Испанские братья.
Часть первая.
XVI. Признание.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Алкок Д., год: 1870
Категории:Повесть, Историческое произведение

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Испанские братья. Часть первая. XVI. Признание. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

XVI. 

Признание.

Удобный случай для откровенной беседы с братом, которого так желал и в тоже время так боялся Карлос, представился не скоро. Сократить свое пребывание в монастыре было бы несогласно с понятиями того времени и с его собственными мыслями. Хотя дон-Жуан не пропускал ни одного дня, когда допускались посетители в монастырь, но в этих поездках ему всегда сопутствовали его кузены. В голову этих пустых светских молодых людей не могла придти мысль, что они своим присутствием мешают двум братьям, и им казалось, что они своими посещениями только оказывают большую честь их родственнику. При них разговор конечно касался только войны и событий из домашней жизни. Получит ли дон Бальтазар обещанный ему пост на службе правительства; наградит ли донна Санчо своей рукой дона Бельтрана Биварец, или дона Алонзо де-Гирин; заколет ли отверженный любовник самого себя, или своего счастливого соперника,-- вот были предметы их разговора, скоро наскучившие Карлосу. Но его интересовало все, касавшееся Беатрисы. Какими бы он не увлекался ранее сладостными мечтами, ему казалось теперь невозможным, чтобы она пошла против желаний своего опекуна, предназначавшого ее Жуану. Он был уверен, что она скоро полюбит его брата, как он того заслуживал. И ему было приятно подумать, что принесенная им жертва не была напрасной. Правда, это удовольствие было не без примеси боли. Рана, которую он считал смертельной, уже заживала; но след её останется на всегда.

Возвышенные, но сталкивающияся между собою мысли день от дна все более наполняли его сердце. Между другими вопросами, поглощавшими умы братьев Сан-Изадро, главным были постоянные разсуждения о католическом догмате пресуществления, лежавшем в основании мессы.

- Лучше,-- говорили братья между собою,-- бросит богатые земли и владения нашего ордена. Что значит это по сравнению с чистою совестью перед Богом и человеком? Лучше искать убежища в чуждой стране, бедными изгнанниками; но сохранить совест и свидетельствовать перед людьми правду Христову. Это было наиболее распространенным мнением между ними; но другие возставали против него не столько из-за утраты земных богатств, сколько в виду грозивших им затруднений и опасностей.

Для обсуждения этого важного вопроса и чтобы придти в заключению о дальнейшем образе действия, монахи Сан-Изадро решили сойтись на особом торжественном собрании. Хотя Карлос и не имел права присутствовать на нем, но конечно его друзья тотчас же сообщат ему о происходившем. Чтобы как нибудь провести безпокойные часы ожидания, он гулял в апельсиновой роще, принадлежавшей к мовастырю. Наступил декабрь и был мороз, совсем необычайное явление в этом мягком климате. Трава сверкала на солнце маленькими алмазами и хрустела под его ногами. Выйдя на тропинку, которая вела в монастырю, он увидел приближающагося в нему брата.

- Я искал тебя,-- сказал дон-Жуан.

- Всегда рад тебе. Но почему так рано? Кроме того, в пятницу.

- Почему пятница хуже четверга? - спросил со смехом дон-Жуан.-- Ты не монах и не послушник, чтобы во всем подчиняться их правилам.

Карлос уже не раз замечал, что Жуан по возвращении относился уже не с таким уважением к служителям церкви и её обрядам.

- Я подчиняюсь только общим правилам монастыря относительно посетителей. Сегодня братья собрались на совет по поводу одного весьма важного вопроса, и мне будет неудобно ввести тебя в монастырь; но зачем нам искать лучшую приемную чем та, где мы находимся.

- Правда твоя. Небо лучше всякой крыши, и я ненавижу окна с их стеклами и решетками. Еслиб меня засадили в тюрьму, я умер бы через неделю. Я нарочно выехал пораньше, не в узаконенный день, чтобы избавиться от общества моих кузенов, которые мне до смерти надоели своими разговорами. Кроме того, брат, у меня есть многое, что передать тебе.

- У меня также.

- Сядем здесь. Монахи устроили здесь чудное место для отдыха. Они знают толк в хороших вещах.

Более часу говорил дон-Жуан, и так как слова его лились прямо из сердца, то имя Долорес часто встречалось на его устах. Из его длинного рассказа сочувственно слушавшему его Карлосу, здесь стоит повторить, только то, что Беатриса не только не отвергала его исканий (да и какая бы благовоспитанная испанская девушка тогда решилась пойти против выбора своего опекуна), но ласково взглянула на него и даже подарила его улыбкой. Поэтому он был в самом восторженном состоянии духа.

Наконец разговор перешел в другое направление.

- И так, мой путь ясен предо мною,-- сказал с сияющим от радости лицом Жуан.-- Жизнь солдата, с её лишениями и удачами; домашнее гнездо в Нуэре, где меня будет ожидать моя дорогая. Затем, раньше или позже, поездка в Индию. Но ты Карлос... скажи мне, и я в правду не могу тебя понять - какие твои намерения и желания?

- Если бы ты задал мне этот вопрос несколько месяцев, или даже несколько недель тому назад, я бы не затруднился, как теперь, своим ответом.

- Ты ведь стремился посвятить себя служению церкви. Я знаю только одну нежного свойства причину, которая могла бы изменить твое намерение, и ты не отрицал мои догадки.

- Это отчасти верно.

что вряд ли бы ты достиг особых отличий со шпагою или аркебузом (старинное ружье) в руках. Но с тобою творится что-то не ладное,-- прибавил он с безпокойным взглядом на своего брата.

- Не совсем не ладное, но...

- А! я знаю в чем дело,-- воскликнул радостно Жуан, прерывая его.-- Это дело скоро поправимое, брат. И по правде, это моя вина. Мне одному досталось на долю то, что должно быть разделено поровну между нами. Но теперь...

- Полно, брат. У меня больше чем мне нужно. А у тебя большие расходы и они еще увеличатся, а мне нужно - но не много дублет, чулки, пара башмаков.

- Ряса и сутана?

Карлос молчал.

- Право, труднее понять тебя, чем разбить отряд Колиньи одному! Прежде ты отличался таким благочестием. Если бы ты был такой необразованный солдат как я, да с тобою прожил бы несколько месяцев под ряд пленник гугенот (и славный это был парень), то я еще мог бы понять, что ты охладел к некоторым вещам,-- тут Жуан отвернул свое лицо и добавил в полголоса:-- и в тебе зародились дурные мысли, не совсем подходящия для исповеди твоему духовяиву.

- Брат, у меня также явились мысли! - воскликнул Карлос.

Но тут Жуан сбросил свое широкополое монтеро и провел пальцами по густым черным кудрям. В прежния времена это обозначало, что он хочет говорить серьезно. Через момент он начал свою речь, но с видимым затруднением, потому что он относился с глубоким уважением к уму Карлоса, не говоря уже о том, что он видел в нем почти духовное лицо.

- Брат мой Карлос, ты добр и благочестив. Ты был таким с детства; и вот почему ты пригоден для служения церкви. Ты встаешь и отходишь ко сну, читаешь свои молитвы и перебираешь четки,-- все как требуется по уставу. Это самая лучшая жизнь для тебя и всех тех, кто в состоянии жить так и оставаться довольным. Ты не грешишь, не сомневаешься; поэтому накогда не испытаешь горести. Но послушай меня, маленький брат, ты плохо знаешь, что приходится испытать людям, бросающимся в борьбу с жизнью, видящим на каждом шагу такия вещи, которые плохо вяжутся с верою, вкорененною в них с детства.

- Брат, мне также приходилось бороться и страдать, я также узнал сомнение.

- О да, сомнения духовного! Тебе стоило только подумать, что это грех, осенить себя крестом, сказать нескольko Ave,-- и твои сомнения разсеятся как дым. Другое дело еслиб лукавый явился тебе в приятном образе,-- ну хоть в виде воспитанного гугенота, дворянина, с таким же сознанием чести как и лучший католик, постоянно нашептывающого в твое ухо, что попы не лучше, чем они кажутся, что церковь требует реформы и еще хуже того. Ну, благочестивый брат, если ты будешь предавать меня анафеме, то начинай сейчас же. Я готов к покаянию. Но сперва я надену шляпу, потому что холодно.

Карлос отвечал ему тихим, дрожащим голосом:

- Вместо проклятия я буду благословлять тебя за те слова, которые придают мне мужество говорить. Я сомневался... зачем скрывать правду? Я узнал, по наитию самого Бога, как я верю, что многия из учений церкви не более как вымысел людей.

Дон-Жуан вздрогнул и побледнел. Неясные мысли, блуждавшия в его голове, далеко не приготовили его в этому.

- Что ты хочешь сказать? воскликнул он, глядя в изумлении на своего брата.

- Что я теперь по правде... то что бы ты назвал... гугенот.

Жребий был брошен. Признание было сделано. Карлос в молчании, едва переводя дух, ждал, точно человек, ожидающий взрыва порохового магазина.

- Да умилосердятся над нами святые! - воскликнул Жуан громким голосом, раздавшимся по всей роще. Но после этого невольного крика последовало молчание. Карлос старался уловить его взгляд, но он отвернул свое лицо. Наконец он проговорил едва слышно, ударяя своею шпагою по стволу ближайшого дерева:-- гугенот... протестант.... еретик?

- Брат,-- произнес Карлос, встав с своего места и приближаясь к нему,-- говори что хочешь, только отвечай мне. Упрекай меня, проклинай, даже порази... только скажи мне хоть слово!

Жуан взглянул на его полное мольбы лицо и рука его, державшая шпагу, медленно опустилась. Был моменте колебания. Потом эта рука протянулась к брату,

Карлос так крепко сжал его руку, что до крови поранил свою о перстень, бывший на пальце его брата.

Наступило продолжительное молчание. Жуан был потрясен, Карлос испытывал радостное чувство благодарности. Его признание было сделано, и брат продолжал любить его.

Наконец Жуан произнес медленно, как-бы не вполне придя в себя.

- М-сье де-Ремене верил в Бога и в страдания Господни. А ты?

Карлос повторил символ веры на их языке.

- А в Мадонну?

- Я считаю ее блаженнейшею из жен и первою из святых. Но я более не прошу её заступничества. Я слишком верую во всеобъемлющую любовь Сказавшого мне и всем исполняющим слово Его: "мой брат, моя сестра, моя Мать".

- Я до сих пор считал почитание Мадонны высшим признаком благочестия,-- сказал совершенно сбитый с толку Жуан. - Но я только светский человек. Но брат мой, это ужасно! - он промолчал, потом прибавил:-- я знаю, что гугеноты не звери с рогами и копытами; но вероятно честные, добрые люди - не хуже других. Но ужасный позор! - Его смуглое лицо побледнело, когда ему представилась картина его брата, одетого в отвратительное Сан-Бенито, с факелом в руке, участвующого в страшной процессии ауто-да-фе.-- Ты сохранил свою тайну? Мой дядя и его семья ничего не подозревают? - спросил он с безпокойством.

- Ничего, слава Богу.

- И кто познакомил тебя с этими ужасными учениями?

Карлос вкратце рассказал ему о своем первом знакомстве с Новым Заветом, ничего не упоминая однако о тех изучениях, с которыми было связано первое чтение его; он не считал также нужным называть при этом имя Юлиана Фернандец.

- Церковь может нуждаться в реформе. Я уверен в этом,-- сказал Жуан.-- Но Карлос, брат мой,-- и его лицо при этом приняло выражение нежного участия,-- в старые времена ты был такой боязливый... подумал-ли ты о всех опасностях? Я уже не думаю теперь о позоре... один Бог знает про то... тяжело об этом подумать... тяжело,-- повторил он с горечью.-- Но опасности?

Карлос хранил молчание, полные мысли глаза его были устремлены к небу; может быть он молился.

- Что это на твоей руке? спросил вдруг Жуан, переменяя тон.-- Кровь? Ты повредил руку о перстень м-сье де-Рамене.

Карлос взглянул на царапину и улыбнулся.

потребует, чтобы я пострадал. Как ни слаб я, но уверенность в его любви может дать мне такую силу, что я не почувствую ни страха, ни боли.

Жуан не вполне понимал его, но был страшно потрясен. Ему трудно было говорить долее. Он поднялся и пошел медленными шагами в молчании по направлению к монастырским воротам; Карлос следовал за ним. Перед самым прощаньем Карлос сказал:

- Ходил-ли ты на проповеди фра-Константино, как я тебя просил?

- Он учит только правде Божией.

- Когда я вернусь в город на следующей неделе, я все объясню тебе.

- Я жду этого, пока же прощай.-- Он сделал несколько шагов, потом обернулся и сказал:-- Мы с тобою, Карлос, всегда будем стоять рука об руку, хотя-бы весь свет был против нас.

 



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница