Любовная досада.
Действие четвертое

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Любовная досада. Действие четвертое (старая орфография)

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

ЯВЛЕНИЕ I. - АСКАНИЙ, ФРОЗИНА.

Фрозина.

Затруднительное дело.

Асканий.

Ах, моя дорогая Фрозина, судьба положительно решила погубить меня. Дело это зашло так далеко, что конечно на атом не остановится, а пойдет дальше; Люцилия и Валер, пораженные новизной такой тайны, захотят раскрыть эту загадку и все мои планы будут опрокинуты. Все равно, наконец, участвовал-ли Альбер в обмане или его обманули вместе со всеми, но когда судьбу мою узнают и деньги, увеличивавшия его состояние, попадут в другия руки, он меня здесь не оставит: после этой потери он бросит меня на произвол судьбы; кончена его нежность; и еслибы даже мой возлюбленный сохранил после моего обмана какое-нибудь чувство ко мне, он не захочет признать своей женой безпомощную, безродную и бедную девушку.

Фрозина.

Я нахожу, что вы правильно разсуждаете; но вам следовало подумать об этом раньше. Отчего вы прозрели только теперь? То, что ваш ум видит только сегодня, можно было видеть, не будучи большой пророчицей, с того самого момента, как вы начали питать на него надежды; само дело это говорило; и когда я узнала, я и не предвидела лучшого исхода.

Асканий.

Что же мне делать теперь? Я совсем теряюсь. Представьте себя на моем месте и посоветуйте мне что-нибудь.

Фрозина.

Если я стану на вашем месте, то вы должны посоветовать мне что-нибудь в этом несчастий: вот я теперь вы, а вы - я: дайте мне советь, Фрозина; какое средство найти мне в моем положении? Скажите, прошу вас.

Асканий.

Ах! не шутите с моим горем; смеяться, видя, в каком я нахожусь положении, значит мало принимать участия в моем жгучем горе.

Фрозина.

Нет, кроме шуток, я сочувствую вашему горю и сделаю все, что могу, чтобы избавить вас от него. Но что же могу я сделать? Я вижу мало возможности повернуть это дело в сторону, благоприятную для вашей любви.

Асканий.

Я должна умереть, если ничто мне не может помочь!

Фрозина.

А это сделать никогда не будет поздно; смерть такое лекарство, которое найдешь, когда захочешь; и им надо пользоваться только в самую последнюю минуту.

Нет, нет, Фрозина; если ваши благоприятные советы не проведут моей судьбы между этими стремнинами, я предамся полному отчаянию.

Фрозина.

Знаете, что я думаю? Мне надобно будет сходить к... Но вот идет Эраст, который помешает нам; мы дорогой можем поговорить об этом деле. Пойдем, удалимся отсюда.

ЯВЛЕНИЕ II. - ЭРАСТ, ГРО-РЕНЕ.

Эраст.

Еще раз отказ?

Гро-Рене.

Никогда посланец не бывал хуже принят. Только что я хотел сообщить ей, что вы желаете с ней минуту поговорить, как она гордо ответила мне: "уходи, уходи, я также мало обращаю на него внимания, как на тебя; скажи ему, что он может не приходить". Сказав это, она повернулась и пошла прочь; а Маринетта, процедив с презрительной миной: "оставь нас, прекрасный карточный валет", также оставила меня. И мой, и ваш удел одинаково незавидны.

Эраст.

Неблагодарная! Принимать с такой гордостью быстрый возврат справедливо возмутившагося сердца! Неужели первая вспышка любви, которую обманывают так правдоподобно, недостойна прощения? Неужели моя пламенная любовь должна была остаться в эту роковую минуту безчувственной к счастью соперника? Неужели другой не поступил бы так-же на моем месте и был бы менее поражен такой дерзостью? Неужели я слишком поздно освободился от моих справедливых подозрений? Я не ждал клятв с её стороны, и в то время, как все этому верят, мое нетерпеливое сердце возвращает ей всю её честь, и хочет извиниться; а её сердце так мало видит силу моей любви в этом глубоком уважении! Вместо того, чтобы успокоить мою душу и дать ей оружие против внушаемой ей соперником тревоги, она оставляет меня на ревнивые муки и отвергает мои послания, письма и посещения! Ах, конечно, слаба та любовь, которую может потушить такая слабая обида; эта вспышка, готовая сразу перейти в суровость, достаточно открывает мне все её сердце, и я знаю теперь цену всему, чем она по капризу льстила моей любви. Нет, я не хочу более жить во власти сердца, в котором вижу только ничтожную долю того, что есть в моем; и так как она так мало дорожит людьми, то и я хочу сделать то же самое.

Гро-Рене.

И я тоже. Разсердимся оба и причислим нашу любовь к числу старых грехов. Надо проучить этих легкомысленных барынь и дать им почувствовать, что у людей бывает мужество. Тот, кто сносит презрение, достоин его. Если бы у нас хватало духу показать, что и мы тоже кое-что значим, слова женщин не имели бы такого значения. О, оне у нас так горды по нашей вине! Я готов быть повешенным, если мы не увидим, как оне станут бросаться нам на шею чаще, чем нам будет угодно самим, если не будет этой унизительной предупредительности, которою большинство мужчин постоянно портит их в наше время.

Эраст.

Меня так, главным образом, оскорбляет презрение; и я хочу возбудить в моем сердце другую любовь, чтобы отплатить за обиду тою-же монетой.

Гро-Рене.

А я не хочу более водиться с женщинами; я отказываюсь это всех, и, честное слово, думаю, что и вы бы поступили очень хорошо, еслибы сделали по моему. Ведь видите ли, сударь, женщина, как говорят, такое животное, которое трудно узнать, и природа которого склонна ко злу; и, как животное всегда остается животным, продолжайся жизнь его хоть сто тысяч лет, так и женщина безспорно всегда женщина и никогда ничем другим не будет, пока свет не кончится. Поэтому какой то грек сказал, что её голова - движущийся песок; вникните хорошенько в это превосходное разсуждение; так как голова есть как бы начальник тела, и тело без начальника хуже животного, то, если начальник не в ладах с разсудком и этот компас не заправляет всем, наступают, как мы видим, некоторые осложнения. Тогда животная сторона берет верх над чувством и одна тянет налево, а другое направо; одна хочет мягкого, другое жесткого; все идёт неведомо куда, доказывая, что у нас, как говорят, голова женщины похожа на флюгер над домом, поворачивающийся по ветру; вот почему друг Аристотель часто сравнивает ее с морем; вот почему говорят, что на свете нет ничего упорнее волны. Или, употребляя сравнение (так как сравнение уясняет мысль и мы, люди науки, предпочитаем сравнение уподоблению); да, употребляя сравнение, если вам угодно, сударь: подобно тому, как море начинает яриться с наступлением бури, ветер опустошительно дует, волны сшибаются в ужасном безпорядке, и корабль, не слушаясь кормчого, то падает в подвал, то взлетает на чердак, так и женщина с причудливой головой своей запальчивостью устраивает бурю, выражающуюся какими-нибудь речами, и когда... какой-нибудь ветер, который... какими-нибудь волнами... каким-нибудь образом, подобно песчаной отмели, когда... Ну, словом, женщины не стоят ни черта.

Эраст.

Ты отлично умеешь разсуждать.

Гро-Рене.

Слава Богу, порядочно. Но вот оне идут сюда; будьте тверды, сударь.

Не безпокойся.

Гро-Рене.

И очень боюсь, как бы её глаза не заключили вас в новые цепи.

ЯВЛЕНИЕ III. - ЛЮЦИЛИЯ, ЭРАСТ, МАРИНЕТТА, ГРО-РЕНЕ.

Маринетта.

Они еще здесь; ну, не поддавайтесь.

Люцилия.

Не думай, что это мое слабое место.

Маринетта.

Он идет к нам.

Эраст.

Нет, нет, не думайте, сударыня, что я прихожу еще говорить вам о моей любви. Это дело конченное; я хочу исцелиться и очень хорошо знаю, насколько ваше сердце принадлежало мне. Мне очень хорошо открыл ваше равнодушие этот упорный гнев под предлогом обиды, и я должен показать вам как выражения презрения глубоко уязвляют благородные сердца. Признаюсь, глаза мои находили в ваших прелести, которых не видели ни у кого другого, и я предпочел бы радовавшия меня оковы предложенным мне скипетрам. Да, я безспорно любил вас, я весь жил вами; и признаюсь даже, что может быть и потом, не смотря на обиду, мне будет еще довольно трудно освободиться; быть может, не смотря на оказываемые ей попечения, эта рана еще долго будет сочиться в моей душе, и, освободившись от ярма, составлявшого все мое счастие, придется решиться никогда ничего не любить. Но все-таки ничего; так как ваша ненависть отталкивает сердце всякий раз, когда любовь обратно приводит его к вам, то я последний раз докучаю вам своей отвергнутой любовью.

Люцилия

Вы бы очень одолжили меня, сударь, если-бы избавили и от этого последняго раза.

Эраст.

Отлично, сударыня, отлично! ваши желания будут исполнены! Так как вы этого хотите, то я разрываю с вами и разрываю навсегда. Я скорее умру, чем пожелаю еще раз говорить с вами!

Люцилия.

Тем лучше; очень обяжете.

Эраст.

Нет, нет, не бойтесь, что я не сдержу слова; еслибы даже мое сердце оказалось настолько слабым, что из него не мог бы изгладиться ваш образ, то все-таки будьте уверены, что вы никогда больше не будете иметь чести вздеть меня.

Это было бы совсем лишнее.

Эраст.

Я сам бы пронзил свою грудь тысячью ударов, еслибы сделал такую глубокую низость и увидел бы вас после такого недостойного отношения ко мне.

Люцилия.

Это решено; лучше замолчим.

Эраст.

Да, да, лучше замолчим; и, чтобы покончить теперь же все лишние разговоры и дать вам верное доказательство, что я хочу безвозвратно вырваться из ваших цепей, неблагодарная, я не оставлю ничего, что бы напоминало о том, что я должен изгладить из моей головы. Вот ваш портрет; на нем видны сотни чудных прелестей ваших, но он скрывает под ними сотни не менее крупных пороков и я вам возвращаю теперь этого обманщика.

Гро-Рене.

Отлично.

Люцилия.

Я тоже следую вашему намерению возвратить все и возвращаю вам бриллиант, который вы меня заставили взять.

Маринетта.

Превосходно.

Эраст.

Этот браслет - тоже ваш.

Люцилия.

А эта агатовая печать - ваша.

Эраст (читает):

Вы страстно любите меня, Эраст, я знаю,

А я такой же к вам любовью не пылаю

Лишь потому, что вас люблю еще сильней.

                                                            Люцилия.

Вы этим убедили меня, что вам приятна моя любовь. Это ложь, достойная такой казни. (Разрывает ).

Люцилия (читает).

Не знаю я судьбы моей любви глубокой

И долго ли еще мне суждено страдать,

Но знаю лить одно, мой ангел светлоокий,

Что вечно, как теперь, вас буду обожать!

Вот что уверило меня в вашей вечной любви; и рука, и письмо, оба солгали. (Разрывает письмо).

Гро-Рене.

Дальше.

Эраст.

Это от вас; довольно; та же судьба.

Маринетта (Люцилии).

Храбрее.

Мне было бы жаль, еслибы я сохранила хотя одно.

Гро-Реме (Эрасту).

Не оставайтесь позади.

Маринетта (Люцилии).

Держитесь до конца.

Люцилия.

Наконец-то вот последнее.

Эраст.

Ну, слава Богу, все. Чтобы мне пропасть, если я не сдержу слова.

Люцилия.

Разрази меня небо, если я нарушу свое!

Эраст.

Так прощайте.

Люцилия.

Прощайте.

Маринетта (Люцилии).

Лучше не может быть.

(Эрасту).

Вы торжествуете.

Маринетта (Люцилии).

Идемте, удалитесь с их глаз.

Гро-Рене.

Удалитесь после этого напряженного мужества.

Маринетта (Люцилии).

Чего же вы еще ждете?

Гро-Рене (Эрасту).

Чего же вам еще нужно?

Эраст.

Ах, Люцилия, Люцилия, я хорошо знаю, что вы пожалеете о таком сердце, как мое.

Люцилия.

Эраст, Эраст, такое сердце, как ваше, легко заменить другим.

Эраст.

Нет, нет, вы нигде не найдете, как ни ищите такого преданного вам. Я говорю это не затем, чтобы разнежить вас; я не имел бы права, хотя сколько нибудь желать этого еще теперь. Вас не тронули самые пламенные выражения преданности; вы хотели разрыва; довольно думать об этом: но никто после меня не полюбит вас так нежно, какие бы клятвы он вам ни давал.

Люцилия.

Эраст.

Когда любишь человека, тогда можешь приревновать его под таким правдоподобным предлогом; но когда любишь его, не решишься потерять его в действительности; а вы, вы это сделали.

Люцилия.

Чистая ревность более почтительна.

Эраст.

Но на обидевшагося влюбленного смотрят более кротким взором.

Люцилия.

Нет, Эраст, плохое пламя горело в вашем сердце.

Эраст.

Нет, Люцилия, вы никогда меня не любили.

Люцилия.

О, я думаю, что это не много озабочивает вас. Может быть, для меня было бы лучше... Но оставим эти излишние разговоры: я не стану говорить, что я думаю об этом.

Эраст.

Отчего?

Люцилия.

Оттого, что мы оба хотим разрыва и что теперь, как мне кажется, не время для этого.

Эраст.

Мы хотим разрыва?

Люцилия.

Да, конечно; как, разве это уже не свершилось?

И вы довольны этим?

Люцилия.

Как и вы.

Эраст.

Как и я?

Люцилия.

Конечно. Это слабость показывать людям, что их утрата тягостна для нас.

Эраст.

Но вы же этого так хотели, жестокая!

Люцилия.

Я? нисколько. Это вы решились на это.

Эраст.

Я? я думал, что делаю этим большое удовольствие вам.

Люцилия.

Нисколько; вы хотели сделать удовольствие самому себе.

Эраст.

Но еслибы мое сердце пожелало возвратиться в свою темницу, еслибы, несмотря на свою злобу, оно попросило прощения?

Люцилия.

Нет, нет, не делайте ничего; моя слабость слишком велика, я боюсь слишком скоро согласиться на вашу просьбу.

Эраст.

даруйте мне милостивое прощение.

Люцшия.

Отведите меня домой.

ЯВЛЕНИЕ IV. - МАРИНЕТТА, ГРО-РЕНЕ.

Маринетта.

О, трусиха!

Гро-Рене.

Вот слабохарактерность!

Маринетта.

Я краснею от досады.

Гро-Рене.

Маринетта.

Да ты не думай, что и меня так обойдешь.

Гро-Рене.

Сунься только, уж мой гнев утрет тебе нос.

Ты меня не знаешь; я не такая, как моя глупая барыня. Посмотрите-ка на эту образину!. Чтоб я в нее влюбилась! Я, чтобы полюбила твою собачью морду? Я, чтобы стала искать тебя? Право, девушки моего сорта на таких, как ты, и глядеть-то не хотят.

Гро-Рене.

А, так ты вот как? Ну, ну, так без дальних разговоров бери твой прекрасный бант с ленточкой; он не будет более иметь чести находиться у меня на голове.

Маринетта.

Гро-Рене.

На еще твой ножик. Дорогая и редкая вещь! Ты заплатила за него шесть бланков, когда мне подарила.

Маринетта.

А вот твои ножницы с медною цепочкой.

Я было позабыл кусок сыра, что ты мне подарила третьяго дня. Чтобы не иметь ничего от тебя, я желал бы быть в состоянии извергнуть из себя суп, которым ты меня угостила.

Маринетта.

У меня нет теперь при себе писем от тебя; но я их сожгу все до последняго.

Гро-Рене.

Маринетта.

Смотри же, никогда не приходи упрашивать меня.

Гро-Рене.

Чтобы совсем отрезать дорогу в примирению, надобно переломить соломенку. Между честными людьми переломленная соломенка решает дело. Не делай мне глазок; я хочу сердиться.

Не поглядывай на меня; я совсем разстроена.

Гро-Рене.

Ломай; вот средство сдержать свое слово; ломай! Ты смеешься, животное!

Маринетта.

Чума побери твой смех! Вот весь мой гнев и смягчился. Что ты скажешь? Ломать нам, или не ломать?

Маринетта.

Подумай.

Ты подумай.

Маринетта.

Подумай ты сам.

Гро-Рене.

Маринетта.

Я? Это как ты хочешь.

Гро-Рене.

Нет, это как ты хочешь. Говори.

Я не скажу ничего.

Гро-Рене.

Я тем менее.

Маринетта.

Гро-Рене.

Маринетта.

Я тоже делаю тебе снисхождение.

Господи! как привлекательны твои прелести!

Маринетта.

Маринетта совсем без ума от своего Гро-Рене!