Кальфон и Кольмала (Оссиан, сын Фингалов)
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Кальфон и Кольмала (Оссиан, сын Фингалов)

КАЛЬФОНЪ И КОЛЬМЛЛА.

ПОЭМА.

Содержанiе.

Сiя поэма, какъ и другiя многiя, посвящена одному изъ первыхъ Христiанскихъ проповедниковъ, пришедшихъ въ Шотландiю. Приключенiе, на которомъ она основана, по преданiю таково: Дуньтальмъ владелъ на берегахъ Тевты, думаютъ, что это Тведе, а Ратморъ обиталъ на берегахъ Клуты, что ныне Клидъ. Ратморъ былъ столько же славенъ великодушiемъ и гостепрiимствомъ, сколько Дуньтальмъ своею жестокостiю и гордостью. Дуньтальмъ Ратмора во время пиршества. Но терзаемъ напоследокъ совестiю, воспиталъ въ собственныхъ своихъ чертогахъ сыновъ его Кальфона и Кольмара.

Едва минули ихъ отроческiя лета, какъ приметили въ нихъ некоторыя намеренiя мстить за смерть своего родителя. Дуньтальмъ немедленно заключилъ ихъ, каждаго въ особливую пещеру, на брегахъ Театы, въ намеренiи погубить ихъ тайно. Кольмала, дочь Дуньтальмова, не могшая смотреть равнодушно на Кальфона, помогла ему освободиться изъ темницы, и сама переодевшись въ платье молодаго воина, убежала съ нимъ къ Фингалу. Фингалъ на помощь Кольмару послалъ съ тремя стами воиновъ. Но уже поздно, Дуньтальмъ умертвилъ его. Оссiанъ напалъ на сего тиранна, разбилъ совершенно его войско и самаго убилъ собственною рукою. Кальеонъ женился на Кольмале своей избавительнице, а Оссiанъ возвратился въ Морвенъ.

* * *

Уединенный житель камени! гласъ твой меня услаждаетъ. Его звуки соединяются съ журчанiемъ источника, бегущаго въ сей тесной долине. Ты поешь, и душа моя возбуждается посреди моего жилища. Я еще простираю десницу мою къ копiю, какъ прежде во дни моей юности; но скоро познаю безсилiе моей десницы, и сердце мое воздыхаетъ. Сынъ камени! не отречешься ли ты внимать песнямъ Оссiана? Душа моя исполнена преждебывшихъ повестей. Я чувствую, радость моей юности возраждается. Таково при западе своемъ солнце, когда отъ облакъ, носящихъ въ себе мрачныя бури, освободитъ оно блистательную свою главу; влажные холмы подъемлютъ, кажется, влажные верхи свои во сретенiе лучей его; ручья текутъ радостнее по равнинамъ; престарелый воинъ, подкрепляемый жезломъ, исходитъ изъ своего жилища; белые власы его позлащаются блескомъ солнца.

Видишь ли ты сея щитъ, висящiй въ чертогахъ Оссiанофыхъ! На немъ напечатленны знаки сраженiй; его светлыя выпуклости потеряли уже прежнiй свой блескъ; это щитъ мужественнаго ДуньтальмаТееты. Онъ носилъ его въ бурныхъ бранехъ, доколе самъ онъ поверженъ копiемъ Оссиановымъ. Внимай, сынъ камени, внимая повести временъ претекшихъ.

Ратморъ владычестовалъ при брегахъ Клуты. Его чертоги были убежищемъ безсильному. Никогда врата Ратморовы не заключались иноплеменнику; онъ всегда приглашаемъ былъ къ его пиршествамъ, и возвращаясь благословлялъ великодушнаго Ратмора. Барды его пели; они играли на арфахъ; нещастный, обремененный печалiю, ввималъ ихъ звукамъ, и радость обновлялась на челе его. Дуньтальмъ, свирепый Дуньтальмъ приходитъ и вызываетъ Ратмора въ единоборствiе. Вождь Клуты Дуньтальмъ удалился, нося злобную въ сердце ярость. По маломъ времени возвращается онъ нощiю со многими ратоборцами, и великодушный Ратморъ погибъ. Онъ остался бездыханенъ, простертъ посреди своихъ чертоговъ, где толь часто угощалъ онъ пиршествомъ иноплеменныхъ,

Его сыны, Кольмаръ и Кальфонъ, были въ самомъ нежномъ еще отрочестве. Съ веселiемъ, приличнымъ ихъ возрасту, входятъ они въ чертоги своего родителя, они видятъ его обагренна кровiю, и слезы ихъ текутъ. Взирая на сихъ нещастныхъ отроковъ, душа свирепаго Дуншальма смягчается; онъ повелелъ проводить ихъ въ Альтевшу, въ свои чертоги.

Уже нещастные сироты возрасли въ доме своего врага; уже мышцы ихъ напрягаютъ лукъ въ его присутствiи; уже ратоборствуютъ они подъ его знаменами. Они узрели стены отца своего опроверженны, его жилище покрыто колючимъ тернiемъ; втайне проливали они слезы, и печаль сердца противъ воли ихъ изливалась иногда на ихъ лица.

Дуньтальмъ приметилъ, и тогда же мрачная душа его определила имъ смерть. Онъ заключаетъ ихъ каждаго въ особливую пещеру на берегахъ Тевты.

Никогда солнце не проникало лучемъ своимъ въ сiи ужасныя темницы; никогда луна не изливала тамъ во время ночи своего кроткаго света. Сыны Ратмора,

Кольмала, дщерь Дуньтальма, голубоокая леповласая Кольмала проливала слезы въ молчанiи. Она тайно устремляла взоры свои на Кальфона, котораго черты глубоко впечатлелись въ ея сердце.

Она трепещетъ о юномъ своемъ Герое; но что можетъ сделать Кольмала? Ея нежная рука не сильна поднять копiе. Смертоносный мечь не привыкъ блистать при ея бедре. Прекрасная грудь ея никогда не воздымалась подъ бронею, и томныя очи ея не вдыхали ужаса ратобррцамъ. Къ чему прибегнешь ты, Кольмала? где обретешь помощь твоему возлюбленному? Стопы ея безпорядочны и неравны, ея власы разметаны по раменамъ небрежно, изступившiя и блуждающiя очи ея ничего не видятъ, какъ только сквозь слезы.

Во едину нощь входитъ она въ чертогъ пиршествъ, и блестящею сталью покрываетъ белизну своего тела. Было то оружiе младаго ратника, погибшаго при первомъ своемъ изшествiи въ бранноносное поле. Она течетъ къ Кальфону въ пещеру, и снемлетъ оковы, обременяющiя Героя.

Востани сынъ Ратмора, рекла она, востани; мрачная ночь благопрiятствуетъ; убегнемъ купно ко владыкъ Я сынъ Лангала, которой имелъ некогда убежище въ дому твоего родителя. Я узналъ, что ты заключенъ въ сiю мрачную пещеру, и сердце мое воскипело досадою. Востани сынъ Ратмора, воспользуемся темнотою ночи. Благотворительный гласъ! ответстуетъ Кальфонъ, не изъ облачныхъ ли недръ исходишь ты? Съ того роковаго дня, какъ солнце удалило отъ меня лучи свои, какъ непроницаемая мгла царствуетъ вокругъ меня, часто видалъ я во сне нисходящiя ко мне тени моихъ предковъ; где ты и подлинно сынъ Лангала, сего ратника, котораго толь часто видалъ я въ чертогахъ Клуты? Но бежать къ Фингалу и оставить Кольмара погибнуть, оставить брата своего заключенна во мраке, и бежать въ страну Моровна! Нетъ, дай мне сiе копiе, о сынъ Лангала! и Кальфонъ

Тысяча ратниковъ, рекла юная Кольмалаъ окружаютъ твоего брата. Что можетъ Кальфонъ противу множества? убегнемъ, заклинаю тебя, убегнемъ къ Царю Морвена. Онъ съ тысячами сильныхъ прiидетъ. Онъ простираетъ нещастнымъ благотворительную десницу, и блистающiй мечь его покровитель слабымъ. Востани, сынъ Ратмора; мракъ ночи скоро изчезнетъ. Дуньтальмъ усмотритъ следы стопъ твоихъ на поле, и тебе должно будетъ погибнуть въ цветущей младости.

Воздохнувъ тяжко, Герой востаетъ. Память о брате своемъ извлекаетъ изъ очей его источники слезъ. Онъ съ путеводителемъ своимъ уклоняется къ чертогамъ Сельмы; но Кальфонъ не зналъ, что путеводитель его есть прелестная Кольмала. Ея прекрасное лице сокрыто было подъ забраломъ шлема, и белая грудь ея воздыхала подъ сталiю. Фингалъ, воззращаясь съ ловитвы, узрелъ юныхъ сихъ чужестранцевъ въ

Владыка внялъ повести ихъ нещастiя, и обратилъ взоръ свой къ ратоборцамъ его окружающимъ. Тысяща сильныхъ востаютъ вдругъ и присвояютъ себе честь предшествовать на бранноносное поле при Тевте. Я съ копiмъ въ деснице теку съ высоты холма, и надежда сраженiй приводитъ сердце мое въ радостный трепетъ.

Сынъ мой! рекъ мне владыка, прими копiе Фингалово, лети ко брегамъ Тевты, избавь нещастнаго Кольмара. Да слава твоя предтечетъ твоему возвращенiю, какъ прiятный зефиръ, дабы душа моя изливалась въ радости, когда услышу я, что сынъ мой возраждаетъ славу нашихъ праотцевъ. Оссiанъ! буди въ сраженiяхъ яко громоносная туча, но кротокъ и снисходителенъ, когда низвергается сопостатъ. Таковые поступки увенчали меня славою и величествомъ. Сынъ мой! потщися подражать вождю Сельмы. Когда гордый и надменный ратникъ приходитъ въ мои чертоги, я не удостоиваю его моихъ взоровъ, но къ нещастному простираю я благотворительную десницу, и мечь мой защита и покровитель слабымъ.

Восхищенъ радостiю, прiемлю ясное оружiе; Дiаранъ и Даргъ {Дiаранъ былъ отецъ Коннала, Криморою, своею любовницею.

Даргъ сынъ Колафа и владетель Дарта; о немъ часто упоминаетъ Оссiанъ и въ другихъ своихъ поэмахъ. Говорятъ, что онъ не охотно умерщвленъ дикимъ вепремъ. Г. Макферсонъ выдалъ въ светъ плачъ Мингалы его жены, или любовницы, не утверждая впрочемъ, чтобъ было то сочиненiе Оссiана. Вотъ его переводъ:

Супруги Даргова прибегла омоченна слезами. Нетъ ужъ Дарга. Его друзья воздыхаютъ вокругъ его тела. Что делать нещастной Мингале? Жестокосердый и свирепый изчезалъ предъ , какъ утреннiй туманъ; но великодушныя сердца сiяли предъ взоромъ его, какъ звезда предшествующая дню. Кто былъ прекраснее, кто любезнее изъ всехъ Героевъ? Былъ то мужественный сынъ Колафа. Кто кроме его въ цветущей юности сиделъ и бесфдовалъ посреди мудрыхъ? Легкiе твои персты съ прiятностiю касалися арфы. Голосъ твой былъ сладостенъ, какъ зефиръ во дни знойнаго лета. Увы! что скажутъ ратоборцы? Не Герой, но дикiй вепрь поразилъ Дарга! Бледность покрыла его ланиты, игравшiе прежде румянцемъ. Очи его, блиставшiя некогда безстрашiемъ и смелостiю въ опасностяхъ, уже погасли. Для чего палъ ты на холмахъ нашихъ, юный Герой, Герой прекраснее лучей солнечныхъ? Дщерь Адонсiона любезна была очамъ сильнымъ; она мила была очамъ всехъ; но супругомъ себе избрала она Дарга. Ныне, Мингала, ты одна, ты оставлена. Ночь приближается одеянна облаками. Где одръ, на которомъ ты почiешь? где? во гробе Дарга? Бардъ! Для чего полагаешь ты сей камень? для чего заграждаешь входъ въ сiе тесное жилище? Очи Мингалы тяготеютъ, она хочетъ уснуть съ своимъ супругомъ. Въ сiю ночь слышала я песни радости въ чертогахъ Дарта; теперь ужасъ и безмолвiе окружаютъ одръ мой; Мингала Даргомъ.} востаютъ, чтобъ мне сопутствовать. Три ста юныхъ ратниковъ стремятся во следъ мне. Два любезные чужестранца близъ меня шествуютъ. Скоро Дуньтальмъ услышалъ грозный шумъ нашего приближенiя; онъ соединяетъ все свои силы, и стоитъ на высоте холма. Таковы кажутся пораженныя молнiею скалы, когда очерненныя и обнаженныя ихъ древеса его юности. Тело мое бледно и хладно простерто при подножiи скалы Лоны. Востани Кальфонъ! заря предшественница дня приближается; Дуньтальмъ хочетъ поругаться телу твоего брата..... При сихъ словахъ тень сокрылась и изчезла. Кальфонъ востая узрелъ блистающую бразду, проведенную въ воздухе ея полетомъ. Онъ стремится, летитъ, и звукъ его оружiя простирается вдали. Нещастная Кольмала сопутствуетъ во мраке своему любовнику, влеча позади себя тяжелое копiе.

Кальфонъ, пришедъ къ подножiю скалы; зрелъ тело брата своего простерто на земле. При семъ зрелище ярость овладела его душею, онъ кинулся во среду сопостатъ. Стенанiя смерти восходятъ къ облакамъ. Не медля враги окружаютъ и теснятъ. Онъ пойманъ, связанъ и приведенъ къ свирепому Дуншальму. Дiаранъ и юный Даргъ востаютъ и шествуютъ со мною. Тщетно искали мы бодрственнаго Кальфона. Его отсутствiе опечалило сердца наши: я страшился, да не помрачится чрезъ то слава моя, и мужество мое воспрянуло.

Чада Морвена! возопилъ я, не такъ ратоборствовали наши родители, не покоились ни на чуждей земле, доколе враги повергнутся ихъ мечемъ. Крепость ихъ равнялась крепости орлей; слава ихъ служитъ славою нашимъ песнямъ. Но наши ратники падаютъ одинъ после другаго, и слава наша упадаетъ. Что скажетъ владыка, есть ли Оссiанъ возвратится не торжествуя? Востаньте ратники, примите ваши оружiя и следуйте за Оссiаномъ. Не увенчанъ победою не узритъ онъ стенъ Сельмы.

Уже волны Тевты начинали багреть лучами Авроры. Кольмала стояла позади меня, проливая слезы. Она спрашивала о вожде Трикраты упадало копiе изъ слабой ея руки.

Гневъ мой обратился противъ сего юнаго иностранца, слезы его родили досаду и негодованiе въ душе моей, трепещущей о участи Кальфона.

Юноша, рекъ я ему, котораго мышцы толико слабы! разве слезами сражаются воители Клуты? Не печалiю прiобретается победа, и сердце брани не знаетъ вздоховъ. Поди, гоняйся за робкими сернами Кармуна, паси блеющiя стада Тевты. Отдай сiе оружiе, слабая душа, отдай его ратнику, могущему носить его въ сраженiяхъ.

Я совлекъ съ раменъ ея броню. Вдругъ открылась мне грудь ея белее снега; Смущенна, стыдлива, покраснела она, и уклонила на перси главу свою. Я безмолвенъ воззрелъ на моихъ воиновъ, копiе само выпало

!!!!!!!!!!!!!307-310

мемъ силы. Сынъ мой! рекъ онъ юному Галлу, я слышу гласъ брани; онъ возвещаетъ Фингалово возвращенiе. Теки въ чертоги мои Струмона славы отцевъ твоихъ. Устремляйся на поляхъ брани, какъ орелъ на зыбяхъ возушныхъ. Для чего сыну моему бояться смерти? Мужественные падутъ со славою, или щитъ ихъ отражаетъ стрелы смерти, и слава покоится на ихъ кудряхъ, покрытыхъ сединами. Не видишь ли ты, о Галлъ! какъ знамениты честiю следы моей старости? Морни простирается, и юные ратники грядутъ ему во сраженiе; они взираютъ на него почтительно, и следуютъ ему очами безмолвно и радостно. Но знай, сынъ мой, что я никогда не убегалъ опасности, мечь мой блисталъ посреди бранноносной бури: иноплеменникъ изчезалъ предъ лицемъ моимъ, и мое присутствiе низвергало сопостатовъ.

Галлъ приноситъ оружiе Морнiя; старецъ покрылъ себя звучащею сталью. Ослабшая рука его воспрiемлетъ еще то копiе, которое часто обагрялось некогда кровiю сопостата. Онъ шествуетъ къ Фингалу; сынъ его ему сопутствуетъ. Царь Морвена не могъ сокрыть восхитительной радости, узря сего почтеннаго ратоборца.

Царь Струмона! ыещаетъ онъ ему, я зрю тебя еще ополченна гремящимъ твоимъ оружiемъ, не смотря на слабость твоихъ латъ. Морни блисталъ въ сраженiяхъ, какъ лучь восходящаго солнца, когда разгоняетъ оно бурные облаки, омрачившiе высоту холма, и когда возвращаетъ оно тишину моимъ смеющимся полямъ. Но для чего не успокоиться при конце твоего теченiя? Твои подвиги служатъ хвалою и честiю песнямъ нашимъ; народъ взираетъ на тебя почтительно и благословлять твою старость. Почти великодушный старецъ! Чтобъ разсеять и уничтожить полки враждебные, довольно одного

Сынъ Комгала! ответствуетъ Морни, десница моя лишилась крепости. Я покушаюсь, исторгнуть изъ влагалища мечь моей младости. Неподвиженъ противится онъ моимъ усилiямъ. Я стремлю копiе мое, оно не достигаетъ желаннаго места, и тяжесть моего щита уже мне чувствительна. Мы увядаемъ какъ злакъ холмовъ, и крепость наша оставляетъ насъ невозвратно. Но Фингалъ, я имею сына; я зрелъ его воспламененна, когда повествовалъ я подвиги моей юности; онъ не извлекалъ еще меча противъ враговъ. Еще не началась его слава. Я теку съ нимъ на поле брани, чтобъ напра

!!!!!!!!!!313-314

коиться твоимъ ратникамъ, да при возврате света востанутъ они исполнены силы и бодрости сравниться съ сильнымъ Датмономъ. Я слышу бурный шумъ его воинства. Оссiанъ, и ты, Галлъ! вы легки въ беге, востеките на сей покрытый древами холмъ, и примечайте сопостатовъ Фигала. Но не приближайтеся къ нимъ. Родившiе васъ не тако будутъ близки, чтобъ защитить васъ своими щитами. Не подвергайте вашу славу преждевременной гибели: мужество юности можетъ обмануться.

Мы радостно повинуемся веленiю Мы исходимъ во всеоружiи. Уже мы въ лесахъ холма. Небо усеянно было звездами; воздушные огни, предзнаки смерти Героевъ, летали на равнине, и отдаленный шумъ враждебнаго воинства ударяль во слухъ нашъ. Тогда Галлъ, влекомый пламеннымъ своимъ мужествомъ, держа десницу на рукояти меча своего до половины извлеченнаго, вещаетъ мне: сынъ Фингаловъ! давно чувствую я пламень въ душе моей, сердце мое бiется съ усилiемъ. Стопы мои нетверды, и моя десница трепещетъ на мече моемъ. Когда обращаю я очи мои къ сопостату, кажется, что душа моя излетаетъ, стремится предо мною и указуетъ мне усыпленные полки его. Оссiанъ! не тако ли сердце мужественнаго содрогается въ сраженiяхъ?... Ахъ! какая (радость для моего родителя, естьли мы нападемъ на враждебныхъ! Хвала наша возвеличится въ песняхъ Бардовъ, и сильные узрятъ насъ грядущихъ единою съ ними стезею величества и славы. Сынъ Мориiя! ответствовалъ я, душа моя утешается битвами. Я люблю одинъ блистать на поле брани; я люблю, да имя мое возвещается въ песнехъ Бардовъ. Но естьли одолеетъ сопостатъ, предстану ли я одинъ очамъ моего родителя? взоры его страшны во гневе, они стремятъ огнь смерти. Нетъ, я не явлюся раздраженнымъ его взорамъ. Оссiанъ умретъ, или победитъ. Но побежденные прославляются ли? Они преходятъ, какъ тень.... Оссiанъ не тако, его подвиги сравнятся съ подвигами праотцевъ. Галлъ! устремимся на враговъ съ сими смертоносными мечами. Естьли возвратишься ты одинъ съ битвы, гряди въ Сельму. Скажи прекрасной Эвираллине, что я палъ со славою. Отнеси ей сей мечь. Напомни, да вручитъ его сыну моему когда разцвететъ его младость.

Возвратиться въ Сельму! ответствуетъ Галлъ воздыхая, возвратиться, когда уже не будетъ Оссiана! что скажетъ мой родитель? Что скажетъ Фингалъ? Робкiй отвратитъ отъ меня взоры свои съ презренiемъ и скажетъ: видите ли храбраго Галла, который оставилъ друга своего плавающа въ крови своей? Нетъ, вы меня не узрите, какъ только окруженна славою. Оссiанъ! опасность творитъ душу великою, и мой родитель часто повествовалъ мне подвиги сильныхъ, когда они сражались одни.

Сынъ Морнiя! вещаю я, шествуя первый на высоту холма, отцы наши возхвалятъ наше мужество и восплачутъ о смерти нашей, и естьли очи ихъ исполнятся слезъ, сердца ихъ излiются въ радости. Они рекутъ: наши чада не тако пали, какъ злачная трава въ поляхъ; они окружили себя смертiю враждебныхъ.... Но почто мыслить о гробе? Мечь защита храбрости; робкiй влечетъ за собою смерть своимъ бегствомъ, и его имя погибаетъ съ нимъ купно.

Мы устремляемся сквозь мракъ ночи, источникъ изливался вокругъ враждебнаго воинства, и текъ между древами, которыхъ отзывъ повторялъ его журчанiе. Мы приходимъ на брегъ, и видимъ врага спяща; огни его погашены, и стража удалилась; я оперся уже о копiе мое, да прескочу источникъ, какъ Галлъ,

Сынъ Фингаловъ уже ли хочетъ устремиться на спящаго сопостата? уподобится ли онъ бурному ветру, исторгающему тайно юныя древа посреди ночи? Не тако Фингалъ соделалъ безсмертнымъ свое имя. Не такiе подвиги увенчали славою седые власы Морнiя. Ударь, Оссiанъ, ударь по щитъ брани. Пусть все сопостаты воспрянутъ. Пусть они все противоборствуютъ Галлу; онъ на первый еще исходитъ подвигъ, онъ желаетъ испытать крепость своей мышцы.

Восхищенъ такою речiю, излилъ я слезы радости. Такъ, сынъ Морнiя, сопостата сразится съ тобою лицемъ къ лицу. Слава твоя возвысится до небесъ. Но брегись любевный Герой, да твое мужество не увлечетъ тебя далеко; пусть молнiи меча твоего блистаютъ близъ сына Фингалова; пребудемъ совокупны въ кровопролитiи, и пусть наши десницы поражаютъ купно. - Галлъ видишь ли ты сей камень, котораго мрачныя ребра озарены слабо сiянiемъ звездъ. Естьли мы не преуспеемъ, станемъ къ сему камени въ лице сопостату: онъ убоится приближиться къ копiямъ нашимъ, онъ увидитъ смерть въ рукахъ нашихъ.

Три краты ударилъ я во щитъ мой враги содрогаются и востаютъ, мы устремляемся; они бегутъ толпами чрезъ дебри они мечтали, что самъ стремится во следъ ихъ; крепость ихъ и бодрость исчезли. Шумъ бегства ихъ уподоблялся треску пламени, бегущему и пожирающему дубравы.

Должно быть самовидцемъ, какъ быстро летало тогда копiе Галлово, какъ поражалъ мечь его; Лехъ и Креморъ низверга

!!!!!!!!!!!!!!!!319-320

матъ! гряди къ симъ Героямъ; я вижу гордаго Оссiана, слава его говоритъ его постоянымъ измерять со мною силы свои. Скажи ему, что Латмонъ вызываетъ его къ единоборствiю. Сульматъ приходитъ, я прiемлю съ радостiю вызовъ Латмона. Я положилъ щитъ мой на мышцу мою, и Галлъ Морнiя. Мы возвратились ко брегу источника. Латмонъ шествуетъ покрытъ блестящимъ своимъ оружiемъ, и его воинство простирается во следъ ему, какъ сонмы облаковъ.

Сынъ Фингала! рекъ онъ мне, слава твоя возрасла нашимъ нещастiемъ. Коль много ратоборцевъ зрю я здесь поверженныхъ твоею рукою! Устреми ныне копiе твое противу меня, повергни Латмона бездыханна посреди его воинства, или умри самъ. Никогда не скажутъ, что ратники Латмона погибли при очахъ его, и мечь его покоился при его бедре. Прекрасныя очи Кюты окропились бы слезами; она сокрыла бы печаль свою въ пустынныхъ моихъ долинахъ. Не скажутъ также никогда, ответствую я, что сынъ Фингала обратился въ бегство; хотя бы Оссiанъ имелъ уже одну ногу во гробе, Оссiанъ не обратился бы въ бегство. Гласъ сердца, тайный гласъ возопилъ бы ему: Какъ! песпопевецъ Сельмы боится сопостата! Нетъ, онъ его не боится, и одни битвы его утехи.

пронзилъ щитъ мой копiемъ, я почувствоналъ хладъ стали близъ моихъ ребръ. Въ минуту извлекъ я мечь Морнiя. Я разсекъ на двое копiе моего противника, блестящее острiе катится по равнинъ. Латмонъ, позади его, щитъ повисъ на конце дрожащаго копiя. Но мужественный Латмонъ еще простирается ко мне. Галлъ восхотелъ упредить паденiе Героя сего, онъ простеръ щитъ свой предъ мечемъ моимъ въ то самое мгновенiе, какъ упалъ онъ на моего противоборника подобно огненной стреле.

взираетъ на сына Морнiева, и не можетъ удержать своихъ слезъ, онъ повергнувъ мечь свой на землю: почто, рекъ онъ намъ, почто Латмону Ахъ! для чего вы не въ чертогахъ моего родителя? Онъ не сказалъ бы, что сынъ его уступилъ слабымъ ратникамъ... Но кто сей, грядущiй къ намъ толь величественно? Холмы содрогаются при шуме его шествiя. Сонмы поднебесныхъ духовъ летаютъ посреди молнiй, изторгающихся изъ его оружiя. Это духи хранители воиновъ, долженствующихъ пасть мечемъ владыки Морвенскаго. Коль щастливъ ты, Фингалъ! сыны твои ратоборствуютъ въ твоихъ сраженiяхъ; они упреждаютъ тебя, и возвращаются увенчанны славою.

приближается, лице его кротко и светло. Онъ втайне утешается подвигами своего сына. Удовольствiе сiяетъ на челе Морнiя, очи старца сего помрачены слезами радости. Мы все купно шествуемъ въ чертоги СельмыФингала. Дочери Морвена шествуютъ къ намъ поя; имъ сопутствуетъ нежная и робкая ея черные власы упадаютъ на белизну ея выи. Она втайне обращаетъ очи свои на Оссiана. Легкая рука ея касается арфы, и мы все соплещемъ прелестной дщери Бранна.

востаетъ и вещаетъ Латмону. При каждомъ движенiи десницы его мечь Тренмора Нуата! для чего пришелъ ты искать славы себе въ Морвене? Мы не слабаго чада племени, и наши мечи обагрены кровiю сильныхъ. Внесли ли мы когда брань въ твое отечество? не утешается битвами, хотя и чувствуетъ крепость своей мышцы. Слава моя возрастаетъ паденiемъ безумныхъ, дерзающихъ оскорблять меня, и мой перунъ упадаетъ на гордыхъ ратоборцевъ: сраженiе возгарается и гробы моихъ ратниковъ повсюду возвышаются. О мои праотцы! скоро останусь я единъ, но останусь увенчанъ славою, и разлучаясь съ жизнiю, оставлю я за собою стезю блестящую. Удалися, Латмонъ, теки съ мечемъ въ другiя страны Морвенское