебя всегда безтрепетна, въ самыхъ грозныхъ опасностяхъ, и посреди кроваваго бою блистали очи твои радостiю. О Фертъ! какъ пременилось твоя бранноносная душа? Когда знали ужасъ предки наши? воззри, море спокойно, ветры безмолвствуютъ, волны еще дрожатъ на поверхности бездны, и кажется они боятся возврата бури, но все въ тишине. Виждь раждающуюся на холмахъ нашихъ десницу. Скоро и солнце выдетъ отъ востока во всемъ блистательномъ своемъ великолепiи.
Я распустилъ съ радостiю парусы мои предъ чертогами великодушнаго Комлата. Я летелъ близъ единаго изъ плавающихъ острововъ, где его возлюбленная бежала во следъ лани; я ее узрелъ, она подобна была сему первому дня лучу, проницающему облаки востока. Уклоншись впредъ теломъ, напрягала она лукъ свой, и въ семъ усилiи десница ея, простертая ко груди, блистала белизною какъ снегъ Кромлы. Прекрасная звероловительница! сказалъ я самъ себе, владей моимъ сердцемъ.... Но она дни и ночи провождаетъ въ слезахъ, и мыслитъ только о великодушномъ Комлате, любезная! какъ я могу возвратить спокойствiе твоему сердцу?
Вдали отъ сихъ местъ возвышается крутый холмъ, съ котораго долговечныя древа, и покрытые мохомъ камни уклоняются надъ море; волны катаются при его подножiи; на его ребрахъ обитаютъ быстротечныя лани: имя его Арвенъ. Тамо возвышаются башни Моры. Тамо Комлатъ, устремя очи свои на волны, ожидаетъ владетельницу своего сердца. Юныя девицы возвращаются отъ ловитвы; Комлатъ видитъ очи ихъ потупленны и омочены слезами.... Где дщерь Румарова! Но увы! оне ему не ответствуютъ.... Сынъ иноплеменныхъ! на единомъ токмо Арвене сердце мое найдетъ свое спокойствiе.
ТОСКАРЪ.
И будетъ такъ! Кютона отъидетъ нл Арвенъ, где обитаетъ спокойствiе сердца ея: она возвратится въ жилище великодушнаго КомлатаТоскаровъ. Я участвовалъ въ его пиршествахъ: востаньте легкiе и кроткiе ветры Уллина, устремите мои парусы ко брегамъ Арвена. Тамъ Кютону встретитъ ея щастiе, но Тоскаръ будетъ провождать дни свои въ печали. Сидя въ уединенной моей пещере, я склоню слухъ моя къ шумящему въ древесахъ моихъ ветру; я почту его гласомъ Кютоны.... Но она будетъ отъ меня далече; въ жилище мужественнаго Комлата.
КЮТОНА.
Ахъ! какой несется облакъ? На немъ зрятся тени моихъ предковъ. Я вижу бахрамы ихъ одеждъ сотканныхъ изъ воздуха. Румаръ! когда я изчезну? Печальная Кютона предчувствуетъ свою смерть; увидитъ ли еще меня Комлатъ,
Оссiанъ.
Онъ тебя увидитъ, нещастаная, корабль его разсекаетъ волны Океана. Онъ уже притекъ: его копiе червленеетъ кровiю Тоскара: но и самъ онъ пораженъ въ ребра ударомъ смерти: я зрю его при входе пещеры Тоны, бледна и указующа на свою глубокую язву.... Где ты, Кютона, где ты? Вождь Моры о смерти Комлата безъ пролитiя слезъ. Жизнь его пресеклась въ Море. Его рождшая воззрела на щитъ его висящiй на стене, и видитъ его обагренна кровiю; она познала тогда, что нетъ уже ея сына, и Мора
Нещастная Кютона! ты осталась при телахъ Героевъ. Наступила ночь, возсiяло вновь утро, и нетъ никого, ктобъ воздвигнулъ Героямъ гробы. Ты удаляешь отъ ихъ телъ хищныхъ птицъ; бледна и отчаянна, ты не престаешь орошать ихъ слезами.
Ратники притекли, и зрятъ ее уже умершу отъ печали они возвысили: гробницу двумъ Героямъ, о страну Комлата покоится его возлюбленная.... О Комлатъ!
Ахъ! для чего не могу, я забыть друзей моихъ, доколе загладятся на земли следы мои, доколе наступитъ день, въ которой съ радостiю могу съ ними увидеться на зыбяхъ взадушныхъ, тогда, какъ тело мое, утомленное летами будетъ покоиться во гробе?