Испанские братья.
Часть вторая.
XI. Покаявшийся.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Испанские братья. Часть вторая. XI. Покаявшийся. (старая орфография)

XI. 

Покаявшийся.

На следующую ночь Карлос спал спокойно в своей келье, когда его пробудил стук открывшейся двери. Он вскочил с трепетом и ему представились все ужасы новой пытки. Вошел Беневидео в сопровождении Херерры и приказал ему немедленно одеться и следовать за ним. Зная, что здесь безполезно обращаться с какими нибудь вопросами, он безмолвно, хотя и с большим трудом, последовал за тюремщиком. Но он несколько успокоился, когда Херерра шепнул ему:

- Мы ведем вас в доминиканскую тюрьму, сеньор; здесь вам будет лучше.

Карлос поблагодарил его взглядом и пожатием руки. Но в следующий момент он позабыл все; над ним было небо, усеянное тысячами звезд, и он стоял на свободе. Он поднял с этому небу восторженный взгляд и мысленно благодарил Бога. Но свежий воздух повидимому опьянял его. Он почувствовал себя дурно и оперся на Херреру.

- Успокойтесь, сеньор; теперь уже близко,-- сказал ему помощник тюремщика.

При своей слабости, Карлос готов был пожелать, чтобы разстояние было во сто раз больше, хотя в тому времени, как его передали на руки двух послушников, которые заперли его в одной из келий Доминиканского монастыря, силы совершенно изменили ему и он почти ничего не мог сознавать.

На следующий день его посетил сам настоятель.

- Сын мой, не предавайся отчаянию,-- сказал настоятель.-- Я пришел в тебе сегодня с вестью о надежде. Я ходатайствовал о тебе пред высшим советом инквизициояного суда, и мне удалось испросить для тебя большую и небывалую милость.

Карлос взглянул на него, и щеки его покрылись румянцем. Ему подумалось, что может быть эта большая милост заключалась в том, что ему перед смертью будет дозволено видеть кого нибудь из близких; но дальнейшия слова настоятеля раэрушили эту надежду. Увы! это только было избавление от ужасной смерти, купленное тою ценою, на которую он не мог согласиться. Но в действительности это была большая милость. Ему уже было известно, что человек, раз признавший себя еретиком, как бы искренно он ни раскаявался в последствии, все равно обрекался на смерть. Ему только давалось отпущение и костер заменяла гаррота.

Настоатель далее объяснил Карлосу, что вследствие его молодости и предположения, что он был вовлечен в заблуждение другими, ему и оказана особая милость.

- Кроме того,-- добавил он,-- чтобы спасти твою душу и тело, о чем я забочусь более тебя самого, я испросил разрешение перевести тебя в более удобное и здоровое место заключения, где ты будеш пользоваться еще и тем преимуществом, что у тебя будет товарищ, сообщество которого должно оказать на тебя благотворное влияние.

Карлос был не особенно доволен последним обстоятельством. Но ему оставалось только благодарить настоятеля.

- Могу я узнать имя моего товарища,-- добавил он.

- Вероятно, ты скоро сам узнаешь это, если того будет заслуживать твое поведение,-- ответ, показавшийся весьма загадочным Карлосу. - Между нами, его зовут дон-Жуаном,-- продолжал настоятель.-- Это человек благородного происхождения, впавший много лет тому назад в то же самое заблуждение, в котором ты так упорствуешь. Бог в своем милосердии сделал меня орудием его спасения и он возвратился в лоно церкви. Теперь он искренно раскаявшийся грешник, принесший покаяние в своих прежних заблуждениях. И я надеюсь, что его мудрые, благочестивые советы могут повлиять на тебя.

Карлосу не особенно нравилось то, что его ожидало. Он представлял себе этого раскаявшагося болтливым ренегатом, который, чтобы снискать расположение монахов, клевещет на своих прежних товарищей. К тому же он считал безчестным с своей стороны принять то смягчение своей участи, какое предлагалось ему в предположении, что он отречется от своих слов.

- Я должен сказать вам, сеньор, что я с помощию Божией никогда не изменю своим убеждениям,-- заявил узник.-- Чтоб не вводить вас в такое заблуждение, я готов теперь же перейти в самую ужасную из темниц Триани. Вера моя основана на слове Божием, которое не в состоянии сокрушит никакая сила.

- Раскаявшийся, о котором я упоминаю, говорил то же самое, пока Бог и Пресвятая Дева не открыли ему глаза. Тоже самое будет и с тобою, если Бог не оставит тебя своею благодатию, потому что все зависит от воли Его.

- Это святая истина, сеньор,-- отвечал Карлос.

- И скажу больше,-- продолжал настоятель.-- Если тебя осенит благодать раскаяния, то я уполномочен обнадежить тебя, что в виду твоей юности даже может быть пощажена твоя жизнь.

- Позвольте мне опять благодарить вас, сеньор, за вашу доброту во мне. Хотя люди подвергли нареванию мое имя и лишили меня права пользоваться Божьим светом и воздухом, но я с благодарностью принимаю всякое проявление жалости с их стороны. Они не ведают, что творят.

Настоятель удалился и вскоре вошел монах, который провел Карлоса в другую келью, находившуюся в верхнем этаже здания. Комната эта показалась ему громадной в сравнении с тем ящиком в десять квадратных фут, где он был до сих пор. В ней находилась кое-какая мебель и она была довольно чиста; в ней было и окно, конечно, защищенное решеткою, выходившее на внутренний двор. Около окна на столе стояло распятие из слоновой кости и образ Мадонны с младенцем.

Карлос посмотрел на раскаявшагося узника, с которым теперь, в виде большой милости, ему приходилось разделять заключение. Это был величественного вида старец с белыми волосами и длинной бородой, с сохранившимися красивыми тонкими чертами лица, на нем была надета темного цвета мантия, похожая на монашескую рясу, с двумя большими андреевскими крестами, один на груди, другой на спине.

Когда Карлос вошел, старик поднялся, обнаружив при этом высокую, худую фигуру, слегка согнутую, и приветствовал его вежливым, изысканным поклоном, не промолвив слова.

пробовал заговорить с своим сотоварищем. Но раскаявшийся с самыми изысканными манерами старался служить ему, а на все его вопросы отвечал только краткими: "да, сеньор", "нет сеньор". Он повидимому не хотел, или не мог вступить с ним в разговор.

По мере того как проходил день, это молчание становидось мучительным для Карлоса; и он удивлялся отсутствию всякого естественного любопытства со стороны своего товарища. Наконец в уме его мелькнула возможная разгадка тайны. Он считал кающагося орудием монахов для его обращения, очень могло быть, что и тот с своей стороны видел в нем шпиона, приставленного следить за ним.

Но в то-же время что-то необъяснимое привлекало к нему внимание Карлоса. Лицо его отличалось почти мертвенным спокойствием, точно оно было изваяно из мрамора; но черты его дышали благородством. Это было лицо словно заснувшого человека, и в нем что-то пробуждало смутные, неясные воспоминания в Карлосе, которые он не мог уловит и которые в тоже время постоянно наполняли все его мысли.

и производило на него какое-то успокаивающее впечатление.

Во время церковной службы, возвещаемой ударом колокола, старик каждый раз опускался на колени перед распятием и едва слышным голосом, с молитвеннивом и четками в руках, шептал латинския молитвы. Он лег спать рано, оставив своего товарища с лампою и часословом. Уже давно Карлос не держал в руках печатной страницы и

Наконец он также лег и уже стал засыпать, как его пробудил полночный колокол. Он видел, как его товарищ поднялся с своего ложа, накинул свою мантию и опять стал молиться. Он не мог сказать, долго ли это продолжалос, потому что эта величественная, стоявшая на коленях, фигура скоро перемешалась с его сновидениями.