Испанские братья.
Часть вторая.
VIII. Ужасное зрелище.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Испанские братья. Часть вторая. VIII. Ужасное зрелище. (старая орфография)

VIII. 

Ужасное зрелище.

На разсвете 22-го сентября 1559 г. Жуан занял место в верхней комнате одного из высоких домов, откуда открывался вид на ворота Трианы. Он нарочно нанял ее у хозяина дома, уговорившись, чтобы никто не нарушал его одиночества.

С восходом солнца загудел большой соборный колокол и другие в городе отвечали ему. На улице, где уже собралась толпа, спешили в Триане несколько богато одетых граждан, вызвавшихся быть padrinos (крестные отцы) узников и сопровождать их в процессии до места казни. В числе их Жуан узнал своих кузенов, дона Бальтазара и дона Мануэля. Их впустили в замок через особое крыльцо.

Вскоре открылись и большие ворота, и Жуан все время не спускал с них глаз. Послышались тихие звуки хора детских голосов; первыми из мрачного портала вышли ученики духовной коллегии в белых сутанах, певшие каноны святым. Ясно доносились до Жуана знакомые с детства слова "Ora pro nobis" (молитесь о нас), и слезы невольно выступили на его глазах.

Большой контраст с их белыми одеждами представляли шедшие вслед за ними. Жуан напрягал свои глаза; это были раскаявшияся, одетые в черные мантии фигуры, с мертвенно бледными, измозженными лицами, босые и с погашенными свечами в руках.

Шедшие впереди обвинялись в сравнительно легких преступлениях, как богохульство, колдовство и многоженство. За ними следовали другие, в уродливых Сан-Бенито,-- желтого цвета с красными крестами,-- и канонических бумажных митрах на головах. Взор Жуана загорелся; он знал, что это были лютеране. В душе его промелькнула слабая надежда, что может быть брат его уступил перед страхом близкой смерти, и он искал его лица среди них. Тут был Люис д'Абрего, иллюминатор духовных книг; дальше за ним, как более виновный, шел Медель д'Эспиноза, торговец вышивками, который получал издания Нового Завета от Юлиано. Было много других и высшого положения в обществе, из которых он многих знал,-- всего до восьмидесяти человек. Каждого из них сопровождали двое монахов и padrino. Но Карлоса не было между ними.

За ними следовал большой крест инквизиции с лицом, обращенным к раскаявшимся. Жуан чувствовал, как у него захватывало дыхание, его губы дрожали; вся его душа, казалось, вылилась в одном взгляде, прикованном к рядам, следовавшим за ними. В первый раз он увидел отвратительную замиру (zamorra) - черную мантию, с намалеванными на ней желтою краскою огненными языками, в которые демоны ввергали нераскаявшихся грешников. Бумажные короны, или earozza, размалеванные таким-же образом, также были на голове каждой жертвы. Но лицо шедшого впереди человека было незнакомо ему. Это был бедный ремесленник,-- Жуан де-Леон,-- бежавший в Нидерланды, но потом схваченный. Пытка и тюрьма уже почти убили его; но он был силен духом и, хотя краска смерти покрывала его лицо, но он готов был пострадать за свою веру.

Лица, следовавшия за ним, были близко знакомы Жуану, и на веки запечатлелись в его памяти.

Четверо из жертв были в белых туниках с коричневыми рясами ордена св. Иеронима. Один из них,-- дряхлый старик, опиравшийся на посох,-- шел бодро с светлым взглядом. Это был известный Гарчиас Ариас, прозываемый Белым доктором, искупивший теперь свои прежния колебания. Ученые - Кристобал д'Ареллано и Фернандо де-Сан-Жуан, декан духовной коллегии, шли твердою поступью вслед за ним. Далее следовал, хотя и не с таким спокойным лицом в виду ожидавшей его страшной смерти на востре,-- совсем юноша,-- Жуан Кризостомо.

Наконец показался человек, облеченный в костюм доктора богословия, с величавым гордым выражением на лице. При выходе из ворот Трианы, он запел громким голосом торжественный 108 псалом,-- Боже хвалы моей! Не премолчи. Ибо отверзлись на меня уста нечестивые... - Так замер навсегда голос Жуана Гонзалес, одного из благороднейших жертв испанской инквизиции.

Все эти люди были облечены в костюмы своих орденов, которые должны быть сорваны с них, при торжественном лишении сана на площади св. Франциска. Но за ними шел человек, уже одетый в отвратительную замарру, с размалеванными на ней демонами. Весь потрясенный, Жуан узнал в нем своего друга и учителя, Кристобала Лозаду. Он шел твердо и спокойно, как герой, шествующий на свою последнюю битву.

Но даже и это лицо скоро вытеснили из мыслей Жуана другия. Вслед за Лозадой в этой ужасной процессии шли шесть женщин, все молодые и красивые, из первых ceмейств Испании; некоторые из них были также истерзаны пыткой. Но лица их были спокойны, даже радостны. Имена их сохранились в истории, рядом с благороднейшими женщинами-мученицаии. Тут были: донна Изабелла де-Баэна, в доме которой происходили религиозные собрания; две сестры Жуана Гонзалес, донна Мария де-Вирвес, донна Мария де-Корнель и наконец последняя - донна Мария де-Богорвес, лицо которой сияло небесным светом, как у первых мучеников христианства. Только у нея одной была наложена повязка на рот, чтобы воспрепятствовать ей говорить, так как еще на дворе Трианы она старалась поддержать и утешить своих спутниц.

Сердце Жуана разрывалось от безсильного негодования.

И это была правда. Еслиб осталось верно себе то рыцарское благородство чувств, каким гордились испанцы, то этого бы не случилось. Но мрак воцарился повсюду; страна подпала под власть суеверия и изуверства. И с тех пор началось её падение.

Весь поглощенный ужасными мыслями, Жуан чуть не пропустил последняго человека, замыкавшого ряд жертв, как высшого по своему сану. С опущенными долу глазами, с грустью в лице шел медленными шагами дон-Жуан Понче де-Леон. Огненные языки на его замарре были обращены к низу {Благодаря некоторым уступкам он избежал костра, но был казнен на гарроте (удавлен).}; этот символ жалкой милости он купил дорогою ценою, омрачившего свет его мученического венца. Но все же в конце концов он умер мужественною смертью,

Теперь прошли все жертвы; но дон Карлоса Альварец не было между ними. Жуан вздохнул с облегчением, хотя еще не спускал глаз с процессии.

Вслед за приговоренными, несли изображения умерших в ереси, облеченные в ужасные замарры, и за ними ящики с их костями, которые подвергались сожжению.

Нет... и здесь! И Жуан отшатнулся от окна и упал в совершенном изнеможении на пол.

Величественная процессия проследовала далее, не замеченная им, хотя тут собралась и смотрела на нее восхищенными глазами вся Севилья. Тут шли и городские синдики и судьи в своих пышных костюмах, и соборный причт. Потом несли большую хорутвь инквизиуии, с позолоченным крестом на верху. В некотором разстоянии за нею шествовали инквизиторы в своих пышных оффициальных костюмах. Шествие завершалось их блестящим конвоем и конною свитою.

- Я никогда более не увижу его на земле. Он в могиле, или умирает.

К этому глубокому чувству братской любви примешивалось теперь и другое, совершенно для него новое. Разве у него не было никакой связи со всеми этими героями, мужчинами и женщинами, только что прошедшими перед ним, с непоколебимою твердостью и спокойствием, на ужасную смерть? Давно ли он сам пожимал руку Лозады и благодарил донну Изабеллу де-Баэна за то просветление, какое он получил под кровлей её дома? Храброму солдату сделалось стыдно, что в самый ужасный час битвы он покинул своих товарищей и предоставил их умирать без него.

Он не мог умереть за веру как они. Напротив, для него было легко скрывать свои убеждения, подобно другим правоверным католикам. Чего-же не хватало ему? Что дало силу его брату, этому мальчику, плакавшему от легкого удара, встретить без страха ужасную смерть?