Карриктура (Оссиан, сын Фингалов)

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Макферсон Д., год: 1792
Категории:Стихотворение в прозе, Поэма

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Карриктура (Оссиан, сын Фингалов) (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

КАРРИКТУРА.
ПОЭМА.

СОДЕРЖАНИЕ.

Фингал, возвращаясь с войны из одной Римской провинции, восхотел посетить Катула, Государя Инисторского и брата Комалы, о которой повесть видели в одной из предыдущих поэм. Будучи в виду Карриктуры, дворца Катулова, усмотрел он на высоте его возженный огонь, что было тогда знаком бедствия. Он вошел в один залив в некотором разстоянии от Карриктуры, и принужден был препроводить ночь на берегу. На другой день напал он на войско Фромала, Государя Соры, осаждающого тогда чертоги разбил оное и пленил самого Фромала. И так освобождение Карриктуры служит содержанием сей поэме, но она заключает в себе и другия повести. Из преданий видно, что сия поэма посвящена была одному Кюльаю, или пустыннику, и что Оссиан о духе Лоды, почитаемом от некоторых Оденом, божеством Скандинавии, говорит в сей поэме для того единственно, чтоб противоположить его учению Кюльдея, как бы то ни было, но из сего видно, что Оссиан имел понятие о высочайшем Существе, и притом мысли его не были помрачены грубым суеверием, царствовавшим во всей вселенной прежде Рождества Христова.

* * *

Златовласый тверди сыне! и тако оставил ты уже лазоревые поля небес? Запад отверз тебе врата свои. Тамо сооружен великолепный твой одр, на котором ты покоишься. Волны Океана приближаются, чтоб взирать на твою красоту, оне подъемлют свои трепещущия главы, и зря тебя исполнена величества в самых объятиях сна, убегают вспять с благоговением. Покойся в нощном твоем убежище, о солнце! чтоб с радостию обновить свое блистательное течение.... Но да возвысится в при внуке сладкострунных арф, тысяща возженных светильников, и горящий дуб да озарит чертоги пиршеств: великий Фингал возвращается торжествуя. Война при Кроне {Оссиан сочинил свободную поэму на войну при Кроне; но Г. Макферсон не мог отъискать, кроме некоторых из нея отрывоков, которых он не перевел на Аглинский язык.} уже окончалась; она прешла подобно внуку, поразившему слух, и скоро изчезшему. Возвысьте глас свой Морвенские Барды, Фингал возвращается возвеличен славою.

Тако пел Улине при возвращении Фингала от брани Цвет юности блистал на лице Фингала, черные и густые власы украшали его главу. Медное всеоружие, искусною резьбою восхищающее, покрывало все его тело, как синеватый облак покрывает солнце, когда оно шествует одеянно ризою туманов, и половину только лучей своих изливает.

Фингалу сопутствуют его ратники, торжественное пиршество уготовляется. Сладостные певцы Коны! рек владыка, обратясь к своим Бардам, вы, в душе которых начертаны воинства и подвиги наших праотцев! наполняйте чертоги мои звуками арф, и слух Фингалоф да внемлет вашим песням. Печаль имеет свои приятности, и сладость её подобна весенней влаге, когда умягчает она кору долголетняго дуба, и когда младый листочик покрывается злаком. Пойте, о Барды! заутра мы разширим наши парусы. Заутра преплыву я Океан, и вниду в Карриктуру, в чертоги Сарна, где обитала некогда Комала. Тамо великодушный Катул дает великолепные пиршества. Его леса населены дикими вепрями; в них будут открываться крики нашей ловитвы.

Кронан {Можно думать, что лицо Скирлика и представлены были Кронаном и Миноной. Имена их довольно показывают, что они играли при торжествах; Кронан значит плачевный звук, Минона нежный голос. Вероятно, что все драматическия Оссиановы поэмы представляемы были в торжественные дни в присутствии Фингала.}, сын сладкогласия! рек Уллин, и ты Минона, которой персты с толикою приятностию перебегают по струнам арфы! да услышим мы из уст ваших песни Схирлиха: оне будут сладостны для владыки Морвенского. Пусть явится во всей своей красоте. О Фингал! она грядет; я слышу глас её: он сладок, но жалостен.

ВИНВЕЛА.

Мой возлюбленный странствует непрестанно по горам, он стремится во след быстрые серны. Его псы окружают его задыхаясь, и струна лука его звучит в воздухе. Дражайший мой любовник! где покоишься ты? на брегах-ли ручья камени, или близ горного источника? Ветр колеблет кустарники, его дуновением летает туман над высотами холмов твоих. Никем невидима, спешила я приближиться к моему возлюбленному и видеть его с высоты камня. О Схирлих! коль ты мне показался любовен, когда в первый раз узрела я тебя близ старого дуба при струях Бранна! Ты возвращался с ловитвы зверей, ты был величественнее и прекраснее всех друзей наших.

СХИРЛИК.

Какой глас внемлется моему слуху? Он приятен, как зефир среди знойного лета. Я не сижу близ колеблющихся кустарников. Я не слышу журчания источников. Я удален от тебя, Винвела, и ратоборствую под знаменем Фингала. Мне не сопутствуют ловчие мои псы. Нет меня на холме моем, и с высоты камени уже не зрю тебя ходящую с приятностию в долине, и текущую во след нашим источникам, блистательну и прекрасну, как луну, когда изображает она лице свое в западном море.

ВИНВЕЛА.

И так ты оставил меня, о Схирлик! я в полях смерти. Иноплеменники, чада Океана! пощадите моего возлюбленного Схирлика.

СХИРЛИК.

Естьли должно мне погибнуть на поле сражений, не забудь, о Винвела! воздвигнуть мне гробницу. Малое число голубых камней, покрытых землею, напомнят о мне временах грядущих. Звероловец возсядет близ сея гробницы, чтоб в часы полудня укрепиться умеренною пищею, он скажет: на сем мест покоится ратоборец. И слава моя будет безсмертна в его похвалах. Не забудь меня, о Винвела! когда я почию во гробе.

ВИНВЕЛА.

Так, я тебя не забуду.... Ах! без сомнения погибнет возлюбленный мой Схирлик. Что я буду, дражайшия любовник, когда ты сокроешься от меня на веки? в часы полудня я приду на сии холмы; я сниду в сию безмолвную долину; тамо увижу я место, где любил ты покоиться, возвращаясь с ловитвы.... Ах! без сомнения мой Скирлихь погибнет; но я вечно его не забуду.

Я помню сего Героя, вещает владыка, Морвенский; среди сражений он был как пожирающий пламень; но ныне уже не видят его мои очи. Некогда сретил я его на холме, ланиты его покрыты были бледностию, чело его было мрачно, частые вздохи исторгались из его персей. Он шествовал в пустыню. Он уже не является в лике моих ратников, когда призывает их звук моего щита. Мужественный вождь Карморы покоится в тесном жилище.

Кронан! рек УллинСхирлика, когда возвратясь в свое отечество, не нашел он возлюбленной своей Винвелы. Он почитал ее в живых, и ходил по её гробнице: он видит ее бегущую с легкостию по долине, но любсвыый призрак не мог долю обольщать его. Скоро сей слабый лучь престает, и тень Винвелы скрывается. Послушаем песней нещастного Схирлика; оне исполнены сладости, оне исполнены печали.

СХИРЛИК.

Я сижу в высоте холма, на мне окружающем источник; листвие долголетняго древа шумит над моею главою; при стопах моих мутные волны источника стремятся в дебри, и еще ниже пространное озеро представляет тенистую поверхность. Серна спускается с холма, не видно вдали ни единого звероловца; не слышно свисту спокойного пастыря. Теперь полдень, все в тишине; я один, и печаль обладает моими мыслями. О Винвела! не тебя ли я с трудом усматриваю в сем поле? Твои долгие власы развеваются по твоим раменам; твоя белая грудь подъемлется и упадает, изливая глубокие вздохи; прекрасные очи твои исполнены слез. Ты оплакиваешь своих подруг и спутниц, которых горный туман сокрыл от твоею взора. Я хочу тебя утешить, о любезная! хочу проводить тебя в чертоги твоего родителя.... Но тебя ли я вижу? или прелетела ты камни и горы, чтоб устремиться в мои объятия?... Она говорит: сколь слаб её голос! он ничто, как томный вздох зефира среди кустарников.

ВИНВЕЛА.

И так возвратился ты уже, любезный мой Схирлик? Избег ты опасностей брани? Где твои друзья? Слух о смерти твоей разнесся на холме, я его слышала, и проливала о тебе слезы.

СХИРЛИК.

Так, я возвратился, дражайшая красота, но я возвратился один; ты уже не увидишь друзей моих; руки мои воздвигли им гробницы в поле; но для чего ты одна на сем пустынном холме?

ВИНВЕЛА.

Схирлик! одна в мрачном и хладном жилище. Печалясь о тебе, я умерла. Схирлик! я уже во гробе.

СХИРЛИК.

Она отлетела, она изчезла, как легкий дым при дыхании ветров!... Пожди, дражайшая любовница, пойди и воззри на мои текущия слезы. Ты была прекрасна в жизни своей, прекрасною являешься мне и после смерти.

ВИНВЕЛА.

В полуденные часы, когда безмолвие и тишина воцарится в полях наших, я приду и сяду при бреге сего источника, на вершине холма; тогда приди и ты беседовать со мною; ты, виновник слез моих, прилети на крилах зефира, или горного ветра, когда пойдешь ко мне, да услышу я сладостный глас твой среди всеобщого безмолвия,

Тако воспевал Кронан при торжестве в Сельме; но утро позлащает уже восток, и лазоревые волны катятся при раждающемся его свете. Фингал повелевает своим ратникам уготовить корабль; ветры оставляют Морвенские холмы и спешат развевать его парусы. Уже открывается вдали брег Инистора, древния башни но Фингал усматривает на высоте чертогов знамение бедствия: видит пламень, соединенные с дымом. При сем зрелище владыка Морвена ударяет себя во грудь, и приемлет свое копие. Лице его, изобразующее нетерпеливость, обращается непрестанно ко брегу; его взоры досадуя обвиняют медленность ветров; его власы развеваются безпорядочно, он стоит в грозном безмолвии.

Ночь уже спускается на волны, и залив Роты приемлет в себя корабль Фингалов; утесистый камень, обремененный лесами, простирается вдоль, по брегу На высоте его ограждение Лоды {Думают, что дух Лоды есть Оден, божество северных народов; круг Лоды есть каменное ограждение, где ему покланялись; камень могущества его кумира.} и камень могущества. В подножии холма зрится узкая равнина, всегда покрытая остатками растений и древес, исторгнутых полуночным ветром с высоты камней. В сей долине извивается пепловидный источник, и пустынный ветр Океана разносит там непрестанно легкий цвет терновника.

Три возженные дуба озаряют брег. Пиршество уготовано, но душа Фингалова востающая луна изливала бледный и хладный свет; сон нисходит на воинство; шлемы усыпленных ратоборцев блистали еще при умирающем огне дубов; но Фингаловы очи не покаряются усилию сна. Он востает, приемлет свое оружие, восходит тихими стопами на высоту холма, и хочет еще видеть зловещающий пламень чертогов Катуловых.

Сей пламень изливал в отдаленность мрачное только и тусклое блистание; луна сокрывала багровое лице свое в облаках востока; внезапу устремляется с горы порывистый вихрь, и несет в себе духа Лоды, призрак стал на своем камени; ужасы и огни окружают его, он потрясает грозным и великим своим копием; очи его подобны пламени; глас его, яко глас грома, катящагося вдали. Безтрепетный Фингал, возвыся копие, шествует и вещает ему:

Сын ночи! призови твои вихри и беги от меня далече. Почто являешься ты мне ополчен ничтожным своим оружием? или надеешься ты устрашить меня исполинским своим телом? Мрачный дух Лоды! какую крепость имеет облачный твой щите, твой огненный воздушный мечь? Ветры уничтожают их в пространстве воздуха, и ты сам изчезаешь купно с ними. Слабый, сын ночи! призови твои вихри, и беги от меня далече.

Или хочешь ты принудить меня оставить ограждение, где покланяются мне? ответствует призрак томным гласом. Народы повергаются к стопам моим; жребий воинств в моей власти. Я воззрю на племена земные, и оне изчезают, мое дыхание изливает смерть, я летаю на крилах ветров, бури мне предшествуют, но мое жилище безмятежно превыше облак. Ничто не может поколебать моего спокойствия в убежище, где я обитаю.

Останься спокоен в твоем убежище, рек Фингал, и забудь сына Комалова. Или зрел ты меня, стремящагося с высоты моих холмов в безмятежное твое жилище? Мрачный дух когда копие мое устремлялось против тебя седящого на своем облаке? Почто убо взирая на меня угрюмыми и нахмуренными очами, потрясаешь ты здесь воздушным своим копием? Но твои угрозы тщетны: владыка Морвена вечно не обращался в бегство от самых мужественных ратоборцев земли, так устрашат ли его воздушные чада? Нет, ему извевстна слабость их оружия.

Возвратись в твое отечество, прервал, речь его призрак, беги, я пошлю тебе благоприятствующие ветры; все вихри содержу я заключенными в деснице моей, и я, я единственно управляю стремлемием бур. Владыка Соры мой сын, он преклоняет колена свои пред камнем моего могущества. Его воинство осаждает Карриктуру; я хочу, да он восторжествует. Возвратись в твое отечество, Комгалов сыне, или страшись моего гнева.

Он рек и подъемлет свое воздушное копие, уклоняясь к Фингалу огромным своим телом. Владыка Морвена не косня приближается, извлекает мечь свой, чудное искусство знаменитого Луна; он ударил, и блистательная сталь безпрепятственно пронзает воздушное тело. Призрак теряет вид свой и разстилается по воздуху, подобно столпу дымному, разторгнутому жезлом отрока в то самое время, когда исходит он из пещи погасающей.

Дух Лоды возопил, и сам в себя свившись, сокрылся в вихрях {Вымысл Оссианов в разсуждении Фингала Лоды довольно странен. - Но и в нашем веке у лучших стихотворцов находятся подобные примеры. В оправдание Оссиана служит по крайней мере то, что он писал сообразуясь совершенно мыслям своего времени. Тогда верили, что души умерших вещественны, и потому подвержены чувствию боли.}. От сего страшного вопля потрясся Инистор, волны услышали крик сей в безднах своих, и ужасаясь остановились. Спутники Фингаловы вдруг воспрянули, и отягощают десницы свои копьями; они приметили, что вождя их нет; с яростию вопиют они, и звук их оружия гремит во время ночи.

Сребровидная луна продолжала шествие свое на небесах. Фингал возвращается к своему воинству. Коль велика была отрада юных его ратников! Их души успокоились, как волны после мрачные бури, Уллин возгласил песни веселия, отзывы их восхитили радостию Инисторские холмы; все собираются вокруг каменных древ, и до кротких лучей утра повествуют деяния Древних Героев.

Фротал, Царь Соры, сидел при корне дуба задумчив и прискорбен; воинство его окружало Карриктуру; Катула, чтоб отмстить безчестие, соделанное некогда ему сим Героем. Анир, отец Фроталов, владычествовал еще в Соре; благоприятный ветр востал на волнах моря, и принес Фротала на брег Инистора. Он вошел в чертоги Сарна; три дни протекли в пиршествах; он узрел прелестную Комалу; узрел, влюбился в нее, и хотел похитить. Катул противоборствует его усилию воспламенела битва; Фротал побежден и заключен в узы в чертогах Сарна. Он пребыл в них три дни в отчаянии; в день четвертый Сарн Фротал стремился в свое отечество; но душа его злобствует против великодушного Катула, Асир нисшел во гроб, Фротал возвращается предводительствуя многочисленным воинством. Огонь брани окружил отвсюду Карриктуру, и угрожал обратить в пепел древния твердыни Сарна.

Инистор озарился первыми лучами дня. Фротал ударяет в черный свой щит. Ратники его пробуждаются, и очи их едва еще отверстые обращаются к волнам Океана; они усматривают на брег непобедимого Фингала.

Кто сей тако быстрыми шествующий стопами? рек Тубар, Фротал! я зрю сопостата, я вижу его возвышенное копие: может быть то ФингалМорвенский, первый из смертных; его подвиги известны в Гормале, и кровию сопостатов его багреют еще стены чертогов Сарновых. Шествовать ли мне просить его о честном и дружеском мир? Небесный перун не тако страшен, как сей Морвенский владыка.

Слабый ратник! ответствует Фротал, или хочешь ты, чтоб начало жизни моей ознаменовалось подлою робостию, и чтоб я уступил, не венчавшись никогда еще победою? Народы Соры возгласят: Фротал стремился яко блистательный воздушный огнь; но мрачный облак его сретил, и принудил изчезнуть. Нет, Тубар, я вечно не уступлю сопостату, я хочу, да окружает меня блеск славы. Тубар! не вещай мне никогда о бегстве.

Он рек, и устремляется; волны его воинства наводняют поле; но сретают они в нем твердый и непоколебимый камень; то был Фингал; Фингалово их поражает: все поле покрыто сраженными; высокий холм едва служит убежищем остатку разсеянных воинов. Фротал видит гибель своих полков, и скрежещет от ярости; воспламененные очи его поникли к земле; он призывает Тубара: вождь Торы! мои ратники побегли от лица Фингалова, и слава моя раждаяс изчезла. Я хочу единоборствовать с Царем Морвенским; я покоряюсь ярости, пылающей в моем сердце. Пошли к Фингалу единого из Бардов, да речет ему о единоборствии со мною; не пререкай мне, и спеши исполнить мое веление.... Но, Тубар, я люблю красавицу, она обитает на брегах источника Тана; тебе известна любезная дщерь Германова, белогрудая Утфа, пленяющая кротким и тихим взором. Её нежная ревность страшилась дщери и мое отшествие навлекло из груди её тяжкие вздохи. Скажи ей, что меня уже нет на свете, и что она всегда была утехою и сладостию моего сердца.

Тако вещал Фротал, предприяв единоборствовать с Фингалом. Но Утфа стоящая близ его воздыхала тихо: она была в одежде младого ратника, и сопутствовала своему любовнику на волны; скрывая чело свое под блестящим шлемом, она провождала повсюду своего юного воителя; она зрит Барда отходяща к Фингалу, и копие упадает из её руки; её власы разпустились по раменам; белая грудь её возвышалась от вздохов, она возвела взоры свои на своего любовника; три краты покушалась она говорить ему, и три краты изчезали слова на устах её.

Фингал внял речи Барда, и не косня шествует, покрыт тяжким оружием уже смертоносные двух Героев копья сретаются и соединяют удары. Молнии летят из их мечей, но сталь Фингалова ударяет и разсекает на полы щит Фроталов: ребра сего вождя лишились защиты; до половины уклоншись ожидал он себе смертного удара. Прелестная Утфа зрит летящую к нему смерть, сердце её превращается в лед от ужаса, и слезы текут по ланитам её; она стремится покрыть своего любовника щитом своим; но её стопы сретают поверженный дуб, она упадает на смежную свою руку. её шлем и щит катится по земли; её белая грудь трепещет при очах ратоборцев, и черные власы её разстилаются по земной пыли. Фингал жалеет о юной сей красавице, и удерживает свою десницу, уже взнесенную на удар; и уклонясь к Фроталу, Соры! престань страшиться Фингалова меча, он никогда не пронзал поверженного сопостата, и никогда не осквернял себя его кровию. Пусть еще твои подданные веселятся тобою, пусть юные и любимые тебе девы живут в радости. Почто мне поражать тебя в толь нежной твоей младости?

Фротал в изумлении внемлет словам Фингаловым; он видит прелестную Утфу, востающую с земли. Сии любящияся особы стоят друг пред другом безмолвны, подобны двум младым древам, стоящим в поле, когда сладкая влага весны орошает раждающияся их листвия, и когда шумные ветры безмолвствуют в воздухе.

Дщерь Германова! рек Фротал, или для того оставила ты спокойные струи Торы, и пришла в сию чуждую землю, чтоб видеть побежденным своего любовника? Он побежден, но десницею несравненного воителя. Не слабый ратник торжествует над сыном великодушного Анира. Коль ужасен ты в сражениях, владыка Морвенских! Но во дни мира подобен ты солнцу, сияющему посреди безмолвной весенней росы; оно воззрит, и цветы подъемлют блистающие свои верхи, и зефиры потрясают легкими своими крыльями. Ах! дли чего ты не в чертогах Сиры? видеть безсмертного Фингала.

Сыне Аниров! ответствует владыка, слава племени Соры никогда не погибнет. Естьли ратоборцы мужественны и великодушны, имена их будут безсмертны в песнях Бардов, но когда мечь их поражал обезсиленного сопостата, и кроме слабого обагряла их оружие, Барды предают их забвению, и гробы их навсегда остаются неизвестны. Иноплеменник придет сооружать здание на том месте, где они покоятся; он отвлечет земные глыбы, их покрывающия; некий мечь покрытый ржавчиною поразит взор его; он смотря на него скажет: здесь лежат оружия древних Героев; но имен их не слышим мы к песнех наших. - Гряди, о Фротал! гряди на пиршество Иннсторское; пусть возлюбленная твоя тебе сопутствует, и мы все восхитимся радостию.

Фнигал приемлет копие, и шествует в Карриктуру. Врата отверзаются, пиршество уготовано, и своды отзываются согласными песней звуками. Все чертоги наполняются веселием. Уллин сладостный свой голос провождает струнами своей арфы. Прекрасная Утфа внимает ему со удовольствием: она просит, да воспоет он некую песнь уныния и печали; слезы появились в прелестных её очах, когда в песнех его начала говорить нежная Кримора: Кримора, дщерь ВинвалеваЛоты. Повесть её нещастий продолжительна, но привлекательна; младая Утфа слушала ее с приятностию, и стыдливый румянец играл на её ланитах.

КРИМОРА.

Кто сей нисходящий с холма, подобен облаку, озаренному последними лучами солнца? Чей сей глас, крепок яко глас ветров, приятен как струны Каррилевой арфы? Без сомнения это глас моего возлюбленного. Я зрю блеск его орудий; но тень печали омрачает лице его. Или пало уже племя могущественного Фингала? Что смущает моего дражайшого Коннала {Коннал, сын Диаранов, был самый знаменитый Герой в войске Фингаловом.}?

КОННАЛ.

Нет, не истребилося племя Фингалофо; я видел ратников его, грядущих с ловитвы. Солнце изливало лучи свои на страшные их щиты: казалось, что пламенная река устремляется с высоты холма. Юные ратоборцы пускают радостные вопли. Война приближается, о Кримора! Дарг хочет измерять силы свои с нами: он вызывает на подвиг Фингалово племя, племя толико воинственное, и толико привыкшее к язвам.

КРИМОРА.

Коннал! я видела парусы Дарговы, развевающиеся над Океаном; они тихо приближаются уже ко брегу. О любезный, мой Коннал! воинство его многочисленно.

КОННАЛ.

Принеси мне щит твоего отца, щит Винеалеф.

КРИМОРА.

Он здесь, прими сей железный щит, о Коннал! но его твердость не защитила моего родителя: он поражен копием Кормаровым. Коннал!

КОННАЛ.

Так, без сомнения, я могу погибнуть; но ты воздвигни тогда мне гроб, о Кримора! Несколько сероватых камней и небольшая глыба земли сохранят о мне память; останови очи твои над моим гробом, очи, орошенные слезами; и в горестной печали ударь в прекрасную и трепещущую свою грудь. О возлюбленная! хотя прелестна ты, как свет дня, кротка и приятна, как зефир холма, но я не могу остаться с тобою. Прости, не забудь воздвигвуть мне гробницу.

КРИМОРА.

Да будет так! дай мне сии блестящия оружия, сей мечь, сие стольное копие; я хочу шествовать с тобою против страшного Дарта; я хочу вспомоществовать моему любезному Конналу. Простите скалы Ареена; простите серны, и вы источники холмов. Мы уже не возвратимся, мы идем искать гробов себе в земли отдаленной.

И так никогда уже, рекла прекрасная Утфа, испуская тяжелый вздох, никогда уже не зрели они высот Араенских! Мужественный повержен на поле брани? И Кримора могла ли жить после его? Ах! без сомнения сокрылась она в пустыню, и её душа скорбела всегда о возлюбленном Коннале. Не млад ли, не прелестен ли был сей воитель?

Уллин видит текущия слезы из очей Утфы; он берет согласную свою арфу. Песни его вливали сладкую задумчивость. Все умолкли, дабы внимать ему.

Мрачная осень, продолжает он, владычествует на горах наших, и густым туманом облеклися холмы наши. Слышатся свисты порывистых вихрей. Мутные речные воды катятся в узкой долине; уединенное древо стоит на высоте холма, и указует место, где покоится Коннал; стремлением ветров разносятся изсохшие листы его, гробница сильного ими усеяна; тени умерших являются иногда в сем месте, когда один и углубясь в размышления прохаживается там звероловец тихими стопами. О Коннал! кто может востечь памятию ко древности твоего рода? Кто изочтет твоих праотцев? Твое племя возрастало, как горный дуб, которого многоветвистый верх противоборствует ярости ветром, но ныне гордое сие древо изторгнуто из недр земли. Кто может заменить когда Коннала?

В сем, в сем месте слышны были страшные звуки оружия, стон и вопли умирающих. Коль пагубоносны и кровавы сражения Фингаловы! Коннал! Твоя десница устремляла перуны, мечь твой был огненная стрела, тверд и величествен, ты возвышался подобен камени на равнине, очи твои блистали как горящая пещь, и глас твой среди смятений ужаснее, нежели шум бури; ратники повергались мечем твоим, как падают терновые цветы, ударяемые тростию отрока. Дарг простирается подобен облаку, носящему в себе громы, впалые очи его углублены под густые и грозящия брови. Уже мечи сверкают в руках двух Героев, их оружия сретаяся ударяются с страшным треском.

Близ их дщерь Винвалева Кримора блистала в оружии младого ратоборца; её белые власы развевались нерадиво, тяжелый лук обременял её нежную руку. Она напрягает лук, и стремит против Дарта стрелу; но, о гневная судьба! стрела уклоняется и поражает Он упадает... Что делать тебе, нещастная девица? Она видит текущую кровь своего любовника, милый её Коннал скончался. День и ночь рыдая вопила она: о друг мой! возлюбленный мой! дражайший мой Коннал!

Здесь-то земные недра заключают в себе сию любезную чету; трава растет между камнями их гробницы; я часто прихожу покоиться под тению в печальном сем месте; я слышу воздыхающий в кустарнике ветерок, и воспоминание о сих нещастных обновляется в душе моей. Вы почили во едином гробе, достойные слез любовники, и ничто не смущает покоя вашего на сей уединенной горе.

Покойся в мире, рекла прекрасная Утфа, покойся нещастная чета. Со слезами я буду воспоминать вас; уединенна, я буду петь нещастия ваши. Когда ветр поколеблет леса Торы,

Три дни пиршествовали Цари в Карриктуре: в день четвертый парусы их белеют на поверхности Океана. Северный ветр принес в Морвен Фингалов; но дух Лоды, сидя на своем облаке, следовал на корабле ФроталаФингалом; он еще страшится десницы владыки Морвенского.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница